Грань

– Гандон ебаный, полежи, остынь, – яростно выдохнул слова Эрик.

Он пинками откатил тело в сторону подъезда. Мужчина, будучи в сознании, после второго переворота с трудом поднялся и сел на заснеженный бордюр, уткнув разбитое лицо в ладони. Линдгаард подошел к нему с левой стороны и, сжав в кулаке ухо жертвы, дернул его голову вверх.

– А теперь слушай сюда, мразь. Еще раз увижу, что твоя колымага припаркована в подобном стиле, сломаю тебе руку при встрече, ты понял??!! Ах да, если найду хоть царапину на своей машине, в дополнение к руке еще и ногу сломаю. …И нос откушу, – подумав, добавил Эрик.

Обернувшись на звук колес на снегу, Эрик увидел, как во двор въезжает старенький Nissan с шашечками на бортах. Наклонившись и зачерпнув горсть снега, Эрик омыл от крови руки и пошел к ожидавшему его такси.

***

Такси остановилось, Эрик вышел и направился ко входу в паб, который находился в подвале дома на одной из центральных улиц Томска. Зайдя внутрь, он огляделся и почти сразу же увидел Ивана, который уже ждал его за их любимым столиком. Эрик не жаловался на свою пунктуальность и даже в этот раз, несмотря на недавнюю разборку во дворе, зашел в паб в 18:57. Он по привычке посмотрел на часы, когда выходил из такси, для того чтобы в который раз внутренне порадоваться, насколько же все-таки пунктуален. Несмотря на это Юшин уже ждал его. Это качество в Иване очень нравилось Эрику, ведь обычно это он всегда, несмотря на то что приходил на встречи строго к назначенному времени, вынужден был ждать прихода остальных. А тут судьба свела его с тем, кто почти всегда приходил раньше. И, согласитесь, это гораздо приятней, когда ждут тебя, а не ты.

Эрик быстро приблизился к столику, протягивая руку своему другу со словами:

– Здорово, камрад! Как сам? Давно ждешь?

– Ну, как жду, – отвечал Иван, – фактически да, но формально ведь и нет. Ты ведь, сучий отпрыск, как всегда, пришел строго вовремя!

Рот Эрика разъехался в улыбке, а глаза весело сощурились.

– Да как-то так само получается, ничего не могу с собой поделать. Ты ж вот тоже ничего не можешь с собой поделать, приходишь раньше всех и сидишь чалишься!

Парни весело рассмеялись обоюдным остротам, а Эрик тем временем разместился за столом. Взял меню, бегло просмотрел. Меню было все то же, без изменений, поэтому Эрик отложил его, ведь прекрасно знал, что собирается есть и пить. Подошла официантка в белых гетрах на загорелых ногах, которые благодаря ее весьма короткой клетчатой юбке можно было рассмотреть во всей красе. Парни сделали заказ. Эрику уже не терпелось перейти к разговору.

– Ну че, как дела-то? – начал он. – Как трудовая неделя прошла? Как там твои инвестиции?

Друг Эрика был одним из той породы счастливцев, которым всегда завидуют сверстники. Почему завидуют? Все просто. Трудовая неделя Ивана Юшина была гораздо менее трудовая, чем у большинства обывателей. Ведь весь свой доход он получал благодаря деятельности в интернете. Иван занимался современными инвестициями: всем понемногу, от классического «Форекса» до самых новых криптовалют, и надо сказать, что неплохо жил с этого. Эрик неоднократно бывал в гостях в шикарно обставленной квартире Ивана, подвергнутой дорогущему, по его оценкам, ремонту. Передвигался его друг на новеньком Jaguar F-Pace с топовым, разумеется, двигателем. И если только господин Юшин не был наследником большого состояния, о чем тот никогда не говорил, то все эти атрибуты успешности пришли к нему именно благодаря интернет-заработкам. Эрик крайне уважал Ивана за это умение так играючи зарабатывать. Ведь такое по силам не каждому: с нуля разобраться в хитросплетениях финансовых дебрей и поставить эти знания себе на службу. Многие молодые люди около 30 и моложе в наше время хотели бы жить как Иван: не быть вынужденными ходить на работу в какой-нибудь постылый офис, каждый день потихоньку деградируя под напором серой рутины. Хотели бы иметь возможность путешествовать куда угодно, передвигаться на более чем приличной машине и все в этом духе. Эрик и сам не прочь был переключиться уже на что-то подобное, а не работать в компании, пусть и большой, пусть и успешной, пусть даже и на отличном месте и хорошем счету, но все-таки именно работать на кого-то. Что уж и говорить о менее везучих представителях поколения наших героев. Хотя… «А кто им, собственно, мешает? – думал сейчас Эрик. – Кто мешает мне? Все элементарно. Лень и привычка дрейфовать по пути наименьшего сопротивления, плыть по реке в русле зоны комфорта на плоте из обывательского минимального достатка, кредитов и удовольствий». Эрик верил, что человеку доступно что угодно, самое трудное – найти в себе волю, намерение и мотивацию отклеить свою задницу от любимого мягкого стула возле компьютера с YouTube и начать уже действительно развиваться через практику.

