Верёвка

– Что за конфа-то?

– Да как обычно, новые технологии джигитал-маркетинга. Mail.ru и прочие лидеры вентиляторной промышленности. Я даже не хотел ехать, там в последние годы такая скука и самопиар сплошной. Но в кулуарах прикольно пообщаться, пара-тройка контактов полезных… Кстати, ты как относишься к искусственному интеллекту? Машинное обучение и всё такое.

– Как говорил известный луноход Нейл Армстронг, это такой большой шаг для всего человечества, что сейчас лопнут мои космические штаны.

– Не, ну серьёзно.

Как бы побыстрей отбрехаться? У Паши после таких мероприятий всегда начинался мандраж и жажда прогресса. Егору же просто хотелось вернуться к своим верёвкам.

– Если серьёзно, то лучшая самообучающаяся система – это новорождённый ребёнок. Ты бы доверил вести свой «фордик» новорожденному? Или подождал бы, пока он научится штаны надевать?

– Ха, Горыныч включил скептика. А зачем же наш президент везде рассказывает, что миром будут рулить те, у кого лучший искусственный интеллект?

– У него такая работа: защищать вложения спонсоров. Помнишь, ещё недавно Сбербанк хвастался другими планами? Мол, «будем предлагать криптовалютные решения». Но теперь бетховены падают, майнинговые фермы не окупаются. Вот они и придумали засадить свои простаивающие клумбы этой кукурузой. То есть искусственным интеллектом с алгоритмами хрущёвских времён. Просто ещё один хайп для продажи чипов.

– Погоди, но ты сам мне рассказывал, как использовать рекомендательные сервисы, чтобы клиента хакнуть.

– Найти похожую картинку – примитив. С этим даже лягушка справится. К тому же ошибка в данном случае не фатальна. Даже если б нашему заказчику не подошла картинка с французским замком, нас бы не расплющило об стену, как тех ребят в «Тесле» на автопилоте. В общем, на игровых задачках с высоким уровнем допустимых ошибок вполне можно использовать машинное обучение. Если дизайнеров, эстрадных певичек и депутатов Госдумы заменить нейронными сетями, никто даже не заметит. Но в других сферах я бы не спешил.

– А в маркетинге?

– Говорю же, нас за косяки не мочат, так что можно… Но помимо ошибок, тут ещё одна проблема: даже хорошо обученная нейросеть не сможет тебе объяснить, почему она поступила так, а не иначе. Там нет никакой явной логики, нет понятий. Просто тысячи весовых коэффициентов в тысячах узлов. Это знание никуда не перенести и никак не проверить. А людям во многих случаях требуется не только результат, но и обоснование… Вот тебе реальный кейс: мы с Ольгой прилетели из отпуска, едем на такси домой из аэропорта. Глубокая ночь, совершенно свободный проспект, можно так и гнать по прямой до нашего дома. Но таксист вдруг сворачивает на боковую улицу, чуть ли не в противоположную сторону. И тычет мне в навигатор: мол, я не виноват, мне так программа подсказала. Ну, рейтинг мы ему завалили ниже плинтуса.

– Во! Этот шаманизм меня тоже напрягает! – кивнул Паша. – Все кричат, что искусственный интеллект поможет нам разгрести Биг Дату, но на выходе опять какой-то «чёрный ящик» продают… Там на конфе один штрих рассказывал, как круто они умеют отслеживать маршруты посетителей торговых центров через хотспоты Wi-Fi, потом остается только сматчить эти данные с соцдемом. А следующий докладчик говорит: у нас и так всё матчится с тех пор, как приложения стали мобильными. Раньше соцсети только сетевую активность собирали, а теперь через мобилы вся офлайновая жизнь юзеров как на ладони – геолокация, микрофон, камера, платежи… Вы, говорит, просто скажите нашей умной машинке, чего вы продать хотите, а она сама всех нужных клиентов выследит и сдаст. Чувак был из «Телеграма», кстати.

– Но ты же давно пользуешься такими умными машинками. Контекстную рекламу покупаешь?

