Ученик

Кореец, до его вопроса внимательно и спокойно смотревший на пострадавших, перевел на него взгляд.

– Я просто оказался поблизости, – ответил Кореец. – Случайно. Прогуливался тут рядом, воздухом дышал, ну и стал невольным свидетелем происходящего. А ты, знаешь ли, молодец, – добавил пацан, глядя куда-то в сторону. Странные и незнакомые нотки прозвучали в голосе Корейца и заставили его наконец-то перевести взгляд с валявшихся на земле на своего нового знакомого.

И вдруг комок в животе внезапно куда-то исчез. Кореец опять улыбался, и его спокойная улыбка почему-то бесповоротно убеждала в том, что все на самом деле закончилось, и уже точно и наверняка не вернется обратно. И что даже если эти двое, непонятно почему оказавшиеся на земле, встанут, то пока рядом будет этот веснушчатый пацан с уверенным и невозмутимым голосом, все останется таким же незыблемо надежным и безопасным.

– Знаешь, – продолжил Кореец, – а я поначалу даже решил, что вмешиваться не придется. Достойно ты держался, хотя и был не очень-то убедителен. Но потом все-таки пришел к выводу, что ты хоть и силен в плодотворной дебютной идее, а вот с дальнейшим развитием у тебя явные недоработки.

Тут они оба расхохотались и, отсмеявшись, Кореец закончил: – Так что я решил немного вмешаться. Знаешь, ты не обижайся, но и начало у тебя было немножко не того, вообще говоря…

– А я в шашки играю, – почему-то сказал он и неловко улыбнулся. После произнесенного слова «дебют» ему почему-то захотелось это упомянуть. – У меня даже третий разряд есть. Уже будучи произнесенной, эта фраза почему-то показалась ему неуместной и смешной.

Но Кореец не поднял его на смех, а пробормотал только что-то вроде «третий разряд это неплохо».

Тут он понял, что до сих пор не назвал своего имени, застенчиво представился и протянул Корейцу руку.

– А, кстати, сколько времени прошло? Ну с того момента, как… Он недоговорил, не зная как сформулировать и закончить вопрос.

– Приятно познакомиться, – ответил Кореец и пожал ему руку в ответ. Ощущение касания недоструганной дощечки опять мелькнуло в сознании.

– А вот часов у меня как раз и нет. Но думаю, что минуты три в общей сложности.

– Три? – поразился он. Ему казалось, что прошло по меньшей мере полчаса, а то и больше, и представить себе, что все эти события уместились в столь краткий промежуток времени он не мог.

– А… а что случились с этими? – замявшись, он осторожно задал беспокоивший его вопрос и невольно покраснел, ему было неловко спрашивать, но любопытство пересилило: все происходящее, несмотря на то, что мир прекратил наконец-то свое вращение, решительно отказывалось складываться в ясную и понятную картину. Логика происходящего существовала, он ощущал это, но объяснений он не находил.

Кореец хмыкнул и пожал плечами.

– Да ничего особенного. Решил немного усилить твои позиции, поддержать, так сказать, морально. К сожалению, третий смылся. Кросс по пересеченной местности не входил на сегодня в мою программу. Решил, что убежал и убежал, скатертью дорожка. Бегает он лучше, чем эти двое дерутся, – добавил Кореец и пренебрежительно сплюнул.

Следующий вопрос крутился у него на языке, но он не сразу решился его задать. Почему-то вопрос отказывался формулироваться.

– И ты, – он опять смутился, но все-таки решился спросить, – смог за пару минут справиться с этими вот? – он не смог подобрать нужного слова и просто кивнул в сторону парней.

– За пару минут? – переспросил Пак и улыбнулся. – Ну не совсем. Вообще-то за пару минут нельзя ни с кем справиться. Это очень сложно и долго. И получится в результате как с тобой. Повалят, а с земли потом и не встанешь. Так что не за пару минут. Думаю, что секунды за три – четыре. Ну, может пять. Четыре вдоха-выдоха, – добавил Кореец не вполне понятную фразу и подошел к валявшейся на земле парочке.

– И вообще запомни, – добавил пацан через плечо, – любой нормальный бой длится недолго. Это только избивать могут часами. Пригодится на будущее, да и вообще в жизни.

– Эй, пацаны, а вы кого знаете? – весело спросил лежавших Кореец и засмеялся, а затем что-то подобрал с земли. Ответа не последовало, только первый перестал наконец поскуливать и жужжание шмеля прекратилось.

