Полная версия
Пересилить страх. Детектив
Несмотря на кажущееся сотрудничество и достигнутый консенсус в отношениях, Коля накапливал чёрную энергию ревности. Однажды мелкие ежедневные стычки вылились в первый настоящий семейный скандал. Коля, придя с работы, прямо с порога рявкнул:
– Ты где была столько времени? Мне доложили, что сегодня тебя видели довольно далеко от твоей работы с мужчиной, возможно, одним из твоих танцоров. Я чуть со стыда не сгорел, почувствовав «рога» на голове. Настало время к тебе приставлять евнуха.
Побледневшая Любава вышла из кухни и сразу не нашлась, что сказать. Коля продолжил:
– Молчишь? Нечего сказать в оправдание?
– Ты, видимо, не в духе сегодня, а может, и вовсе пьян? Сначала проспись, а я потом решу, что тебе ответить, и то только в том случае, если прощу тебе такое оскорбление и унижение.
– Если ты сейчас же поклянёшься мне своими родителями, что у тебя нет любовника, то я забуду о сегодняшнем разговоре, – Коля сжал кулаки.
– У тебя от алкоголя и патологической ревности уже голову снесло. Ты не соображаешь, что говоришь женщине, которая является тебе женой и матерью твоего ребенка.
– С таким поведением ты скоро можешь стать разведённой.
– Чем ты меня пугаешь? Это ты можешь остаться один и сваляться под забором, если будешь продолжать в том же духе, – на глазах Любавы появились слёзы, – но повторяю, что продолжу с тобой разговор, когда ты протрезвеешь, и предъявлю дополнительное условие: ты должен мне назвать своего осведомителя, чтобы я лично у него спросила, где и когда он меня видел с мужчиной. С момента замужества я вообще с мужчинами не остаюсь наедине даже для простого делового разговора. Ты считаешь это нормальным явлением?
– В любом случае я жду от тебя клятвы в верности, – Коля прошёл на кухню и достал из холодильника бутылку пива, – я должен быть уверен, что ты мне не изменяешь. Иначе может разыграться трагедия.
– Что случилось? Ты таким не был, – Любава встала в проёме кухонной двери, – и поводов для ревности я тебе никогда не давала. Ты эти поводы сам выдумываешь. Тебе надо, очевидно, обратиться к специалистам. А я ведь собиралась от тебя родить второго ребёнка, но теперь этот процесс придётся отложить. Задумайся: чем быстрее ты станешь настоящим мужчиной и моим спутником с отношениями, построенными на доверии, уважении и любви, тем быстрее я забуду этот кошмарный разговор.
Коля, отхлебнув из бутылки пива и махнув рукой, зашёл в ванную комнату и оттуда сквозь зубы процедил:
– Я всё сказал. Не ходи по краю пропасти. И я уже не верю в то, что был у тебя первым.
Любава скрылась в спальне, легла на кровать и заплакала. Когда слёзы просохли, молодая девушка тяжело вздохнула и подумала: не такого мужчину она хотела видеть рядом с собой на ложе любви и на совместном жизненном пути к счастью и терпеть оскорбления от мужа она тоже не собирается. Самый лучший выход из сложившейся ситуации – собрать вещи и пожить отдельно. У неё есть любимая, хоть и напряжённая, работа, при помощи которой можно забыться о проблемах, а свободное время она постарается наполнить интересными делами, которые не дадут ей зациклиться на тягостных мыслях.
Уход был болезненным и не обошелся без скандала: Коля никак не мог поверить в решимость жены. А Любава решилась и ушла к своей двоюродной сестре, с которой была очень дружна, попросив разрешения пожить, пока не решит проблемные вопросы, на что сестра с мужем адекватно отреагировали, предоставив такую возможность на неограниченное время. Любава попросила их по возможности не посвящать об изменениях в её жизни других родственников, так как хотела цивилизованно и окончательно во всём разобраться и расставить по местам.
