Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том

– А мне… есть ради чего жить? – спросила девушка и попыталась улыбнуться.

– Ты еще так юна… Конечно, тебе есть ради чего жить, – по-отечески нежно говорил брат Амадей. – Для будущих детей, к примеру. Ничего не бойся – доверься Богу, как и я. Не пеняй и не отчаивайся. Раз на то воля Божия, то благодарно прими и это его дарение, – дотронулся он до пятен под ее глазом. – Боли кажется слишком много, но ее столько – сколько ты сможешь вытерпеть, не больше.

По щекам Маргариты покатились слезы. Она стала их вытирать, когда раздался стук. И это стучал мужчина. Прекрасно понимая, кто это пришел, девушка открыла дверь.

– Добрый вечер, Ваша Светлость, – сказала она, впуская Рагнера, который сразу же нахмурился, увидев ее заплаканные глаза.

– Добрый… – буркнул он.

Рагнер прошел в комнатку и встал в ее центре.

– Рад вас видеть, брат Рагнер, – ласково произнес брат Амадей.

– Не начинай свои святошные уловки, – предупредил его Рагнер. – Был у меня брат, и я его ненавидел. Не доводи меня, монах.

– Как же мне называть вас?

– «Ваша Светлость» меня устроит.

– Очень вам подходит, – без намека на иронию произнес брат Амадей, но это прозвучало как издевка. – Такому светлому и доброму человеку – очень подходит.

Рагнер, справляясь с клокочущим в нем гневом, закрыл глаза.

– Сестра Маргарита, – позвал девушку брат Амадей, – могла бы ты поднять мне подушку за спиной. Его Светлость пришли поговорить со мной о чем-то важном.

Рагнер удивился догадливости праведника. Пока Маргарита поправляла подушку, а брат Амадей осторожно подтягивался на руках, он увидел, как золотистая коса заскользила по груди священника и тот ненадолго изменил своему чистому, исполненному вселенской любви взгляду: занервничал – стал походить на обычного человека. Рагнер прищурил глаза и скривил рот.

– Прошу, оставь нас одних теперь, сестра, – с прежним ласковым лицом обратился брат Амадей к Маргарите.

– Ты тут, что ли, теперь распоряжаться будешь?! – рявкнул Рагнер и прервал ответ праведника: – Молчи лучше. Мое терпение на исходе. Не был бы ты таким слабым, я бы сам тебя зарезал, и по хрен мне… Надо было, всё же, задушить тебя тогда на скамье, – тихо проворчал он себе под нос.

Маргарита не знала, что ей делать: она страшилась за брата Амадея – и надо было бы остаться, но также она хотела уйти как можно дальше от Рагнера. Тот, замечая, что девушка медлит, мрачно сказал:

– Иди, скоро уж обед.

Опасливо озираясь, Маргарита вышла из комнатки, а Рагнер сел на стул перед кроватью праведника, сложил руки на груди, вытянул ноги и скрестил их в лодыжках.

– Слушай меня, монах, – жестко сказал он. – Отвечаешь на мои вопросы – ничего более! Никаких больше не относящихся к делу песнопений. Зови меня «герцог Раннор». И я даже прошу тебя, монах, следи за тем, что говоришь. Я из последних сил держусь, чтобы в окно тебя не вышвырнуть!

Брат Амадей кивнул.

– Можем говорить на языке вашего края, – предложил праведник на лодэтском.

Рагнер впечатлено взмахнул бровями и продолжил говорить по-лодэтски:

– Я хочу знать, что ты думаешь о бывшем градоначальнике Совиннаке. Можно ли ему доверять?

– Я бы мог ответить на ваш вопрос, но не буду. Иначе, если помогу вам, то обреку Лиисем на завоевание. В таких случаях, когда я не знаю, как поступить, то доверяюсь Богу и ожидаю. И вам того же советую. Доверьтесь Богу, герцог Раннор.

– Я тут и так слишком долго жду! Моих людей надобно чем-то занимать, а то они твой город разнесут со скуки. Раньше Лиисем завоюем – раньше уйдем, так что… Я тебе жизнь, вообще-то, спас, хотя по уму должен бы был оставить твою рясу на той скамье и идти своей дорогою.

