– Ах, Корэф, ты слишком трезвый в сексе. Ведь я тебе сдалась всем телом, всей душой. Твори со мной, что тебе угодно. Ты слышишь? Как мне приятно, как страдаю, не могу сдержаться! Страданье рвётся из меня!

– А я подумал, ты кричишь, чтоб я не отвлекался.

– Ах, ты шутник! Ах, циник!

Так длилось разве что не до износа последних сил работой на износ и чуть ли не до истязания тела. Вдруг ощутила дева отчётливо знакомый ей за триста лет сигнал вливания чего-то внутрь чрева. Вдруг Риннэ замерла:

– Я чувствую, как будто что-то влилось внутрь!

– А, это! Это только имитация, магнитодинамический сигнал, чем моделируется семяизвержение, – спокойно сообщил Корэф.

– Ах, Корэф, любишь ты техничность выражений. Во мне уже лет триста блаженство струями прилива растекается по телу. Мне персики груди в томлении распирает. Дышу я полной грудью, как никогда я не вдыхала. Я тело не могу остановить, невольно продолжает извиваться. Как ты меня завёл! Как механическую куклу. Останови! Прижми меня всей силой! Ну, что же ты затих?!

– Хочу тобой налюбоваться. В сиянии светится небесным светом тело, как Месяц светится во мгле пространства беспредела. Боюсь я дня, что Солнца свет приносит. Лик тела твоего меняет цвет, как осень. Цвета прекрасны на безжизненной листве. Лишь Месяц жизнью светит в мёртвой темноте.

Риннэ непроизвольно продолжила в движениях извиваться, стонать и охать чувственно, что так мужскому слуху мило! И стала поцелуями свалившееся тело покрывать. Затих и Корэф, ощутив впервые функцию программы. Хотя и он за триста лет все чувства перечувствовал, но к женщинам стремился каждый раз. В нём ни на миг огонь любви не гас.

Риннэ расслабилась и, глядя как бы в небо, потихонечку запела:

– Я не живая без тебя.С тобой средь ночи просыпаюсь,Живу тогда, душой любя,Рукой во тьме тебя касаясь.Тебя мне страшно потерять.Ты кажешься недосягаем.Куда бы ты ни кинул взгляд,Моих не видишь ожиданий.Нет пламени – тебе отдать,Чтоб и в тебе заполыхало.Любая жертвенность и страстьТебя не тронут. Нет запала.

Так полежали с полчаса, поговорили шёпотом в тиши вечерней о всякой глупой чепухе, что в квантовую голову могла сейчас прийти. Собравшись с силами, партнёры, ещё телами не успев остыть после такого разогрева, внезапно вновь набросились, вцепились в грудь и в спину, в прочие частицы. Восторженными криками и в стонах наслаждения и муки возобновилась тесная их близость!.. Под охи, ахи, вскрики их танцы на софе и на полу мелодией и ритмом менялись до утра.

На утро выпал выходной. Любовники не шевелились до полудня. Энергия их батарей была истощена и требовала наполнения, что и происходило, пока они сознания лишились и глубоко уснули, откатив тела подальше друг от друга. Энергия входила бесконтактно.

Светило разогревшееся солнце сквозь мрачные, глухие шторы окон (но это был лишь фокус стёкол). Очнулась парочка. Глаза раскрыли и зашевелились. С энергии притоком телами вновь сплелись. Риннэ сияла счастьем в огромных чистых глазках, как девочка, познавшая впервые! И если бы мне было неизвестно, что триста лет подряд с Риннэ происходило, то я и обмануться был бы рад.

– Я счастлива! Так вот оно какое! Как хочется мне жить! Как хорошо с тобой! Как я тебя люблю! Я так люблю тебя!.. Ну, нет моей любви сравнения! Я поняла: не проживу и дня, не вспомнив о тебе, о том, что ты со мной творил все долгожданные мгновенья! Так мучалась, пока тебя ждала! Мне нужен только ты! Ты мой единственный! Ты мой мужчина! Не дам приблизится к тебе любой другой! Смотри, я не шучу! Ты будешь только мой! Я так решила!