В этот период у Шугалевич произошли некоторые изменения и в профессиональной деятельности: работая учителем в одной из городских школ, у неё появились новые обязанности и дела. При этом Любава не могла в самых общих чертах не посвятить в личностные проблемы своего руководителя – Анну Петровну – мудрую и порядочную женщину с большим жизненным опытом и здравым взглядом на жизнь, – на что та оказала соответствующую моральную поддержку и предложила отвлечься благодаря, в том числе, внезапно «свалившемуся» на них новому делу, связанному с внедрением профильного образования в старших классах в сотрудничестве с ВУЗами города. Любава начала упорно отказываться, объясняя свою позицию тем, что всё это не связано непосредственно с её основной работой, что она не является большим специалистом в естественных науках (а ей предстояло сотрудничать в представительстве медицинского института, создавая совместные комплексные программы и учебные планы по химико-биологическому профилю предметов) и боится подвести руководителя. В итоге коллеги договорились на том, что Шугалевич выполнит один из этапов, так как там нужны были в большей степени дипломатические качества и общепедагогические знания, а дальше будет видно. Руководитель заочно представила Любаве «группу товарищей» из института, дав краткую характеристику каждому из трёх человек (среди них была одна женщина и двое мужчин), с которой ей предстояло сотрудничать в институте, снабдив необходимыми контактными телефонами.
Любава довольно долго оттягивала свой первый визит в институт с указанным поручением. С ней стали твориться непонятные вещи: то внезапно начиналась какая-то «ломка», то накатывали воспоминания о беспечной юности, в которой присутствовали друзья из указанного ВУЗа, то её внезапно охватывало загадочное волнение. Причины этих явлений девушка тогда объяснить не могла. Но наконец в один из субботних дней она собралась с мыслями и заехала в место назначения. Встретившись там с человеком по имени Зенон Мартынович, с которым ей непосредственно предстояло взаимодействовать, Любава кратко оговорила сроки и условия выполнения ею своей части задания и гордо удалилась, поскольку указанный мужчина хоть и обладал симпатичной внешностью, но участнице проекта не понравился, прежде всего, высокомерно-амбициозной манерой общения, оценивающим взглядом, который он и не стремился скрывать. Это было свидетельством того, что Зенону Мартыновичу Любава тоже с первого взгляда не приглянулась, точнее приглянулась, но с противоположным эффектом. Надо заметить, что по слухам указанный мужчина еще и являлся фаворитом великовозрастной начальницы молодой учительницы.
В понедельник Шугалевич предстала с докладом перед Анной Петровной. Женщина осмотрела свою подопечную с ног до головы, прищуривая то один глаз, то другой, и спросила:
– Как прошла встреча в институте?
– Если честно, – Любава скривила губки, – не в восторге от одного субъекта.
– А что так? Я знаю, о ком идёт речь? – Анна Петровна усмехнулась и покивала головой.
– Слишком самоуверенный в своей неотразимости и заносчивый тип, – Любава тоже покивала головой.
– Я догадываюсь, о ком ты. Он мне, кстати, тоже звонил и задал странный вопрос: «Аня, кого ты мне прислала? Что у тебя там работают девушки из кабаре?», – женщина усмехнулась, – после чего мне долго пришлось этому субъекту рассказывать о твоих деловых и душевных качествах. В итоге он произнёс: «Ладно, посмотрим». В свою очередь мне хотелось бы узнать, к чему Зенон ввернул это слово «кабаре». Я у него об этом не расспросила.
– Теперь мне стало понятно, почему я произвела на этого Зенона «неизгладимое» впечатление, – Любава усмехнулась, – дело в том, что я на встречу в институт прибыла прямо с танцев в сапогах-ботфортах, в обтягивающей кожаной юбке и с вызывающим макияжем.
– Теперь мне понятна реакция Зенона, – Анна Петровна чему-то ухмыльнулась в задумчивости, потом улыбнулась и продолжила, – надеюсь, на следующую встречу ты явишься в обличье обыкновенной белорусской учительницы.