– Да пока никак, – отвечал Иван на заданный вопрос, – дело к зиме, крипту лихорадит, решительно непонятно, на чем работать. Так что… Пока просто доверил своему брокеру раскидать кое-какую денюжку по фьючерсам. Конечно, доходы так себе, но зато и без дела не лежит.

– Ясно. Чилишь, значит, – улыбнулся Эрик.

– Ага, набираюсь сил, можно сказать, перед новогодней истерией. Ты че, как, как отпуск, поедешь куда-нибудь?

– Да нет! Не в этот раз. Вроде ведь и был уже везде, где хотел. А нового пока что-то ничего на ум не идет. Да и отпуск-то еврейский, так, недельку дали перед закрытием года. Потом на праздниках, может, до родителей в Красноярск доберусь, ну и покатаюсь там заодно, – ответил Эрик Линдгаард, увлеченный, между прочим, любитель сноубординга.

Парни сделали глоток доставленного только что пива. И Эрик продолжал:

– Ты офигеешь, какой сон мне приснился! На самом деле офигеешь. Буквально сегодня ночью вот.

– А, валяй-валяй! Выкладывай! Только вот я свой хрустальный шар, как назло, дома забыл, – принялся валять дурака Иван.

– Твои шутки, конечно же, как всегда из жопы мишутки, – в тон ему ответил Эрик, немного помолчал и продолжал: – На самом деле полная жесть. Со мной такого никогда не бывало еще. По крайней мере, проснулся я в самом настоящем ужасе. Даже руки тряслись, как у треморного дедушки.

– Ого! Сейчас вот чу-у-у-у-уточку интересней стало. Ну и что же такое тебе приглючилось? Ты ведь, м-м-м, бывалый сновидец, если можно так сказать, вооруженный знанием, – Иван плавно переходил на серьезный тон.

– Да в том-то и дело, – отвечал Эрик, почесывая затылок, – и мы с тобой об этих всех снах сто раз говорили, и вроде осознавать себя там у меня получается, поэтому уже лет сто я не видел кошмаров, а если и видел, то легко с ними справлялся. В общем, слушай…

И Эрик пересказал ему свой сон, все от начала до конца, любую мельчайшую деталь, каждую подмеченную непохожесть на реальный физический мир. Все то, что чувствовал сам в те моменты. И, разумеется, убийство. Вот только он не сказал, кого именно убил, просто сказал, что так, один знакомый. Потому как, хоть Эрик и убедился, что с Эмилем все в порядке и это действительно на все 100 % был всего лишь сон, какая-то часть сознания повелела сделать ему именно так. Береженого, как говорится…

– Но тут… – продолжал Эрик, – понимаешь, я помню, что отмечал и замечал все детали и странности, которые видел: мир был странный, чересчур из крайности в крайность, что ли: или очень красочный, или, наоборот, крайне мрачный и размытый. Звуки такие, какими никогда в жизни не бывают. Совершенная невозможность узнать время. То есть я сознательно присматривался ко всему тому, после чего ты просто задаешь себе резюмирующий вопрос: «А сплю ли я?». После этого вопроса твой мозг, понятное дело, учитывая все нестыковки с реальным миром, однозначно тебе отвечает: «Да, спишь». И раз так, отныне ты контролируешь сон, а не он тебя. Ну да что тебе объяснять, ты сам это прекрасно знаешь.

Иван слушал рассказ с интересом, не перебивая и не сводя глаз с друга. Он даже забыл о пиве. Ни разу за все время, пока Эрик рассказывал, Иван не притронулся к стакану.

– Странно, конечно, что ты не смог осознаться, – протянул Юшин, – в принципе уже в кафе при звуке колокольчиков можно было это сделать.

