bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

– Мое прошлое, – медленно и глухо ответила Мэг, пристально глядя ему в глаза, – никак не относится к моей работе. Я начала писать о преступлениях в колледже, когда изучала английскую литературу и психологию. В кампусе произошел бунт студентов. Я оказалась свидетелем этой истории. Я написала об этом в университетскую газету. Я писала о продолжении этого дела в университетскую газету и в «Таймс». Потом, пока была студенткой, продолжала работать как фрилансер. После выпуска мне предложили работу в «Таймс».

– Ясно. – Статхакис откинулся назад. Снова эта улыбка. – Но ведь нельзя отрицать, что все мы – порождения нашего прошлого, верно, Мэг? Как бы мы ни пытались это замаскировать, нас формирует подсознание. Когда-нибудь ты напишешь ее, историю Шерри Броган? – Он выдержал паузу. – Или эту историю ты написать не сможешь?

Краешком глаза Мэг увидела, как издатель в панике машет ей рукой: потерпи, сдержись, почти все. Джонах словно окаменел.

Мэг улыбалась, сложив руки на коленях. И молчала. Ведущие на радио и телевидении ненавидят паузы. Она смотрела ему прямо в глаза, предупреждая, что он достиг последней черты.

– В этой истории точно есть все необходимые тебе коммерческие элементы, – подсказал он. – Зловеще соблазнительный, губительно привлекательный молодой антигерой из бедного района. Парень, который работал волонтером в местном приюте для животных. Он насилует и убивает золотую девочку Шелтер-Бэй, королеву бала, навсегда расколов и изменив жизнь городка и его обитателей. Все американские ценности, вся невинность утрачена. Возможно, рассказав эту историю, ты обретешь исцеление, как Глория Лалофс. Мэг, ты никогда не боялась, что тайна, скрытая в глубинах твоей памяти, могла изменить финал и твой папа не оказался бы в тюрьме?

Она вскочила на ноги и потянулась к микрофону, прикрепленному к блузке.

Он поднял ладони вверх, словно капитулируя:

– Не переживай.

Потом улыбнулся зрителям. Видите? Я смутил знаменитого писателя детективов. Продемонстрировал вам ее уязвимые места.

Он снова поднял вверх ее книгу.

– «Незабытые грехи». В продаже с завтрашнего дня. Мэг Броган, спасибо, что присоединились к нам в «Вечернем шоу».

Прозвучали аплодисменты. В темноте началось какое-то движение. Послышался кашель.

Мэг отстегнула микрофон и бросила на стул. Она повернулась, спустилась с помоста и пошла к Джонаху и своему издателю, стуча по деревянному полу высокими каблуками, с горящим лицом. Статхакис поспешил за ней. Положил руку ей на плечо. Мэг резко повернулась к нему, пылая от гнева.

– Мы же договаривались, – тихо сказала она. – Не упоминать сегодня об убийстве моей сестры. Я не хочу, чтобы все обсуждали, что случилось с моей семьей двадцать два года назад.

– Прошу прощения…

– Да, конечно, – процедила она сквозь зубы. – Вы собирались использовать историю Шерри с самого начала, еще когда впервые заговорили о ней за сценой. Мне следовало… – Она почувствовала, как рука Джонаха обнимает ее за талию.

– Успокойся, Меган, – мягко прошептал Джонах ей на ухо, уводя ее прочь. Ее издатель встал перед Статхакисом, преградив тому путь.

– Оно того не стоит, – прошептал Джонах, выводя ее из студии.

Но слова Статхакиса преследовали ее в холоде зимней ночи.

Тайна, скрытая в глубинах твоей памяти, могла изменить финал… Или эту историю ты написать не сможешь…

* * *

– Расслабься. Все прошло нормально, – заверил Джонах, пока они с Мэг шли по набережной к ресторану на праздничный ужин. Вокруг вился ледяной ветер, принося соленый аромат океана. Фалы яхт стучали о мачты, волны раскачивали понтоны. Крошечные снежинки рождались в январской ночи и опускались Мэг на щеки. Пока они ехали в такси, по радио передали, что в Каскейдсе уже начался сильный снегопад.