Шугалевич, выполнив свою часть работы, которую следовало отнести в институт для объединения с общей концепцией программы, откладывала свой визит на последний момент, и пошла только перед тем, когда Зенон должен был уехать недели на две в столицу по делам, тянуть было дальше некуда. Вторая встреча с Зеноном тоже не обошлась без курьёзов. На этот раз Любава была одета и причёсана в обычном и привычном ей деловом стиле, как и следовало на работе, практически без макияжа, разительно отличаясь от своего предыдущего «образа». Встретив Зенона Мартыновича, стремительно идущего по коридору третьего этажа главного корпуса института, молодая учительница по ходу поздоровалась с ним, следуя в кабинет, где размещалась остальная команда, на что мужчина дежурно ответил, а затем что-то сообразив, отойдя на значительное расстояние, едва не чертыхнувшись и чуть не свернув себе шею, резко повернулся и удивлённо посмотрел вслед Любаве, которая подумала: он к тому же ещё и придурок. Оказавшись через некоторое время в кабинете на кафедре с другими участниками команды Шугалевич решила: слава Богу хоть с этими повезло. Но тут любопытство Зенона взяло верх. Он вскоре тоже присоединился к прочим и во время разговора как-то странно стал посматривать на Любаву. Взгляд мужчины уже не сквозил надменностью. В нём, напротив, появились искорки уважения и любопытства и даже каких-то тайных мыслей.
Встреча закончилась обменом проектами для дальнейшего изучения и договорённостью встретиться в следующий раз через две недели, после возвращения Зенона из командировки.
Такая встреча по прошествии времени состоялась. На ней Любава не знала куда деть себя от взглядов мужчины, о котором можно было сказать, что за две недели разлуки тот чуть не умер от тоски. Молодая учительница после этого мероприятия впервые за прошедшее время задумалась о своей личной жизни и о месте мужчин в ней.
В это же время Анна Петровна, поблагодарив всех за хороший результат, маялась мыслью о том, кто же из институтских преподавателей будет реализовывать программу в школе на практике уже в следующем учебном году в качестве преподавателя спецкурса. Директор очень хотела, чтобы это был Зенон Мартынович, видя в нём определённый потенциал, но тот хотя и не высказывал категоричного отказа, с ответом не торопился. Таким образом, прошло около четырёх месяцев, в течение которых общение между Любавой и Зеноном переросло в разряд коллегиально-приятельских. Поэтому Анна Петровна попросила свою подопечную попробовать уговорить Зенона, тем более, что та неоднократно по просьбе руководителя, находясь в институте, «невольно» поприсутствовала на его занятиях со студентами и отметила довольно выдержанную, разумную и в то же время демократичную форму общения. Любава также узнала, что Зенон был одним из их любимых преподавателей, что в некоторой степени позволило и ей посмотреть на указанного «типа» немного с другой стороны.
Личную жизнь друг друга Любава и Зенон в разговорах за всё время вынужденного взаимодействия, никогда не затрагивали: у молодой женщины не было привычки изливать свою душу да и сплетничать, особенно о тех людях, с которыми, как она была твёрдо уверена, её личная жизнь точно не соприкоснётся. Но всё же кое-какое представление из отдельных обрывочных фраз и подтруниваний коллег, которые через короткое время уже не стеснялись делать это при Любаве, принимая её за свою, она имела. Главное, что все обсуждали, это наличие у Зенона иногородней невесты и якобы предстоящую в обозримом будущем свадьбу. Любава была очень рада данному факту. Но при этом про себя отметила, что на счастливого влюблённого человека, какими бывают в её представлении в указанный период люди, тот почему-то не похож. Зенон тоже не терял времени зря и при случае выспрашивал подробности об учительнице у её руководительницы, но та, надо отдать должное, лишнего не говорила, соблюдая женскую солидарность. Любава с какого-то времени сама стала замечать со стороны преподавателя проявление знаков заботы и внимания, искренней заинтересованности её делами, настроением, даже маленькой дочкой, по-прежнему воспринимая их на уровне отношений типа «старшего брата». При этом Зенон держался выдержанно и стойко, однако коллеги и окружающие первыми заметили перемену его отношения к Любаве, на что не преминули при случае обратить внимание. И только один раз по прошествии полугода со дня первой встречи с Любавой Зенон «сорвался». Как-то под предлогом обсуждения каких-то предстоящих рабочих моментов, в один из майских субботних дней, зная, что в это время у Любавы дежурство, он зашёл к ней на работу. Дежурная особо не удивилась, тем более, что к этому времени ей уже стало известно, что он живёт неподалёку от школы. Любава, следуя этикету, предложила ему чай-кофе, и во время разговора, дошедшего в какой-то момент до делового спора, стала советовать для обоюдной пользы в таких случаях яснее выражать свои мысли, то есть высказываться о том, что желает изменить или уточнить каждая сторона. После чего Зенон в одно мгновение как-то резко встал, взял со стола ключи и, подойдя к двери кабинета, закрыв её на ключ изнутри, произнёс:
– Да, действительно, а почему бы честно не сказать, что я хочу и сейчас, и уже какое-то время назад по отношению к тебе? Я могу теперь с уверенностью сказать, что всё это время, беседуя с тобой, видя тебя, я хочу целовать тебя, я хочу близости с тобой, да, ты вызываешь у меня именно такие чувства! Кому сказать, взрослый мужик, я никогда не был в таком состоянии. Никто не поверит, что я до сих пор ничего из этого не совершил, – мужчина подошёл вплотную к женщине, – ну вот, я высказался тебе, теперь мне стало легче, можешь делать с этим, что хочешь.
