Руслан Дубов. Повесть о предвосхищениях жизни в измененных состояниях сознания

– Ты что? Офигел вообще? Лосев! Что у тебя тут за аспиранты такие? – быстро, тревожно и повышая голос заговорил профессор. – Щас как задвину, щенок, – замахиваясь правой рукой, выдохнул он.

И в это время неожиданно все естество Кравцова рвануло направленным взрывом, сметающим грузное тело профессора Руслана Дубова вместе с мелкой мебелью к противоположной стене, к основанию шкафов с папками и книгами. Единоборцы рухнули вместе среди перевернутых стульев, сдвинутых столов и тумбочек, запутавшись в проводах оргтехники. Книги и папки лавиной обрушились на них. Кравцов оказался сверху, через мгновение сжимая горло соперника плотно сплетенным из предплечий узлом.

Когда Лосев появился в дверях кабинета, Руслан уже хрипел и задыхался.

– Мужики, что это? – вырвалось у Лосева.

– Х-х-хер те-бе, – хрипел задыхающийся Руслан, пытаясь освободиться от удушения.

– Вы что? Как же это можно? – вопрошал Лосев, распахивая свои объятия, словно желая обхватить ими ворочающихся на полу друзей и защитить их от чего-то страшного.

Кравцов держал мертвой хваткой, а Руслан изо всех сил старался освободить шею, но его попытки становились все слабее. Через несколько секунд тело обмякло и поплыло как густое блинное тесто по горячей сковороде.

В глазах потемнело и запрыгали огоньки в туманном пространстве. Основание под ногами начало проваливаться. Земля трескалась на куски, словно лед на глубокой весенней реке. Сквозь расходящиеся трещины проступала черная жижа. Щели становились все больше, а островки земли колебались и тонули. Он – маленький ребенок – прыгает с островка на островок, стараясь не упасть в жидкое, черное и бездонное. Нет никого, кто мог бы помочь. Страх смерти, ночи и одиночества. Вот старый сарай с низкой крышей поблизости еще держится на плаву. Руслан пытается на него взобраться, как на челн. Надежда на спасение и радость в аду. Крыша сарая кренится, но он цепко хватается за нее маленькими ручками и подтягивается вверх…

Кравцов освободил шею Руслана, встал и спокойно очистил место в центре кабинета. Без лишних движений зацепил распростертое тело побежденного под руки сзади и посадил на пол. Удерживая его подмышками, несколько раз приподнял тяжелые плечи и свисающие плетьми руки, заставляя тело дышать. Через несколько секунд Руслан сам вздохнул и приоткрыл глаза. Минуту он сидел на полу, потирая горло и осознавая произошедшее. Разгоряченный Кравцов стоял у него за спиной в нескольких шагах и заправлял свою мятую рубаху в брюки. Потом – собрал гаджеты с проводами в сумку. Застегнув резко молнию портфеля, приблизился к сидящему на полу, наклонился, посмотрел в лицо; дважды хлопнул по плечу и вышел из кабинета, грохнув за собой тяжелой дверью.

– Что, что это было? – озабоченно спросил Лосев, рассматривая развороченный кабинет и сидящего Руслана большими глазами.

– Чистая победа удушающим, – спокойно сказал тот.

Глава 4. Кравцов

Что же происходило в эти минуты с Кравцовым? Он шел большим шагом по вечернему городу и в его разгоряченном мозгу теснились мысли.

«Искренность и совесть, достоинство и смысл жизни человека – вот что в центре моей науки», – думал он, отражая лицом и всем телом бурлящий поток сознания.

«Моя наука ценит способность человека к предзнанию будущего. Я же сталкиваюсь с фигней, которая является просто удобной заставкой для заработка. Это даже не классическая наука, а просто бессовестная и лживая суета. Ее результаты потом расхлебывают ценой жизни, или ее проблемы наследуют дети и внуки. Дубов – яркий пример, и этим он меня выводит из себя.

События настоящего времени я предвосхитил еще в юности. Мне был близок Джек Лондон с его скитаниями и северами, где я и провел семнадцать лет. Его Мартин Иден был мне примером, но которого я считал все же слабоватым. Его герои в тюрьме и их образные трансы. Условно освобожденный старик в рабочем общежитии, которого я повторил в свои пятьдесят лет и симпатию к которому никак не могу преодолеть.