– Не стоит думать, что я вам неблагодарен. Я восхищен вашим поступком, герцог Раннор. Но вы лишь орудие Бога, орудие, действующее по его указанию.

Рагнер закрыл глаза и скривил лицо, словно у него внезапно заболела голова.

– Вы можете меня пытать, – предложил брат Амадей, и Рагнер от удивления открыл глаза. – Я знаю ответ на ваш вопрос и точно всё расскажу под пытками.

– Ты умалишенный? Я ведь могу… Не боишься? Твои братья сатурномеры из всех храмов поснимали да попрятались. А ты что? Один такой бесстрашный? Или, может, просто дурак?

– Я тоже боюсь… Но на все Божья воля. А уж Бог рассудит: плените ли вы герцога Лиисемского или нет.

Рагнер немного помолчал, вколол свой ледяной взгляд в праведника, но, встретившись с его ласковыми очами, вскоре отвел глаза к стене.

– А про нее что скажешь? – хмуро спросил он. – Про Маргариту… Придет за ней супруг? Одиннадцать дней уж почти прошло…

Брат Амадей подумал и произнес:

– На все воля Божия.

Рагнер шумно вобрал грудью воздух и столь же шумно выдохнул его.

– Ты мне надоел! Божья воля, воля Божия… Уж не этой ли, своей волей Божией, ты ее, Маргариту, до слез тут довел?

– Именно ей, – охотно подтвердил брат Амадей.

Рагнер невесело, но искренне расхохотался.

– Сам от тебя чуть не плачу, – еще посмеиваясь, помотал он головой. – Воля Божия…

Рагнер раскрылся: расставил ноги и, наклонившись, опустил на них руки.

– Я видел, как ты смотрел на нее, – прищуриваясь, сказал он. – Недавно, когда она тебе подушку поправляла. Что скажешь, монах?

– Я человек и я мужчина, – не растерялся праведник. – Иногда я не могу не чувствовать естественных побуждений, но молитвы мне помогают держать разум и плоть в холоде. В любом случае ваши подозрения пусты – я слишком слаб.

– Пока слаб, – процедил сквозь зубы Рагнер.

– Если бы я не имел сана, а имел бы возлюбленную, то и тогда это была бы не сестра Маргарита, – спокойно ответил праведник. – Хотя она очень заслуживает любви. У нее ее даже меньше, чем у вас.

– Да у нее этой любви здесь более чем достаточно! – возмущенно воскликнул Рагнер. – Я ее с поваром в углу кухни на второй же день застукал!

– Уверен, этому есть объяснение, – улыбнулся праведник.

– Есть… – буркнул Рагнер. – Но произошедшего никакое объяснение всё равно не отменяет.

– Сестра Маргарита весьма рано осиротела. Полагаю, так же, как и вы.

Рагнер ничего не ответил, но брат Амадей понял, что оказался прав.

– Родительская любовь, особенно материнская, духовна и жертвенна, как никакая иная. Недолюбленные родителями люди или сироты имеют пустоту, какую заполняют собственной духовной и жертвенной любовью, поначалу сильной к друзьям или, скажем, к братьям, потом – к возлюбленным, потом – замыкается круг – к детям. У женщин любовь изначально стремится к жертвенности, ведь они будущие матери. Эта любовь очищает и возвышает душу, но всегда отдавать любовь тоже нельзя – нужно и получать. Такие люди, как сестра Маргарита, тянутся всем сердцем к ответным чувствам, да зачастую они находят тех возлюбленных, какие любят в первую очередь себя и желают еще больше себя любить: хотят тешить Гордыню, осознавая, что любимы чистым и прекрасным человеком. А если те чистые и светлые люди познали много боли и страданий, то они замыкаются, потому что боятся снова любить, и становятся похожими на вас, герцог Раннор.

Рагнер хмыкнул: у него были возражения, но он не захотел спорить.

