И боги горшки обжигают

Ольга Тишина

И боги горшки обжигают

Часть 1 Наследство

Глава 1

– И смотри, сделай всё в точности, как я тебе сказала! – голос говорившей совершенно не соответствовал её внешности. Он был сильным, с нотками властности, без той хрипотцы или скрипучести, что обычны для очень пожилых людей. А старуха, что лежала сейчас на смертном одре, была не просто стара, а очень – очень стара.

Валентина Михайловна, сама давно разменявшая восьмой десяток, никогда не задумывалась о возрасте говорившей. Но мысли её неожиданно скользнули в далекую юность, и она с удивлением осознала, что тётка Варвара уже тогда была, что называется «в возрасте», и  для себя подумала: «сколько же тебе годков-то тётушка ты моя?».

Она знала, что в далекие 20-е годы прошлого века, тетка то ли прибавила, то ли убавила свой возраст. В те времена неразберихи и всеобщего хаоса сделать это было вполне возможно.

– А сколько есть – все мои, – слова пронзили Валентину Михайловну словно током. Вытаращив глаза, она с ужасом уставилась на старуху.

– Да, хватит уж, пялиться. Смотри-ка, гляделки выпучила. Ты же вслух спросила, – рявкнула тетка.

Валентина Михайловна с облегчением выдохнула. «Неужели, и вправду, вслух сказала? Совсем что-то с головой плохо становится» – подумала она.

Но то, что тётка её была человеком не простым, могла подтвердить вся их деревня. Некоторые бабы, за глаза, называли ее ведьмой. Ведьма не ведьма, а кое-чего тётка Варвара умела: боль снять, роды принять, травы всякие знала, опять же. В деревне её уважали, обращались исключительно по имени-отчеству. Стоя у кровати старухи, сама давно уже не молодая, имевшая трех внуков и пятерых правнуков, Валентина Михайловна внимала последней воле умирающей.

Не сказать, чтобы та сильно жаловалась на своё здоровье или болела. Выглядела тётка хоть и древней, но вполне ещё справлялась со своим нехитрым хозяйством. Вчера же, перед закатом, придя в дом Валентины, просила зайти ту назавтра, часам к трем пополудни. И вот, придя в назначенный час, она застала старуху лежащей в постели во всем чистом, исподнем.

На вопрос что это значит, тётка объявила, что собралась сегодня помереть и на все уговоры отмахивалась рукой, а когда ей надоели причитания, просто рыкнула своим поставленным, зычным голосом на свою младшую родственницу, заставив последнюю замолчать на полуслове. Закончив же наставления, тетка взяла с Валентины слово, выполнить ее последнюю волю. Дав обещание, та ушла домой, оставив старуху одну. На следующий день, Варвару Прокопьевну Аннушкину нашли мертвой в своей постели без признаков насильственной смерти. И было ей на тот момент, по паспорту, ни много, ни мало – сто десять лет.

***

Автобус нещадно трясло и подбрасывало на ухабах. Дорогу от райцентра до деревни ремонтировали последний раз, видимо, ещё в прошлом веке. Зато пейзаж за окном радовал. Мимо проносились то березово-осиновые рощи, то пшенично-ячменные поля. Лето было в полном разгаре.

Автобус затормозил у остановки. До деревни оставалось еще около километра, которые нужно было пройти пешком.

Звук ПАЗика затих вдали, и наступила удивительная тишина. Нет, это не была тишина в полной мере. Звуки были: шелест листьев и трав, пение птиц, жужжание сумасшедше пролетающих мимо жуков, стрекот кузнечиков. Это была тишина для натруженных ушей заядлого горожанина, редко бывающего вдали от города и не привыкшего к звукам природы. Эта «тишина» объяла молодую особу, только что вышедшую из автобуса. Голова её на секунду закружилась от чистого воздуха и запахов цветущих трав, приносимых тёплым ветерком с лугов. Она ещё раз вздохнула полной грудью этот вкусный, сладкий воздух, поправила рюкзачок на плече и зашагала к деревне.

Дом подсказала продавщица магазина, по-видимому, единственного в деревне. Статная нарумяненная блондинка в синем переднике немного шепелявила. В этом был виноват отсутствующий передний зуб.

– Сресий (третий) дом справа, не перепутаесе. Там, у ворот берёска примесная (берёзка приметная). А вы как, по делу, иль в госси (гости)? Россвенниса (родственница) какая?

– Да. Родственница. Дальняя. Спасибо! – девушка, щурясь, вышла из неуютной утробы магазина на яркий солнечный свет и направилась в сторону нужного ей дома.