Конфликт с официальной наукой мне был близок еще тогда, когда я пришел из армии и только приобщался к мировой литературе. Еще не зная науки, я чувствовал, что себя надо ей противопоставить. Почему? Адам противопоставил себя Богу, как и человек делает иногда, ставя свое существование под вопрос. Я чувствовал, что надо делать другую жизнь? Та меня не устраивала. Она была пропитана ложью!

Конфликт с профессором, другом научного руководителя я видел еще тогда. Резко хватаю его за мясистое колючее горло и опрокидываю со стула вначале на угол стола, а потом – на пол. Звуки и чувства исчезли в остервенелом рывке. Звериное начало взорвалось в моей груди, затмевая рассудок. От неожиданности он совершенно не сопротивляется и подобен большому и податливому мешку со старой обувью. Мое тело уже мне не принадлежит, оно – единый уничтожающий все на своем пути порыв. Сильно обхватив его шею, приподнимаю голову и бью ею об пол, потом еще и еще раз. Много мебели и тел в одной куче, кровь и дикий рев…»

Все это неслось в сознании Кравцова, вызывая головную боль, напряжение в плечах и шее, привкус крови в горле. Его сдержал отработанный годами принцип борьбы, которой он посвятил несколько лет своей жизни в молодости. Еще тогда он приучил свою природу не уничтожать соперника, а только опрокидывать, подстраховывать и обездвиживать его. Побеждать, не унижая.

Был и другой вариант, на который у него не хватило выдержки. Нужно было сказать Дубову, что многие знают его добрым человеком, и он сам считает его таковым, потому многое прощается ему. Балансируя на грани срыва, нужно было все же сдержаться.

Наблюдая в себе, что последняя воля к нервному срыву всегда в его руках, Кравцов понимал, что натура его оказалась сложнее. Она же и причина накапливающегося внутреннего протеста и кровяного давления. Она же порождает желание рубануть с плеча, опрокинуть стол и хлопнуть дверью так, чтобы штукатурка полетела. Открыто, откровенно, без каких-либо оглядок на авторитеты и звания.

«Прошлые события сложно было понять в свое время. Теперь же, спустя годы, многое кажется правильным. Шестым чувством мы все же ощущаем свой путь. Самореализующееся пророчество висит над нами, словно Божья кара. За что?»

«Дубов – мой двойник!» – озарило Кравцова.

«Только наши жизненные пути разошлись в восемьдесят пятом, когда он остался в Москве и дожал университет; добился того, о чем можно было только мечтать деревенскому парню с головой после армии. А я пожалел мать и отца, ветерана войны, не стал садиться им на шею вторым студентом в довесок к брату. Просиживая потом полярные ночи в своей библиотеке, которую сам собрал, считал высшее образование недостижимой мечтой многие годы. В советском вузе Дубов продал свою свободу мысли и сложность души взамен на социальный статус. Я же, уйдя в сибирский затвор на годы, сохранил ли их?»

Объясняя потом свою вспышку ярости Лосеву, сказал, что в его душе есть кнопка красная, которую лучше не нажимать. Это детонатор для него и тех любопытных, кто ни разу еще не испытывал взрыв его нервной системы. Кнопка связана с чувством достоинства: единственным, что у него есть.

Глава 5. Утром

На следующее утро Лосев пришел в центр как всегда рано, но дверь уже была открыта. Кравцов наводил порядок в разгромленном кабинете и проверял оргтехнику. Все компьютеры были включены и все они работали исправно. Увиденное порадовало Лосева, и он даже немного улыбнулся.

– Есть разговор, – сказал он и пошел в свой кабинет.

– Вчера я сорвался, но не жалею об этом, – с такими словами Кравцов вошел к начальнику следом.

– Да уж. Честно сказать, вы меня не удивили своим поступком, – разбирая бумаги на столе, спокойно произнес Лосев. – Хотелось бы увидеть ваше примирение. Вы мне оба небезразличны.

– Я готов, но извинятся не буду.

– Этого и не понадобится. Дубов на вас не обижается, но он потрясен. Давно его так никто не мял. Кажется, у него проснулось любопытство к вашим записям. Иначе с чего бы так их защищать?