Потом Кореец вернулся, отшвырнув носком сандалии цепь, валявшуюся на земле.

– Жаль, велосипеда нет, взял бы про запас, – задумчиво и почему-то смущенно произнес Пак с кажущейся грустью, и это было так смешно, что он снова не смог удержаться от смеха.

Смеялся он долго, смешным и комичным сейчас казалось все, и озабоченный вид Корейца, пожаловавшегося на отсутствие велосипеда, и его вопрос хулиганам, до этого всегда звучавший тревожной музыкой в его голове, и то, что этот небольшой веснушчатый парень с деревянной на ощупь ладошкой знал слова «дебютная идея», и от того, что его просто переполняла безграничная радость, которую не могло омрачить в данный момент ничто, ни раздавленный хлеб, ни испачканная землей и заляпанная кровью майка. Он даже забыл о том, что совсем недавно валялся на траве и безуспешно пытался найти кусочек своего зуба. Вспомнив об этом, он невольно провел языком по зубам.

– Кстати, ты там шарил на земле, – спросил Пак, – не это искал? На его ладони лежал олимпийский рубль, немного испачканный, но все такой же новенький и сверкающий.

– Да нет, – улыбнулся он. – Это так… монеты коллекционирую, а ты не собираешь?

– Не-а, не собираю, думаешь, стоит начать?

Второй день лета клонился к вечеру, легкий ветерок шелестел листвой во дворе интерната №6 для слабослышащих.

Впереди было три месяца каникул, и почему-то он твердо знал, что эти месяцы не будут скучными и однообразными.

Глава 3

– Ты бы не мог научить меня драться?

Чтобы произнести этот вопрос он долго собирался с духом, несколько раз даже нерешительно облизнул губы, и, когда все-таки спросил, почему-то виновато отвел глаза в сторону. Ему было страшновато посмотреть на Корейца в этот момент, но потом он все же взглянул ему в глаза.

– А ты не очень-то популярен у себя в районе, да? – с непонятным выражением на лице ответил вопросом на вопрос Пак. Кореец внимательно смотрел на него, и, казалось, отлично знал обо всем. Обо всем, что происходит в его жизни и в его голове.

– Мы знакомы уже неделю, – продолжал Кореец, покусывая травинку, и я рад, что мы встретились тогда, в саду. С тобой интересно. Я думаю, ты за свою жизнь уже прочитал больше книг, чем мне удастся за всю мою оставшуюся… Может быть, ты хочешь казаться лучше, чем ты есть?

– Я просто хочу иметь право быть тем, кто я есть, – ответил он упрямо. И хочу уметь защищать то, что у меня есть. Пусть это будут всего лишь книги, которые я прочитал. Я не хочу решать контрольную, и думать о том, что я должен ее решить еще для кого-то, причем не для того, чтобы помочь друзьям, а чтобы избежать очередного унижения и издевательства. Он вдохнул воздух и продолжил:

– Не хочу больше заходить в класс и ждать, как в меня полетят в очередной раз шарики из жеваной бумаги, а на стул положат очередную кнопку. Да и ладно бы только это. Он отвернулся в сторону и замолчал.

Небо темнело, и ветер шевелил листвой. Жаркий день заканчивался, и ощутимо повеяло прохладой. Может быть от того, что смеркалось, и лицо Корейца становилось все менее и менее отчетливым в подступавшей темноте, ему вдруг стало легче говорить о всем том, о чем он не хотел думать и сначала боялся вспоминать в этот спокойный и тихий вечер.

Остановиться он не мог.

– Я не хочу, чтобы надо мной смеялись, – твердо сказал он. – Надо мной все смеются. Все. И потому, что я не могу дать сдачи, из-за того, что я самый маленький по росту, из-за того, что я краснею, когда волнуюсь. Я во втором и третьем классе заикался даже от волнения… Логопед сказал, что это от того, что я очень много читаю, и мозги усваивают информацию слишком быстро, намного быстрей, чем я разговариваю. Можешь себе представить, как я отвечал у доски?

Он криво усмехнулся своим воспоминаниям.

– Я даже подтянуться не могу ни разу на турнике, а наш физрук затеял каждый месяц соревнования, кто больше подтянется. Я даже освобождение от физкультуры брал, но ведь разве угадаешь, на каком уроке это произойдет?