– Но сестре Маргарите не повезло еще и в том, что, пока она росла, рядом с ней не нашлось мудрого наставника, кто показал бы ей, чего она стоит. Если эту маргаритку поливать и ухаживать за ней, то она зацветет на зависть розам и прочим цветам. Не зря Ортлиб Совиннак, который тонко разбирается в людях, разглядел ее в дождевой бочке. После чего… – вздохнул праведник, – я подозреваю, что этот почтенный муж сошел с ума и убил ее первого супруга, совсем еще мальчишку, затем сам женился на вдове, не дав ей, еще девчонке, времени подумать. И вы, герцог Раннор, похоже, не остались равнодушным и разглядели ее сквозь побои… Сильно она была избита?

– Да, – ответил Рагнер, поднимаясь со стула. – Сильно… И не только избита, – помолчав и вздохнув, добавил он. – На сегодня всё, монах, – жестко посмотрел он на брата Амадея. – Ты не пленник, но не воображай о себе много – пока здесь, будешь соблюдать мои правила, а они такие: раз помощи от тебя никакой, то и подарков не заслужил… тем более дамских ласк. Хорошенько молись и холоди плоть дальше, не то я ровно в два счета избавлю твои чресла от любого огня. Своими руками… Уверен, как-нибудь выкручусь – всё равно вашему брату хозяйство нужно лишь затем, чтобы мочиться, а я племянник короля.

– Охладитесь и вы, герцог Раннор. Я же сказал, что выбрал бы другую возлюбленную, – прикрыл глаза праведник и, что-то вспомнив, на мгновение тепло улыбнулся. – Конечно, на все воля Божия, однако… Я понимаю, что вряд ли смогу как-либо на вас повлиять, и все жё молю: помните, что сестра Маргарита замужняя дама, хорошо известная в городе. Вам ничего не будет, а эту девушку впоследствии могут казнить в муках, забить камнями или же затравить сплетнями – и подтолкнуть к самому страшному самоосквернению, даже к смерти души. Да и ее супруг крайне суровый человек, особенно в вопросе супружеской верности… Что же до меня, то… Думаю, и впрямь не стоит сестре Маргарите проводить так много времени со мной, ведь я поправляюсь. Я бы предпочел, чтобы меня опекал какой-нибудь мужчина. Нужды, понимаете?

– Понимаю, – взялся за ручку двери Рагнер. – Да вот только где я тебе такого найду?

– Вы сказали, что ваши люди без дела…

– Они воины! – гордо заявил Рагнер и, помолчав, тихо добавил: – И сыскать еще надо такого, кто б тебя не удавил.

________________

В начале часа Воздержания Маргарита, встав у стены, быстро пообедала и ушла наверх, а затем вернулась в обеденную залу после шестого удара большого колокола. Из Залы Торговых собраний снова доносился шум и, судя по нему, туда набилось даже больше народа, чем в празднество Весенних Мистерий. Закончив с приборкой и покидая обеденную залу, девушка уж думала, что день на этом окончится, но у колонны в парадной зале она натолкнулась на Аргуса, который нарочно там ее поджидал.

– Цэгоднё празднованиё в мою дчесть, – сказал он и кивнул на залу собраний, откуда слышались пьяные выкрики и развеселые песни. – У мэня возразт Благодарениё – мнэ цэгоднё тридцать один год и пъоловина… Я тебя приглазшаю.

Маргарита хотела молча обойти его, но Аргус преградил ей путь.

– Цэйчаз я дчестно ходчу тебэ пъомодчь. Ёдиннадцатый дэнь, как тъи цдесь… Мои воины увидэт, дчто тъи бъод моёй защидой и забудут ё тебэ… Увидэть – всё пъоймуд бэз слов. Бросто пъосиди рядом. Я клянузь, дчто пальцэм боле тебя нэ кёснузь. Дак, как в прозшлой раз, нэ будэд. Пъиво, эцли нэ хотедь, та нэ пёй.

Маргарита недоверчиво хмурила брови.

– Прозти, пъожалуца, – тихо сказал Аргус. – Я тогда пьян бъил… А Гюз Аразак нам про тебя такёго наговорил.

– Он и сейчас говорит, разве нет?

– Говорит, нё я ёму уже нэ вёрю и ходчу эдто всём пъоказать. Я пъонял, дчто тъи нэ дёвка, кёгда ты цтала кузшать у стёны. Девки дак нэ пъоступадь: у них нэд гёрдости в такём дэле. Они всёгда изщуд сэбе нёвёго мужчину.