– Там хоть что-то наглядное остается. Ключевые слова какие-то… У нас раньше один парень работал, просто гениальные трюки с контекстом мутил. Если надо было раскрутить сайт про валенки, он брал любые топовые запросы и составлял с ними объявления типа «Купи валенки как у Ольги Бузовой». Его банили нещадно, но иногда прокатывало. И главное, он мог всё объяснить…

Интересно, где этот парень теперь, подумал Егор. Прошедшее время в рассказе Паши навело его на неприятную догадку. Кажется, в последнее время он сам стал похож на ту нейронную сеть, что работает как «чёрный ящик». Ничего объяснить толком не может, зациклился на своей верёвке. А Паша тоже наблюдательный, наверняка почуял эту перемену… и решил подстраховаться. Ротация кадров в агентстве, если приглядеться, совсем не замедляется. И непонятно даже, то ли это свойство данной индустрии, то ли просто время такое.

По части расставаний с работодателями собственный опыт Егора был минимальным. Хотя в студенческие годы ему доводилось подрабатывать и грузчиком, и репетитором, и продавцом цветов, и статейки пописывать для научпопа, но такие работы изначально считались временными. Сайт, который они замутили с геологом, можно было отнести к той же категории – временами что-то перепадало от размещения рекламы, но постоянный доход на проекте сделал только геолог, и уже без Егора. Как ни крути, пашино агентство стало его первой стабильной работой.

И он только сейчас осознал, что его представления об увольнении с такой работы основаны на фильмах да на родительских историях постперестроечной поры, с таким же киношным мелодраматизмом. Человек работает на хорошем месте много лет, и выгнать его оттуда может лишь какой-то ужасный кризис – банкротство, рейдерский захват предприятия – либо серьезный внутренний конфликт: тогда происходят многоходовые интриги, затяжные уходы на больничный, громкие суды за неправомерное сокращение штатов…

Здесь всё иначе. Никто дверями не хлопает, не ругается. Как правило, ушедшие из агентства люди вскоре всплывают в знакомых компаниях того же рода деятельности, из чего ясно, что все заранее готовят запасные аэродромы, смена места работы происходит быстро и аккуратно. Легко переставляемые лего-человечки: вчера был креативный директор Женя, сегодня креативный директор Андрей, и вот уже все мы любим Андрея. Можно и научного консультанта так же спокойно обновить. Обновофилия – вполне естественная религия для людей, которые научились давить на свою дофаминовую кнопку нового опыта практически напрямую, то есть безо всякого нового опыта.

– Кароч, нам надо укрепить команду аналитиками. – Паша поднялся с дивана, давая понять, что разговор близится к концу. – Мы конечно не сможем конкурировать с этими роботами-работорговцами, которые продают таргетированных людей целыми стадами. Но твоё направление укрепить можем: более чётко профайлить самих заказчиков. Хочу добавить тебе в поддержку одного перца.

– Ну давай.... А когда?

– После обеда придёт собеседоваться. Да ты не парься! – От Паши не укрылось, как нахмурился Егор. – Если не понравится, отфутболим. Главное, чтоб вы сработались.

# # #

Поскольку сам Егор попал на работу в агентство без собеседования, наблюдать чужое интервью было даже забавно. По крайней мере, первые десять минут. Потом стала крепнуть утренняя догадка: очень уж гладко отвечал этот долговязый очкарик на пашины вопросы. Математический факультет провинциального вуза, потом курсы дата-аналитиков в Москве, потом работа у телеком-оператора…

– А как вы думаете, «Наполеон» – это коньяк или пирожное? – спросил Паша.

– Не понял вопроса, – ответил очкарик.

Зато Егор прекрасно понял. По поводу этой сети кафе они с Пашей спорили как раз перед отпуском. Пока в городе открылось только два «Наполеона», но планировалось ещё три. Паша на этот раз решил самостоятельно блеснуть профайлингом. Он утверждал, что владелец сети – бывший бандит, и потому заведения свои будет позиционировать как современную версию «малины» – то есть пиджаки, переговоры и коньяк.

Егор же, полазав по соцсетям, пришёл к выводу, что самому бандиту, занятому теперь легальным строительным бизнесом, не особенно нужна сеть кафешек – а замутил он это предприятие ради молодой жены. Которая там и будет рулить, поскольку увлекается кулинарией. А это значит – расфуфыренные тёлочки a la «Секс в большом городе». То есть скорее пирожные и смузи, чем коньяк.

Для такой аудитории и её хозяйки хорошо подошла бы геолокационная игра в рецепты: выбирается блюдо со множеством необычных ингредиентов, каждому игроку надо добыть свой ингредиент на каком-нибудь дальнем рынке, а потом все подружки съезжаются в кафе и вместе готовят это блюдо. Стоит и детскую версию игры рассмотреть, потому что у дамочки своих двое.