Кореец молчал и слушал, его лицо казалось непроницаемым в сгустившемся сумраке или было уже слишком темно для того, чтобы прочесть какие-то эмоции на его лице, а может быть стыд и подступившие к глазам слезы мешали ему разобрать реакцию на свои слова.

– Когда я что-то делаю лучше всех, – учусь, решаю контрольные или пишу сочинения, все, ты понимаешь, все, – он почти сорвался на крик, – воспринимают это как должное. Это нормально, так и должно быть. Никто не считает, что я в чем-то лучший. А стоит мне не суметь сделать что-нибудь, и на меня показывают пальцем и смеются. Мне не надо уже никакого уважения, мне нужно только уметь делать то, что все умеют.

Ему показалось, что он выдохся. Он чувствовал опустошенность, но с другой стороны казалось, что ему стало легче от того, что выговорился, ведь он даже забыл на какое-то мгновение свою просьбу, с которой и начался этот разговор.

– Ни разу подтянуться на турнике не можешь, это ты серьезно? – спросил Кореец сосредоточенным тоном, – и почему-то он невольно засмеялся ему в ответ. Кореец тоже улыбнулся, и сейчас вдруг стало отчетливо видно выражение его глаз. Глаза не смеялись, а смотрели заинтересованно и даже несколько отстраненно, будто Кореец был погружен в собственные мысли.

Затем Кореец внезапно заинтересованно спросил:

– А что, если ты научишься делать и все остальное лучше всех? Вдруг и это станут воспринимать как нечто само собой разумеющееся, об этом ты не думал? Не начнут тебя уважать, и восхищаться тобой не будут? Тоже воспримут как должное?

Он криво усмехнулся.

– Не станут и не нужно. Зато я смогу защитить себя. И то, что мне важно и нужно. И своих друзей. Впрочем…

Он замялся.

– Друзей у меня на самом деле и нет. Приятели. Я даже за партой один сижу. Пересадили на первую парту, зрение стало портиться. А постоянно в очках ходить я не могу. Только меня одного из всех, ну из тех, кто в очках, и дразнили очкариком.

– Но вообще ладно. Это все чепуха, – продолжил он. Очков у меня одна пара, еще попробуй найди нормальную оправу, ты бы меня видел в очках. А ту, что мама мне купила, повредили немного. Дужка треснула – поэтому в них особо не походишь, – и он улыбнулся.

Улыбнулся и вспомнил, как он переживал из-за того, что ему сломали оправу, просто так, от нечего делать, как он вспомнил тогда, как мама принесла ему очки и смешной очешник синего цвета, и как, вспомнив это, он, не удержавшись, заревел, чем доставил еще несколько приятных минут одноклассникам. Им было просто приятно и смешно. Забавно и весело унижать и издеваться над ним.

– А одноклассники… Знаешь, их всего двое. Основных. Тех, которые постоянно ко мне лезут. И ты знаешь, я их на самом деле боюсь. Три месяца назад, в нашем школьном дворе, – один взял маленького котенка и убил его. Схватил за лапы и ударил о стену. Можешь себе представить?

Все веселье куда-то делось, продолжать разговор он не мог. Почему-то воспоминания очень живо всплыли в памяти и как-то одно наложилось на другое, и он вспомнил то тягостное ощущение, которое было тогда, когда он стоял у окна и смотрел вниз, во двор – совсем недавно, в тот день, когда он познакомился с Корейцем.

Как будто не было ничего в промежутке. И хотя оставалось еще почти три целых месяца каникул, от мысли, что 1 сентября нужно будет опять идти в ненавистную школу и вновь заходить в класс, он невольно поежился.

Он вспомнил, как огорчился, когда узнал, что Кореец приехал в город погостить, и к концу лета уедет обратно в свой город, и как подумал в тот момент, что все хорошее неизбежно заканчивается. И чем больше было хорошего, тем раньше это закончится, и тем больней будет в этот момент.

Он настолько погрузился в свои безрадостные мысли, что ощутил, как в воздухе повисло молчание только тогда, когда Кореец потрепал его одобряюще по плечу и сказал:

– Я тебя научу. Не то, чтобы я сам много что умел, да и времени у нас с тобой немного… Но не в шашки же с тобой играть – тут мне ловить, как я понял, нечего.

