Сказания Меекханского пограничья. Каждая мертвая мечта

– Ну, ты напугал и меня. Если я соглашусь, хочу оставить тут половину людей.

– Нет. Возьмешь всех. Даже тех новых, которые воняют крысиными какашками.

– Почему?

– Не знаю, что там, а потому половины может и не хватить. Кроме того, я не хочу, чтобы кто-то отправился на юг и сообщил остальной Страже.

– Откуда знаешь, что я этого еще не сделал?

– Потому что до сих пор я не слышал об армии, что марширует на перевал.

Он был прав. Местность эта в одинаковой мере принадлежала как Горной Страже, так и ахерским племенам. Потому Кеннет не отважился послать сообщение в Беленден: для безопасности пришлось бы отправить половину роты. Потому он ждал, пока командование пришлет обещанное подкрепление, а проход закрывали несколько десятков стражников.

Он быстро подсчитал. У них было две дюжины собак и четверо саней, Крысы прибыли еще на семи санях, но на легких, таких, на которых поместятся только двое.

– У меня не хватит животных и саней.

– Мы дадим и одно, и второе.

– Твои кузены голодают и отдадут своих собак?

В глазах шамана что-то блеснуло: глубоко, на самом дне.

– Да. По крайней мере, столько-то они мне точно должны, – заявил он спокойно.

Кеннет сделал вид, что думает. Собственно, выбора не было: его рота не удержала бы перевал и четверть часа, да и не для того их сюда послали. Но, прежде чем он согласился с предложением Борехеда, решил проверить, насколько сильно отчаялся ахерский колдун. Стянул рукавицу с левой руки и приложил кончик ножа к пальцу.

– Узел Крови, шаман. Дам тебе два дня. Если окажется, что наших сил мало, чтобы решить твою проблему, мы отступаем, а ты нам не мешаешь. Ни ты и ни один из прочих вождей, которым ты можешь приказывать.

Узел Крови был как братство. Верили, что нарушить его – значит обречь себя на проклятие и смерть. Среди ахеров не заключали более могущественных, чем этот, союзов.

Шаман прищурился, выдвинув челюсть. Ему не понравилась идея.

– Я не приказываю нашим вождям. Я только советую.

– Не делай из меня дурака. Узел Крови – или можешь убедиться, сумеют ли твои вооруженные костяными и роговыми копьями воины справиться с нами достаточно быстро. Я тоже кое-что слышал о племенах, что живут по ту сторону. Это охотники и рыбаки, не убийцы, как те, что по другую сторону гор.

– А ты видел, как их дети умирают с голоду?

Кеннет пожал плечами.

– Не сомневаюсь, что они будут сражаться хорошо. Вопрос в другом: достаточно ли хорошо. Я оставлю здесь половину людей, а остальных посажу на сани и направлю на юг. Кто-то да сумеет уйти от тебя и передать весточку командованию. И тогда ты увидишь тут армию быстрее, чем моча успеет замерзнуть в воздухе. Узел Крови – или сражаемся.

Узел Крови. Борехед смотрел на него несколько ударов сердца, а потом кивнул и вынул собственный нож.

– Три дня. Два дня на решение моего дела и один – чтобы вы могли уйти так, чтобы я не чувствовал соблазна, Красноволосый. Три дня, три капли крови.

Это случилось утром. Примерно через час после прибытия Крыс. А теперь, ближе к вечеру, рота находилась на севере дальше, чем любой отряд, о котором лейтенанту доводилось слышать. Позади осталось несколько десятков миль пути по ледяной равнине, впереди… Кеннет взглянул на то, что заслоняло горизонт, снова пытаясь убедить разум, что это не бред.

Сплетения тумана оседали на льду примерно в миле впереди. Туча была высотой в несколько сотен футов, шириной… в две, может, в две с половиной мили. Отсутствие в пределах видимости чего-то, что дало бы перспективу, затрудняло оценку размеров этого феномена.

Туман.

Так далеко на севере, при морозе, что превращал слюну на лету в комки льда, под пронзительным вихрем, валившим людей с ног. Теперь ветер стих, но не потому, что Андай’я устала. Они просто оказались с подветренной стороны.

С подветренной стороны тучи, которую не могла разогнать даже ярость Ледяной Госпожи.

Лейтенант осторожно вдохнул. Почувствовал, как защипало у него в носу, дерануло в глотке. Холодно. Просто холодно. Он шевельнул руками, поднял ладони над головой. Ничего. Никаких странных запахов, никакого свербежа или царапанья там, где не должно, никаких странных цветов на краю зрения. Многие чувствовали находившуюся недалеко от них магию как нарушение привычных чувств: зрения, обоняния, вкуса или прикосновения.

Он глянул на псов, уставших, но спокойных – а ведь животные чувствуют Силу даже сильнее, чем люди. Кто бы или что бы не скрывалось в том тумане, использовало оно магию иную, чем та, с которой Кеннет и его солдаты когда-либо имели дело.

– Фенло!

Кряжистый десятник подошел к нему, широко размахивая руками. Отдал салют и продолжил охлопывать себя.

– Замерз?

– Да, господин лейтенант. Зато тут тишина и спокойствие. Если поставить лагерь, можно погреться на солнышке.

– Не сегодня. Впрочем, я надеюсь, что нам не придется тут ночевать.

– Лучше уж тут, чем если бы ночь застала нас на половине пути. Ночью выдует из нас тепло в два раза быстрее.