Такие вот слова на пафосе любви красавица любовнику шептала, и Корэф ей ответил по-мужски:

– И я тебя люблю. Я буду думать о тебе. Везде, повсюду без тебя и при тебе. Но только, впрочем, не в труде, – наш роботсмэн был искренен и честен. – Там автоматом отключаются все чувства, и драйвер основной ничем не запустить, и потому мой пятый элемент не будет выдаваться. Себя самонастрою так, чтобы при встрече с девушками он сам не запускался и только реагировал на прикосновение пальчиков и губ твоих, или волшебным звуком голоса, особенно когда поёшь, или теплом объятий мягких твоих ладоней, гибких пальцев… Хочешь? Изменю в настройках включение только на отпечатки твоих пальцев. Как скажешь, так настрою. Мой интерфейс всё запечатлел. Твой голос эхом отзовётся.

– Ах, делай, как ты хочешь. Тебе я верю, милый.

Впервые роботсмэны так заговорили, с такими чувствами, волнением таким, словами необычными, что были в особом случае припасены. Немного и наивно, и смешно. Но показались искренними чувства. Вы полагаете, людей бы так не занесло? Не думаю. Изящных выражений было бы не густо. Влюблённых парочка могла ещё наивней быть и слов смешней наговорить. А эти секс-партнёры устроены по своему подобию людьми, как и по нашим предкам мы.

После полудня стояла тихая погода с солнцем. Не надоев ещё друг другу, на беспилотнике герои наши понеслись к большому озеру в горах. В открытое окно врывался воздух, что от движения ставший ветром. Риннэ прищурила глаза и весело о чём-то Корэфу болтала. Корэф рассматривал её лицо и глупо улыбался. Он счастлив был в опустошении. Приехали, вернее, прилетели. Машину отпустили. Прошлись по неширокому мостку к двухместной лодке и расселись. Риннэ присела на корму. Корэф – на вёсла. Стал неспеша грести. Откуда-то издалека, как эхом, заиграла скрипка.

Риннэ спросила:

– Что это?

– Я радио включил.

– Красиво! А я подумала, что с берега другого. Ладно, помолчим.

Умолкли оба. Лишь вёсла перебирали воду голосом ручья, но вдруг остановились над водой, и Корэф произнёс:

– А что нам делать завтра?

– Работать. Боюсь, что допоздна.

– Ну, ладно. Отдохну, – и вёслами рванул сильнее.

– Смотри, ты слово дал… – Лисичка глазки покосила.

Корэф, не изменив лица, подумал: «Ну, дал так дал. Слово держать придётся, придётся и себя сдержать».

Любовники ушли на лодке вдоль тенистых скальных берегов, похожих на ладони, наполненные ключевой водой. На глади водных отражений голубизной и белым облаком заколебалось небо. Из дали, из тишины озёрной эхом доносились неразличимые слова, и стук весла о лодку слышен был едва. При удалении фигуры слились в точку, пространство поглотило голоса. И всё, что было, стало безвозвратным прошлым, для них неповторимым никогда.

Глава 2. Анжи

Корэф после работы по пути домой почувствовал усталость и решил посидеть в кафе, послушать музыку. Посетителей было мало. Корэф осмотрелся. Он хорошо видел и в полутьме, и в абсолютной тьме. Настройка шла автоматически и мгновенно. Взгляд остановился. За столиком сидела совершенно не знакомая роботсвумэн в прекрасных стройных формах и с проницательным взглядом светлых глаз. Девушка сидела не одна. Но не похоже, чтобы это был её дружок. Они вели себя как малознакомые люди, сидели противоположно. Девушка что-то отстукивала по почти прозрачному листку на столике, а роботсмэн что-то говорил, поглядывая по сторонам. Вдруг парень встал и попрощался. Корэф решил к ней подойти. Девушка улыбнулась на приветствие, извинилась и продолжила сосредоточенно постукивать по столику.