– Кстати, выглядела ты сногсшибательно. А это – самое главное.

Мэг бросила на него сардонический взгляд. Он улыбнулся, и Мэг почувствовала знакомое притяжение. Темное шерстяное пальто очень шло Джонаху – сильный лоснящийся ягуар в городских джунглях. Расправленные плечи и легкая спортивная походка выдавали абсолютную уверенность в собственных неотразимости и интеллекте. Судебный психиатр, дающий частные консультации правоохранительным органам по всему миру, Джонах стал незаменимым источником информации о психопатологии реальных преступников для книг Мэг и нередко сопровождал ее на важные интервью. Плюс ко всему он обладал безупречным чувством стиля, едва заметным британским акцентом и исключительными финансовыми возможностями.

Внезапно Мэг захотелось просто прижаться к нему, расслабиться, полностью погрузиться в их отношения. Быть той женщиной, которая ему нужна. Но ее все равно не покидало чувство замкнутости, от которого никак не получалось избавиться. Напряжение. Словно слишком туго натянутый провод, готовый лопнуть в любой момент.

– Вот урод, – ругалась она, когда они начали подниматься ко входу, украшенному белыми огоньками. Порыв ветра бросил волосы ей в лицо. – Я же говорила перед интервью – убийство Шерри вне обсуждения.

Он открыл перед ней дверь ресторана.

– Почему?

Она замерла.

– Почему что?

– Почему оно вне обсуждения? Может, неплохо было бы извлечь это на поверхность, обговорить. Знаешь, возможно, он был прав, когда задал вопрос о твоих воспоминаниях в контексте Лалофса.

– Ой… Нет. Нет. Только вот не нужно твоих штучек, доктор Лоусон. Иногда люди просто совершают поступки, ладно? Не нужно объяснять все на свете детской травмой.

Но даже когда они сели за столик возле высокого окна, украшенного огоньками и выходящего на бухту, где под светом фонарей валил крупный пушистый снег, настроение у Мэг так и не улучшилось. Она положила на колени салфетку, пока Джонах просмотрел винное меню и заказал бургундское с виноградников реки Соны.

Когда официант разлил вино по бокалам и ушел, он сказал:

– Мэг, может, тебе правда стоит об этом написать. Вернуться и наконец оставить прошлое позади. Закрыть вопрос.

Мэг изумленно уставилась на него.

– Вопрос закрыт. Тайсон Мак мертв. Почему ты вообще заводишь об этом речь? – Она взяла бокал и сделала большой глоток вина.

Он приподнял бровь, пристально глядя на нее.

– Статхакис был прав насчет коммерческого потенциала, – Джонах взял бокал и осторожно повращал его. – И конец очень трогательный. Твой отец отправляется в тюрьму. Твоя мать…

– Прекрати, – низким, тихим голосом приказала она. – Немедленно.

Видимо, ее тон дал понять, что возражения неуместны, потому что Джонах замолчал, не сводя с нее темно-голубых глаз. Щеки Мэг горели, и она сделала еще один большой глоток чертового бургундского: она знала, что он заказал его, потому что они были в этом винограднике. Там он сделал ей предложение. Больше двух лет назад. И, судя по цене, это вино следовало смаковать.

– Джонах, уж кто-кто, а ты-то должен понимать, почему я не хочу затрагивать эту тему. Это личное. Мое – не для широкой общественности, не для денег. И это все позади. Боже, да прошло почти четверть века. Я больше не хочу это обсуждать. Я должна с этим попрощаться. Есть еще столько дел. Тысячи. Больные убийцы – монстры, из которых получаются самые лучшие антигерои. Материала гораздо больше, чем я смогу охватить, какого черта зацикливаться на истории Шерри? Я поставила точку много лет назад.