Маргарита медлила, решая, довериться ли вновь Аргусу – красавцу с томными глазами, и в раздумье аж затеребила косу.

– Пъойдём, говёрю, – продолжал Аргус, – бора эдто мэнядь. Хватид кузшать у стёны и терпэть их. Эцли они увидэть, дчто я нё вёрю в эдти цплэтни, до тоже перэцтануд вёридь.

Вздыхая, Маргарита кивнула. Аргус, не прикасаясь к ней, повел ее в залу собраний. Там она села на ту же скамью, а войсковой наместник Лодэтского Дьявола опустился рядом. От пива Маргарита отказалась, и никто не настаивал, делая вид, что обиделся. Трон герцогов Лиисемских занимал какой-то парень, игравший задорную песнь на незнакомом ей щипковом инструменте, похожем на псалтерион. Эмильны не было в зале, Эорик ушел через несколько минут, Лорко она не приметила, а Гюс Аразак сидел на полу поодаль, на подушке у стены. Наблюдая, как Аргус уважительно беседует с ненавистной ему девушкой, Гюс перекашивал от злобы свое смуглое с крючковатым носом лицо.

________________

Аргус на этот раз не пытался трогать Маргариту, вежливо вел себя и, дабы ее развлечь, рассказывал о своих воинах – «своих демонах». Когда на скамью рядом с пленницей хотели сесть, то после непонятных слов Аргуса незваные «демоны» молча ушли. Прошло восемнадцать минут, за какие не случилось ничего, что оскорбило бы или задело бы девушку. Ее настороженный взгляд стал меняться и выравниваться.

– У Сиурта и Эорика разница тринадцать лэд, – говорил Аргус. – А их сэстра Кётра́на у Рагнера в замкэ кухарка. Всё троэ ёдчень разные, всё ёд разных оцов… Сиурт цражаэца бэз кёльчуги, пъотаму дчто он ло́дэц: ходчэт бозлэ смэрти в Лод. Эцли кёродкё, та дрэвний рай у лодэтчан – эдо морэ ц кёрабли и вёсёлые морэки, оцтров Вёчной Битва и одвёсная гора в центрэ эдтаго оцтрова – Лёдяная Гора иц гладкого льда. На эдой горе, за облаками: Лод, Белай и Чёрнай. Туда пъопадаэт толькё тод воин, кдо нэ вёдаэт страха: и раз ёго у нэго нэд, до и зазщита ёму нэ нужна. А в Белам Лоде цбваюца люба мэдчта… Там можно жидь вёчно, а можно вновь родица – кёролём, набримэр… Но мало умэрёть храбрэцом: нужно, дчтоб друзья закатили пъоминальнъий бир и вэрно упъокёили останки. Эдо сазжение тэла вмэзте ц мэчом, и мэридианскёй вёре токёй обидчай нэ перэдчит.

– Извините, но мне кажется, что идти в бой без защиты, полуголым – это немного глупо, – осмелев, ответила Маргарита. – Или не немного. Это же верная смерть.

– Вёридь или нэт, но лодцев умираэд столькё же, цкёлькё и воинов в кирацах… Смэрть воину дчто-то вроде Прэкрасной Дамъи. Смэрть резшаэд, кдо ёй надоел и кдо умрёт, нэзмотря на продчный доспех, а кдо ещё ёй люб – и тогда воин уцелеёт, даже эцли воюёт нагим: будёт сам убивать и носить сваёй кёстлявой даме дчужие жизни, как цласти, – улыбался Аргус. – А эцли тъи ёщё жив бозле второго возразт Благадарениё, та лудше кондчадь ц войнами: дальзше Смерть перэцтанет щадить. Она дама нэмолода и нэкрасива, нё вётрена. И к нёй нада относица пъодчтительно. Рагнер говорид, дчто глупо народчно лэзть бод пули, но бод мэч ёдчень даже пъолёзно, вёдь эдо дчдо танэц цо Смэртью, а она, как всё дамъи, танэцевать нэ продчь – останэдца благодарна или даже вознагр…

Аргус не договорил – в залу собраний вошел тот, о ком он говорил. Рагнер сразу направился к Аргусу и Маргарите – сужая глаза, он въелся волчьим взглядом в друга и девушку возле него. Разговоры и хохот в зале стихли, удалая мелодия замолкла, головорезы стали подниматься. Остались сидеть только те, с кем Лодэтский Дьявол когда-либо скрепил руки знаком единства и побратался. Аргус, хоть и скреплял руки с Рагнером знаком двойного, самого близкого единства, под взбешенным взором герцога тоже медленно встал.