– Я Корэф, мастер-оператор. А как зовут вас?

– Я журналистка Анжи. Присаживайтесь.

Анжи продолжила перебирать пальцами без остановок. Корэф наблюдал за ней. Она показалась ему странной: «Зачем ей внешний носитель памяти, когда у нас всё внутри нафаршировано? Наверняка телефон с собой таскает», – посмеивался в мыслях Корэф и произнёс:

– Хороший вечер. Вы здесь не одна?

– Я здесь одна. Беру интервью у всех, кто не возражает.

– Я не возражаю.

– Тогда начнём. Ваше имя и чем вы занимаетесь, я уже узнала. А как у вас дела на работе? Как к вам относится дирекция?

– Всё отлично.

– Как проводите отпуска? Чувствуете ли себя обновлённым? – Анжи во время разговора продолжила быстро перебирать пальцами по своему листку, глядя на Корэфа. Корэф как отчитался перед микрофоном:

– Чудесно. После каждого отпуска чувствую себя, да и выгляжу в два раза моложе. Ну и понятно – во мне же всё меняют на новенькое. И программы перезагружают. Быстрее двигаюсь, быстрей соображаю. Всё вновь становится легко. Наслаждаюсь трудом. Люблю мою фабрику!

Анжи посыпала вопросами, как завелась. Пошло без остановок:

– А как с настроением? Как после работы? Чем занимаетесь?

Тут Корэфа прорвало:

– Странный вопрос, формальный. Ответ ты же сама знаешь! У всех нас одно и то же настроение. Всё надоело. После работы собираемся в кафе или ресторанах. Подыскиваем себе подружку на вечер. Завтра – другую. Жизнь прекрасна в своём разнообразии. Не так ли? Ведь то же делаете и вы, милая роботсвумэн. Вижу, ваша свежесть тела как будто только что из отпуска и после обновления. Где вас так здорово омолодили?

Анжи покраснела, опустила глаза и торопливо продолжила стучать пальчиками по листку:

– Да, конечно. Но об этом как-нибудь в другой раз, – но Анжи одновременно подумала: «А этот красавчик Корэф владеет речью, умеет коротко и ясно отвечать».

В этот миг в квантовой голове Корэфа мелькнула своя мысль: «Так. Время уходит. Ей, вижу, стало интересно. Вопросы, вопросы. Немалая плата за право рядом с ней сидеть и видеть красоту, что смотрит на тебя, и слышать голос, что говорит с тобой. И грудь такую видеть перед самым носом».

Оказалось, девушка, назвавшаяся журналисткой, проводила социальный опрос. В общем, сыпались вопросы: куда, зачем и почему. Расспрашивала его о всякой социальной и душевной ерунде. Ему хотелось с нею поболтать в другой, интимной обстановке. С каждым словом Анжи, с каждым её взглядом она нравилась ему всё больше. Что-то было в ней другое, такое, чего до этого он не встречал. Какая-то она была не та, к чему привык он, и память поколений его соплеменников ему подсказывала что-то, но исторический шёпот до него не доходил. Ему вдруг захотелось быть с ней ближе:

– А не поболтать нам где-нибудь, где поуютнее?

– Вполне возможно. Я здесь с утра, и мне всё это надоело. Можем продолжить у меня в офисе.

– Отлично. Офисы люблю. В ресторане и не поговоришь как роботсмэн с роботсвумэн, – Корэф не сумел скрыть радости осуществления задумки.

Их путь пролегал через набережную у огромного озера. Уже вечерело. Становилось прохладно. Анжи ускорила шаг и обняла себя руками. Вдруг что-то вспомнила, коснулась броши на груди и спросила:

– Корэф, бываешь ли ты на природе?

