О людях уходящего времени

– Пилить буду, как пойдёт весь шалаш – тяните меня, дергайте, – зло сплюнул на свои промашки в валке и полез с пилой в этот страшный вигвам.

– Подальше держитесь! Один Серёга пусть дергает, а вы сдалёка смотрите, виднее с далека.

Пила завизжала на полных оборотах, свежевыточеные зубы грызли смолёвую древесину, сыпали золотыми опилками на снег, на штаны в сапоги. Рез никак не хочет расходиться, держали деревья свою опору, не пускали падать. И вдруг… как выстрел. Треск лопнувшей где-то внутри ствола древесины, и все вокруг завертелось, засвистело в бешеном темпе. Толчок назад по всему поясу, по кругу. Пилу жалко бросать, быстро пятится из ловушки лесничий, падает. Кто-то хватает за шкирку и волоком от комля тащит. Бешеная вьюга поднятого падением сосен снега настигает и накрывает обоих.

– Да отпусти ты, черт. Всё. Не достанет теперь уже. Спасибо, Саня, не растерялся, – улыбается криво леснику, бывшему десантнику, – в воскресенье пьём.

Прокоп стоял уже задыхаясь. Огрузнел за последний год, мало двигался, от работы филонил. А тут оказался рядом вовремя, да и выучка десантная не подвела, принял решение мгновенно.

Долгая зима, долгие походы все выше и выше по трассам. Все тяжелее вверх, все холоднее наверху. Валили, рубили сучья и жгли, чтоб не вывозить. Трелёвку начали другие, уже весной. К Дню Советской Армии, к женскому дню 8 марта управились с валкой, но благодарности, как водится, никто и не услышал от городского и родного лесхозовского начальства. К чему благодарить, когда за то деньги плачены, обязаны работать. Привычка лагерная, лагерного начальства. «Должны работать». Не выдержала душа, не выдержало и тело, которое терпело и выполняло работу изо дня в день всю зиму. Недельное знакомство с водкой оказалось тяжёлым, но неожиданно благотворным. Очнувшись на третий или четвёртый день в доме матери, чуть похмелился и молча смотрел в замерзшее окно. Весна, поманившая мельком на женский день, отступила под натиском морозов. Было тихо, тополя ветками, густо покрытыми снежными ёршиками, не колыхнутся. Еще через два дня, когда окна вдруг стали плакать, а днём солнце разорвало тучи, пришёл племянник Виталька с речной общаги, и с удивлением констатировал.

– Дядь Жень, а ты поправился прямо.

– Ничего, Виталь, прорвёмся. Ты извини меня, да в деревне не говори про меня.

– Конечно, не скажу, да и нет ничего тут такого сильно стыдного, не беспоклись.

На работе как вроде и не удивились, впрягся сразу. Назревали пожары, надо было готовить оборудование. Премии за предыдущие месяцы с радостью лишили и, жизнь покатилась по накатанной. РЛО, воздуходувка, пожарная помпа, договорённости с пожарными частями, чьи районы граничили с лесом. Обрезка деревьев с вышки, пока лист ни пошёл активно, опять легло тяжестью на руки, на спину, на душу без передыху.

ПОЖАРЫ

Над тайгой потянул сизый дымок, похожий на традиционное голубое облако пихтовой пыльцы. Но к середине дня он вдруг высветился столбом, предательски закачался над перевалом. В Алтае за столько лет в кедровых лесах не было пожаров, что лесники немного растерялись. Облёты летнабов совершались ежегодно, белый крест на крыше лесничества подновлялся, а вертолётная площадка была оборудована по всем правилам. Но сырой угол Прителецкой тайги не давал возможности огню ухватиться за лес. Летнабы в эту сторону летали с удовольствием. Была возможность договориться о залёте за Абаканский хребет на «горячий ключ», подзаработать таким образом. Лесхоз подпишет налёт часов. В этот раз что-то в природе пошло не так.

Сначала пришла весточка из Улагана об обширном пожаре. Лесники неделю сидели на стрёме, ожидая отправки их на подмогу. Потом Турачакские горки, прямо над дорогой вдоль Бии, ночью расцветились змейкой огня, который полз и пожирал сосняки. Для несведущего человека это ночное зрелище было даже красиво, если не знать, что этот огонь тяжело потушить, и он медленно углубляется в тайгу, разрушая всё. А теперь вот и Байгол. На планёрке встал вопрос, серьёзно ли это. Так никто еще и не мог поверить в реальность таёжных пожаров в этом краю.