– И не говори! Я подумал после всего, ну и успокоился на мысли, что я ведь далеко никакой не гуру и не всегда сновидение получается осознанным, пусть даже в самых, казалось бы, явных случаях.

– Да, интересно, конечно, – отвечал Иван. – А ты не думаешь, что, может, все-таки убил того человека, ну, только в другом мире?

– Ты это серьезно сейчас? – в упор посмотрел на друга Эрик и сделал глоток пива.

– О, вполне, – продолжал Иван и тоже отхлебнул пива, – более того, мне кажется, ты и сам оставляешь такую возможность, поэтому и не сказал мне, с кем же это конкретно ты встретился.

«Все-таки какой же чертовски умный подонок», – глядя на друга, подумал Эрик. Он склонил голову, вздохнул, осушил сразу треть стакана и уже вслух продолжал:

– Да, не исключаю, поэтому мне, если честно, до сих пор не по себе до конца.

– Друг мой, даже если параллельные миры и существуют, на то они и параллельные, чтобы не пересекаться с нашим, поэтому бояться, что это как-то повлияет на тебя, я бы не стал.

– Посмотрел бы я, как бы ты не боялся, если б подобное случилось с тобой, умник, – с натянутой улыбкой ответил Эрик.

– Да брось ты, – сказал Иван и махнул рукой. – Я б на твоем месте относился к этому как просто к интересному опыту, разбавляющему твое одинокое пресное существование!

– О! Лучше уж я продолжу пресно существовать, чем разбавляться такими кошмарами, знаешь ли, – хмыкнул Эрик. – Кстати, помнишь, я говорил тебе про чувака, чья «пятерка» мне все мозги съела своей конченой парковкой?

– А, ну, помню, конечно, ты ж мой притесняемый со всех сторон бедолага, – отвечал Иван со своей прежней веселостью.

– Так вот, встретился с хозяином машины сегодня, буквально перед тем как поехал сюда.

– Ну и как? – осведомился Юшин. – Поговорили? Ты сказал ему, что не в восторге от авто-харассмента?

– Сказал – это мягко сказано. Оставил его сидеть с разбитым лицом возле дома, еще и угрожал, ты прикинь!

– Он тебе?

– Я ему! В общем, как было: выхожу я, значит, из подъезда весь такой в отличном настроении, погода – класс, снежок, тепло и все такое. Думаю, подожду-ка такси на улице, покайфую. Ну вот, выхожу, прикуриваю и что вижу, по-твоему? Стоит эта долбаная «пятерка», прижала меня по самые помидоры, выехать нереально, если вдруг нужно будет.

– Та-а-а-ак, – протянул Иван.

– И чего-то как меня переклинило, прикинь! Я подхожу к машине, с ноги сношу полбампера. Помял еще и крыло попутно вроде бы. Сигнализация молчит. Ну, я и, недолго думая, огрел тачку со всей силы по капоту. Тут уже она заревела, выбежал хозяин – премерзкий дядя, на мой взгляд, ну и, естественно, в оскорбленных чувствах ломанулся на меня справедливость и попранную честь восстанавливать. Подходит такой, ну и давай с мата на мат: да я тебе, такой-то, мать твоя такая-то, че ногами машешь и все в таком духе. Я ему как бы тоже жестко свое видение ситуации обрисовываю. После чего дядя в драку. В результате всей борьбы, в общем, приложил я его будь здоров. Ну и в итоге заявил, что если он вздумает как-то на моей машине отыграться, я ему руки-ноги переломаю и…

– Что? – спросил заинтересованный и слегка охреневающий от того, что слышал, Иван.

– Нос откушу, – подытожил Эрик.

– Аха-ха-ха-хах-ха-ха-ха! – зашелся диким хохотом Иван. – О боже, пощады, о ужасный, поедающий носы врагов своих! Аха-ха-ха-ха-хах, пощади!

– Вот так вот, прикинь, хах! – Эрик, глядя на друга, и сам потихоньку начал прихихикивать.

– Не, дружище, если серьезно, то это жесть какая-то, – сказал Иван, вытирая слезы, – смех смехом, и толстый, возможно, по-хорошему даже заслужил нечто подобное, но, сам понимаешь, в наше время за такое не бьют и разборок таких, как мне кажется, адекватные успешные люди, как ты, не устраивают. А если он заяву пойдет напишет? Это до работы твоей непременно докатится. Тебе оно надо?

– Да понятно, что не надо, но знаешь… Я тогда ведь обо всем этом вообще не думал, все, что меня заботило, – это проучить и наказать уже наконец-то того козла. Чувствовал себя прямо как тогда… – и тут Эрик осекся и его зеленые глаза встретились с синими друга.