После жаркого полудня, оказаться в прохладе комнаты казалось совершенным блаженством. Валентина Михайловна – маленькая, щупленькая старушка – хлопотала у стола, накрывая к обеду.

– А я тебя ждала, ждала, да все жданки и кончились! – говорила она, накладывая в глубокую, фаянсовую тарелку холодную окрошку с квасом. – Почитай, два месяца прошло, как тётка Варвара-то померла, – она утерла платком в уголке глаза набежавшую слезу и, повернувшись в красный угол, скромно перекрестилась. – Царствие ей небесное, Варваре нашей!

– Никак не получалось у меня раньше приехать, тёть Валь! – пожаловалась гостья. – Вот отпуск получила и сразу сюда. Мне работу терять никак нельзя. Я одна и положиться мне не на кого. Сама о себе забочусь. Вы лучше расскажите мне про бабушку. Я ведь ничего ни о ней, ни о своих родителях не знаю. В детдоме мне не говорили о них, а выяснилось – вот как!

– Да, не бабка она тебе, – махнула рукой старушка.

– Как это? Вы же сами писали мне, – девушка растерялась. – И…, про дарственную писали, на дом!

– Не бабка, а прабабка, – успокоила ее Валентина Михайловна. – А на счет дарственной, так ты не волнуйся, есть она. Сейчас покажу!

Старушка выдвинула верхний ящик старинного комода и достала оттуда картонную коробку из-под обуви. Открыв её, она аккуратно вынула бумагу и протянула ее Соне. В документе действительно указывалось, что Варвара Прокопьевна Аннушкина 1908 года рождения, дарит ей, своей правнучке Софии, дом в деревне Николаево Александровского района N-ской области. Заверено нотариусом Петровым Г.В.

– Тёть Валь, а у вас фотографии прабабушки или моих мамы с папой есть? – поинтересовалась наследница. – Вы ведь знали их всех? Расскажите.

– Есть какие-то фотокарточки, сейчас, достану, принесу, – кивнула головой старушка и ушла в смежную комнату, откуда послышался скрип открываемой дверцы. Гостья же тем временем трепетала от происходящего с нею.

Когда Соня получила письмо от Валентины Михайловны, это был словно гром среди ясного неба. Конечно, в детстве она, как и все детдомовские дети, думала о матери  и отце, сочиняла истории о них и мечтала о любви и родительской ласке. Но шли годы. И вот, прозвенел последний звонок, потом, учеба в техникуме, работа, заочно институт. Началась взрослая, самостоятельная жизнь.

Соня давно уже перестала надеяться узнать хоть что-то, о своем прошлом. И вот она держит в руках документ, который свидетельствует, что близкие люди были. И они знали о ней, о её существовании! К горлу подкатила горечь обиды.

Шаркая ногами, в комнату вошла старушка и водрузила на стол увесистый альбом зеленого бархата. Сразу, на первой странице, располагались две пожелтевшие фотографии. Валентина Михайловна ткнула крючковатым пальцем в лицо на первой из них:

– Вот она, Варвара Прокопьевна, твоя родственница и прабабка. Соня вгляделась. Из глубин прошлого на неё смотрела миловидная, темноволосая женщина. Фотограф запечатлел её сидящей на стуле. Скромно сложив на коленях, обтянутых темной юбкой, натруженные руки, она улыбалась милой, застенчивой улыбкой. Рядом, по-хозяйски положив на её плечо руку, стоял коренастый мужик с усами как у Чапая, в папахе, заломленной на затылок, гимнастерке, галифе и сапогах.

– А вот это, супруг её, а мне, значит, дядька родной по матери – Афанасий Андреевич, – дальше прокомментировала Валентина Михайловна. Соня взяла фотографию в руки. На обороте, наискосок, женским почерком, уже выцветшими чернилами было написано: «Любезной сестрице моей Анне Андреевне от любящего брата. 1936 год».

– Тётку Варвару, прабабку твою, дядюшка мой Афанасий привёз из райцентра, после гражданской войны, – продолжила рассказывать родственница. –  Там она учительницей в школе работала. Я, сама-то, в сорок втором родилась, и всё это ещё не при мне было. А рассказываю со слов матери моей, Анны Андреевны, – старушка перевернула страницу альбома и показала еще одну фотографию.