Она снова потянулась к бокалу.

– Нет, не поставила.

Она замерла, подняв бокал. Посмотрела ему в глаза.

– Можно, мы просто поедим? Сделаем заказ? Позовем официанта… – Она призывно подняла руку. – Кто-нибудь! Можете нас обслужить?

Он взял ее поднятую руку и медленно опустил на стол.

– Докажи мне, – тихо потребовал он.

Мэг ощутила легкий холодок дурного предчувствия.

– О чем ты? Доказать что?

Он поставил ее бокал на стол и взял Мэг за обе руки, потянувшись через белую льняную скатерть. В его глазах мерцал огонек свечи, но взгляд был холодным и колючим от настойчивости, которая ее пугала. Он повернул бриллиантовое кольцо на ее пальце, не сводя с нее глаз. Это кольцо они вместе купили в Париже.

– Выходи за меня, Мэг. Давай назначим дату. Сегодня.

Она открыла рот. Подсознательно она догадывалась, что это произойдет сегодня, и именно это было причиной ее напряженности. Растущей паники. Давящей клаустрофобии.

– Я… Вау.

Она отвела взгляд, но он обхватил ладонями ее лицо, заставляя смотреть себе в глаза.

– Мы вместе уже три года. Ты носишь кольцо больше двух лет, с тех пор, как мы дали друг другу обещания во Франции. Когда я первый раз предложил назначить дату свадьбы, тебе нужно было заканчивать книгу, исследование. Потом был конфликт интересов на предстоящем суде. Потом путешествие. Время. Потом финансовый вопрос. – Он сделал паузу. Тишина в ресторане показалась ей оглушающей, давила на уши. Воздух сгустился, сжимая горло. – Теперь у тебя есть все. Твои книги – бестселлеры. У тебя множество предложений на новые романы. Ты независима и хорошо зарабатываешь. Преуспела по всем пунктам. Так что давай просто сделаем это. Завтра. В выходные. В следующем месяце.

Мэг побледнела. У нее закружилась голова. Она открыла рот, чтобы ответить, но подошел официант. Красивое лицо Джонаха исказилось от разочарования.

– Сэр, вы готовы сделать заказ?

– Что ты будешь, Мэг? – спросил Джонах, не взглянув ни на меню, ни на официанта.

– Гм… Я буду… Блюдо дня.

– Мне то же самое. – Он вернул меню официанту, не сводя с нее глаз.

– Из напитков больше ничего? – уточнил официант.

– Нет. – Он по-прежнему пристально смотрел на Мэг.

Когда официант ушел, Джонах произнес, медленно и тихо:

– Не можешь, да? Не можешь решиться. Посмотри на себя… Живешь в моем доме, спишь в моей кровати, но паркуешь на моем дворе свой фургон и «Джетту». Там у тебя запас одежды, резервный ноутбук. Зачем? На случай срочного бегства?

– Фургон – мой офис.

– Ты могла бы переехать в настоящий офис – с фундаментом, стенами и крышей.

– Мне нравится мобильность.

– Ты не можешь пустить корни. – Он пристально смотрел на нее. – Рано или поздно одного из монстров, о которых ты пишешь, выпустят из тюрьмы. Ты должна подумать о безопасности. О нормальном доме, о…

– У меня есть дом.

– Да, дом в Шелтер-Бэй, который сейчас пустует и, скорее всего, пойдет под снос. Он покрыт граффити и привлекает бездомных, тебе уже приходят предупреждения от властей города.

– Я собиралась его продать, но он в плохом состоянии – в таком виде его никто не купит.

– Так снеси его, бога ради! Ведь у тебя есть деньги. Избавься от этого пристанища призраков.