– Рад, что наконец-то пришел! – будто бы не замечая недовольства Рагнера, улыбнулся он.

– Да, я пришел… – тоном, не сулившим ничего хорошего, заговорил по-лодэтски и Рагнер. – И выпью за тебя, порадуюсь, но позднее – я занят… Да и ты тоже занят, Аргус На́ндиг. Поезжай сейчас к холму и осмотри: как там у нас, всё ли готово. Оцени и проверь. Утром мне доложишь.

Аргус криво усмехнулся, кивнул и молча вышел из залы. В полной тишине Рагнер повернулся к Маргарите.

– А ты, – сказал он ей, – пошли со мной.

Девушка встала и покорно поплелась за его плечами. Едва они вышли в коридор, из Залы Торговых собраний донесся возобновившийся, многоголосый говор.

– Это что такое было? – спросил Рагнер, поворачиваясь к Маргарите в пустой зале с колоннами (там только виднелся караул у входа и слышались голоса с лестницы). – С Аргусом?

– Он хотел мне помочь. Защитить… Чтобы на меня не смотрели и прекратились сплетни, что тут про меня… После того, как все узнали… – смутилась Маргарита. – Что я с вами была… Всё стало ужасно… Аргус меня и не тронул, – тихо добавила она. – А вы его с собственного торжества прогнали – я догадалась.

– Защитник херов… – раздраженно процедил сквозь зубы Рагнер. – Он по заслугам получил, ты не сомневайся: приказ мой нарушил… и еще отхватит… А что до тебя… Что же ты своим подругам, Хельхе и Геррате, не рассказала, как пнула меня? Как я дураком перед тобой стоял? Посмеялись бы втроем… А затем и со всем моим войском поглумились бы над герцогом Раннором.

– Мне не до смеха было, – ответила Маргарита, кусая губы и мучая пальцы. – И сейчас мне не смешно. Я одну себя виню.

Рагнер немного помолчал, не отводя от нее колкого ледяного взгляда.

– А платок твой где? Второй день уже без него ходишь. Это зачем?

– Я… – замялась Маргарита и вздохнула. – Я более не имею права его носить, и все это знают. Я же пала…

Рагнер так на нее посмотрел, что она его испугалась.

– Пала? – переспросил он. – Со мной?! Ты пала со мной?!

Он шумно выдохнул.

– Я герцог, в конце концов! Тидия, мои земли, больше твоего чертового Лиисема! Пала она со мной!

– Какая разница с кем! – в сердцах воскликнула девушка. – Я больше недостойная… Я пу́таница… шлюха…

Рагнер закрыл глаза, перевел дыхание и, когда он снова их открыл, то уже смотрел мягче.

– Иди к себе и надень платок, – сказал он. – И носи его, если хочешь. Ты не шлюха. Здесь никто не имеет права так тебя называть и считать, кроме меня. А я так не считаю… Так что иди, повяжи платок и спускайся поживее – к тебе гость пришел. Да, – подтвердил Рагнер. – Мужчина, толстый, без клейма на темени – только лысина и клок волос. Говорит, что твой дядя.

– Дядюшка Жоль? Живой! – сразу расцвела Маргарита. Зеленые глазищи уже без страха встречались с ледяным стеклом. Рагнер махнул головой на лестницу, и она поспешила наверх.

Там Маргарита натолкнулась на запертую дверь, какую ей открыла Эмильна. Черноволосая сиренгка недавно рыдала, отчего ее припухшие глаза стали еще злее, а губы больше, но увидав на пороге «соперницу», Эмильна сжала рот до тонкой черточки. Не желая с ней сильнее ссориться, Маргарита скупо сказала:

– Меня герцог ждет. Я только голову покрою.