– Как тогда во сне, хочешь сказать?

– Да, именно. Блин…

– Чувак. Сны, конечно, учат нас, как, в принципе, и весь жизненный процесс. А когда сон осознаешь и начинаешь вытворять там всякое, вообще порой просыпаешься с чувством, что сегодня в реале горы свернешь. Было у тебя такое?

– Да, было именно так. Эта ведь осознанность и нужна как раз для того, чтобы показать тебе, что ты можешь менять окружающий тебя мир. Можешь, это реально. Пусть и не так быстро, как во сне, но все же. Твои мысли и намерения определяют мир вокруг.

– Вот то-то и оно, Эрик. Не стоит тебе, я думаю, укореняться в мысли, что ты безнаказанно можешь наказывать людей, пусть даже за их самое откровенное и вопиющее хамство.

– А может, стоит хоть кому-то, а?

– Так для этого же карма есть, ты что, чувак!

– Ну а если и ей какое-то орудие нужно, через которое действовать? Не думал об этом?

– Да, разумеется, думал… – протянул Иван. – Не знаю даже, что тебе на это ответить.

– Знаешь, Ваня. Я ведь всю жизнь, можно сказать, себя ограничивал, был максимально адекватным, спокойным, кто-то бы, наверно, даже сказал, что трусоватым иногда. Шел на конфликты только в самом крайнем случае. Не поверишь, как меня это достало. Честно.

– Почему, прекрасно понимаю, о чем ты, и верю. Но в наше цивилизованное и толерантное время…

– Да-да, – перебил Эрик, – знаю, что ты сейчас скажешь: время сейчас другое, не средние далеко века. Человек защищен. Множество инстанций и органов, в которые можно пойти, написать кляузу, стукануть, указать пальцем. Плюс карма, конечно же.

– Ну, примерно в этом русле, – согласился Иван, – но точнее…

– Но точнее то, что в конечном итоге никто тебя не защитит здесь и сейчас, случись что вот в данный конкретный момент. Ты не пойми неправильно, я и сам думал в точности как ты да и большей частью продолжаю так же думать. А то, где я сейчас нахожусь, где и кем работаю, случилось во многом благодаря моему, скажем, покладистому характеру. Вот только характер этот начал вырабатываться не благодаря моему выбору, а под влиянием одного очень далекого происшествия из глубокого детства.

– Какого? – с интересом спросил Юшин.

– Сейчас расскажу.

***

Как мы с вами уже говорили и как упоминал сам Эрик, в детстве он был довольно агрессивным мальчиком. Агрессия эта была часто вовсе необоснованная. Например, когда он на дне рождения двоюродной сестры весь вечер цеплялся и, прямо скажем, харассил одного мальчика. Тогда Эрик – и он прекрасно это помнил – буквально терзал душу бедному мальчишке. Еще Эрик помнил, что испытываемые им тогда эмоции доставляли ему настоящее, неподдельное наслаждение.

Иногда, когда Эрик вспоминал свои детские годы и эту часто переполняющую его агрессию, он во многом сам себе напоминал Эмиля Ахвердиева. Того самого старого знакомого с работы. Паттерны поведения маленького Эрика в те годы и Эмиля, когда тот доставал Эрика в Иркутске, были очень похожи. Несмотря на это, Эрика всегда бесил нагловатый и хамоватый Эмиль. Сам Линдгаард лишь недавно стал задумываться о том, что это его негодование из-за поведения коллеги на самом деле вызвано глубинной завистью той свободе, которую позволял себе Эмиль. Такое смелое и безоглядное на последствия своих действий поведение Эрик уже давно не мог себе позволить. Так что же случилось?

Именно об этом инциденте детства Эрик Линдгаард и рассказывал сейчас своему другу Ивану.

Случай произошел в детском саду, когда маленькому Эрику было около 6 лет, может, чуть меньше или чуть больше. Это случилось на утренней прогулке под серым осенним небом, когда у ребят вырывается изо ртов первый в году парок, сообщая малышам о том, что теплые деньки закончились, а бабье лето начинает неотвратимо отступать под натиском холодных дней настоящей осени. В такое вот осеннее утро и произошел инцидент, придавший, возможно, всей дальнейшей жизни Эрика совершенно новый курс.