Паша сомневался. И вот, значит, решил протестировать кандидата на этой задачке. Он не стал рассказывать очкарику об их споре, сообщил лишь общие вводные – имеется такая вот сеть кафе, её надо раскрутить; какую полезную аналитику можете выкопать?

Долговязый ничуть не смутился и тут же сообщил Паше, что средний чек в уже открывшихся «Наполеонах» составляет более двух тысяч рублей, а расположение в офисных кварталах однозначно говорит в пользу пиджаков и коньяка. Он добавил, что по счастливой случайности обладает и другими данными по этому кейсу: на прошлой работе в телекоме они предоставляли кое-какие аналитические услуги бизнесу, планирующему открытие новых заведений общественного питания. Ведь мобильники позволяют отслеживать динамику передвижения людей по городу, а также уровень их доходов, ну вы понимаете…

С этими словами очкарик развернул перед Пашей ноут с какой-то красивой картой и начал вещать о битве ресторанных сетей за горячие места в городе, пересыпая свою речь цифрами и всякими словечками типа «диаграмма Вороного». Паша смотрел на кандидата влюбленными глазами.

Да и хрен с ними. Егор потихоньку вытащил верёвку, опустил руки под стол и стал делать «поросёнка».

Новая Каледония. Даже название острова, где этнографы нашли эту фигуру, сразу уносит сознание далеко от всего офисного занудства. За те дни, что Паша был на конференции, Егор основательно втянулся в изучение верёвочных игр – и заметил, что это искусство лучше всего развито на островах. Гавайи, Пасха, Новая Зеландия, Япония… А самые сложные фигуры – на маленьком атолле Науру в Микронезии.

Хотя некоторые считают, что у чукчей и эскимосов сложнее. На самом деле, они просто разные. Те, что с Науру – абстрактные сетчатые узоры, похожие на арабские ковры. Они требуют много времени, но всегда симметричны и основаны на повторах. А в арктических фигурах больше животных, их красота и сложность – в асимметрии: каждая рука делает свои движения. Может, это какое-то базовое отличие северного мозга от южного: в тёплой размеренной жизни тропиков счастливы те, у кого больше гармонии между полушариями, а на севере наоборот, преимущество у неспокойных шизоидов, которые рвутся переделывать мир…

Но даже на севере самая сложная фигура – «Кит и лиса» – найдена не на Чукотке и не на Аляске, а в море между ними, на острове Кинга. А самая большая индейская коллекция – на острове Ванкувер. Выходит, на островах есть что-то такое, что способствует развитию этого искусства. Или оно возникло в другом месте, а на островах просто сохранилось лучше из-за изоляции?

Кажется, нечто подобное озадачило в свое время Дарвина, когда он обнаружил, что экосистемы тропических островов содержат избыточное разнообразие видов, словно эволюция там идёт не так, как на континентах. Тут и Эйнштейна можно подключить, с его формулой отношений пространства и времени. Остров – особое пространство, потому и время там идёт необычно.

Может, бросить свой застывший диссер по сетевой антропологии, да сделать вместо него другой рисёч, про эти самые верёвки? Глядишь, найдется и какой-нибудь «Бигль», который прямо сейчас снаряжается в Новую Каледонию…

– Горыныч, не засыпай! – Паша перебил его фантазии. – Скажи, что думаешь.

Егор перевел взгляд с верёвочного «поросенка» на экран, где очкарик вывел карту с кафешкой «Наполеон» и какими-то стрелочками вокруг.

– Я думаю, что Наполеон родился на острове и умер на острове. На Корсике, кажется. Это неспроста.

Паша сделал озадаченное лицо. А очкарик спокойно возразил:

– Нет, умер он на острове Святой Елены в 1821 году. А на Корсике родился. В 1769-м.

Может, он аутист? Среди них попадаются такие саванты с хорошей памятью, особенно на числа. Егору вдруг захотелось сбить уверенность с этого «аналитика».

– Я читал, что Наполеона сослали на остров Эльба, – сказал Егор. – Может, он всё-таки на Эльбе умер?

– Нет, он был там в ссылке. С 1814-го по 1815-го. А потом уже, после Ватерлоо, его отправили на Святую Елену.