– Возможно, тетя захочет туда вернуться…

– Мэг, о чем ты? Ирен живет в пансионате, под присмотром. Прогнозы не самые радужные. Через несколько лет тебе будет сорок. Мне уже сорок. Самое время начать новый этап жизни.

– Джонах, что ты пытаешься мне сказать? Что пора повзрослеть? Потому что, может, я…

– Я пытаюсь сказать тебе, что период роста в жизни длится лишь определенное время, Мэг. Только в определенном возрасте можно зачать ребенка. Мы говорили о них – о детях. О семье.

Тик-так. Биологические часы.

Она глубоко вздохнула, начиная злиться, чтобы таким образом заглушить болезненную правду в его словах.

– Ты даже ни разу не съездила навестить Ирен с тех пор, как она переехала в пансионат. Не возвращалась домой восемнадцать лет. Ты не можешь пустить здесь корни, но вернуться туда тоже не можешь. Видишь? Ты еще не закрыла вопрос. Дело не в работе. Дело в твоих проблемах с доверием, ты не можешь подпускать к себе людей. Пытаешься установить связь, но при этом всех отталкиваешь. Отталкиваешь меня.

Официант принес еду. Мэг невидящим взором уставилась на тарелку. Стало трудно дышать. Кожа горела.

– Если ты спросишь меня…

– Я тебя не спрашиваю.

Он все равно продолжил:

– Именно это и привело тебя в криминальную рубрику «Таймс».

Жар из груди выплеснулся на лицо. Проклятие рыжих людей. Генетическая аномалия, вынуждающая выставлять все эмоции напоказ.

– Джонах, почему именно сегодня? Почему сегодня?

– Потому что пора. Предел достигнут. Я хочу на тебе жениться. Либо мы пересечем черту и пойдем вперед. Сегодня. Вместе. Либо признаем: этому не бывать никогда. – Он ненадолго умолк. Его голос стал тише. – Мэг, я хочу быть с тобой. Прожить вместе жизнь, создать семью. Я устал топтаться на одном месте. Находиться в застое. Разве не ты говорила Статхакису о жизнях в лимбе, жизнях, не нашедших завершения? Именно так я чувствую себя в наших отношениях. Если тебе нужно вернуться в Шелтер – Бэй и написать о сестре, то позволь мне тебе помочь.

– Знаешь, – прошептала она, – иногда я реально тебя ненавижу. Когда ты порешь всю эту галиматью, это метафизическое дерьмо, иногда… Иногда мне кажется, что ты со мной, потому что я для тебя – живой тестовый экземпляр. «Невеста в чашке Петри». – Она гневно изобразила кавычки. – Травмированный щенок-найденыш, которому, как ты думаешь, ты можешь помочь и «спасти» его, ведь ты видишь себя альтруистом, доктор Лоусон из королевства поврежденных умов и душ. – Она наклонилась вперед. – Но ты знаешь не хуже меня – чистого альтруизма не бывает, правда, Джонах? Ты делаешь это, потому что тебе от этого хорошо, ты чувствуешь себя правильным. Мессией.

Он откинулся назад, потирая бровь. Она задела его. Мэг любила Джонаха, но не могла остановиться, снова и снова вонзая и поворачивая нож. Ее охватили необъяснимый ужас и паника. Саморазрушительное стремление к уничтожению. Она неслась по тоннелю, все набирая скорость, и не могла остановиться.

– Возможно, – мрачно сказала она, – у меня возникли некоторые проблемы с доверием после того, как ты оттрахал Джен Мациони.

Он вздрогнул, посмотрел в окно, глубоко, сдержанно выдохнул. Как всегда, чертовски сдержанный. Взял бокал. Сделал глоток вина, держась за ножку. И заговорил мягким голосом побежденного:

– Мы это уже обсуждали. Ты знаешь, почему так случилось.

Ее охватила обида. Для него это так легко – заполнить постель другой женщиной…

– Джонах… – Она потянулась к его руке.

Он убрал ее.