Через полчаса пришел и Дубов. Собрались молча за большим столом. Сдвинули все бумаги и книги на край. Лосев поставил три чарки и налил водки на треть.

– За мир и дружбу, – сказал Лосев.

Пригубили, но никто не выпил до дна. Холодный напиток без закуски оставил горький след во рту и разлился внутри. Кравцов сразу почувствовал его дурманящую силу, так как пил очень редко. Лосев и Дубов упали в глубокие кресла из черной кожи и приготовились слушать.

– Я веду дневник, куда иногда записываю и свои сновидения, – начал Кравцов. – В тысяча девятьсот девяносто пятом году пришел мне сон, который я записал и даже немного о нем уж подзабыл. Но на днях, в связи с темой пророчеств, я вспомнил об этом сне и разыскал. Суть его в следующем: вижу я, что нахожусь в центральной части храма Василия Блаженного, который на Красной площади и в котором раньше я никогда не бывал. В храме полумрак, справа от меня небольшая группа людей ожидает выхода священника. Среди них молодая женщина в светлой одежде эпохи зарождения христианства. Она держит на руках младенца, но я не вижу их лиц. Слева из-за иконостаса выходит священник с большой темной бородой, рослый, худощавый, в короткой рясе выше колен и с голыми ногами. Его одежда, словно накидка из шкуры животного, внизу свисает неровным краем. Возможно, это Иоанн Креститель. Он смотрит с вожделением и предвосхищением чего-то уникального на женщину с младенцем. Она поворачивается в мою сторону, и я вижу ее божественно прекрасное лицо. Я понимаю, что это Матерь Божья. И тут же замечаю, что на руках вместо младенца она держит детеныша мартышки. Я в замешательстве! Но почему-то только я. По мне словно ток прошел, а в глубине души все замерло.

– Да-а-а… – протянул Руслан Дубов.

И тут же замечаю, что на руках вместо младенца она держит детеныша мартышки.

– Теперь об идее создания лица России. Она лицо, по моему мнению, давно потеряла, не имеет того лика, который имела в прошлом. Россия обезличена.

– С этим можно частично только согласиться, – отреагировал Лосев.

– Но главное, важно найти корни этой обезличенности и собрать факты, доказывающие эту гипотезу.

– Лицо страны, лицо государства, честь и достоинство, – проговорил Дубов, размышляя. – Да, именно так. И не меньше, – подтвердил Кравцов. – Я уже лет четырнадцать занимаюсь маскотерапией, сотрудничаю с ее основателем и работаю с лицами отдельных людей. Помочь найти лицо человеку, закрепить найденное и утвердить в жизни – это задача, которую я, как мне казалось раньше, решал достаточно успешно. Я задумывался над лицом семьи, группы людей, иногда пытался решать проблему коррекции уродливого семейного лица, чтобы через такую работу изменить среду жизни клиента. Чаще всего такая работа одному непосильна. Когда же привлекал помощников, то организовать работу с семьей, члены которой считают себя вполне достаточными людьми, пока сложно. Размышляя же над проектом воссоздания лица России, вспомнил старый сон.

– Он как-то связан с идеей лица страны? – спросил Дубов и заметно побагровел.

– Да! Именно так! – восторженно заявил Кравцов. – Матерь Божья есть в самом сердце России, но только кто-то подменил ей младенца на детеныша мартышки. Видимо, младенец где-то есть и развивается, потому творческая сила жизни будет присутствовать в скрытом виде, а подражание на десятилетия станет официальной государственной идеологией и стилем поведения. У подражающего собственного лица нет. Когда истинный Сын займет свой престол, и будет ли это когда-либо? Люди, которые стоят рядом с Матерью, или не видят явного, так как слепы, или делают вид, что не видят подмены. Видит ли она то, что держит на своих руках, или закрывает глаза на подмену ради какой-то высшей цели? Предтеча жаждет событий, дабы исполнить свою миссию, но неужели тот, кто призван увидеть среди множества тысяч Одного, не видит подмены? И тот ли это Иоанн? Зрячие восхищены красотой Матери и одновременно находятся в замешательстве от незаурядности наблюдаемых событий. У них нет опыта, плана и решительности что-либо изменить. Видимо, должно пройти лет тридцать, чтобы произошло осознание, чтобы созрели мысли и появилась решительность что-либо предпринять. Это может наступить в две тысячи двадцать пятом году. Творческая сила, родившаяся в середине девяностых годов, достигнет своей зрелости. Не заметить ее будет невозможно. Без особых усилий и благодаря ряду событий ее увидят все и признают за ней царственную роль. Только бы не распяли еще раз.