Кореец протянул ему свою руку – и они обменялись рукопожатием. Они посидели на скамейке еще некоторое время и когда бабушка позвала его с балкона, он с удивлением понял, что не прочел за эти дни ни одной книги и что, пожалуй, впервые в жизни он не хочет уходить с улицы, и что его, именно его зовут сейчас домой, крича с балкона.

Глава 4

Утром он проснулся под звон будильника, на мгновение подумал, что надо вставать в школу и машинально натянул одеяло повыше и зарылся головой в подушку поглубже. Но потом он вдруг вспомнил все, и жизнь сразу заиграла красками, и сон моментально улетучился. Когда он вскочил с кровати, словно подброшенный пружиной, он уже мысленно был там – рядом с Корейцем, который, как он был убежден, сможет научить его паре хитроумных приемов, которые конечно же позволят ему эффектно расправляться со своими противниками.

Взбудораженный, он выпил чашку чая и, привычно отказавшись от завтрака и не слушая протестов бабушки, помчался, прыгая через две ступеньки, во двор.

Кореец уже сидел на лавочке около подъезда и задумчиво чертил палочкой на земле какие-то окружности и многоугольники. Заметив его появление, он встал, улыбнулся и спросил:

– Ну что, вперед и с песней? Пробежимся немного, – и они побежали трусцой.

– Что посоветуешь – где тут у вас спокойное и тихое место, чтобы можно было позаниматься и никто бы не отвлекал?

С некоторым замешательством и уже немного запыхавшись и перебрав в голове возможные варианты, он нерешительно ответил:

– Думаю, около школы сейчас самое спокойное место. В школьном дворе, – уточнил он после секундной паузы. – Сейчас, я думаю, там пустынно, летом же к школе силой никого не заманишь.

– Ну, что ж, взглянем на твою школу, – пробормотал Кореец, и они продолжили бежать в нужном направлении.

Школьный двор действительно был пустынен, столь ненавистное ему пространство в саду за школой выглядело мирно и спокойно: лавочка, немного покосившийся турник и буйная зелень листвы.

– Ну что, ты научишь меня приемам? – нетерпеливо спросил он, немного отдышавшись, пот начал стекать по его лбу, хотя еще не было жарко.

Кореец, казалось, явно не разделял его энтузиазма.

– Если ты думаешь, что за один день научишься всему, то можешь сразу идти обратно домой и читать свои книжки дальше, – ответил он, подойдя к дереву, и зачем-то поковырял пальцем кору на стволе. Говорил Кореец немного мрачным голосом и выглядел как-то жестко и угрюмо.

– Давай договоримся с тобой сразу, когда мы тренируемся – мы тренируемся. Никакого веселья и игр. Запомни – твердо запомни – одну вещь: просто так научиться чему-либо нельзя.

– Я конечно постараюсь тебе многое объяснить и показать, но добиться результатов ты сможешь только сам. И доказывать что-либо ты должен будешь не мне – не своим друзьям – приятелям, а в первую очередь себе. Именно себя ты должен будешь научиться побеждать.

– Все, что я смогу сделать, – продолжил Кореец, – это просто указать тебе правильную дорогу, путь – на котором ты сделаешь меньше ошибок. Я сам знаю далеко не все, все знать и уметь просто невозможно, но это и не требуется. И это тебе нужно твердо уяснить. Все понял?

Кореец продолжал говорить незнакомым жестким голосом, – и вдруг ему показалось, что Кореец просто не хочет его ничему учить. Ему жалко научить его тем приемам – с помощью которых он разбросал тех хулиганов в школе-интернате – или же он просто не верит в то, что его – такого слабака – вообще можно чему-то научить. Наверное, он просто передумал за ночь – закралась мысль – и ему стало тоскливо и одиноко.

– Сколько обычно человек тебя бьют – двое – трое? – неожиданно спросил Кореец.

– Двое, – ответил он, не поднимая глаз. Двое.

– Нехорошо, – сказал Кореец задумчиво. – Двое на одного, – он хмыкнул.

– Давай, соберись. У тебя получится. Может получиться. Но помни: занятия – это занятия. Никакой расслабухи. Времени у нас мало, а что ты из себя представляешь – еще пока неизвестно. Начинать всегда трудно – и еще. Всегда смотри в глаза. Запомнил? И другу и врагу.

Он поднял глаза и посмотрел на Корейца:

– Запомнил. И я докажу, что что-то из себя представляю, – сказал он твердо, не отводя глаза в сторону.

