Под пеплом тлеющие угли. По мотивам романа «Три мушкетёра» Александра Дюма-отца

Я ведь не прошу о многом – только дать возможность вырастить мою дочь счастливым ребёнком, ибо самый лучший способ воспитать детей хорошими – просто сделать их детство счастливым и радостным. Дать Жанне всё то, чего сама была лишена в её возрасте, оберегать её сердце от невзгод, но не потакать бездумно её желаниям. Выстраивать с ней отношения не по принципу «Владелец-вещь», а быть ей матерью и другом. Жанна росла очень тихим и робким ребёнком, сильно стеснялась, и ей было трудно сходиться с другими детьми.

Она не чувствовала себя уверенно в компании своих сверстников, предпочитая им общество её няни Джейн Блейк и самой меня. Я многие годы была Жанне верным и единственным другом, не только её матерью.

Меня она делала поверенной всего того, что тревожило пытливый ум девочки, недетский для ребёнка её возраста. У меня искала она утешения и поддержки, когда ей было грустно. У неё в целом мире нет никого, кроме меня, а у меня – никого, кроме неё…

Я точно не знала, от моего английского супруга лорда Винтера или от графа де Ла Фер Жанна рождена мною на свет, мне до этого не было никакого дела. Жанна моя дочь – этим всё сказано, и за неё я бы голыми руками вцепилась в горло хоть самому Дьяволу, посмей даже он к ней сунуться. Наверно, моя любовь к дочери граничит с одержимостью, но ведь она – единственное по-настоящему дорогое, что у меня есть и составляет мою жизнь, и я буду всегда заботиться о ней, даже находясь одной ногой в могиле. До сих пор для меня остаётся загадкой, как у такой испорченной и негодной женщины растёт такая прекрасная дочь, ставшая единственным лучом света в сгустившейся надо мной тьме. Как в ней развились те самые лучшие человеческие качества, которых нет у меня? Как много бы я отдала, чтобы этот лучик никогда не потускнел и не угас…

Ах, я и забылась, в глазах многих, кто меня ненавидит, у леди Винтер не может быть слабых мест. Этой жестокой и холодной женщине, этой новой леди Макбет и Дьяволу во плоти, неведомы человеческие чувства. В их понимании эта омерзительная дрянь никого не может любить искренне и до полного самозабвения, для неё не может быть ничего святого. Адова посланница в дивном обличье недостойна и этого.

Откуда им знать, что я не испытываю тех же чувств, как и они? Что я не ощущаю боли и никого не могу любить, что для меня не существует ничего святого? Удосужься они заглянуть мне в душу, их бы постигло жестокое разочарование.

У меня, оказывается, есть чувства и сердце, которое умеет биться и обливаться кровью, когда его железным раскалённым обручем сжимают страх за будущее моего ребёнка и сомнения, суждено ли хотя бы Жанне вырасти счастливой. У меня всё же есть душа, наличие которой многими отрицается!

В том, что душа у меня всё-таки есть, я убеждаюсь каждый раз, когда мне туда плюнут. Даже у такой женщины как я, есть то, чем она дорожит больше всего на свете и свято чтит. У меня есть только одно слабое место – Жанна, не станет её – умру и я. Да что они обо мне знают, кроме того, что ничего не знают, – тем не менее, с непоколебимой уверенностью заявляя, будто видят меня насквозь?..

Позади все эти долгие месяцы переездов из города в город, и довлеющих над нами опасений попасть в руки моего бывшего покровителя, решившего уничтожить меня, чего бы ему это ни стоило. Я столько лет была самозабвенно преданна Его Высокопреосвященству, стольких устраняла с дороги, марая руки в крови и грязи, чтобы он мог проводить без всяких помех свою политику в интересах Франции. Столько лет отдано службе человеку, который попросту пользовался мной для достижения своих целей, и от осознания этого меня грызло изнутри омерзение и горькое разочарование. Так постыло и гадко, склизко на душе… Неужели за всё сделанное мною по приказу Ришелье, я не удостоилась даже сотой части его доверия, что он всерьёз вознамерился меня уничтожить, дабы не создавала угрозы для положения первого министра Франции?! Нормально взять с меня слово не разглашать государственных тайн мы не можем. Да если бы он потребовал, я бы заверила своей подписью и печатью сотни подписок о неразглашении. Неужели была необходимость в том, чтобы травить меня, будто лисицу в пору охотничьего сезона?..