Интересно, что у него даже глаза не особо движутся, заметил Егор. Обычно люди, когда вспоминают, хотя бы на миг стреляют глазами вверх или вбок. Очкарик же отвечал, глядя прямо на Егора. Надо ещё какую-нибудь чушь спороть и посмотреть.

– А мне казалось, что Ватерлоо было раньше, ещё в тысяча семьсот… Это ведь там его англичане разгромили… адмирал Нельсон, да?

– Вы путаете с битвой при Абукире. Она действительно была в 1798-м.

Ну вот опять. Очкарик даже не моргнул. Егор чувствовал: здесь что-то не так. К сожалению, Паша не дал больше экспериментировать.

– Всё-всё, давайте на этом закончим. Мы уже убедились, что Александр у нас прямо ходячая энциклопедия. Очень приятно было познакомиться, Александр! Мы тут еще посоветуемся и дадим вам ответ в течение недели, хорошо?

Все встали. Пожимая руку очкарику, Егор заметил, что рука у того вспотела. Да и улыбается он вовсе не как аутист. Нет, это больше похоже на радость студента, который удачно списал.

– Давайте я вас провожу, – предложил Егор.

– Я тоже с вами спущусь… схожу поем, – сказал Паша, поглядев на Егора с подозрением.

По пути через опенспейс Паша показывал Александру, где кто сидит, словно этого «аналитика» уже приняли на работу. У лифта все примолкли. Но как только вошли в кабинку и двери захлопнулись, Егор сказал:

– Да уж, все уроки истории из головы вылетели… А вы помните, где воевал Наполеон в 1767-м? Кажется, итальянский поход?

Вот теперь глазки забегали, с удовольствием отметил он.

Очкарик бормотал:

– Дайте подумать… Мне тоже сразу не вспомнить…

Лифт остановился на первом этаже, а он так и не дал ответа. Когда двери стали открываться, Егор загородил проход и тут же нажал кнопку своего этажа, воскликнув:

– Ой, я забыл!

– Ты чего, Горыныч? – удивился Паша.

Двери закрылись.

– У нас на первом этаже сидит охранник Азамат, – сказал Егор трагическим голосом. – Он в Сирии служил, и после этого очень нервный. Если я сдам ему нашего кандидата, Азамат может случайно поломать вот эти дорогие очочки с нулевыми диоптриями.

Долговязый быстро снял свои дужки и спрятал в карман. Егор нажал красную кнопку, и уже поехавший лифт остановился между этажами.

– Ну рассказывай, ходячая энциклопедия. Коробка тут стальная, мобильную связь экранирует отлично, как ты уже понял. Никто тебя не услышит. Либо к Азамату поедем.

– Это такой сервис, они помогают трудоустроиться… – пробормотал долговязый. – И поддержка на первые три месяца работы… Через очки подсказывают… Берут процент от оклада…

– Сколько народу в этом сервисе?

– Мне подсказывают трое. Но вообще там много… Они нанимают инвалидов всяких, которые… настоящие аналитики. Или спецы по поиску.

– Что будем делать? – Егор повернулся к Паше.

– Ну… видимо откажем. – Паша был шокирован не меньше, чем долговязый.

– Может, хоть очки отберём? – предложил Егор. – Я давно хотел узнать, как звук передается по костям. Если на колено надеть, будет слышно в ушах или нет? У кузнечиков, кстати сказать…

– Не надо, пожалуйста! – Долговязый схватился за карман. – Мне их под расписку выдали, у меня таких денег нет. Давайте я лучше скажу им, что я вам не подошёл, и чтобы к вам вообще никого не посылали!

На улице сыпал мелкий дождь, словно кто-то поплёвывал сквозь зубы с неба. Они постояли у входа, наблюдая, как неудавшийся кандидат в аналитики улепётывает через двор.

– Ладно, пошли похаваем, я угощаю, – сказал Паша. – Я не собирался тебя заменять, честно. Но ты очень странный последнее время.

– Были проблемы на личном фронте. Теперь всё норм.

– Ну слава богу. А я уж думал, ты подсел на что-то в отпуске. У меня так было после Амстердама. Но я завязал, честно.

Пашино предположение о наркотиках вспомнилось дома вечером. Отпускная кожа, хоть и не особо загорелая, через неделю после возвращения стала активно слезать, и Егор решил хорошенько отмочить её. Пока лежал в ванне, увидел на полке с шампунями кусок коралла с Гавайев – и крикнул Ольге, что нашёл её секретный фетиш, с которым она предаётся воспоминаниям о море. А она ответила, что у неё просто потерялась пемза, но кораллом даже приятнее чесать пятки, сам попробуй.