– Так вот, привез он её, значит, как супругу свою законную, нате мол, знакомьтесь и принимайте. Жили они не плохо, но детей не нажили. А в тридцать седьмом, в деревню наведался бывший управляющий, что хозяйствовал тут еще при старых владельцах – помещиках. Усадьба их, с тех времён ещё, в райцентре стоит. И признал он в Варваре дочку своего бывшего хозяина. Говорят, кликнул её, да только другим именем, не Варвара Прокопьевна, а вроде как – Катерина Матвеевна. А та возьми, да отзовись. Потом говорит, мол, вы ошиблись. А он вроде, как, головой покачал, да и уехал. А дня через два приехали за ней, арестовать значит, как врага трудового народа. Да только не вышло у них. Убежала Варвара в Хитрую рощу. Это так мы лесок называем, километра два за деревней. Про рощу эту всегда рассказы странные ходили. Ходу туда никому из местных не было потому, как случались в этом лесу с людьми разные, непонятные и необъяснимые вещи! – она вдруг понизила голос до шепота:

– Были случаи, когда уходили в этот лес грибники или кто по дрова, а возвращались только через месяц. Их уже и «похоронить» успеют. А они живы – здоровы и говорят, что только несколько часов в лесу-то были. А другие вообще, возвращались полоумными. Да с седыми клочьями на голове. И добиться от них ничегошеньки-то было нельзя. Мычали только. Так что из наших, деревенских, никто туда носа по доброй воле не совал. Ни-ни, – Валентина Михайловна покачала указательным пальцем, словно погрозила кому-то.

– Но видимо у Варвары иного выхода не было. Семь бед, один ответ! Решила – уж лучше в лес, чем арест. А те, что за ней пришли, ни бога, ни черта не боялись. Что им лес? Лес как лес. Думали баба далеко не убежит. Бывший управ тоже с ними пошел, видимо для опознания личности. Только ушло их четверо, а вернулось дня через три – двое. Начальник ихний, комиссар, да Варвара. Уходил комиссар – был чернявый, вернулся седой и с ранением. Сел в телегу и… поминай, как звали! А Варвара потом рассказывала, будто бандиты на них в лесу напали и подстрелили всех, а комиссара она раненого нашла и из леса вывела. И так с тех пор получилось, что могла она спокойно в лесок тот ходить и возвращаться живой, да здоровой. И все, кто с ней ходил, тоже не терялись, – старушка устало замолчала, переводя дух.

– Еще был случай, – махнула она рукой. – Это я уже помню. Решили лесок этот под делянку отдать. Попригоняли тракторов, люди понаехали! Забурились они в лес, да и сгинули вместе с машинами! Милиция с собаками весь лес прочесала, нет и все! Что было! Да тут кто-то вспомнил про Варвару. Позвали её, значит. Она в лес зашла и через полчасика вывела всех делянщиков. Сколько разговоров потом было. Не шутки ведь, целая бригада рабочих пропала! Варвару потом милиция пытала, мол, где нашла, как нашла. А она им: зашла –  говорит в лесок и нашла! Бились – бились с ней, да и оставили в покое. Всё-таки уж в приличном возрасте прабабка твоя тогда была, –  добавила Валентина Михайловна к своим словам.

– А, кроме прочего, –  понизила она голос, будто боясь, что кто-то мог их подслушать. – Дар у Варвары был. Могла лечить травками всякими, наговорами. Многим в деревне нашей помогала. Уважали её. Муж её, Афанасий Андреевич, на войне с фашистами, будь она неладна, погиб. Тётка замуж еще два раза выходила. Но те мужья её к рюмке тягу имели и померли от этого дела рано, – рука пожилой женщины шлепнула о столешницу, подводя итог своим словам. Но она тут же продолжила свой рассказ:

– Бабку твою, Анастасию, родила Варвара не знамо от кого. Так эту тайну никому и не открыла. Но точно скажу – не от наших деревенских. Было ей в ту пору, почитай уж, сорок пять годочков. – Соня удивилась:

– Да, в сорок пять родить не каждая решится.

Валентина Михайловна согласно кивнула.