– Это не психология и не социология, – отрезал Дубов, переглянувшись с Лосевым.

– Да, – протяжно зазвучал Лосев, – защититься на эту тему в нашем ученном совете не получится.

– Еще в университете, в начале девяностых, у нас был студент, похожий на пророка, – продолжал Кравцов. – И он же выдал еще тогда свое пророчество, что нашей психологии предстоит сыграть роль Иоанна Предтечи в истории России. Если во сне Иоанн – это наша современная психология, но она без цели на совершенствование страны. Она принимает все, что ей дают.

Кравцов еще много тогда говорил, но ясно было одно: он увлечен темой до самозабвения. Увидел в своем старом сне пророческие мотивы, которые ему стали доказательством правоты – в России балом правит подражание, и нет прежней уникальности и неповторимости, как в мыслях, так и в делах. Если же основой поведения человека является подражание, то личность – есть часть толпы, и не более того. Она не имеет своего лица. Перенося этот вывод на государство, следовало согласиться с Кравцовым.

Его сильно будоражила не столько сама мысль о государстве без лица, сложность и даже невыполнимость задачи, которая в связи с этим вставала, а то, что из этого вытекало. Могут ли быть в обезличенном государстве люди с лицами? Данная мысль ставила под сомнение его личное душевное благополучие и силу его личности. Если же обычный человек мог об этом не задумываться, отмахнувшись от данных мудрствований, то он этого себе не мог позволить. Раньше он не додумывал эту мысль до конца, хотя чувствовал ее где-то в своей душе. Теперь же она стояла перед его сознанием вполне определенно и ясно. Что было с ней делать? Он представил себе множество своих коллег по цеху, которые сами, не имея лиц, пытаются помочь таким же согражданам в их поиске. Слепые ведут слепых и все падают в яму.

На этом моменте Дубов взбунтовался, но не против отдельного Кравцова, а против всего на свете. Он подскочил с кресла и начал метаться по кабинету словно ужаленный дюжиной пчел. Торопливо говорил о потерянном поколении, фальшивых ценностях и массовом помешательстве народов. Потом перешел на карнавальные культуры, ноогенный невроз и мировоззрение масок. Сам себе наливал наперсточные дозы и сам пил молча. Мало уже кого слушал. Отвечал на звонки кратким: «Я занят». Кравцов иногда успевал что-то спрашивать, поднимая руку, поддакивать или просто мотать головой в знак несогласия.

Завел он профессора психологии не на шутку. Руслан Дубов еще вчера догадывался, что в основании поведения Кравцова стоят сильные мотивы, но сегодня он отчетливо понял, что они уникальны и возвышенны. В сравнении с ними добыча денег и власти, что двигали им в последние десятилетия, мелковаты.

Мысль и мозг могут ввести диалог с миром горним, с основами мироздания и души, с вечностью…

Ему стало стыдно перед самим собой за потраченные годы. В нем всегда жил судья его же поступков. Этот судья не просто совесть, так как она умножена знаниями человеческой души, что было его профессией. Он сам десятилетиями помогал другим постичь смыслы жизни, найти настоящие цели, а сам тупо зарабатывал деньги.

«Есть еще один мир, который словно и не существовал для меня и для многих моих знакомых и друзей. Но этот другой мир определяет наш обычный», – и Дубов отлично об этом знал всегда.

Теперь настало время взглянуть на него прямо, не моргая и тем более не закрывая глаза.

Лосев делал пометки, наблюдая за разгоряченными собеседниками.

Говорили они тогда еще долго. К обеду сошлись на том, что «весь этот треп надо переводить в дело», и что «об этом следует помыслить более качественно в широком кругу».

Прошли годы с тех пор.

Глава 6. Встреча

Дубов тряхнул головой, желая прогнать воспоминание. Потер лоб, провел широкой ладонью по лицу сверху вниз и отхлебнул остывшую мяту. Из темноты на него смотрели гипсовые головы.