– Надо народ поднимать, – охотовед, бывший директор малого предприятия, тяжело вздохнул.

– Да подожди ты, Петрович, что сразу в панику! – Ершов возмутился такой постановкой вопроса.

– Какая паника, раньше погасим, меньше погорит, упустим, сложнее будет.

– Александр Михайлович, завтра лесниками обследуете и начнёте тушить. – директор уже не смотрел ни на кого, досадуя на так ни ко времени свалившуюся заботушку.

Тайгу тушили три дня. Заливали из РЛО головёшки и колодины, мотались по краю пожара и заходили внутрь выгоревшего пятака. К вечеру огонь удавалось победить, а на утро дым слабо поднимался, становился гуще и пожар разгорался с новой силой. Специфика горной кедровой тайги здесь сыграла злую шутку. Ранее влажные урочища накопили много горючего материала. Большие колодины лежали крест-накрест, обрастали мхом, стоящие кедры накапливали под собой подушки старой хвои, а шадак-сеноставки ставили такие стога сена, что впору корову прокормить. Лазали с трудом через эти завалы. Охотовед перевернулся с тяжёлым резиновым водяным мешком, больно упал спиной на балясину, аж дыхание перехватило. Вида не показал, приехав ночью домой, уже без света, попросил жену растереть спину. На завтра встал еле-еле, но на пожар поехал. Расходился, забылась та травма. Егерь сильно порвал ногу о сухой, как кость затвердевший сучок, скрывавшийся под травой. Много еще маленьких и больших травм получили и получают лесники.

Вспоминались первые лесные пожары, которые довелось тушить – в Саянах в заповеднике, на Бирюсе рядом с учебной базой. Саяны оказывались опаснее в пожарном отношении. Тува, Хакасия, Красноярский край горели периодически. Разваливающееся Лесное Хозяйство, попытки упразднения авиалесоохраны и передача её функций МЧС приводили к тяжёлым последствиям для горных лесов, да и не только горных. Лесники продолжали тушить пожары весной, летом и осенью. Не мог лесной народ отмахнуться, переложить неизвестно на кого эту заботу. Эти героические попытки продолжались, не смотря ни на что. Пришла печальная весть из Тувы, когда в пожаре погибли шесть человек лесников, а сколько неизвестных травм лёгких и тяжёлых. Горели пристепные районы, выгорали куски тайги.

Отроги Восточного Саяна вокруг Красноярска начинали дымить уже в конце апреля. Когда природа начинала просыпаться, на сухой подстилке из трав и опавших листьев раскрывались подснежники, выглядывали лохматые прострелы, народ тянулся в лес на природу. И леса вокруг города начинали гореть, сначала от сухих урочищ вокруг дачных посёлков на левом берегу. Лысая сопка, Николаевская сопка выгорали первыми, полыхал Академгородок и огонь уходил дальше в распадки. Затем начинал гореть и правый берег. Торгашинский хребет и заповедник. Переходили, практически, на круглосуточное дежурство. Лесники по графику сидели в конторе во главе с помощником или лесничим, принимали донесения от наблюдателя с телевышки «Афонтово». Дневные работы тоже зачастую откладывались, приходилось ехать на всё чаще возникающие очаги.

– Игорь, у тебя в Академе горит за пятнадцатым домом у опоры ЛЭП.

– Блин! Это где погреба опять!? Или на шашлычной полянке?

– От биатлонного стрельбища огонь уходит в сторону посёлка Горный…

– Учебно-опытный звонил, горит наш склон от Собакиной речки!

Домой возвращались только потемну, успевали помыться и поужинать, прежде чем провалиться в сон, а утром опять к восьми на работу. Утренняя роса сдерживала старые пожары, не давала загореться новым. Проверяли оборудование и осторожно собирались на работу.

– Иваныч, может сегодня пересмотрим все ранцы, а на рубку не поедем? Всё равно ведь загорится после обеда и до самой ночи, чо зря туда-сюда дергаться.

– С нас планы никто не снимал.

– Тьху ты…., – под нос себе бурчал лесничий, а вслух, – люди вымотались уже.