Наш маленький герой уже тогда неплохо различал людей: видел, кто смелый, а кто нет, кто добрый и справедливый, а кто скользкий и хитрый, кто готов делиться всем ради друга, готов постоянно брать вину за общие проступки на себя, а кто, напротив, постоянно за глаза валит всё на других, хитрит и пытается именно себя выставить в лучшем свете. Но больше других маленький Эрик не любил и презирал тех, кто неустанно очерняет других перед администрацией в лице нянечек и воспитателей.

Детей с самого раннего возраста учат добру в самом классическом и хрестоматийном его понимании. Этому способствуют и родители, и мультфильмы, и вообще вся современная, ориентированная на детей культура. Одни дети впитывают эту пропаганду лучше и охотнее. Другие же хуже, и часто подвергая сомнению. Ведь даже у ребенка, даже у очень еще, казалось бы, маленького и несмышленого возникает вполне логичный вопрос: а выгодно ли быть хорошим? Что он-то с этого будет иметь? Поступят ли другие люди, по отношению к которым он почему-то должен быть образцом идеального члена общества, так же хорошо с ним? Сделают ли они, окажут ли они ему те же честь и услуги, вернут ли доброту и такт? И не получив утвердительного ответа на этот вопрос, уже в детском саду многие дети если еще и не сворачивают, то уже часто стреляют глазками в сторону, чтобы посмотреть: а что там, за этой узкой дорожкой правильности? Понемногу они начинают посматривать в сторону эгоизма, себялюбия и хитрости. Порой они даже начинают пробовать своей маленькой ножкой почву на тропе агрессивного поведения, плетения заговоров против кого-то и, допустим, стукачества на неугодных.

Именно таких вот маленьких человечков, посматривающих на темную сторону, очень хорошо видел маленький Линдгаард. Конечно же, в то время, и это понятно, он не проводил никаких анализов и не философствовал по этому поводу. Он просто видел, как поступает тот или иной ребенок в конкретной ситуации, и тут же интуитивно понимал, соответствует ли это его внутреннему моральному компасу или же нет. То, что этот самый его компас работает и показывает туда, куда надо, Эрик знал. В этом его убеждали в первую очередь любящие родители, будучи по-настоящему честными людьми. Они воспитывали своего единственного ребенка по своему образу и подобию, а как же иначе? Друзья в садике в основной массе симпатизировали Эрику и хотели дружить с ним. Они уважали его и признавали в нем лидера. Воспитатели тоже видели в нем способного и перспективного мальчика, всегда здраво и ясно рассуждающего.

Такое всестороннее признание укоренило в молодом Линдгаарде мысль, что он может вмешиваться и судить сверстников, если те, по его мнению, чинят какую-либо несправедливость. Именно так как-то раз и случилось в то самое холодное утро, когда группа Эрика на прогулке сосредоточилась возле одного из городков на территории детского сада. На центральной площади, скажем так, этого городка находилась песочница, где и пребывало тогда подавляющее большинство мужской половины группы. Эрик же залез на ракету рядом с песочницей и взирал оттуда на согруппников с приличной для ребенка высоты.

Оттуда Эрику очень хорошо было видно, что происходит в переполненной песочнице. Там, внизу, мальчик Женя, коротко стриженный темноволосый ребенок с узкими глазками и выдающимся вперед верхним рядом зубов, что делало его похожим на крысенка, пытался закопать в песок одного тихого и мелкогабаритного мальчика. Закапываемого Эрик знал, и этот мальчик всегда вызывал в нашем герое симпатию. Он не был каким-то чересчур шумным или веселым шутником, не был особо талантливым в чем-то да и фантазией тоже отнюдь не блистал. Однако Эрик видел в нем хорошего, доброго и, самое главное, чуткого товарища, который всегда подойдет к тебе, если ты почему-то грустишь один или свалился, например, в лужу при штурме какой-нибудь полуразрушенной беседки на территории садика.

Именно так однажды и случилось как-то раз с Эриком. Миша, этот мальчик, тогда был первым, кто пошел вытаскивать его и позвал воспитательницу, пока Эрик в шоке от падения отряхивал курточку и штанишки от весенней грязи.

И именно этого маленького Мишу по каким-то абсолютно непонятным для Эрика причинам в данный момент пытался захоронить в недрах песочницы крыса-мальчик Женя. Происходящее никак не состыковывалось с тем, как должно относиться к хорошему ребенку, по мнению Эрика. И он незамедлительно, торопливо спустившись с ракеты, поспешил восстанавливать пошатнувшуюся справедливость.