– Нет, Мэг. Не надо. Не сейчас.

– Что?

– Сбивать меня с толку. Так ко мне прикасаться. Пытаться переключить меня на секс, чтобы заткнуть.

Наконец, проблеск гнева. В его глазах. В этом лице, в теле, что ее привлекает, этом мужчине, которого она любит, но не может установить с ним истинную связь. Словно она страдает аутизмом. Он нужен ей, но не меньше ей нужно бывать одной. И она никак не могла найти чертов способ совместить эти две потребности, воюющие у нее внутри. Боль встала комом в горле. Она крепче сжала губы.

– Назови дату.

– Я… Я не могу. Не сегодня. Я…

Его рот превратился в жесткую линию.

– Если не сегодня, то когда?

– Мне… Кажется, мне нужно подышать воздухом.

Она встала. Голова закружилась еще сильнее. Она оперлась рукой об стол, чтобы не упасть.

– Мэг. – Он крепко сжал ее запястье. – Если ты уйдешь сейчас, выйдешь из ресторана, то все кончено. Ты это знаешь. На этот раз действительно все.

Она смотрела на его руку, сжимающую запястье.

Он медленно отпустил. Она неуверенно повернулась. И ушла.

На ватных ногах прошла входную зону, толкнула дверь, и прямо в лицо ударил ледяной ветер с острыми снежинками, летящими с чернильного моря.

Она схватилась за перила, чтобы не упасть. От ветра у нее заслезились глаза, но она не плакала. Не плакала с того дня, как отца посадили в тюрьму. А мать свела счеты с жизнью. Голыми руками Мэг вцепилась в ледяные перила. И ждала. Ждала, что позади нее распахнется дверь, и выйдет Джонах. Чтобы отвезти ее домой.

Где они займутся бурным сексом. Потому что обычно именно так и происходило, если они затрагивали эту – или любую другую острую – тему. Когда она пыталась избежать скрытой правды: что она больна на всю голову и не способна позволить кому-либо себя полюбить. И отказывается нуждаться – по-настоящему нуждаться – в ком-либо снова.

Но дверь оставалась закрытой.

Он не пришел.

Она знала: на этот раз он и не придет. На этот раз все действительно кончено.

Глава 2

Три дня спустя.

Побережье Орегона.

Мэг смотрела в лобовое стекло сквозь дуги дворников. Капли дождя серебрились в свете фар. Дорога была одинокой, черной, из-за деревьев струился потусторонний туман. Лианы душили и обвивали прибрежные сосны, перекрывая ток соков, захватывая все на своем пути, словно шла война с гималайской ежевикой – место постепенно поглощали чужеземные растения-захватчики и многочисленные лианы.

В ночи засверкали указатели. ДЖЭРХАРТ, СИСАЙД, КЭННОН-БИЧ, МАНЗАНИТА…

Живот сжался от волнения.

Ты счастлива?

Джонах задал этот вопрос осенью, когда они ездили на тыквенное поле и бегали среди зарослей кукурузы с двумя его племянницами. Он схватил ее за руку, обнял и повернул к себе лицом, горячо поцеловал в губы в уединенности кукурузных стен. С блестящими глазами. И холодными руками.

– Конечно, счастлива, – ответила она.

С чего бы не быть счастливой? У нее есть литературное признание, финансовый успех. Здоровье. Силы. Она искрится энергией, жаждет сделать карьеру. Отхватила мужчину, которого «Сиэтл таймс» объявила самым завидным холостяком северо-запада. Мужчину, который напоминает загадочного, молчаливого Хитклиффа из «Грозового перевала»[1]. Мужчину, который невероятно богат, независим и, несомненно, глубоко ее любит.

Или любил.

Они познакомились около трех лет назад, когда она брала у него интервью для одной из книг. Он консультировал полицию по этому делу и свидетельствовал в суде по поводу психического состояния серийного сексуального садиста.