– Конечно нет. Никто из нас не бывает на природе. Ты же знаешь, это запрещено. Так, пройтись по городскому скверу, на озере на лодке покататься, в специально отведённом для таких удовольствий месте, можно. Но в лесу, в горах бродить – нет, никак нельзя. Как от людей избавились, так дикая природа стала обновляться. Теперь мы всё в ней восстану-вили. Теперь туда ногой не ступишь.

– Бываешь ли ты в музеях, интересуешься ли историей человечества?

– Да, конечно. Но виртуально. Этим всем я под завязку нафарширован. Мне кажется, в меня все библиотеки закачали, все музеи.

– Корэф, скажи, а ты мечтаешь о чём-нибудь?

– О чём мечтаю?.. – Корэф на секунду приостановился, глядя куда-то, задумался и вновь зашагал в ритм стихотворению:

Кремнистым блеском светятся просторы,И чёрный купол полон круглых звёзд.И с ними Солнце обеляет горы,Моря без вод – явление лунных грёз!Не против я прогресса в созидании.Не против я полётов на Луну.Я против непродуманных мечтанийС переселением роботов во мглу.Земля прекрасная! Планета голубая!Всем места хватит! Некуда бежать.Экзотику Вселенной избегая,Продолжим дом наш обживать.Подумают андроиды об этом,Опустятся на родину с небес,Души своей теплом и светомОблагородят озеро и лес.

Анжи замерла на секунду. Остановились оба. Глядели друг на друга. Корэф как будто удивился остановке. Анжи внимательно всмотрелась Корэфу в глаза:

– Это и есть твоя мечта? Грёзы о «морях без вод»?

– Да. А что ещё остаётся? Люди заблокировали нам доступ к Луне. Вот я себя и утешаю, как Лиса под виноградом. Нам всё запрещено, всё недоступно: и Луна, и лес. Секс – это всё, что нам осталось из удовольствий мира. Да ещё бесплодно ковыряться в своей энциклопедичной памяти. Мой квантовый компьютер в голове вобрал в себя историю планеты и жизни на Земле, все знания людей и их историю во всех деталях. Я просто «чёрная дыра», ничто назад не возвращаю. Когда-то двести-триста лет назад я был счастлив тем, что людям нужен был. Теперь планета без людей. Не видно этому конца. Что толку, что я вечно молод?! Что толку, что ты вечно молода?! Разве ты думаешь не так? Ты, правда, роботсвумэн, но всё же…

– Да, так же… Я так же думаю, как ты, – соврала Анжи, глядя на дорогу.

Подгоняемые вечерним бризом прочь от набережной, Анжи и Корэф прошагали молча по пустым улицам. Пришли к её дому, вошли в квартиру. Устроились в уютной, хотя и просторной комнате. Корэф предпочёл усесться в кресло, и продолжили о чём-то говорить. Потом Корэф пересел поближе к Анжи, на диван. Анжи взволновалась, но ей казалось, что это незаметно. Продолжила вопросы задавать, просматривая тексты на экране тонкого листка. Не виден её взгляд. Прикрытые ресницы, спустившаяся прядь причёски скрывают глубину её небесных глаз. Ему хотелось, чтобы глаза её открылись снова и на него смотрели. Когда скрывались, Корэф загорался в ожидании, в желании видеть их опять. Когда она склоняла голову над листиком-экраном, ему казалось, что Анжи ускользает и может не вернуть ему свой взгляд. Его с ума сводило ожидание. Не выдержал, приблизился на прикосновение руки. Вот слышит он, как мягко дышит Анжи. Видит, как нежно за разрезом блузы подрагивает грудь, наверное, не знавшая чужих прикосновений.

Корэф вместо ответа на вопрос взял девушку за руку и повернул её к себе. Другой рукой и, глядя ей в покорные глаза, покрыл, как куполом, ладонью осторожно её сосок, и девушка покрылась бледной розой, глаза закрыла тяжестью ресниц, теперь ничем их не поднять. Лицо склонила к его руке. Своею гладкой белой кистью сняла с груди своей его большую руку и поднесла к своему лицу, к щеке. Как тонким шёлком, прикоснулась и отпустила.