Эрик подошел к песочнице и поинтересовался, почему и за что сейчас происходит погребение хорошего человека, что такого тот сделал? В ответ Эрик получил рекомендацию «отстать», и что вообще это игра такая, а Эрик ничего не понимает, да и Мише на самом деле классно и весело. Однако лицо Миши, скованное тисками страдания, щедро присыпанное песком, с вынужденно закрытым одним глазом говорило о диаметрально обратном. Эрик потребовал отдать ему лопатку, потому как надо откапывать Мишу, что игра, очевидно, зашла дальше необходимого. На это Женя раздраженно спросил, почему тот «докопался», и предложил Эрику идти гулять. Еще он заявил, что никакую лопаточку для освобождения из песочного плена страдающего Миши ему не дадут, ведь эта самая лопаточка нужна для дальнейшего закапывания.

Эрик в тот момент понял, что цивилизованный диалог зашел в тупик и необходимо переходить к решительным действиям. Он поднял голову, осмотрелся, нашел взглядом возле одного из сооружений городка немаленькую такую, увесистую детскую лопатку, которая чем-то напоминала саперную. Недолго думая, маленький поборник справедливости направился к лопатке, поднял ее и неотвратимо, как сама судьба, пошел обратно к песочнице. Перехватив лопатку так, чтобы на голову несговорчивого Жени она опустилась плашмя (он ведь не хотел никого убивать), Эрик настойчиво постучал крысу-мальчика по плечу, и когда тот обернулся, со всей силы врезал ему по роже черной лопаткой. Щека Жени мгновенно покраснела, и он, сощурив свои и без того неширокие глазки, с недоумевающей ненавистью смотрел на Эрика. Потом, повинуясь своему устоявшемуся шаблону, Женя оглянулся, увидел дежурную воспитательницу и уже открыл рот, крича: «НАТА-А-А-АЛЬЯ ВАЛЕРЬ!..». Как вдруг получил лопаткой по второй, левой, щеке, а потом еще и еще раз по правой. Эрик теперь не стеснялся и бил презренного ябеду со всей своей силы 6-летнего мальчика. Пару раз угол лопатки в не совсем еще ловких и уверенных ручках немного изменялся, благодаря чему на лице Жени появилась пара кровавых царапин от углов лезвия.

На крики детей подоспела Наталья Валерьевна. Она вырвала орудие возмездия из рук Эрика, растащила мальчиков и увидела вкопанного Мишу. Женщина в общих чертах поняла, что здесь случилось и почему в маленьком Линдгаарде опять взыграла кровь его отчаянных скандинавских предков. Эрик просто-напросто опять пришел на помощь очередному несправедливо поруганному и обиженному. А еще она также знала, что когда спросит Эрика об очередной его агрессивной выходке, то в ответ услышит довольно обоснованное объяснение своих действий. Маленький мститель скажет, что это не просто так, а в защиту хорошего человека и друга, которого обижали. Ну кто, если не он, еще пришел бы ему на помощь? Сама Наталья Валерьевна часто терялась в таких случаях, так как, с одной стороны, разумеется, должна была ограничивать яростные порывы Эрика, но с другой – восхищалась мальчиком, его смелостью и рассудительностью. Люди ведь любят мстителей, тем более мстящих праведно. Иногда, правда, бывает, что этим мстителям совсем немного лет и они просто вынуждены подчиняться тетенькам-воспитательницам. Но это пока…

Наталья Валерьевна всегда таяла под напором горячего маленького сердечка, всегда готового защитить слабых от зла и несправедливости. Поэтому если она и ругала Эрика, то совсем чуть-чуть, и, скорей, даже не ругала, а пыталась донести до мальчика, что таким образом дела в нашем непростом мире не делаются и надо сдерживать себя. Она в который раз пыталась донести до Эрика, что, когда тот видит несправедливость, нужно просто говорить ей, Наталье Валерьевне. Конечно же, мудрая воспитательница понимала, что такие мальчики, как Эрик, никогда не пойдут ябедничать взрослой тете, особенно если могут разобраться сами. Но сказать хоть что-то, естественно, должна была.

Трудности в воспитательный процесс, по мнению Натальи Валерьевны, добавляло еще и то, что родители Эрика, особенно отец, всегда откровенно хвалили ребенка за подобное поведение. О чем они только, казалось бы, думали? Но тем не менее. И похвала эта, естественно, укореняла Эрика в своей правоте, придавая ему такую уверенность, которую не могли развеять слова всех самых мудрейших воспитательниц этого мира.