Ее Джонах был проницательным наблюдателем за человеческой природой, вечным исследователем психики. Страстным наблюдателем – и тем прохладным октябрьским днем он наблюдал за ней. Он увидел что-то в глубине ее глаз, какую-то тень, пока она гонялась за его племянницами в зарослях кукурузы. Две сестры с разницей в четыре года, как было и у них с Шерри, – и старшая была очень красива и грациозна. А младшая, застенчивая девчонка-сорванец, была беззаветно предана сестре. Неуклюжая маленькая тень.

Тень Шерри – так когда-то называли Мэг. Маленькая рыжеволосая сорвиголова, вечно следующая за золотым светом Шерри. Сестра, боготворящая женственное очарование Шерри, – как старшая сестра улыбалась с обманчивой наивностью ребенка, манипулируя при этом людьми своим маленьким пальчиком.

– Пошли. Найдем девочек! – рванулась вперед Мэг. Жесткие кукурузные стены стали вдруг слишком тесными, а лабиринт превратился в тюрьму, откуда нужно было срочно бежать.

Но Джонах задержался еще на несколько мгновений.

– Чего ты хочешь от жизни – детей?

– Когда мы будем готовы. – Она оставила его в лабиринте в одиночестве. И побежала за девочками, а может, за своими воспоминаниями, за чем-то, сидящим у нее глубоко внутри, или, как бы сказал Джонах, снова убежала прочь. Чтобы не пускать его – никого – внутрь.

Ее охватило горячее раздражение, и руки сильнее сжали руль «Форда Ф-350». Вместе с раздражением пришло самобичевание, подобие стыда. Она протянула руку к пассажирскому сиденью, нажала кнопку записи на диктофоне и сделала глубокий вдох. Начало, просто начни сначала…

– В тот день мне не следовало врать, покрывая Шерри, – мягко сказала она в микрофон гарнитуры, вглядываясь в темноту. Фары прорезали в тумане узкие тоннели. Она проехала араукарию, увитую плющом. – Не следовало ее выгораживать…

В свете фар появился знак, надпись сверкала светоотражающей краской. ШЕЛТЕР-БЭЙ. ПЯТЬ МИЛЬ.

Какое-то животное перебежало дорогу. Она резко ударила по тормозам, машину занесло на гравий. У Мэг екнуло сердце. Снаружи вокруг нее колыхались под сильным ветром ветви. Кружились юбки хвойных деревьев.

Она смотрела на знак, и в нее проникал невнятный ужас, просыпались нейроны давно забытого страха, погружая ее разум в поросший паутиной мрак подсознания. Некогда счастливая деревушка ее юности, Шелтер-Бэй, превратилась в город воспоминаний, словно сошедший со страниц романов Стивена Кинга, в место, где за потрескавшимся туристическим фасадом притаилась тьма.

Все мы знаем, что происходит с героинями, которые спускаются вниз по ступеням в подвал, держа дрожащую свечу…

– Именно тогда все пошло не так, – мягко сказала она в микрофон. – Если бы я сразу призналась маме и папе, что Шерри уехала с ним на отмель, а не отправилась самостоятельно на ее поиски, чтобы предупредить ее, что нужно спешить домой. Убираться подобру-поздорову…

Она прочистила горло, пытаясь побороть напряжение с помощью громкого голоса, под аккомпанемент скрипа дворников.

– Сама не знаю, почему постоянно пыталась спасти Шерри. Защитить ее. Что я могла знать в тринадцать, четырнадцать лет – было ли это предчувствием? Начала ли я подсознательно замечать, когда зарождалась моя собственная сексуальность, что сестра играет в опасные игры? Что тем летом, последним летом перед колледжем и взрослой жизнью, она слишком близко подошла к опасной черте? Потому что в конце концов, покрывая ее ложь, я подвела ее. Я подвела ее даже после смерти, потому что не могла вспомнить… Во многом из того, что случилось тем августовским вечером, была виновата именно я… И умереть должна была я, а не Шерри.

Мэг снова завела фургон и выехала на пустую дорогу. Крепко держась за руль, она поборола желание развернуться и просто уехать прочь. Потому что если она хочет написать историю Шерри, она должна вернуться. При создании книг она всегда посещала основные локации, чтобы перенести туда читателей. Чтобы они смогли увидеть и почувствовать то, что видела она. И, как и сейчас, записывала свои мысли и впечатления прямо по дороге, улавливая спонтанные реакции, которые позднее перерабатывала, интерпретировала и вплетала в холодные факты дела.

Просто еще одно дело, еще одна книга… Делай все как обычно, и будешь в порядке…

– Спорить можно было сколько угодно, но факт оставался фактом: Шерри занимала особое место в сердцах родителей. Была первенцем. Благословенным. Все было при ней. Высокая, гибкая. Золотая девочка, в отличие от меня, маленькой и рыжей. Медовый загар, не то что моя бледная кожа и веснушки, из-за которой я напоминала вареного лобстера. Открытая улыбка, веселый смех, который мог зажигать толпы. Рядом с ней людям было хорошо. Она только что окончила школу, получила стипендию для учебы в Стэнфорде. Королева выпускного бала. С восьмого класса она встречалась с Томми Кессингером, защитником и звездой футбольной команды. Он тоже был прекрасен, как греческий бог. Поступил в футбольный колледж, мечтал попасть в национальную лигу. Молодые короли Шелтер-Бэй, мир был у их ног…

Мэг прокашлялась, преодолев очередной резкий поворот извилистой дороги. Теперь склон. Внизу искрится вода. В ее трейлер бьют порывы ветра.

– Пока в город не ворвался на крутом хромированном мотоцикле-круизере Тайсон Мак, с накачанными бицепсами и татуировками… Излучая темную сексуальность, опасность, нечто захватывающее… Пока Шерри не вскочила на байк Тая и не уехала с ним в отдаленные дюны на песчаной косе, на границу государственного национального парка. И я прикрывала ее, пока Тайсон насиловал, душил и оставил ее мертвое тело в дюнах.

Мэг надавила на тормоз перед очередным крутым поворотом.

– После ее гибели я постоянно видела в глазах матери вопрос – почему Шерри? Я чувствовала этот вопрос в глазах всех горожан. Чувствовала себя виноватой. И носила свою вину, словно власяницу, упиваясь самобичеванием. Пытаясь обрести искупление, которое мне не суждено.

Ей вспомнились слова Джонаха.

Ты должна вернуться, Мэг, и простить себя за то, что не смогла спасти сестру. Должна понять, что ты ни в чем не виновата…

Ее наполнила горечь. Она всматривалась в нижнюю часть стекла, под щетками, пробираясь по извилистой прибрежной дороге. Справа был отвесный обрыв.

Уже близко.

Она глубоко вздохнула и сделала новую попытку. Воспоминания окутали ее, словно туман и тьма.

– Жестокое изнасилование и убийство Шерри было преступлением, осквернившим маленький городок Шелтер-Бэй…

Внизу туман сгущался. Дорога выровнялась. И вдруг показалась она. Та самая развилка. Под ветром и дождем покачивался деревянный знак «Шелтер-Бэй – дом белых дюн и дандженесских крабов».

У Мэг свело спину, ей стало жарко. Она замедлила скорость, вглядываясь в дорогу, обрамленную растущей в дюнах травой. Показались огни. Сначала старая закусочная. Мэг поехала совсем медленно. Она все еще на месте – со своей маленькой копией маяка Шелтер-Хэд, достопримечательностью, которая когда-то была символом ее дома. Они с Шерри когда-то играли в этом маленьком маяке, словно в кукольном домике посреди лужайки, пока их отец завтракал в закусочной.

На страницу:
2 из 7