– Ну вот и отлично, Бро, – произнес Кореец непонятное слово.

– А что такое «Бро»? – переспросил он в замешательстве.

– А это обращение такое. Сокращение от «Бразер» по-английски. Брат значит. Уяснил? Ты какой язык в школе-то учишь?

– Английский, – ответил он, – но училка у нас не очень. Сокращениям всяким не учит, не особо у меня с английским. Пятерки ставят – но…

– Ладно, хватит про пятерки. По физкультуре у тебя тоже видимо, пятерки – раз в отличники выбился.

Он ничего не ответил – сознание того, что его назвали братом произвело на него какой-то странный эффект – он был и рад и горд – и казалось, вели ему сейчас Кореец ударить со всей силы в бетонную стену – он бы сделал это, и доказал бы, что может оправдать доверие. Как много раз в жизни он мечтал, чтобы у него был старший брат, который был бы рядом и мог бы его защитить.

Но брата у него не было.

– Значит так. Уясни себе одну вещь, – сказал Кореец. – Когда ты видишь, что избежать драки не удастся – выбрось из головы свои книги и все остальное. Желательно выбросить из головы вообще все, если получится. У тебя, боюсь, не получится, но стремиться к этому нужно. Не думай ни о хорошем, ни о плохом, постарайся сосредоточиться только на оценке ситуации. Понятно?

– Нет, совсем непонятно, – ответил он. – Что значит оценка ситуации? Что конкретно надо оценивать и как?

– А оценивать нужно вот что. Покажем на примере. Ударь меня кулаком в живот, – Кореец улыбнулся и поднял руки вверх – видимо, для того, чтобы ему проще было попасть в живот, – да не стесняйся, сожми кулак и бей.

Он решил не переспрашивать и действительно попытался выбросить все мысли из головы. Это было очень непохоже на все ситуации, в которых ему доводилось бывать ранее.

До этого всегда у него в ушах стучали молоточки – и что-то липкое копошилось в желудке – сейчас же все казалось каким-то обычным и будничным – и сама мысль о том, что нужно ударить Корейца в живот показалась ему какой-то нелепой. Что в этой ситуации можно было оценить – кроме того, что это все было глупо – он не понял и поэтому, сжав кулак, ударил Корейца в живот.

Ощущения в кулаке были странными – он не решился ударить в полную силу, но все равно ему показалось, что он ударил не в мягкий живот, а во что-то твердое и жесткое – и это ощущение было незнакомым и непривычным. До этого он всегда старался ударить своих обидчиков по лицу – потому что и его всегда били по лицу – по крайней мере сначала, до того, как он падал на землю – и в те редкие моменты, когда ему действительно удавалось попасть, он не ощущал практически ничего.

– Плохо ты оценил ситуацию, – сказал непонятно Кореец и добавил, – показываю на примере.

Что сделал Кореец, он не успел увидеть. Что-то произошло, и он ощутил, что ему нечем дышать. Казалось, что на него упало дерево – или что-то такое же большое и жесткое, как будто его ударили доской или металлическим рельсом – это неуловимо промелькнуло у него в мозгу в тот самый момент, как он оказался на земле. Дышать было по-прежнему нечем, и только спустя показавшиеся вечностью мгновения он смог закашляться и почувствовал, как свежий и удивительно вкусный воздух вновь поступает в легкие. Хорошо, что не позавтракал, – промелькнула и пропала мысль.

– Сейчас и на будущее – не обижайся, – откуда-то издалека до его сознания донесся голос Корейца. Он слышал его, как будто уши у него были заткнуты ватой – слова доносились невнятно и как-то издалека.

– Многое можно объяснить только на примере, так что ты привыкай понемногу.

В голосе Корейца не было издевки, казалось, это действительно был старший брат, и от этой мысли ему стало легче.

– Пока ты не научишься оценивать ситуацию автоматически, машинально, а этого возможно добиться только постоянной практикой – с чем у тебя пока явные проблемы, ты должен оценивать следующее: количество своих противников и их расположение относительно себя, их перемещения и удары – и, одну из самых основных вещей – это вдохи и выдохи.

Ему показалось, что он уже слышал что-то про «вдохи – выдохи», но не смог вспомнить что именно, и поэтому продолжал слушать, каждое слово казалось ему откровением и ключом к решению какой-то очень важной загадки или тайны, что-то типа пиратской карты, указывающей путь к древним сокровищам.

– Любой удар должен достигать своей цели в тот момент, когда твой противник собирается делать вдох. Когда он только что выдохнул – и в его легких осталось совсем немного воздуха. Дышать правильно мало кто умеет, задерживать воздух в себе и соразмерять вдох и выдох с ударами сердца – тоже.

– Ты должен научиться оценивать момент твоего удара таким образом, чтобы наносить его в тот момент, когда ты сам выдыхаешь – и удар должен достигать цели в тот момент, когда противник делает вдох и в его легких совсем мало кислорода.

Это не так сложно – если ты еще до того, как рядом с тобой начнут махать кулаками, сможешь установить ритм дыхания таким образом, чтобы твой выдох приходился на чужой вдох – половина дела сделана. Но, конечно, если противников несколько – тебе будет посложней. Но, – запомни, – это все важно до тех пор, пока мы говорим о самом первом ударе – потом все меняется.

– Что именно меняется? – спросил он, чувствуя, что мало что понимает из слов Корейца.

Тот улыбнулся. – Ну-ка, расскажи мне, как обычно происходят у вас побоища, посвященные контрольным по математике? Кореец огляделся по сторонам.

– Я так понимаю, это все тут и происходит?

Он смутился. Он почувствовал, как у него покраснели уши и щеки – и понял, что не сможет выдавить из себя ни одного слова. Но ему и не пришлось ничего говорить, потому что Кореец продолжал:

– Возьмем тех ребят, «велосипедистов». – Ну, которые хотели отнять у тебя рубль. Что ты сделал?

– Что? – переспросил он в замешательстве.

– Ударил первым. В той ситуации это было абсолютно правильным решением. Ты даже попал ему в физиономию, чем знаешь ли сильно его удивил, но потом? Что ты сделал потом? Ничего. Ты просто стоял и ждал. Ты что, думал, что он повалится на землю от боли, и восхищенные зрители захлопают в ладоши? И что его дружки с перепугу разбегутся?

– Нет, – буркнул он. – Ничего я не ждал. Я не знал, что делать дальше.

– Верно. Ты просто не знал, что делать дальше. И я подозреваю, что та же картина наблюдается и в вашем школьном дворе. Ты ударил, тебя ударили. Примерно раз в пять минут. Так или не так?

– Так, – ответил он. Он не отводил глаз от Корейца и слушал, что тот говорит ему и почему-то свое поведение – которым он так гордился: дать сдачи и ощутить, что никто не может тебя безнаказанно бить – начинало казаться ему глупым. Он понимал, что что-то делал неправильно раньше, и жадно слушал каждое слово. Он знал, что не забудет ничего из сказанного – и сможет прокрутить в памяти снова и снова еще не один раз.

– Запомни главную и основную вещь, – сказал Кореец, – возможно, кто-нибудь скажет или подумает, что это не главное и не основное, боксер какой-нибудь, – в его голосе проскользнули нотки пренебрежительности, а возможно их там и не было – и ему просто показалось, – но меня так учили и именно поэтому заруби это себе на носу.

Он затаил дыхание и старался не пропустить не слова, он перестал слышать чирикание воробьев и бибикание машин на улице неподалеку и в какой-то момент даже пожалел, что не может все записать на бумагу – «вот ботаник» – подумал он про себя с досадой и весь обратился в слух, чтобы не пропустить эту самую «главную и основную» вещь.

Глава 5

– Так вот, – продолжил Кореец, после того, как ты ударил в первый раз – ты не должен стоять и гордиться результатом. После этого тебе необходимо закончить серию, которая начинается в момент твоего первого удара и заканчивается в тот момент, когда ты, выдохнув в момент первого удара, еще раз вдохнешь и выдохнешь. За это время ты должен успеть ударить не менее 3 раз.

Времени на изучение результатов нет, завершая эту серию ты должен быть уверен в двух вещах: во-первых, в том, что в ближайшую минуту этот противник не сможет причинить тебе вред. Вторая – еще более важная вещь – видеть всех остальных противников, сколько бы их ни было. И быть готовым ко всему, что они могут сделать или уже делают. Усек?

– В теории да, – нерешительно ответил он. А что если они набросятся кучей все сразу? – на всякий случай поинтересовался он, на самом деле мало что понимая из-за неспособности переработать весь объем информации, вывалившейся на него.