– Тушёнку то выдашь сегодня?

Единственное, что как-то скрашивало пожарный сезон, это сухой паёк, выдаваемый за часы дежурства и участия в тушении возгораний. Банка тушёнки или каши с мясом на человека, банка сгущёнки на двоих в день. По окончании рабочего дня одна смена оставалась на дежурстве, вторая, если не было пожара, уходила домой. Изредка выезжали осмотреться по известным точкам, поскольку наблюдатель с телевышки охватывал не все массивы. Иногда звонил и сам начальник.

– Под карьерами дым! Прямо из моего окна видно.

– Это он, наверное, тушёнку себе зарабатывает, – смеялись лесничие.

– Петрович, ты выдай Сергей Иванычу сухпай и скажи, чтоб не звонил больше.

– Так он боьше по вашему, по Базайскому. Так давай скинемся, с меня сгущёнка, – отшучивался.

Грязные закопченные лица лесников, мокрые на спине от РЛО куртки, потухшие глаза. Когда начинались самые пожары, уже ни о каком дежурстве речь и не шла. Начинали тушить всем составом с самого полудня и до наступления темноты. На совещаниях в администрации ругались с представителями МЧС и пожарных частей.

– Почему лесники ночью не выезжают? У меня Устав, я должен выезжать в любое время на пожар.

– У меня тоже устав и требования техники безопасности. Ночью в лесу работать на пожаре запрещено! Мой устав кровью написан!

– Сдерживайте по кромке огонь.

– Вы тоже выезжайте только на посёлок, в лес вас никто не гонит! Вашим бойцам в случае травмы пенсию от государства дадут, а моим – меня платить заставят, да еще на пару лет по 109 часть 2 упекут. Проходили мы.

Споры оканчивались ничем, но тушить иной раз приходилось и ночью. Позвонившие с Пьяной деревни, с посёлка Горный боялись за дома. Постепенно поднимались цепочкой по освещённой кромке, тушили. Возвращаться непонятно как, кромка то больше не светит. Стали менять тактику – взбирались на гору, а тушили кромку уже на спуске. Наутро приехать потушить очаги внутри, пролить еще раз кромку, распилить и растащить колодины по краям пожарища, чтоб огонь не переполз. Обычно от посёлку огонь быстро убегал в лес по склону. Приходилось лезть с полными ранцами воды чуть ли ни на четвереньках. Машина туда уже не заберётся.

Однажды, в самый разгар пожаров, районная администрация решила своими силами участвовать в рейдах. Раздавать листовки, помогать в тушении. Договорились о встрече в 19 часов вечера, в 18.45 поступил звонок от учебно-опытного лесхоза о возгорании на Собакиной. УАЗик быстро подлетел к администрации, в машине уже полный комплект лесников. Забрали ошалевших двух молодых чиновников и помчались. Звоним в лесхоз по дороге.

– Где горит то? Хорошо горит? Мы успеваем?

– Слабенько от речки в гору ползёт, травка же мелкая, успеете, – никто и не удосужился повнимательнее посмотреть, не своя ж земля.

Огонь уходил по логу вверх, по молодым пихточкам, по прошлогоднему травяному загату. Крутой склон от речки уже выгорел и дымилось кое-где. Мокрый ложок с тропинкой наверх казался безопасным для огня. Дал парнишкам с администрации один опрыскиватель на двоих.

– Посмотрите ложок, проливайте под деревьями, где дымит, – сам полез по склону с лесниками, но вовремя сообразил, что опоздали.

– Прокоп, ты с пацанами тут ложок смотрите, я на Пьяную!

– Кабы успеть, пока до ЛЭП не поднялось.

Рванули вокруг, нет бы сразу оттуда заезжать. В деревне заправили заново все ранцы водой, через гаражи с брошенной техникой коммунхоза на заросшие молодняком сосны поля под ЛЭП. К этому пожару уже подтягивались и Базайские и инспекция. Огонь подошёл вплотную к молоднякам, вылез таки из лога, прополз мелкими язычками по склону.

– Аа, блииин! Пригаси ту кромку, а то уйдёт в сосняк по ветру.