Чёрт бы их всех побрал, я просто хотела жить себе тихо и спокойно, оставив в прошлом былые треволнения, и растить своего ребёнка! Я хотела забвения! Использовали в своих целях и вытерли об меня ноги – ещё кое-как смогла бы это пережить, так хоть не мешайте выживать, если уж выбросили меня подобно старому хламу, когда я перестала быть вам нужной, Ваше Высокопреосвященство! Я отдавала должное Ришелье, как талантливому премьер-министру и хитроумному политику, покровителю искусства и науки, радеющего за объединение Франции, но как человек он много потерял в моих глазах, что его никогда не будет волновать. Кто я такая, чтобы сам кардинал и первый министр переживал из-за ненависти к нему какой-то преследуемой женщины? Кому какое дело до выброшенной куклы, которой сильные мира сего наигрались, и которая перестала быть им нужной после того, как потерпела неудачу – что в их глазах непростительно?

Подумать только: покорная приказу кардинала, я убрала с дороги Бэкингема руками Джона Фельтона, обманув доверчивого и набожного протестанта. Следуя приказу Ришелье и желая отомстить Д'Артаньяну за его подлость, я отравила ни в чём предо мной невиновную Констанцию Бонасье, пособницу королевы в её шашнях с Бэкингемом. Да, Констанция помогала королеве бесчестить себя и венценосного супруга, бесчестить французскую корону, но не убивать же её было за это!

Может было бы лучше тогда её переманить на свою сторону, обрисовав не самые радужные перспективы для тех, кто бездумно выполняет любую прихоть государыни?

Быть может, мне следовало в присутствии Констанции изобличить гасконца в его измене ей со мной, заодно и раскрыть всем глаза на истинную личность моего мужа и причину, по которой он ушёл в мушкетёры? Задание было бы окончательно провалено, но зато маски графа де Ла Фер и его юного пройдохи-дружка оказались бы сорваны и сброшены мною наземь. Но в поздних бесплодных сожалениях нет толку. Констанцию и Фельтона это к жизни не вернёт, а они были единственными из моих жертв, чья участь теперь стала мне горька.

Наверно, знай в ту пору, что за многолетнюю верную службу первому министру Франции получу в награду предательство и преследования, я бы… Не знаю, не знаю, что бы тогда сделала…

Я уже ни в чём не уверена, всё так зыбко и утекает подобно песку сквозь пальцы! Не грянь с неба гром на мою голову, я бы так и не очнулась, продолжая принимать за чистую монету сны и миражи. Не взглянула бы на прожитые мною годы совершенно другими глазами. Больше полутора лет назад я однажды заснула знатной дамой, но проснулась уже разыскиваемой преступницей, обвиняемой в государственной измене, и лишённой всего своего богатства. Меня обвиняли в измене тому самому государству, где я родилась. Государству, службе на благо которого я отдалась со всем жаром, получая за это немалые деньги, позволяющие безбедно жить мне и моей дочери.

С трудом избежав гибели от рук моих врагов, я теперь выше ценила свою жизнь. Та жалкая пародия на суд в Армантьере навсегда отвратила меня от того, чтобы плести интриги и вмешиваться в политику. Спасибо, мне с лихвой хватило! Мне всё же дорога моя жизнь, в которой было не очень-то много светлых и радостных дней, так что позвольте мне побеспокоиться о её сохранности. Вот тебе и благодарность великих умов и политиков мира сего за всё, сделанное мной: пока я была нужна для выполнения самых грязных поручений, чтобы этой грязью не пачкал белые руки Его Высокопреосвященство, у меня было многое. Я владела обширными землями, у меня были деньги и положение в обществе, связи. Да, я была знатна и богата, в моих руках была власть, при дворе обеих держав у меня были влиятельные знакомые. Я вращалась в самых высших кругах Англии и Франции, устраняла с дороги неугодных кардиналу людей, которые могли помешать его амбициям и интересам родной страны. Способы устранения неугодных людей я выбирала самые разные: обман, подкуп, поддельные бумаги, отравление, наёмные убийцы, клевета. Но самыми излюбленными из них, что греха таить и с лицемерной стыдливостью отводить в сторону глаза, были кинжал и яд. Временами, когда у меня не получалось найти подходящего человека на роль исполнителя заказного убийства, я брала дело в свои руки, обольщая жертву и нанося ей смертельный удар, как случилось с заклеймившим меня много лет назад палачом. Ха, идиот наивный! Если я отказалась делить с ним постель тринадцать лет назад, за что он и впечатал мне лилию, с чего этот изверг взял, что я ему отдамся в обмен на своё освобождение? Одно слово: глупец.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.