Лицо Галины улыбается сейчас особенно приятно. Блаженство видеть его. Как жаль, что ее нет рядом.

Вспомнились холодные пальчики ее рук, которыми она иногда остужала ему разгоряченную голову. Почувствовалась приятная прохлада на лбу.

Прошлым летом особенный ход жизни придал случай, который произошел, как всегда у практикующих психологов, неожиданно. Позвонила женщина и сказала, что хотела бы встретиться. Голос выразительный и звонкий с тонким оттенком душевной глубины, что передавали вплетающиеся низкие частоты. Это была дама лет тридцати пяти. Она сообщила, что узнала о нем по рекомендациям и благодаря его сайту подробно уже познакомилась с ним.

– Могу я уточнить? Какой вопрос вы хотели бы обсудить со мной? – спросил он.

– Я хотела бы изучить метод предвидения будущего, – ответила она. – Я могу заплатить за это обучение, я уже имею значительный, как мне кажется, опыт предчувствий.

Многие утаивают вначале основную причину обращения к психологу. Обычно вперед выставляется, словно щит, второстепенная проблема, и только потом, когда появляется доверие, может быть открыта тревожная тайна. Но Руслану было лестно, что метод предвидения замечен и кто-то желает платить деньги за его изучение.

Насколько она платежеспособна, какую установить плату за час?

Галина пробовала предвидеть в измененных состояниях сознания (ИСС), но начала терять и до того слабое я? Ее проблема в том, что она теряет себя в трансовых состояниях и нуждается в психотерапевтической поддержке?

Дубов об этой проблеме уже слышал, но работать с ней не может.

Есть Назлоян и Кравцов. Это предупреждение всем, кто пытается предвидеть будущее с помощью транса без психотерапевтической поддержки.

Стояло теплое раннее лето, и они договорились встретиться в Александровском саду.

В историческом центре уже высадили яркие цветы. Несмотря на обилие машин и шум, временное кафе в старинном парке под Кремлевской стеной было достаточно уютно. Дубов и раньше им пользовался для первых встреч. Он чувствовал глубокое родство с этим садом и его тянуло сюда всегда, как домой.

***

Несколько столетий не было его, и вот – он вечером подошел к своему замку и не может войти. Останавливается неподалеку в роще под старыми деревьями, всматривается в освещенные окна, прислушивается к голосам незнакомых людей и чувствует запах очага. Готовится и ждет, что придет его время, представится благоприятный случай, когда можно будет предъявить законные права на владение.

***

Галина ненавидела свое имя и лицо. Пришла точно в назначенное время. Было часов семь вечера. Невысокого роста, стройная и подвижная, с плоской грудью и напряженная. За ее тяжелыми веками пряталась еле уловимая душевная боль, которая появлялась на мгновение после улыбки и тут же исчезала под маской довольства жизнью. Фальши в ней было много. Эту многоликость обрамляли прямые темные волосы до плеч с изогнутыми наружу краями. Глаза серые на бледном лице подведены и увеличены.

Она не лишена привлекательности, подумал тогда Руслан, пытается быть приятным вариантом женщин бальзаковского возраста.

При этом она не возбудила в нем ни одной сексуальной фантазии.

Первый признак душевного неблагополучия.

В кафе посетителей не было. Он взял зеленый чай, она – кофе. Сели за дальний столик на прохладные стулья.

– Ничего, если я закурю? – спросила она и тонкими нервными пальцами достала сигаретку. Без манерности и с жаждой втянула дым. На лице сразу проявились черты возраста, особенно – у рта. На минуту ушла в себя, что изменило ее к худшему.

Галина нездорова, расстройство связано с родовым уровнем; она ригидна, испытала на себе насилие, которое всплывает часто в сновидениях и в других измененных состояниях? Насилие над женщинами влияет на общее здоровье нации, на любовь к детям и их достоинство. Унижаем женщину, снижаем самооценку детей, заставляем ненавидеть собственные тела и души…

Руслан встряхнул головой, понимая, что отвлекся.

Изучать предвидение ей, возможно, хочется, но далеко не в первую очередь. Основная проблема скрывается, или не осознается настолько, чтобы о ней можно было говорить внятно. Поэтому и молчит?