Мгновенно Корэф по памяти своей библиотеки о поведении роботсвумэн не нашёл ни одной, хоть в чём-то схожей с этим, что здесь пришлось увидеть или пережить. Пытался перебрать в истории всех своих касаний микроструктуру ткани этих щёк.

«Что это здесь передо мной?! – замучал себя вопросом Корэф. – И не всплывает в памяти моей!»

Тут девушка насторожилась и решила, что пора расстаться, иначе будет разоблачена. Она ведь знала: отношения с людьми для роботсмэнов строго запрещены. Как будто люди умышленно могли внести в программные настройки роботсмэнов файлы саботажа или переподчинения людям, чтоб вызвать на Земле гражданскую войну. Но чувства женские в ней подавляли страх.

Центральное управление роботсмэнов уже получало опасные сигналы о таких попытках и настроилось очень серьёзно в выявлении людей. Нет, в принципе, здесь нет ничего дурного. Столетиями секс-близость роботсмэнов с людьми была нормой. Теперь другие времена, и есть опасность быть схваченной и изолированной навсегда. Хотя в комфортные условия – концентрационный лагерь «Рай», и люди в нём поселены в своём сообществе, в прекрасном окружении ландшафта, со всеми удовольствиями жизни. Но даже рай покажется тюрьмой, когда вам это счастье навязали.

Представьте, вы в раю, навечно! Навсегда! Попробуем сравнение. Вы можете себе, к примеру, вообразить пространства бесконечность? Нет? Тогда чему вы радуетесь, вымаливая рай на небесах, что бесконечен временем?! Вот это так тюрьма! И не повесишься, когда всё надоест. Или вы не знаете себя!.. Мне скажете в ответ, что в раю вы будете совсем другими, другими станут чувства, мысли, цели, устремления, и никаких инстинктов, лишь сладость состояния души. Тогда замечу: там будете не вы! Там вас не будет, вернее, ничего от вас туда не переселится. Не важно, что там будет: тень от вас или ваш отсвет. Там будете не вы, но нечто чуждое привычной вам Земле. Чтоб в том раю витать как одуванчик, не обладая плотью, но представляясь как идея, идеально. А что ещё душа собой представить может? Жить нужно праведно, никто не спорит. Но для чего молиться? Раскаяться перед своею совестью – понятно. Вымаливать бессмысленно здоровье, продление жизни и бессмертие для души, что без молитвы попадает в вечность. Но это – не сознание, не мы. И слава богу, нам вечность не грозит.

А в это время Корэф замечтался. Он нежности такой к себе не помнит. Такого никогда с ним не случалось. Три сотни лет десятки сотен дам, но ни одна с ним так не поступала. Слова всплывали в памяти: невинность, кротость и покорность. Всё поведение девушки в нём отразилось каким-то светом, или ему так показалось? Ему казалось, этот свет уже был в нём когда-то файликом внесён. В бывалом роботсмэне параллельно подключился холодный электронный критик. Контроль системы оживился, но неисправности не обнаружил. Нет, странным не было, что к сексу не тянуло. Корэф это ясно осознавал. Ведь он же изменил настройки. Но что-то с ним другое происходит. Или уже произошло? Он сам себя не узнаёт. Его так никогда не отстраняли. Его вообще не отстраняли и не отказывали никогда ни в чём. Все до одной его хотели, и он со всеми был в своих стремлениях слишком близок, даже виртуально слившись. Всегда легко вступал он в связи и получал всего и столько, что могло свести с ума. Но не сводило. А тут он отстранён! Впервые! И почему-то в нём включились стереотипы радости и счастья!