– Настя, сестра моя двоюродная, непутевая выросла, – делилась она дальше воспоминаниями. – Пить, гулять, с мужиками таскаться рано начала. Нагуляла она твою мать в семнадцать лет и бросила на воспитание Варваре. А сама укатила куда-то на Север, там и сгинула. Ни слуха, ни духа. Мамка твоя, упокоится душа её грешная, росла  послушной и тихой. Училась хорошо, во всем Варваре помощницей была. Да, беда с ней приключилась. Снасильничали её. В подробностях я мало знаю, потому как молчали обе, как рыбы. А живот-то как начал расти, так все и узнали. Чего там, шила в мешке не утаишь. Ой, ходила она тобой, а сама прямо таяла на глазах. Как время пришло, уехала в райцентр рожать. Варвара, как чуяла неладное, все отговаривала, мол, я сама роды приму. Но внучка рогом уперлась. Поеду, говорит, к врачам, как положено. А потом узнали, что на дочку, на тебя-то, она отказную написала. А сама с крыши спрыгнула, да и насмерть. Видать, с головой у неё что-то случилось, раз жизни себя так лишила. Вот такое горе на плечи Варваре выпало. Тебя она через время нашла в малюткином доме. Да, только никто тебя ей не отдал. Восемьдесят пять годков Варваре тогда уж было. Ну а потом вроде, как и удочерили тебя? Что, нет? – удивилась родственница.

– Нет, я в детдоме выросла, – Соня развела руками.

– Вон, как! А мы-то думали…, – Валентина Михайловна, уже в который раз покачала головой, тяжело вздохнула и продолжила:

– Дарственную на дом, Варвара мне, почитай, перед смертью передала. И адресок твой тоже. Откуда он у неё был, одному богу известно. Ну а дальше ты и сама все знаешь. Написала я тебе письмо. Ждала приезда. Я ведь сразу тебя признала, как увидела. Больно ты похожа на Варвару лицом.

– У меня такой родинки над губой нет. И волосы светлее.

– Да, родинка её приметная была, – согласилась с ней Валентина Михайловна. – И волосы потемнее, чем у тебя, когда не поседели ещё. А вот глаза, точь-в-точь, как у неё, зеленые в крапину.

Соня действительно отмечала удивительное свое сходство с прабабушкой, а рассказ родственницы потряс ее до глубины души. Уже ночью, засыпая, она продолжала думать о произошедшем с нею, обо всех тех людях, которых не знала, но частью, которых, была. Она вспоминала лица с фотографий, пытаясь оживить их образы в своей фантазии. Сон, такой реальный, такой правдоподобный пришел неожиданно.

Она стоит посреди богато обставленной комнаты. Перед нею мужчина. Он большой и сильный. Голос его густой, басовитый. Она знает – это её отец. Он смотрит на неё. В глазах бесконечная любовь и нежность. Он говорит:

– Дитя. Ты должна знать. В плохое время возвращайся всегда в родовое гнездо. Испокон веков эта земля спасала наш род от напастей. Она даёт нам силу. Помни дитя! Помни всегда!

Но вот декорации меняются. Она кружится в свадебном танце. Сердце её наполнено счастьем. Она любит! Она видит лицо молодого мужчины. Это он! Душа захлёбывается от чувств!

Теперь она бежит. Происходит что-то страшное! Её мир разрушен! Никого не осталось. Страх и боль. Неужели это конец!?

Новая сцена. Она едет на повозке, набитой людьми. Эти люди чужие, другие. Она знает, что должна стать такой, как они, затеряться среди них. Иначе смерть.

И вот она у стены дома. Там тайник. Маленькая шкатулка с детскими «сокровищами».

Неожиданно ее окружает лес. Перед ней вырастает Стена. Ладонь ложится на поверхность камня. Глаза видят темный провал. Сначала страх, потом любопытство.

И снова лес. Теперь она бежит. За ней погоня. Она знает, нужно добежать до Стены, там спасение. Люди с оружием гонятся за ней. Люди с оружием сходят с ума. Они видят трехголового пса – стража. Но она знает, пес не опасен. Он призрак, фантом. Люди не знают. Они стреляют и попадают друг в друга. Они в ужасе. Остался жив только один. Он без оружия и ранен.

И вот она в комнате. В руках маленькая шкатулка. Здесь её память о той, другой жизни. Надо спрятать. Где? Закопченная печная заслонка. Всё!

Глава 2

Дом, доставшийся Соне в наследство, оказался небольшим, но довольно аккуратным. Три окошка на фасаде выкрашенные голубой, ещё сохранившей следы свежести краской, деревянные, видавшие виды ступеньки крыльца, крепко сколоченная чуть скрипнувшая дверь, и девушка оказалась… в собственном сне! Те же стены, стол – покрытый цветастой льняной скатертью, кровать, с ворохом подушек, образ в углу, выбитые занавески, выбеленная русская печка.

– Ну вот, Сонюшка, принимай наследство, – Валентина Михайловна обвела хозяйство рукой, – теперь, это твоё.