Эмильна отошла, села с ногами в изголовье кровати и уронила в колени лицо. Маргарита, пока заматывала платком голову, каждый миг готовилась «горлопанить на всей свет, точно режат» . Но Эмильна ничего не делала – она молчала, не двигалась и лишь с ненавистью следила за ней.

________________

Жоль Ботно в черном плаще с капюшоном, делавшим его неузнаваемым и похожим то ли на колдуна, то ли на заговорщика, в волнении ожидал свою племянницу. Его провели на третий этаж смотровой башни – там был кабинет, выходивший окнами на все четыре стороны. Раньше здесь работал Ортлиб Совиннак, а теперь в этой просторной комнате Лодэтский Дьявол совещался со своими ротными.

Маргарита не смела подойти к своему любимому дядюшке, памятуя о том, что нельзя приближаться более чем на четыре шага. Ее счастливые глаза пытались передать всю великую радость от этой долгожданной встречи. В комнате стояли еще три суровых незнакомца из «демонов» Лодэтского Дьявола, которые стерегли подозрительного толстяка в зловещем плаще. Добрейший Жоль Ботно был столь же хмур, мрачен и строг лицом, как и Рагнер Раннор. И еще он был исполнен решимости.

– Мне, чего ж, дочку сердешную и объять нельзя? – резковато спросил дядя Жоль, но потом смягчил тон: – Ваша Светлость, я всё ж таки не скраду ее, как бы мне этого не хотилось.

Рагнер опустился на стул у большого квадратного стола в центре комнаты, вытянул скрещенные ноги и сложил руки на груди. Взвесив возможности толстяка что-нибудь учудить, он сказал Маргарите:

– Можешь подойти.

Пленница ринулась к дядюшке и, утонув в его объятиях, прижалась к мягкой груди, такой родной и дорогой. Жоль Ботно, замечая, что она плачет, разозлился и громогласно выдал:

– Да скоко ж можно́ измываться-то над ею?! – гневно спросил он Рагнера. – Неужто вам вовсе не совестно, Ваша Светлость, с дамою так себя весть? Так униживать ее?! Как ей живать себе после скажете?! Вы же рыцарь, аристократ! Позор!

– Где градоначальник? – устало спросил Рагнер.

– Не знаю я, где этот Свиннак, Ваша Светлость. Я же вам уже говорил: мы потерялися при вашей штурме. Не видывал его больше́е.

– Дядя… – тихо сказала Маргарита, с нежностью поглаживая отросшую бородку Жоля Ботно, – ты поседел…

– Как ж не поседеешь, дочка? – ответил тот и сам чуть не расплакался, глядя на пятна под глазом Маргариты и ощущая руками, как похудела ее спина. – Ты всё ж таки не тревожься за нас. С Филиппом и Синоли всё в порядку – они за городом. Не делывай больше́е чепухи. Сосед, башмачник, сказывал, как ты нас сыщала… Не надобно больше́е, дочка… Просто пожди еще…

– Это сколько?! – жестко спросил Рагнер. – Я тут тоже жду! Сколько мне ждать?

– Я былся б радый вам подмочь, Ваша Светлость, – ответил дядя Жоль. – Всем, чем смогусь. Только пущите дочку. Меня возьмите заместо ею.

Рагнер хохотнул.

– Ты не сдался ни мне, ни градоначальнику! Если он за красивой, молодой женой не идет, то за тобой, лысым и толстым, точно не заявится. Всё, расходитесь! – приказал он. – Довольно. Хочешь дольше ее обнимать – отыщи градоначальника. Пусть придет сюда, как ты пришел. Даю слово, что здесь он будет в безопасности: уйдет живым и здоровым, как и ты сейчас же уйдешь, раз рассказать мне нечего.

Дядя Жоль нехотя разжал руки и отпустил племянницу.