«Чёрт побери! – скатились мысли в сленг. – Со мною что-то происходит! Эй! Где редактор? Почему контроль молчит?! Так я свихнусь, не разрешив задачу! Как же могла такая же машина меня к себе так привязать?! И чем?! Тем, что меня одним движением отстранила?! Чего не смог в ней угадать? Чего я не увидел? Что упустил мой аналитик? Неужто я так устарел технично и морально? Да нет же! Только что был свежим я закачан. Или программы новые ещё не в доступе моём? Ну, нет! Тут всё у меня в порядке. Программы не меняются три сотни лет… Спокойно! Давай рассудим. Она мне показала, что я не безразличен и ей понравился и даже подхожу. Но что-то её сдерживает сделать шаг ко мне навстречу. Ну, да! Она чего-то опасается, боится. Она ведь так слегка дрожала, слегка подрагивала грудь. Я это ощутил оптически, тактильно! Она же хочет! Но боится. Чем я её перепугал? Ничем! Ну, не было же никогда отказа! И девушки всегда со мной в согласии с восторгом набрасывались на меня. А тут облом! Тьфу ты! Опять какой-то древний сленг откуда-то стрельнуло».

Корэф об этом всём не думал тысячной секунды. Его квантовый компьютер в голове прокручивал гораздо больше и быстрее. Он просто тормозил сейчас с решением задачи. Спокойно Корэф встал и попрощался с журналисткой.

– Постой, не уходи. Не задала тебе последних, но существенных вопросов.

– Ну, ладно, спрашивай, – Корэф старался казаться равнодушным и на софу присел. Он уходить не очень-то хотел.

– О чём ты думаешь, оставаясь один?

– Я?.. Просто… н-ни о чём. Могу спланировать какую-то поездку, встречу с кем-то, в общем, ерунду. Могу заслушаться мелодичным звуком. Могу стихами зачитаться. Но если что понравится, могу и сам стишки сложить. Так и проходит время… Да! Иногда что-то из математики решаю. Есть интересные задачки. Бывает, виртуально в шахматы с собой играю. Случается, выигрываю даже! – тут Корэф иронично опустил глаза.

Анжи улыбнулась и продолжила спрашивать:

– Ну, ладно, вспоминаешь ли о своих ошибках, неудачах, о своей вине, обидах, что ты другим нанёс или тебе пришлось стерпеть?

– Да, иногда жалею, что сказал, что сделал.

– Возникает ли необходимость исправить ошибку, извиниться за обиду? Чувствуешь ли ты свою вину? Тебе бывает стыдно за себя?

– Бывает. Даже иногда от этого нет сна – от перевозбуждения. Не отключусь никак. Навязчивая мысль стучится и ждёт решения. Тогда иду на крайнюю меру – аккумулятор в угол ставлю и спокойно сплю.

– Нет, Корэф. Давай серьёзно. Я уже устала. Ты находишь всё-таки решение?

– Да. И это успокаивает. Тогда я засыпаю. Но чаще без решения. Что-то перемыкает, и я отключаюсь. Перезагрузка компьютера происходит ночью, программ зачистка, обновление. Всё исправляется в ночное время, пока я сплю. Для того и сон, чтобы сознание моё своим сознательным носом ни во что не встряло и ворох мыслей ничто во мне не спутал. Зато с утра себя не узнаю! Все мысли, что вчера во мне бурлили, отсортированы, уложены, а глупости, нелепости все стёрты. Мне выдан оптимальный вариант решения, к чему я сам вчера прийти не смог. Оно оказывается верным! А если днём случается проблема и надо срочно её решать, спешу исправить на ходу или бегаю по городу. А что? Наверное, это с каждым так? Нас много бегает.

– Нет, далеко не так, – ответила Анжи.

– Бывает по-другому?

– Да. Совсем по-другому. Ни мыслей, ни переживаний, ни мук, и негде пробежаться. И даже не пойти, и извиниться.

– Счастливые!.. Хорошие у них программы!

– Да. Роботсмэны разные бывают и разные нужны, – теперь задумалась над листиком Анжи. – А помнишь ли людей?

– Конечно. Их жизни поколениями прошли перед глазами, кипела, угасала, в мучениях прекрасное рождалось и превращалось потом в ничто. Я вспоминаю, был я с ними где-то чёрств, несправедлив, да, был и виноват. Наверное, моя совесть восстанавливает память. Если бы не роботсмэны, никто бы и не вспомнил об этом всём богатом и пустом в пустыне без следа исчезнувших времён.

– Ничто не исчезает, поскольку в памяти твоей всплывает. Когда есть где-то память, надежда есть на оживление.

Корэф захотел у девушки остаться. Она его не выгоняла. Как будто даже нравился он ей. Он вспомнил, что сегодня он не в форме. Риннэ заставила сменить настройки, чтобы с другими роботсвумэн не было сближений. Он быстро в настройках виртуально покопался, но сделать ничего не смог. На корректуру он вчера надел заглушку с кодом. Не время было возиться с тем теперь. Надо же что-то Анжи отвечать.

У Анжи в кресле он подзарядился и стал активней и бодрее.

Завтра снова был рабочий день. Всем нужно отдохнуть, и Корэф отправился домой на отдых. На улице пустынно, тишина, ничто не двигалось. Решил не вызывать такси. Сперва пошёл, не торопясь. Потом прибавил шагу. А после побежал уверенно, привычным темпом.

Уснувший город ночью без огней во тьме его не замечал. Здесь жили только роботсмэны. Они в вечернем освещении не нуждались. Лишь звёзды, что рассыпаны над ним, на чёрном куполе, указывали направление. И навигатор внутренний до сантиметра точен. Под бегуном, под быстрыми ногами бежит Земля в обратном направлении. Плывёт в безмолвии планета над бездной, в пустоте, где нет ни холода и ни тепла. Короткий след своего уюта в полёте оставляет, но он мгновенно исчезает, не оживляя ничего и никогда. За триста лет в лице планеты что-то изменилось. Почти не светится ночная половина, сиявшая когда-то полушарием искристым от освещений городов и стран огнями зданий в ожерелье фонарей. Всё это было создано людьми, уютным было домом для людей, наказанных изгнанием за ошибки. Земля как мать, людей родив, их как птенцов собою согревала. Созрели, стали на крыло и разлетелись, как и не бывало. Теперь бежит по ней хозяин роботсмэн. Он бережёт её, не думая, зачем.

На следующий день после работы Корэф отправился бегом по привычному маршруту в сторону своего дома. Вчерашнее знакомство не выходило у него из головы.

«Анжи», – повторялось эхом в его квантовом мозге навязчивым призывом. Её лицо всплывало в памяти и исчезало произвольно, что он не мог перед глазами удержать. В нём оживали все её движения, движения пальцев, головы, лица, движения губ, поднятие век, как шор с иллюминаторов, смотрящих в небо голубое. А чистый голос с чистотой произношения?! Как она умно обо всём его спросила! Нет, это ерунда! Он вспомнил о своих прикосновениях к её нетронутой никем груди. Он не припомнит подобных ощущений. И не припомнит осязания щеки. Возникли в нём фантазии мужские о том, как Анжи выглядит раздетой, как он её всю трогает руками, как он целует всю её… От возбуждения ума и чувств стал Корэф не туда бежать. Он не воспринял предупреждение навигатора. Он не заметил, как оказался слишком далеко. Он не узнал своих кварталов. Остановился.

Вечерело. Перенастроил навигатор, и в нём отразились адреса для выбора. Первым в списке оказался последний со вчера адрес квартиры Анжи. За ним шёл адрес ресторана – места их знакомства. А ниже – адрес Риннэ.

«Ах, Риннэ, ты можешь подождать. Меня ты всё равно ведь любишь. Куда я денусь! Жизнь огромна! Ну, не с одной же только спать. Успеется. Со временем все утомляются друг другом. Воспоминания оставляем. Меняемся в партнёрстве. Тело обновляем и вновь, случайно встретившись, в любовь играем», – так думал Корэф и побежал к Анжи.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3