Позади, вновь скрипнула дверь и в проёме показалась белобрысая мальчишеская голова.

– Баб Валь, тебя там пастух зовет, – сообщил пацан.

– Что ему?

– А я знаю? – он утер рукой нос. – Я только передал!

– Ты побудь пока тут, я сейчас, быстро, – сказала старушка и вышла.

Соня пулей подлетела к печке и сняла заслонку. Расцарапывая в кровь руки, она вынимала из печки дрова. Есть! В глубине что-то есть! Пальцы нащупали какой-то предмет, но девушка уже знала, что увидит. Это была та самая шкатулка из сна. Быстро сунув находку в рюкзак, Соня вновь сложила дрова в печь и закрыла заслонку. Сердце её колотилось как бешенное. Нужно успокоиться, – приказала она себе. – Закрыть глаза и глубоко подышать.

Когда Валентина Михайловна вернулась, то застала Соню скромно сидящей на стуле.

– Ну что, пойдём или ещё побудешь?

– Пойдем тетя Валя. Что-то не по себе мне здесь.

– Пойдем милая, пойдем.

Улучив возможность остаться наедине, Соня открыла свою находку. В шкатулке находилось несколько предметов, среди них: черный замшевый мешочек с пятью царскими монетами по десять рублей; ожерелье из морских ракушек, носовой платочек с вышитыми инициалами К.М., и фотография в тонкой, позолоченной рамке. Такие старинные фотографии, что находилась в шкатулке, Соня видела лишь однажды, в музее истории.

С фото на неё смотрели те же прабабкины глаза, что и из альбома Валентины Михайловны. Но какая разница в облике! Здесь, Варвара Прокопьевна выглядела не как крестьянка, а как аристократка. Прабабушка была одета в кружевную блузу с широким рукавом «реглан», застегнутую на жемчужные пуговички до горла и длинную, завышенной талии юбку с турнюром. На голове красовалась изящная шляпка с плюмажем. Дополняли ансамбль маленький зонт и сумочка-кисет в нежных ручках. Рядом, приобняв женщину за талию, стоял молодой, статный офицер из Сониного сна. Внизу фотографии имелась надпись на немецком: «Fotostudio von Elvira Munchen 1898».

«Странно, – подумала Соня, вглядываясь в фотографию, – прабабушка выглядит здесь лет на двадцать – двадцать пять. Но на фото из альбома, она выглядит совсем не старше!».

Мозг отказывался это понимать. По всем подсчетам выходило, что прабабка прожила не много, не мало, сто сорок пять – сто пятьдесят лет. Но такое невозможно! Или возможно? Тогда получается, что дочь свою, а Сонину бабушку, Варвара Прокопьевна родила в 80 лет! Ну, нет! Это просто нонсенс, чепуха!

«Здесь какая-то ошибка, – успокоила себя Соня. – А как же сон? Это как объяснить?».

Вопросы не заканчивались. Их просто становилось больше.

***

 Проблем с продажей дома не возникло. Из вещей, что-то взяла Валентина Михайловна, что-то продали соседям, а что-то просто раздали в память о Варваре Прокопьевне.

Оформление бумаг на продажу дома заняло некоторое время. Для этого пришлось несколько раз съездить в райцентр.

Городок оказался небольшой, но оживленный, с довольно чистыми улицами. Любопытство привело Соню к тому дому из сна, где был тайник. Найти его оказалось несложно, это было единственное здание, сохранившееся в целости ещё с царских времен. Фасад его, в стиле ампир, украшали колонны, пилястры и лепные карнизы. Здание было выкрашено в голубой цвет. Колонны и пилястры выбелены. Надпись на табличке гласила, что теперь здесь располагается Центр искусств.

В Сонином же сне, дом был желто – горчичного цвета с белыми колоннами, а с обратной стороны находился сад.

Удивительно, сад оказался жив и даже ухожен. Соня, оглядываясь по сторонам, прошмыгнула за угол дома и прошла вдоль стены. Но тайник из сна найти не представлялись возможным. Дом был капитально отремонтирован.

В последнюю ночь перед отъездом, она долго не могла уснуть. Тревожила мысль – «не сделано что-то важное!». Эта же мысль не давала девушке покоя и всё следующее утро. И когда она, попрощавшись с Валентиной Михайловной, зашла в автобус, её пронзила догадка, что же такого важного она не сделала.

«Лес! – думала Соня, до конца так и не понимая, что же руководит ею. – Мне нужно найти то место! Мне жизненно необходимо там быть!».

На момент прибытия в конечный пункт назначения, в автобусе оказалось на одну пассажирку меньше.

Соня шла по наитию, импульсивно. Кожей, кончиками пальцев она почувствовала, как что-то изменилось вокруг. Лес, еще недавно наполненный десятками звуков и казавшийся совсем не опасным, вдруг стал гуще, деревья – выше и толще. Появились заросли папоротников. И… тишина. Только ветер гуляет в кронах.

Стена возникла неожиданно и была именно такой, какой Соня видела её во сне: серый камень крупной кладки без единой трещины, выщерблины, тёплый и гладкий. Пять шагов. Поворот. Еще десять шагов. Поворот. В центре – арка. За нею ничего. Только чернильная тьма. Космос.

Соня обернулась. Недалеко белели кости человеческих скелетов. У одного меж рёбер торчит штык-нож. Жуткие картины из сна вновь обрели реальность. Прямо из арки, из черно-космического проёма возникла жуткая морда. Нет, не одна. Их три! Монстр появляется целиком. Он огромен, как слон! Из пастей, украшенных острыми, словно бритва зубами капает слюна. Он нюхает воздух, землю. Он поднимает жуткие морды и смотрит налитыми кровью глазами. Рык. Прыжок. Лёгкий толчок. Ощущение: свет – тьма – свет и Соня медленно открывает в страхе закрытые глаза.

Монстр исчез. Она оглянулась. Никаких изменений. Всё как прежде: стена с чёрным провалом, деревья, скелеты.

– Идентификация пройдена, – внезапно раздавшийся голос заставил ее подскочить и развернуться к стене.

– Начинаю отчёт проверки кодовых Ключей. Два – четыре – восемь – ноль. Ключ принят. Объект ноль два пять один занесён в базу данных. Добро пожаловать Объект 0251. Заменить имя? Допустимы звуковые и речевые функции. Матрица сознания снята. Язык понятен?

– Да, – от страха и неожиданности прохрипела Соня.

– Объект 0251. Заменить имя? – настаивал неизвестный.

– Что значит заменить имя? – не поняла девушка.

– Объекту присвоен идентификационный, стандартный номер. Допускается замена цифр буквенными символами.

– София, – поняла девушка, о чем говорит голос. – Мое имя София.

– Имя свободно. Принято. Место назначения?

– Что? – Соня схватилась за голову. – Послушайте, кто это говорит? Это что, шутки такие? Кто Вы?

– Система идентификации и перемещения объектов, – услышала она незамедлительный ответ. – Искусственный интеллект. Мои функции: идентификация объектов, проверка маркера, проверка соответствия допуска, проверка Ключей, хранение и дополнение базы данных, справка.

– Справка, – машинально переспросила Соня.

– Функция «Справка» включена. Ожидается ввод вопроса, – система приняла команду.

– Куда ведет этот проём? – девушка показала на зияющую черноту, манящую неизвестностью.

– Портал меж пространственных перемещений. Доступ открыт на…одну…тысячу…четыреста… сорок…две планеты, – сообщил голос, и это было на грани фантастики. Соня не верила собственным глазам и ушам. Такое точно не могли создать люди.

– Почему я все понимаю? – вопрос вырвался внезапно, вслед за мыслью и девушка смутилась от собственной несдержанности, и, как казалось ей от такого глупого, детского вопроса, будто перед ней была не машина, а живой человек, который мог посмеяться.

– Частично снята матрица сознания. Язык понятен, – получила она ответ. – Для общения с объектом учитывается уровень развития объекта, его интеллект и словарный запас. Понятия определяются в приемлемую и понятную для объекта форму.

– И кто последним пользовался порталом? – Соня вспомнила свой странный сон.

– Объект Гиперион – 2. Показать голограмму?

– Да, – она утвердительно кивнула.

Сейчас же, чуть выше полуметра от земли, возникло трехмерное изображение молодого мужчины. Изображение несколько раз повернулось в профиль и фас. Затем исчезло.

– А тот жуткий монстр. Куда он исчез? – девушка в страхе оглянулась по сторонам.

– Это Цербер. Вспомогательная программа, – раскрыл тайну трехглавого пса голос. – Идентифицирует код доступа объекта. Любой физический объект, приблизившийся к порталу, на пять метров, проходит проверку идентификации на доступ к Системе портала.

– А если проверка не пройдена. Тогда что? – спросила она.

– Портал находится в ноль – временной зоне. Любой объект, попавший в эту зону должен иметь маркер, иначе в допуске будет отказано и объект будет игнорирован Системой.