– Ты тоже за меня не волнуйся, – отходя, сказала Маргарита. – Меня тут никто не обижает…

– Еще как обижают! – встал со стула Рагнер. – Это я заделал ей под глазом, что иное она ни пела бы тут тебе! И всю ее вновь отмордую, едва пройдет, а потом и по рукам ее пущу. Сам я от нее всё, что хотел, уже получил. Еще пару раз, быть может, развлеку себя – и потом отдам ее своим демонам! Всем сразу, кто захочет! Советую поспешить, пока она еще на себя похожа, а не на девку за четвертак – беззубую и с дырой на ведро между ног! Последний срок в три дня, начиная от завтра. Понятно?

Дядя Жоль покраснел от гнева, сжал кулаки, но и он не выдержал натиска колкого стекла – отвел взгляд от глаз Рагнера и, взбелененный, замер на месте. Маргарита тоже густо покраснела из-за слов Рагнера, а тот в довесок схватил ее за плечо и грубовато потащил за собой к выходу, показывая, что она принадлежит ему и он, что хочет, то с ней и делает.

– Его вывести за ворота и не трогать, – сказал Рагнер своим людям, кивая на Жоля Ботно.

– До свидания, дядюшка, – оглядываясь, успела сказать Маргарита, прежде чем Рагнер почти что вытолкнул ее вперед себя за дверь.

Жоль Ботно, сжимавший в бессильной ярости кулаки, хмуро кивнул ей.

– Не маячь тут больше, – напоследок обратился к нему Рагнер. – Второй раз явишься без градоначальника – и тебе, и твоей племяннице придется худо. Три дня! После дня венеры смысла приходить сюда уже нет!

________________

Рагнер держал за запястье свою пленницу и когда вел ее по винтовой лестнице, и когда тащил ее через двор. Он отпустил руку Маргариты только у лестницы в парадной зале.

– Ты что домой не хочешь?! – развернулся к ней Рагнер. – Жить тут собралась?! Не обижают ее… – проворчал он. – Нет, чтобы… Забери меня, молю, отсюда поскорее, – тонким издевательским голосом пропел он. – Я боле не могу! И всякое прочее дерьмо! – помолчал герцог, разглядывая несчастное лицо Маргариты, с какого она вытирала слезы. – Я же помочь тебе хочу, – тихо добавил он. – Чтобы ты могла вернуться к родным, а не ходила б тут вечно зареванная. И супруга не бойся – здесь его вины намного больше, чем твоей. Не смог тебя спрятать и защитить… и уж одиннадцатый день прошел, а не является, чтобы забрать! Он не будет зол на тебя. Он поймет про платок… Скажешь, что это я заставил, что много бил – так себя и развлекал. А про ночь лучше не говори – и он всё тебе простит. Чего он еще хотел, в конце концов? Ты же побывала в плену у самого Лодэтского Дьявола. Ничего святого для меня нет…

– Зачем дядя приходил?

– Думаю, чтобы тебя увидеть и рассказать о твоих братьях. И чтобы твой супруг убедился, что уйдет отсюда живым, – уже спокойно говорил Рагнер. – Мои люди допросили всех пленников из Северной крепости: градоначальник исчез с началом нашего штурма, никто его не видел после трех часов, как и мальчишку, что вечно с ним отирался – твоего младшего брата. Раз брат с именем «Любоконь» жив, то и градоначальник тоже. Не беспокойся, завтра или через день-другой объявится твой супруг… И ты будешь свободна. Будешь жить, как прежде, – и забудешь обо всем.

Они помолчали, не зная, что еще сказать.

– Иди к себе, – заговорил первым Рагнер.

– Можно мне к брату Амадею? – спросила Маргарита, поднявшись на пару ступеней. – А то там Эмильна, и я ее боюсь.

– Еще бы, – улыбнулся Рагнер. – Этого твой защитник Аргус, похоже, не учел… Иди к себе, – почти ласково сказал он. – Нельзя тебе к монаху: ночь ныне, а он всё же мужик, хоть и святоша… Эмильне скажи, чтобы шла вниз и пела. Я сейчас туда пойду, – махнул он на залу собраний. – Хочу, чтобы и она там была.

Рагнер проследил, как девушка поднимается, и, когда она скрылась, направился в пропахшую за одиннадцать дней пивом не хуже трактира Залу Торговых собраний. При его появлении разговоры снова стихли, люди встали.