Любава от этих слов невольно напряглась, а когда напряжение спало, проговорила:
– Знаешь, я не буду лукавить, что не замечала в последнее время какие-то твои задумчивые взгляды в мою сторону, но честно говоря, никак не могла представить, что это в такой степени. А как же твоя невеста? Я не допущу, чтобы из-за твоего порыва, пострадал невинный человек. А о себе скажу, что по причине некоторых личных обстоятельств я не могу сейчас адекватно реагировать на такие признания и ещё долго буду отходить от личных потрясений, не связываясь, по крайней мере так скоро, с кем бы то ни было, чтобы избежать новых разочарований. И если тебе важно наше сотрудничество, давай всё-таки оставим прежний, ставший на мой взгляд дружеским, стиль общения. Ну и поскольку я люблю и уважаю всех своих друзей, а при встрече мы можем и обняться, и чмокнуть друг друга (по-дружески), давай сейчас сделаем то же самое и больше не будем возвращаться к этой теме.
– Я принимаю твои правила, – Зенон сделал шаг назад, – прости, если обидел, но не отказываюсь от своих слов и по-прежнему считаю, что нам надо будет вернуться к этой теме, тем более, ты извини, но Аня мне кое-что всё-таки рассказала о превратностях твоей семейной жизни, и она, между прочим, на моей стороне, поэтому я готов поддержать и помочь тебе, пусть, как ты выражаешься, и по-дружески, до тех пор, пока ты не поймёшь и не изменишь своё мнение. А по поводу так называемой невесты, хорошо, я расскажу тебе всё сам, в другой раз, но и ты – тоже. Я давно понял, что мне нужна такая, как ты, а не она, с ней я всё решу в любом случае, и здесь ни твоей, ни чьей вины точно нет.
Любава, конечно, была потрясена данным обстоятельством, но всё-таки решила, что события в дальнейшем должны идти естественным образом, без навязывания чьего-то мнения, чувства, при этом мысленно поблагодарив Зенона за то, что тот всё-таки достойно вышел из положения и не стал набрасываться на неё, что окончательно испортило бы её мнение о мужчинах, как о классе. Ещё она подумала, что, наверное, в её жизни настала пора тех самых женских проблем, с которыми в тридцатилетнем возрасте большинство уже давно столкнулись, и ей тоже нужно разобраться в себе. В каких-то отдалённых перспективах она от новой личной жизни не отказывалась, но не думала, что окажется в такой непростой ситуации.
Прошло ещё четыре месяца, в которые Зенон и Любава не так часто пересекались в своих параллельных мирах. Преподаватель института по-прежнему вёл себя в беседах и при встречах (в основном, они были по рабочим делам) предельно внимательно и открыто доброжелательно, при этом всегда подчёркивая, что его отношение не изменилось, а стало ещё более прочным, но со стороны Любавы он готов довольствоваться тем, что имеет. А учительница с ребёнком в это время уже около трёх месяцев жила на съёмной квартире неподалёку от своего места работы. Зенон даже пару раз заходил посмотреть, как она устроила свой быт. Надо сказать, что Любава тоже несколько раз к тому времени побывала в гостях у друга, где познакомилась с его родителями, не в известном качестве, конечно, а в качестве просто хорошей знакомой, как настаивала она, о чём последние даже немного посожалели. Молодая женщина всё ещё надеялась, что своим открытым дружественным отношением к Зенону она всё-таки позволит перебороть его порыв, даст понять его неправоту, и всё встанет на свои места, а последний ещё будет ей благодарен за жизненный урок. Тем более, что всё дальнейшее поведение Зенона стало спокойным, уравновешенным, действительно, возвратилось в разряд приятельских, чему Любава была несказанно рада. Подобных разговоров уже продолжительное время не возникало.