Попробовал: ощущения и вправду забавные. И тут же заметил, что на большом пальце правой ноги до сих пор проступают несколько тёмно-синих точек.

Если Паша опять позовёт в сауну, можно ему показать, на что «подсел в отпуске». Честно, это же следы от игл. Убойная инъекция, чувак. По-гавайски называется «вана». Вызывает обалденную эйфорию и даже легкие галлюцинации. Правда, вначале боль адская.

Егор растянулся в тёплой воде и закрыл глаза, мысленно возвращаясь в тот день, когда он явно пожадничал, собирая ракушки на рифе после отлива. И хотя на ногах были шлёпанцы, голые пальцы торчали наружу. Крупный и красивый «глаз Шивы», круглая дверка от ракушки-тюрбана, белела на мелководье идеальной спиралью. Он не задумываясь шагнул к ней…

…и с размаху всадил ногу в морского ежа с длинными чёрными иглами. Бр-рр. Чуть сознание не потерял, и это было только начало. Иглы назад не вытаскивались. Местные сказали, что надо хорошенько поколотить и без того больное место стеклянной бутылкой от пива, а затем натирать половинкой лайма. Звучало дико, но помогло: удары раздробили известковые иглы в коже, а кислота растворила обломки. Всего через каких-нибудь пять часов нейротоксин тоже перестал действовать. А так – вполне себе изменённое состояние сознания, безо всякого Амстердама.

10. Черепаха на дороге

Надо было свалить из дома пораньше. Переключить её внимание и быстро уйти. Вместо этого он стал отвечать, а это было ошибкой.

Началось с мелкого комментария про мытье посуды, и уже тогда можно было заметить, как разлетаются крылья её ноздрей – хотя сама она ещё сдерживалась, но нос уже начал превращаться в хищную птицу.

Ну и завертелось: про разбросанные вещи, про неоплаченный счёт за свет. Чёрная дыра с обратной связью разрасталась, втягивая в разговор новый негатив. От упреков по мелкой бытовухе перешли к обобщениям – «ты никогда не убирал…». Стали вытаскивать примеры из прошлого – «а ты даже в отпуске не могла…». Когда Ольга начала говорить про его маму, он уже был в дверях, но всё равно ответил про её маму – и в него полетел тяжёлый томик Докинза, попавшийся ей под руку.

Через полчаса она позвонила в слезах: разбила машину. Врезалась в кого-то на Вернадке. Сидит теперь, ждет полицию. Егор, почти добравшийся до работы, поймал такси и поехал обратно, ругая себя за невнимательность. Тоже мне, этолог-бихеворист! По движению глаз он диагнозы ставит – а такую простую вещь, как ПМС, никак не запомнить! Даже рекламные боты-шпионы уже вычисляют эти женские циклы, чтобы впаривать им больше товаров в те нервозные дни, когда больше шансов спонтанного шоппинга. А ты до сих про не научился. Ну, сам виноват. Если тебе можно вынести мозг, значит, он не закреплён болтами.

И какое тонкое издевательство над недавней теорией о том, что машины стирают различия полов! Размечтался. Отдача замучает от такого стирания. В древности бабы так не шизели. Замуж их выдавали рано, контрацепции не было, рожали каждые два года – поэтому и месячные нечасто видели, и не истерили с такой регулярностью. А теперь и сами бесятся, и мужиков вынуждают реагировать. Раньше культуру драйвил голод, теперь её драйвит ПМС.

Вон и Голливуд подсуетился. Что ни фильм теперь, то бой-баба в главной роли. Даже «Безумный Макс», этот бывший мачо-фильм, в новой версии выглядит так, словно кто-то переснял «Белое солнце пустыни», заменив товарища Сухова на Людмилу Гурченко.

А уж Интернет и подавно прогнулся под этот розовый невроз. Кто там врёт, что Интернет изобрели зелёные военные? Ага, щас. Сеть для военных – это чёткие командные цепочки с известным адресатом. Прямая синаптическая связь, нейрон с нейроном говорит. А нынешний Интернет – это совсем другое. Тут главный культ – открытые и массовые трансляции без конкретного адресата. Тот самый внесинаптический впрыск нейромодулятора, который так любят сторонники «эмоционального интеллекта». Всепланетный мозг истерички.