Такие проблемы, словно живые тени, следуют по пятам, но сразу исчезают, когда на них пытаются взглянуть. Их невозможно порой и заметить, а если удается, то они ускользают от детального рассмотрения. Вы живете, чувствуете их присутствие и токсичное влияние на жизнь, но ничего поделать не можете. Более того, начинаете понимать, что ваша тень есть часть вас самих. Иногда кажется, что она вовсе и не тень, а центр вашего я, а вы – где-то в уголках собственной души, так как она более энергична и сильна. Но ее не хочется замечать, иначе можно исчезнуть самому. Подобное связано со слабой личностью, потерявшей достоинство и лицо. Лучше, когда вы в группе себе подобных, когда вами руководит дух коллектива или семьи. Падение в бездну начинается, когда вы засыпаете, болеете в одиночестве, переутомляетесь от жизни, однообразного существования или длительного стресса. В это время вам предстоит вести диалог с миром теней в одиночку, и в такие минуты, часы и дни важно знать, кто есть Я и зачем живу.

В тихом вечере разнесся звук дальнего колокола.

Галина украдкой поглядывала, пускала дым вверх и готовила первую фразу.

С чего начать?

На мгновение приняв игривый вид и отстранив тяжелые мысли, хотела что-то сказать, но все же промолчала. В ней билось невысказанное.

Руслан спросил о ее опыте предвидеть будущее.

– Да, я предчувствую очень часто, когда кто-то из моих родственников болеет. Даже если они находятся в другом городе, я это чувствую. Через некоторое время звоню им и узнаю, что они действительно больны, – проговорила она быстро.

– А что еще вы имеете в своем опыте предвидения будущего? – спросил он, поддерживая разговор.

– Мне иногда кажется, что я знаю наперед, кого встречу на улице, – продолжила она задумчиво.

Дежурные фразы тех, кто имеет смутное представление о предвидении.

Поддерживая игру в банальности, Руслан расслабился и ждал. Текло время снятия барьеров. Главное могло подождать.

– Галина, знакомо ли вам чувство дежавю?

– О, да! Оно и сейчас у меня есть, – ответила она оживленно.

– Значит, встреча предвосхищена, а теперь воспоминание о прежнем предвидении дает вам ощущение уже виденного, – сделал заключение психолог и сам себе молча поставил двойку.

Беседа не переходит в диалог, в ней нет сути.

Галина наклонила голову, молчала, слегка кивнула. Пауза длилась, и никто не прерывал ее на этот раз.

Вновь ударил колокол вдали и плавно растаял. Были напитки и сигаретка, что позволяло заполнить это неуютное молчание. Руслан начал вспоминать изображения пифий на древнегреческих вазах, сопоставляя их с телом Галины.

В другой обстановке, где ее бы окружали ритуальные чаши, дурманящие запахи и звуки лиры, она бы преобразилась и лицо было бы одухотворено, ее чувства и мысли были бы наполнены образами вечной женственности, а тело бы возбуждало не только…

Ей позвонили. Кому-то она назначила встречу через час в этом же саду.

Театрально рассказала о себе, о своих родственниках, друзьях и знакомых. Вспомнила и о сыне, который сразу после школы пошел работать. Потом – о муже-метростроевце, что спивался и буянил, о «чудесных» подругах.

«Основная драма подразумевается, и я должен сам догадаться обо всем. Она приятный собеседник с белоснежными зубами и ясными серо-голубыми глазами. Не красавица, но возникает странное по быстроте привыкание, граничащее с привязанностью», – думал он.

А вот вновь быстрый чертенок проскочил в мимолетном выражении ее лица, исказив приятную внешность.

Именно от него несет душком могилы, и это мерцающее выражение убивает во мне всякие мысли о возможных сексуальных отношениях с ней.

И здесь Галина неожиданно сообщила, что ее приход был согласован с руководителем и что она уже рекомендовала его для проведения семинара в их агентстве. Несколько дней тому назад, когда перед отделом возникли трудности планирования, они долго спорили и уперлись в стену. Сошлись на том, что нужно пригласить специалиста. Она уже знала, кого надо приглашать и предложила профессора Дубова.