Квартира, где жила Шугалевич, была практически новой. Хозяин её, известный юрист, живший и работавший в Минске, купил её по случаю, в микрорайоне, где жили его родители, наведывался туда нечасто, скорее использовал её вместо гостиницы для себя и никогда не намеревался специально сдавать, но по случаю не преминул воспользоваться возможностью помочь надёжному человеку за умеренную плату. В благодарность Любава, конечно, старалась поддерживать в ней идеальный порядок, даже приняла участие в распоряжении некоторыми ремонтными работами, которые хозяину трудно было завершить из-за занятости и расстояния. Зенон знал номер телефона данной квартиры и иногда под предлогом и без звонил, чтобы «просто поболтать». Однажды мужчина позвонил и сказал:
– Я видел, проходя мимо, у тебя на днях окно поздно светилось несколько дней подряд. Всё так поздно работаешь? Девушкам вредно так много работать.
– А ты что следишь за мной (шучу)? – усмехнулась Любава.
– Ты, наверное, забыла: я часто на стадион мимо прохожу, да и с собакой иногда прогуливаемся в этих местах.
– В принципе, да, пользуюсь возможностью поработать в отсутствие в данном жилье телевизора и музыки.
– Кстати, я и не подумал! – обрадованно воскликнул Зенон, – хочешь поделюсь с тобой магнитофоном, только уже музыку будешь выбирать сама, боюсь твоим вкусам не угодить.
– Ладно, спасибо, приму во временное пользование.
Через пару дней в выходной Зенон позвонил уже в дверь квартиры. Любава в это время в рабочей форме – джинсах, домашней рубашке, в совершенно несоблазнительном, на её взгляд, виде переклеивала обои в прихожей. Процесс этот был практически завершён, оставалось только немного прибраться. Временная хозяйка квартиры открыла дверь. Зенон склонил голову, улыбнулся и произнёс:
– Принёс обещанную музыку, – мужчина шагнул в коридор и удивлённо качнул головой, – а что ты делаешь? Как? Это ты сама? Ни за что бы не подумал.
– Отличное средство релаксации от разных там истерик, – женщина усмехнулась, – и испытываешь заодно чувство удовлетворения и благородной усталости, что не позволяет роиться всяким там мыслям. Но пока ещё не успела беспорядок прибрать.
– Давай помогу.
Любава встала на табуретку, чтобы положить на книжный шкаф оставшиеся рулоны обоев, до сих пор наваленные на единственном спальном месте, – небольшом диване и улыбнулась.
– Помогай.
В этот момент табурет пошатнулся. Зенон, подхватив Любаву, рывком снял её со стула, и прижимая к стенке шкафа, начал настойчиво, но довольно нежно целовать, расстёгивая одежду. При этом женщина, полностью ощущая всю его прижатую к себе фигуру как будто бы налившейся сталью, не нашла сил сопротивляться естественному и неизбежному, как ей показалось в самый короткий миг, процессу и начала отвечать ему тем же, ощущая в начале небольшое удивление со стороны партнёра. Когда с препятствиями довольно легко удалось справиться, у Любавы на мгновение промелькнула мысль: как и где? После чего Зенон, молча, быстро обведя взглядом пространство, просто оставил обнажённое прекрасное создание природы у себя на руках. Женщина в этот момент лишь успела подумать, что такое видела лишь в фильмах, как её настигла та самая волна… Потом с дивана было сброшено всё лишнее, и продолжение последовало уже там.
Любава немного погодя отметила в положительном смысле, что Зенон в произошедшем процессе не говорил того, что она не хотела слышать, и не задавал после всего глупых вопросов. Мужчина, поняв настроение женщины, улыбнулся и произнёс:
– Ну, теперь ты понимаешь, что мы с тобой просто созданы друг для друга, зачем отбрасывать очевидное. Я по-прежнему решение оставляю за тобой, не буду неволить. Но одно скажу: что бы ты сейчас не говорила: «мне надо это переосмыслить, побыть одной» (я уже изучил твой характер), я тебя не оставлю, сейчас схожу домой кое за чем, а вы, девушка, готовьтесь, что проведёте эту ночь всё-таки в постели с мужчиной, который все ваши дурацкие мысли с этих пор будет выбивать из головы.