Лесники метались как бешенные в густом дыму по краю молодняков, густого соснового самосева. За взрослым сосняком с хвойным опадом и шишками по земле, дачный посёлок. Хорошо, деревню опахали, да и надежда, что в другую сторону не уйдёт через лог в скалы Лысой сопки. Огонь вырвался, загудел как в трубе, поднял вихрь сажи и обдал нестерпимым жаром.

– Все назад! Сгорим, бля! В сосняк, там встретим, еслиф чо!

– Саня, ты по ложку от Собакиной на самый верх при, не дай ему к скалам уйти, там хрен поймаем, – по рации помлесничему Базайского.

– Елен Алексанна, вы-то как сюда? Вот и посмотрит инспекция на верховой.

От деревни подъезжала пожарная машина, снизу поднимались лесники. Городское лесничество с опалёнными бровями и усами отбивало прыгающий огонь от вековых сосен и сухих баланов под ними, кустов со свернувшимися от жара листочками. Огонь задохнулся на противопожарном разрыве, ПЧ-3 из двух стволов с другой его стороны сбивало ревущее пламя. Летящие под полог головёшки тушили ранцами. Справились… Лесничий сидел и курил на мокрой траве, подстелив пустой опрыскиватель неизвестно для чего под себя.

Весь июнь пробегали по границе с заповедником «Столбы» кое-как налаживая взаимодействие и ругая на чём свет стоит и инспекторов, составляющих протокола, и туристов, с злости специально поджигающих траву. Никто не осознавал, что такие шалости с огнём по сухой траве могут привести к большим бедам. Городские жители никогда не видели лесных пожаров, надеялись на власти и МЧС, а себя считали аккуратными. Продолжали жечь мусор на участках, отжигать траву в сторону леса, «чтоб клещи не лезли». Пожароопасный сезон в этом году, такой тяжёлый, постепенно сходил «на нет». В один прекрасный день зам директора вызвал к себе и распорядился готовиться к командировке.

– Поедешь в Кедровый искать посадочный материал.

– А пожары? Как я лесничество брошу?

– Без тебя дотушим. Едешь на неделю.

ПОСАДОЧНЫЙ

Кедровый встретил ласковым весенним солнышком и яркой зеленью кедра на вырубах. Только кедр может так веселить глаз, только кедрушки переливаются почти изумрудным цветом, хоть и названы темнохвойниками. Площади вырубов послевоенной поры были разработаны и засажены елью и кедром. Саженцы поднялись, распрямили свои стволики, уставились в небо, намерились жить. Старые лесные дороги, которые вели к тем вырубам, чуть подняты повыше, очевидно отсыпались стройучастками, как это по всему Союзу было принято. А сами выруба где как. Какой в болотце, какой в низинку, какой по берегу ручейка. В мае месяце площади уже начали отходить оттаивать, оттаивать начали и лесные дороги. Их с тех пор никто и не ремонтировал, во многих местах колеи заполнены болотной водой, кое где прокинута гать, если по дороге местные до лесных покосов добирались. Лесхоз после посадок, как водится, лет пять проводил уходы, а как окрепли посадки, так и дороги не нужны стали.

Опять клещи, опять обед на свежем воздухе под пихтой на краю чьего-то покоса. В ста метрах площади с посадочным материалом, выдал Козульский лесхоз лесничеству разрешение зарабатывать деньги. Зарабатывать лесничество хотело, лесничий тоже. Дали городским озеленителям добро на выкопку кедров и елочек. По весне копали еще на этих лесокультурных площадях, но… дороги совсем расползлись, даже ЗИЛ-131 уже не мог пролезть с большака на лесную дорогу. Ухнулся на все три моста в жидкую болотную грязь, елозил в колеях, пока ни увяз окончательно. Кроме лесничего и одного родного лесника, Сашки Приходько, рабочие остальные были с центрального участка. Работники спорые, но с лесным делом совсем не знакомые. Копать они умели, садить комом тоже, а вот как машину вызволить, как веток нарубить, руки не оттуда растут.

– Ты уже пьяный?! Ты когда успел та!?

– Та я эта… красиньку тока.

– На обеде что ли? Вас хоть не оставляй одних.

Пока ходил осматривался, разведывал, рабочие после долгой дороги, перед тяжёлой работой перекусили, да и выпить успели. Приходько смеётся, смеются и узсники, один только грустный, руками виновато разводит.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.