Нужна какая-то напоминалка, подумал он, проезжая круглый павильон метро «Университет» со сломанными часами. Нужно ПМС-приложение в мобилу, причём именно для мужиков. И прямо в школе всех учить, что женских дней в году не один, а как минимум шестьдесят. А то школьный дневник всю жизнь помнишь – понедельник слева, четверг справа – зато такая важная вещь, как расписание истерик, постоянно из головы вылетает.

Современные календари вообще – тотальная победа мозговых червей. Никакой связи с настоящими человеческими потребностями. Все древние народы устраивали праздник в самое тёмное время года, как те гавайцы со своим Макалии. Нормальный такой лайфхак, чтоб не свихнуться. А что мы теперь делаем в эти депрессивные месяцы – ноябрь и декабрь? Да вкалываем больше всего в году. Наши формальные праздники – совсем в другое время.

Или вот месяц с его четвертью-неделей. Раньше понятно было: фазы Луны влияют на приливы, на животных, на психов и на женщин опять же. У кого был лунный календарь, тот всё это отслеживал. Но нынешние месяцы и недели никак с луной не связаны. Очередная абстракция, удобная только для офисных некрофилов с их тикетами, релизами и дедлайнами.

А ещё какие-то робокопы нарезали день и ночь на равные части – и вот уже все мы прикручены к этой идиотской мерке «час», которая для биологической жизни не значит вообще ничего. Егор вспомнил, как во время работы над сайтом Центра онейрологии ему попалась неплохая статья о циклах сна. Он тогда сразу проверил на себе – и обнаружил, что работает: проснуться через семь с половиной часов гораздо легче, чем через восемь. Почему этому не учат в школе? Почему миллионы людей продолжают жить в механическом аду, когда будильник ставится на заданный час, а не за собственный цикл сна?

Так, ну выдохни уже. Кажется, ты сам немного истеришь. Заразно, да.

Ольгину белую «тойоту» он увидел издалека, она как бы возглавляла пробку, образованную позади неё на проспекте. Никто не пострадал, да и машины не сильно помялись. Гораздо больше неприятностей доставило Ольге само ожидание посреди проспекта с гудками недовольных, и последующее оформление документов неторопливыми сотрудниками ДПС. Она уже не бесилась, зато впала в меланхолию.

Егор взялся проводить её до работы, и по дороге к метро всячески старался развеселить. Он напомнил ей, как здорово она превращала свои прошлые неприятности в журнальные колонки (тактично умолчав о том, как ему не нравилось быть отрицательным героем её опусов), и предложил точно так же превратить в гонорар историю этого ДТП.

Ольга вяло согласилась, но тут же сказала, что времена таких колонок уходят. Толстых журналов больше нет, остались только толстые журналисты. А сама журналистика теперь – сливной бачок пиара. Большинство «мнений экспертов» поставляют в СМИ специальные агентства, которым бренды платят за упоминание себя любимых. Поэтому хрена с два ты напишешь собственные мысли про ДТП.

Теперь делается так: сначала журнал выбирает тему, используя какой-нибудь рейтинг популярных трендов, хештегов или поисковых запросов. Про аварию будут писать, только если с участием политика или актрисы. Потом редакция отсылает тему в то самое агентство. Агентство подгоняет комменты от пиарщиков автодиллера, или от страховой, или от других своих клиентов, связанных с автомобилями. А дальше ленивый и безграмотный журналист просто компилирует всё это левой ногой в один текст.

Егор возразил: остаётся же ещё искусство заголовка! Именно оно обеспечивает читаемость статьи в мобильном мире, где из сотни лидов в ленте человек кликает только в один. Значит, именно тут журналисту надо пошевелить мозгами, это же очень творческий минимализм, настоящая японская поэзия: яркий образ, обязательно с каким-то парадоксом, с контрастом. И всегда должен быть глагол, чтобы читателя аж до мышц пробило.

Скажем, «Черепаха на дороге остановила движение в столице». Ну, мы же можем сказать, что ты хотела спасти черепаху и слишком резко свернула. Или вспомним, что ты любишь бегать, это привлечёт всех ЗОЖников: «Спешившая на марафон блондинка парализовала конный транспорт Москвы». Нет, длинновато… Хороший заголовок – не более пяти слов.