Вместо ответа Любава лишь улыбнулась.
А потом была ночь, наполненная нежным познанием друг друга, без финального секса, что ещё больше покорило Любаву, которая почувствовала себя женщиной, окутанной любовью, заботой, лаской и нежностью.
Через некоторое время Зенона не стало. Причина несвоевременного ухода мужчины в мир иной не зависела от кого бы то ни было – так несправедлива оказалась судьба, хотя где-то косвенно он и сам был виноват, совершив, быть может, необдуманный поступок в молодости – поездку за «подвигом» в небезызвестный Чернобыль. Любава и Зенон расстались где-то года за полтора до случившегося по причине того, что сам мужчина очень упрямо не захотел никого обременять своими проблемами, не слушал никаких доводов и даже ради этого уехал из города.
После ухода светлого человека из жизни Любава вновь окунулась в обыкновенные будни, наполненные работой, заботой о ребёнке и другими житейскими проблемами. Муж женщины всё чаще давал о себе знать, уверяя жену, что изменился. И однажды Любава дрогнула и вернулась к просителю, сохраняя за собой право независимой, не терпящей оскорблений и унижений женщины. В таких отношениях родилась ещё одна дочь. Но муж был болен ревностью. Контроль, желание властвовать и постоянно дёргать по мелочам стали неотъемлемыми составляющими в поведении Коли. Любава часто задумывалась о сущности ревности, справедливо считая, что она возникает из-за недостатка любви, внимания и других составляющих семейных взаимоотношений. Её ревнивый муж думает, что его жена ласкает кого угодно, только не его. Но жена с первых дней замужества хотела всю нежность своей души отдать мужу, быть ему верной. Мужчине это не помогло. И он собственноручно погасил костёр любви. А потом постепенно стало превращаться в угли уважение и внимание к спутнику жизни. Любава думала, что ревность у мужчин, возможно, унаследована от животных, когда зверь-самец защищает свою самку от посягательства других. Но даже у зверей самка выбирает сильнейшего. Есть и банальное объяснение этому очень болезненному явлению в семейной жизни: ревнует тот, кто сам погряз в изменах и разврате. В общем, ревность – это не порок, но психическое отклонение от нормального поведения у мужчин, когда в столбе, к которому женщина нечаянно прислонилась, мужчина видит соперника.
Под воздействием жизненных ситуаций и событий сердце и душа Любавы закалились и, несмотря на семейные проблемы, женщина смогла занять достойное место в обществе, что не могло ни раздражать мужа. Получив хорошее образование и обладая природным умом, внешней и внутренней красотой, она давно уже стала заметной в обществе и в коллективе. Любаву как перспективного специалиста поставили в резерв для выдвижения на руководящие должности. С этого момента опытная директор школы стала посвящать Любаву в тонкости учебного процесса и хозяйственной составляющей, как бы готовя её на своё место и предчувствуя свой уход. И это предчувствие сбылось. Руководитель учреждения, ещё относительно молодая женщина, скоропостижно умерла от внезапной остановки сердца. Это было шоком и трагедией для коллектива школы, в том числе и для Шугалевич. Встал вопрос, кто станет новым директором. Коллектив «чужаков» принимать не хотел и выдвинул трёх своих кандидатов из числа педагогов. Среди них была и Любава Твердиславовна, которая всячески этому противилась, считая себя ещё не созревшей для ответственной должности. Для отказа были у Любавы и другие причины, связанные с планами попробовать себя в другой сфере деятельности. Но коллектив настоял на том, чтобы Шугалевич не снимала свою кандидатуру с рассмотрения вышестоящего руководства. В это время на должность директора школы выдвинулись ещё пять сторонних кандидатов. Решающим фактором в судьбе молодого педагога стала беседа с начальником отдела образования. На следующий день после смерти директора школы руководитель районного отдела образования пригласил Шугалевич к себе в кабинет и, печально улыбнувшись, произнёс: