Позывной «Гренада»

– Это гениально! А какой военкомат будем искать, Гриша, украинский, ДНРовский, или сразу российский! Мы приехали в прифронтовой город, здесь проще найти какой-то штаб или, как ты сказал «воинскую часть».

Вернулись опять к старой народной мудрости про язык и Киев. К сожалению, на этот раз она не сработала, Местные жители либо просто разводили руками, либо недоуменно пожимали плечами. И тут же в ответку мы получали вопрос.

– Из России, мужики?

– А что заметно?

– Вернее не заметно, а слышно. Сразу видно российский говор.

За время своей жизни в Мариуполе, я очень быстро перенял местный диалект, так что «шокать и гхекать» я мог не хуже донецких.

А вот Гришкин самарский «акцент» было слышно за версту. Сразу видно – москаль, тем более что московский и самарский диалекты имеют много общего. Также тянут «а» в первом слоге, и «зажевывают» окончание слова.

Я же подделываться под местных не стал. Интуитивно чувствовал что-то нехорошее в таком поступке.

Вроде, как чужую рубаху собрался на себя напялить. И еще, мне было очень важно почувствовать на себе реакцию местных на чужаков.

Практически любой нормальный человек в состоянии определить, рады ему в доме, или нет.

Меня такой способностью господь не обделил, я сразу чувствую эмоциональное отношение других людей к себе. Иными словами – пришлись ко двору или нет.

Судя по нашим собеседникам – пришлись, и еще как пришлись.

Мы приехали в Донецк теплым осенним солнечным днем

На небе ни облачка, а вокруг города гроза гремит. Это было слышно работу артиллерии и нашей, не побоюсь этого слова, и укропской.

Тихо только с восточной стороны, откуда мы приехали. Однако местные жители совершенно не обращали на это никакого внимания.

Работают магазины, мамашки с колясками безбоязненно гуляют в скверах, молодежь сидит на лавочках и пьет пиво.

В общем, обычная мирная жизнь, обычного большого мирного города. Если бы не «гроза», все бы так и было.

Военных на улице мы не увидели, военной техники тоже. Правда при въезде в город мы проехали довольно большой, укрепленный блокпост, вот там бы нам дуракам и спросить, что, да как.

Но военные нас не остановили, вот так мы и профукали возможность войти в курс дела.

Я потом уже узнал, что машины с российскими номерами пользуются у ополченцев особым уважением, а вот машины с западными украинскими номерами в обязательном порядке будут подвергнуты досмотру с пристрастием.

Мы не торопясь колесили по городу, так сказать, с ознакомительными целями, пока нам на глаза, совершенно случайно не попались большие железные, выкрашенные зеленой краской ворота с красными звездами посередине.

Понятно – воинская часть, скорее всего бывшая. Хотелось верить, что и в нынешнее время. эта часть не потеряла своего основного назначения.

На большие сомнения по этому поводу наводила надпись на заборе, сделанная аэрозольным баллончиком, метровыми буквами – « Путин – ..йло!!!»

То ли местные военные, если они были, конечно, разделяли это мнение, то ли у них краски не было, чтобы замазать сие утверждение, но мне стало неприятно.

Я сам не в восторге от наших правителей, но искренне считаю, что награждать подобными эпитетами своих правителей, имеем право только мы, россияне, но никак не забугорные деятели.

Тем более, что всем понятно, что если бы не Россия, проект Новороссия давно бы закрылся, не успев начаться.

Поэтому, прочитав этот лозунг, у меня возникло ощущение, что..йлом назвали и нас с Гришкой.

Мы усиленно начали колотить в дверь КПП, пока не появился мужик в комуфляже, без знаков различия.

– Шо надо

– Командира позови

– А зачем?

– Ты что тут на воротах все вопросы решаешь? Тебе русским языком сказано зови командира.

Надо отдать должное, Григорий умел разговаривать с подобными «сторожами». Назвать его военным, язык не поворачивается.

Сторож кому то позвонил, и через пять минут на КПП пришли сразу два офицера. Один капитан, а второго не помню, в разговоре он участия не принимал, просто присутствовал.

– Здорово мужики! Что в ополчение приехали записываться?

– А как вы догадались?

– А что тут сложного! Зачем еще россияне могут в Донецк приехать, не пивом же торговать.

– Да вы попали как раз в точку, именно за этим мы и приехали.

– Ну, тогда милости просим к нам, мы как раз организуем новое комендантское подразделение.

– А чем вы занимаетесь? – Во мне начали зреть смутные подозрения, что мы попали не совсем туда куда хотели.

– Ну, это…, следим за общественным порядком, досматриваем транспорт, боремся с мародерами..

– Короче, выполняете ментовские функции – Я сразу решил назвать вещи своими словами.

– Ну, в общем да….

Я посмотрел на Гришку, особого восторга, от ментовского предложения я не увидел.

– Стало быть, общественный порядок поддерживаете? Оно и видно… – Я кивнул головой на метровую надпись на заборе.

– Так что ребята извините, но ваша служба нам не по душе. Нам бы что попроще, нам бы «укропов» покошмарить…

– Ну, так вам надо либо в «Восток», либо в «Кальмиус», кстати, востоковский блокпост в двух кварталах отсюда. Капитан мотнул головой в нужном направлении и пожелал нам с Гришкой удачи.

Блокпост мы нашли быстро. Все те же бетонные блоки, наполовину перекрывающие проезжую часть дороги, так что проехать можно только «змейкой», да и то, не сильно торопясь, в сторонке за мешками с песком пулемет. Ну и автоматчиков человек пять- шесть. Старшим оказался мужик лет эдак 40-45-ти, сильно небритый. Мы рассказали ему о сути своих намерений.

– Ну, так езжайте на базу, на Мотель, там и оформитесь.

– Если бы мы знали, где этот самый мотель находится, нас бы тут не было. Провожатого сможешь выделить? – Я решил взять инициативу в свои руки, видимо Гришка решил, что не царское это дело со всякими небритыми разговаривать.

– Покурите минут 10, щас шо нибудь придумаем. Старший отошел к своим ребятам и с кем-то начал разговаривать по рации.

Я уже лет 15 как бросил курить, но сигарет в машине было блоков 10. Это я в Ростове купил, так сказать, гуманитарная помощь для ополченцев.

Как сказал Григорий, на войне всегда проблемы с куревом. И надо сказать, в этом отношении он оказался совершенно прав. Не прав он оказался в другом, эти же самые сигареты нужно было покупать в Донецке.

За те же самые деньги сигарет бы я купил чуть ли не вдвое больше. Не смотря на войну, цены в Донецке на все продукты были значительно ниже, чем в России.

Дороже, почти вдвое, было только горючее, бензин и прочее, но об этом я узнал позже.

Потом к нам снова подошел старший, но уже не один. Одного бойца он выделил нам для сопровождения, которому я уступил «штурманское» сиденье, а сам перебрался на заднее.

Ехать оказалось и правда недалеко, минут десять, за это время я успел распечатать свою «табачную гуманитарку» и угостить нашего провожатого пачкой сигарет, чему он искренне обрадовался.

Проехали еще один блокпост, уже непосредственно перед базой и остановились перед железными воротами, которые охраняли двое часовых. Через недолгое время нас пропустили внутрь.

Прошли еще метров 300—400 и вошли в 4-х этажное здание, поднялись на 3-й этаж и оказались перед главным «кадровиком» батальона «Восток» с колоритным позывным Медведь.

Надо сказать, что внешность кадровика полностью соответствовала его позывному. Или наоборот, если хотите. Весил он, наверное килограммов 200, если не больше, ходил тяжело, пол стонал…

Потом, позже я узнал его получше и понял, что это добрейший, светлый человек, каких мало.

Медведь провел нас в свой кабинет, посмотрел наши паспорта, спросил о серьезности наших намерений.

Дескать, не в турпоход ребята собираетесь, здесь ведь и убить могут. Выслушал наши ответы и после этого положил перед нами бланки рапортов с просьбой о зачислении в батальон «Восток».

Бланк представлял собой обычный листок бумаги, распечатанный на компьютере, формата А-4, в который нужно было внести свои личные данные.

Необычным был только один пункт. «Ваш позывной…» и дальше пробел. Вот в этот пробел я должен был вписать свое новое имя, которое на все время моего пребывания на Донбассе будет и моей фамилией тоже, и вообще всем остальным, хоть как-то со мной связанным. Я никогда раньше не задумывался о том, что мне придется брать своего рода «партийную кличку», у меня даже в детстве дворовой не было. Как-то не прилипали ко мне всякие обозвания и все тут. Думал я недолго, в мозгу вдруг само по себе выскочило то имя, суть которого предопределили все мои предыдущие действия… Так я стал «Гренадой».

Гришка не стал особо заморачиваться по этому поводу и стал Самарой.

Потом впоследствии я узнал, что он пошел по пути, проторенному очень многими, взяв в позывное имя название города или местности, откуда приехал.

Потом судьба столкнула меня и с «Крымом и с Минском и с Одессой и так далее» всех не перечесть. Некоторые брали себе детские «погоняла», к которым привыкли.

Так случилось с Сашкой Ильницким, ставшим «Пантехой» А все потому, что его с детства так звали, да и родом он из созвучной Пантелеймоновки.

Вообще Донецкий край

Является уникальным в отношении своих названий. Тот же Донецк в недалеком прошлом был Юзовкой (у нас был ротный с позывным Юз).

Далее Макеевка, Горловка, Марьинка, та же Пантелеймоновка и прочая и проч.

Всех перечислять долго Названия простые, деревенские. Типа наших российских калиновок и сосновок.

Разница в том, что в Донецком крае под этими милыми деревенскими названиями «спрятались» довольно большие города.

В той же самой Пантелеймоновке население до войны было более 100 тысяч, про Макеевку я и не говорю, то ли она является пригородом Донецка, то ли наоборот, бог его знает.

В наших краях известный своими декабристскими поселениями город Ялуторовск до 50-ти тысяч не дотягивает.

Да что там, бывшая столица сибирской губернии, известный всей России г. Тобольск имеет население чуть больше 100 тысяч (привет Пантелеймоновке) Ну это я опять отвлекся…

Медведь нам объяснил, что для начала нас определят в учебную роту, где научат необходимым навыкам обращения с оружием,

Весил Медведь, как я говорил, наверное, килограммов 200, видимо поэтому, он и взял такой позывной.

Как говорится, по образу и подобию. Ходил тяжело, дышал еще хуже, но при всех подобных недостатках, делавших его «негодным к строевой…", Медведь был превосходным стрелком, мастером спорта по пулевой стрельбе, и чемпионом чего-то там…, сейчас уже и не вспомню.

Поэтому он взял на себя (или ему дали) обязанности инструктора по стрелковому делу, учил новобранцев азам владения оружием.

А необходимость в этом была довольно острая, некоторые мужики, решившие записаться в ополчение, оружия отродясь в руках не держали, все их познания основывались на просмотрах лихих американских боевиков.

Кадровая работа для Медведя была дополнительной нагрузкой, хотя еще нужно было посмотреть, на что он тратил больше времени, на дела бумажные или практические занятия с оружием.

Характер имел довольно вспыльчивый, мог обидеться из-за какой- нибудь ерунды, но быстро отходил и камня за пазухой не держал.

Любой другой человек его комплекции и здоровья мог спокойно отсиживаться дома, а не искать приключений на свою пятую точку в это смутное время.

Но не таков был Медведь, он бы и на передок, в поле с удовольствием бы пошел, но, по его словам, у «Востока» нет лишних четырех крепких мужиков, которые таскали бы его тушу в критических ситуациях. Поэтому он занимался тем, чем занимался.

Любое знакомство с оружием начинается с его разборки и сборки. Медведь один раз посмотрел, как мы с Гришкой с этим управляемся и, наверное, понял, что оружие нам не в новинку, поэтому сразу отправил заниматься тактикой ведения городского боя.

Я срочную отслужил еще в середине 70-х, много воды утекло с тех пор, но, видимо, не зря я натер на шинели автоматом довольно приличное масляное пятно, от многомесячного таскания, как раз на правой лопатке.

Да и стреляли мы один раз в неделю обязательно, что для Советской Армии не совсем типично.

Во многих частях солдатики держали автомат пять раз за два года, первый раз- во время принятия присяги, остальные четыре- во время инспекторских проверок, по два раза за год.

Так что навык стрельбы и обращения с автоматом у меня выработался прочный, сравнимый с ездой на велосипеде – один раз в детстве научился и всю жизнь умеешь, не смотря на большие перерывы.

А вот в деле тактики ведения городского боя я узнал для себя много нового, чего не знал раньше, в СА меня учили воевать в поле, хотя ни то, ни другое мне практически не пригодилось,

Жили мы

В большой комнате, человек на 30, бывшем учебном кабинете литературы. Со стен на нас смотрели портреты мировых, советских и российских классиков.

Их лики преисполненные благородства и мудрости взирали на нас то с одобрением, то с укоризной.

Степень их нравственных оценок можно напрямую связать с моим личным ощущением самого себя, как такового, на тот или иной момент.

Как они относились к Григорию и ко всем остальным могут объяснить только сам Григорий и все остальные, если конечно, они заморачивались подобной ерундой.

Скорее всего, они об этом и не думали, народ у нас подобрался в основном простой, не испорченный верхним образованием и всякими интеллигентскими вывертами.

Как и с какой степенью одобрения взирал на нас Гоголь, со своей знаменитейшей прической хиппи 60-х я до сих пор точно не знаю.

Но я думаю, что он понимал меня гораздо лучше Тургенева и Достоевского, все-таки, какой-никакой, а хохол, и лихое время очередной украинской смуты не оставило бы его равнодушным.

Практические учебные занятия проходили в спортзале, пол которого был разрисован звездами Давида.

Само здание раньше являлось общеобразовательной еврейской школой, оказывается, существуют и такие, с шестиугольными звездами на полу.

Куда делись ученики и преподаватели, ума не приложу, но остается надеяться, что пресловутый «еврейский вопрос» был решен не по методу Адольфа Алоизовича.

На входной двери нашей «казармы» было приклеено грозное объявление, гласящее, сколько суток и за какие провинности виновный будет сидеть «на яме».

Я конечно, заинтересовался, что за «яма» такая? Воображение тут же нарисовало средневековый зиндан, и томящихся в нем измученных узников. Но все оказалось гораздо проще и прозаичней.

«Яма» была обычным подвалом, приспособленным под солдатскую гауптвахту. Просто неудобоваримое, труднопроизносимое немецкое название заменили нашей ямой, звучит и короче, и страшней.

Питались мы в столовой, где главным завсегдатаем и был Укроп. Все менялось и «клиенты» и обслуживающий персонал, а Укроп оставался.

График работы столовой был почти свободный, как на каком-нибудь заводе. Завтрак с 8 до 10, как заурчало в животе, так и пошел, без всякого строя, в «Востоке» строевая подготовка вообще, отсутствовала, не к парадам готовились.

То же самое и с обедом и ужином. Тут же, на территории Мотеля находились и другие сооружения. И склады, и гаражи с довольно мощной рембазой, и оружейные мастерские, где чинили все, что могло стрелять.

Особенно меня поразила пушка МСТА, которую притащили на ремонт. Размер ее просто поражал, рядом с ней чувствуешь себя муравьем.

Народ у нас подобрался разномастный, и местные и приезжие. Приезжих можно разделить на две категории – на идейных, моего типа, которым и за «лержаву обидно» и слово справедливость еще что-то значит, и искателей приключений, а попутно и денежных знаков.

И если первые, в большинстве своем претерпели все выпавшие на их долю испытания, то вторых как ветром сдуло после первых же, скажем так, неудобствах.

Сразу было видно тех, кто приперся за деньгами. Как только выяснилось, что в «Востоке» «бабосы не плотют» у всех у них появились «уважительные причины» по-быстрому свалить.

У кого-то жена смертельно заболела, у кого-то любимая бабушка, у кого-то что-нибудь еще.

Объединяло их одно, они все не могли смотреть прямо в глаза оставшимся, но, тем не менее, продолжали утверждать, что уезжают ненадолго, на недельку, на две, максимум.

Все взрослые люди, все прекрасно понимали истинную причину таких говенных поступков, и уезжавшие осознавали это лучше всех и, наверное, поэтому не могли смотреть в глаза.

Хотя, может быть, я зря пытаюсь приписать им качества, которых у них от рождения не было.

Как правило, такими были представители южных республик, не хочу охаивать все эти народы целиком, но сам подобный факт является многоговорящим.

Ребята просто перепутали Донбасс с Сирией, а «Восток» с «Игил» -ом.

Так что, все разговоры о том, что все люди братья, и что нет плохих наций, а есть плохие представители этих самых наций, считаю разговорами пустыми и никчемными.

И вообще, обсуждение этой темы является настолько емким, что люди до сих пор не пришли к однозначному мнению на этот счет, хотя обсуждают её со времен своего возникновения, куда уж мне сирому и убогому…

Гораздо сложнее было с местными.

Тут почти, что ни человек, то отдельная история. Про тех, у кого погиб кто-то из близких я не говорю, тут все понятно.

К счастью, таких было очень немного. Много было таких, у кого убило либо знакомого, либо соседа, понятно, что и подобные случаи вызывают праведный гнев, но далеко не такой, как потеря близкого человека.

Нас в учебной роте было человек 30 с хвостиком. Из них человек 10 приезжих. Человека 3 убежало сразу, не туда ехали.

Много было молодежи, хотя и людей зрелых было тоже достаточно.

Особенно запомнился мне один, звали его Виктор. Мужику было на тот момент лет 40—45, был он полноватого телосложения, довольно рыхлый.

Сразу видно, что спорт и Витя это 2 совершенно несовместимых понятия, не боец одним словом.

Не знаю чем он занимался, сам он об этом не говорил, но за письменным столом он провел, скорее всего, не один десяток лет.

Да он и не пытался строить из себя супермена, он заранее знал, что будет крутить баранку на каком нибудь военном камазе, на этот счет он договорился с кем надо.

Говорил правильно, шутки его были далеки от грубоватого пролетарского юмора. Мы как-то с ним зацепились языками, и проболтали ни о чем, и одновременно обо всем минут 30.

Мне было приятно и легко с этим человеком.

Видимо, и он нашел в общении со мной определенную отдушину, так как стал периодически подходить просто так побеседовать.

С особым удовольствием он рассказывал мне о Донецке, видно было, что он знал и искренне любил свой город.

Мы вместе добродушно посмеялись над инициативой правительства Украины приблизить свою страну к Эуропе путем прибавления к названию улиц англицкого «street».

Например – ул. Иванова стрит. Звучит-то как! Все, мы Европа, можно выдохнуть, расслабиться и успокоиться.

А вот то, что на этой самой Иванова стрит, асфальт не меняли лет 30, и бордюров никогда не было, это вопрос двадцать пятый, или сто двадцать пятый.

Никого, из власть придержащих, это не волновало и волновать не будет. Согласитесь, ведь и правда смешно.

Это перестало быть смешным, когда европеизацией жителей Донбасса новая власть стала заниматься не переустановкой табличек с названием улиц и площадей, а подключила к этому делу армию, с применением «градов» и «точек У».

По-моему, аргумент куда более веский. Так сказать, европеизация по киевски. Переели «кыяне» печенек Виктории Нуланд, побочный эффект от их употребления оказался куда более страшным.

Ведь армия и сделана, как инструмент уничтожения в первую очередь, а война – сплошное нарушение прав человека и всех международных конвенций с ними связанных.

Причем, с обеих сторон! Ведь на всех войнах, во все времена, всегда били, а то и расстреливали пленных, и можно подписать тонну международных актов, запрещающих делать это, все равно будут бить и расстреливать.

Поэтому применять армию против своего же народа это верх цинизма и жестокости. И все разговоры о гуманных методах применения армии, это всего лишь пустые разговоры нечистоплотных политиков.

Это примерно, как сказать молотку, чтобы он бил по гвоздю не очень больно и желательно не железным битком, а деревянной ручкой.

На этот счет у нас с Виктором разногласий не было, – не смешно, сильно не смешно! И вот, когда на улицах его родного Донецка стали рваться снаряды, Витя схватил свою семью в охапку, покидал самое необходимое в машину и увез их куда-то в подмосковье, кажется в Липецк, к родственникам. А сам вернулся…

– Витя, а что уехал-то? – полез я ему, как говорится, под шкуру.

– Так ведь страшно стало, ведь убить могли

– А зачем тогда вернулся? – не унимался я

– Так ведь стыдно стало…

Я сразу вспомнил молодых здоровых мужиков, кровь с молоком, которые в качестве беженцев приехали во многие города России, в том числе и в мою Тюмень.

Которые без малейшего зазрения совести рылись в куче барахла, принесенного местными жителями в качестве гуманитарной помощи, выбирая, что получше, для себя любимого и своих домочадцев.

Им совершенно не было стыдно ни за себя, ни за таких же, как они, своих товарищей. За них за всех стало стыдно Вите.

И вот благодаря этому -«Стыдно стало…» Виктор в моих глазах вырос безмерно. И плевать, что он таскает на себе лишние 20 кило, Медведь еще больше таскает…, плевать, что не умеет и никогда не умел драться, плевать, что он еле-еле может пробежать сто метров.

Ведь на войне, как сказал один из героев А. Чаковского, «нужны не только те, которые умеют колоть э-э-э штыком и стрелять из пушки…» На войне в первую очередь нужны люди готовые много и беззаветно работать, работать на пределе своих возможностей, и нравственных и физических, работать до полного изнеможения. И это не просто громкие слова.

В самое ближайшее время нам всем, вступившим в учебную роту пришлось в этом убедиться. Был еще один колоритный мужик, тоже в годах, бывший летчик.

Имени его, к сожалению, не помню, в памяти остался только позывной – «Стратон», видимо, раньше жил на улице Стратонавтов.

Молодые пацаны упорно называла его «страпоном», и при этом ржали, а тот только глазами хлопал, «не понимая шутки юмора». Работал он в хозвзводе, так как в силу возраста, как он сам говорил, тоже не мог ходить в атаку. А пользу общему делу приносить хотелось. И вот однажды вечером он изрек.

– Мужики, а я знаю, как Порошенку победить! —

Все заинтересованно повернулись к нему, ожидая продолжения.

– Надо выпросить у Шойгу пару самолетов БИ-200, ну те, которыми пожары тушат. Заправить их под завязку керосином, вылить все это все на президентский дворец в Киеве, и спалить их там всех к едрене фене…

Конечно, все дружно посмеялись над такой авиационной идеей Стратона, хотя, как говорится – в каждой шутке есть доля шутки…

Как говорится, дело было вечером

Делать было и вправду нечего. Телевизора, компьютера, да что там, даже книг не было, про все остальные радости жизни я и не говорю.

Но тут подошел Медведь «и как начал, как начал реветь…» А ревел он на тему, что нам срочно предстоит погрузиться в автобус поехать на какую-то товарную станцию и разгрузить пару вагончиков с боеприпасами.

Ну что ж, надо так надо, понимаем, что отдельных грузчиков для солдат никто не припас, что все должны делать сами, и что, как не крути, а это все-таки живое, полезное для ополчения дело.

А по сему, ехали в приподнятом настроении, шутили, кто-то собрался на снарядах отправлять личные послания Порошенко и К.

Автобус шел по каким-то окраинам, по неосвещенным, разбитым дорогам, поэтому об окружающем нас городском ландшафте ничего сказать не могу, из-за темноты ничего не было видно.

Осенью 14-го с электроэнергией вообще было туго. Укры постоянно разбивали линии электропередач и подстанции, чинить не успевали. Приехали.

Впереди в полусотне метров чернеет лента грузового состава, как я понял, эта самая пара вагончиков. Темно, «как у негра…» ну сами знаете где, из освещения – только ручные фонарики.

У меня их два, в Ростове Гришка надоумил купить.

Один сразу отдал кому-то. Но самым неприятным было то, что дорогу к составу нам преграждала стеклянная баррикада из битых бутылок, этакие мини терриконы высотой 1.5 – 2 метра.

Каким образом образовалось это препятствие, что здесь было раньше – ума не приложу. Правда были 2—3 пеших прохода и столько же проездов для машин, но и они были сплошь засыпаны битыми бутылками, наибольшую опасность представляли недобитые донышки бутылок.

Они реально могли порезать ноги, что уж говорить про обувь. Но делать нечего, нужно работать, КАМАЗы уже стоят, ждут погрузки. Нас было человек 20, были с нами и наши инструктора, но они, как говорится, самоустранились от руководства работами, предварительно разбив нас на две группы и назначив старшего в каждой.