– Согласен. Но я не об этом. Ты присмотрелся к Борехеду?

Фенло Нур единственный из роты обладал чем-то, что можно было назвать магическим талантом. Умел видеть или чувствовать души, выходящие из тела, и даже их задержать. Поскольку Крысы не признавались, есть ли у них в дружине маг, Кеннету приходилось полагаться на десятника.

Нур помрачнел.

– Я как-то видел труп рыбака, который свалился в озеро. Когда его вытянули, он весь был опутан сетями и водорослями. Вот он выглядел точно так же. Как труп, опутанный веревками. В шрамах и татуировках он держит духов. Много духов. Чувствую их, хотя и не вижу. Но кажется, что каждый из них обертывается вокруг него петлей – и сжимает ее.

– Сумеешь заметить, когда он их освободит?

– Если захочет поколдовать? Сумею. Я уже видел их шаманов в бою. Знаю, куда смотреть.

– Следи за ним. Не позволь ему сделать что-то глупое.

– Несмотря на Узел Крови?

– Ты ведь видел лагерь?

Десятник замер. Лагерь. Они прошли с краю, в месте, где шаман каким-то чудом собрал несколько десятков худых собак, у которых все еще оставалось немного силы, но размер лагеря производил впечатление. Несколько тысяч шатров и снежных домов. Тридцать или сорок тысяч почти до смерти оголодавших ахеров. Может, и больше. Несколько десятков тысяч созданий, у которых не было другого пути спасения, кроме как бежать за Большой хребет.

Он помнил взгляды, какими собравшиеся провожали своих последних собак. В них не было лютой ненависти, приглушенной только демонстративным презрением, которое обычно горело в глазах их родственников с южной части гор. Только отчаянье, боль и усталость.

И голод.

Всюду, куда бы они ни взглянули, виделись следы этого голода. Меховые одежды висели на обитателях лагеря словно на сколоченных из жердей чучелах, недостаток еды отпечатался на их лицах даже сильнее, чем годы жизни в тяжелых условиях, темная кожа приобрела восковой отблеск, а глаза глубоко ввалились. Характерные для этой расы клыки, хотя и поменьше, чем у ахеров с юга, имели отвратительный желтоватый оттенок. По дороге через лагерь Кеннет насчитал лишь две дюжины детей, причем тех, что постарше, а ведь их должно было оказаться сотни. И еще – ни одного старика. Ни единого.

Он не стал спрашивать, потому что – зачем бы?

Запомнил еще ахерскую женщину, уже немолодую, которая, видя, как стражники подкармливают отданных им собак – потому что животным нужны были силы на путь туда и обратно, – сделала такое движение, словно собиралась броситься к ним и сражаться за обрезки полузамороженного жира.

Тогда он решил, что Узел Крови или нет – но он станет присматривать за Борехедом. Тот, кто взвалил на плечи такую тяжесть, может сломаться несмотря ни на какие клятвы.

– Я видел, господин лейтенант. Вы правы.

Борехед подошел к ним беззвучно и, похоже, услышал последнюю фразу.

– И что же ты видел, человек с холодным сердцем?

– Я видел, – нагло ответил Фенло, – как твои люди смотрели на наших собак.

– У вас толстые псы. Семья кормилась бы каждым из них добрый десяток дней.

– У Стражи не хватит собак, чтобы прокормить всех в лагере.

Шаман кивнул.

– Верно. Они сейчас должны бы есть тюленье мясо, запивая жиром, вытопленным из сала моржей, и закусывая толстыми рыбинами. А жуют куски старой кожи. Потому лучше бы нам побыстрее проверить, что так разгневало Андай’ю.

– А мы недостаточно близко, чтобы ты сделал это своими чарами?

Нур порой умел задавать точные вопросы. Борехед вдруг улыбнулся зло и широко.

– И обратить на нас внимание какой-то из тамошних сил? Ты этого хочешь, человек? Чтобы Владычица Льда решила, что мы слишком любопытные мухи, и сощелкнула нас холодным пальцем? Или лучше того – чтобы ударила по нам всей своей злостью, кулаком? Смотри.

Шаман закатал рукав и сунул им под нос свое левое предплечье. Один из его многочисленных шрамов, казалось, лопнул изнутри. Свежая рана уже затянулась, но красная полоса выглядела отвратительно.

– Духи, которых я туда послал, исчезли. Не погибли и не были захвачены, но просто исчезли. Словно я бросил горсть праха в огонь. Цепи, которыми я приковал их к себе, вырвали – а уж поверь, это было настолько же болезненно, как и при заключении с ними уговора. И думаю, что на них никто не напал, их просто мимоходом убрали. Случайно. И поверь, это были по-настоящему сильные духи. Остальных я держу близко и использую, для того чтобы и меня не постигла такая же судьба. Мы таимся, прячемся, заметаем следы нашего присутствия. Нам нужно стать сусликами, подкрадывающимся к сражающимся медведям. Мы должны подкрасться, увидеть все и сбежать. Никакой магии.

Кеннет взглянул на Борехеда. Шаман был ниже его на голову и худым, словно волк, которому много дней не везло на охоте, но когда он поднял глаза и вперил в лейтенанта темный взгляд, офицер понял, что тут не место для споров. Здесь ахерский колдун был у себя дома в буквальном смысле – а также в смысле духовном. Здесь командовал он.

– Хорошо. Нур!

– Слушаюсь, господин лейтенант.

– Пробегись к остальным и дай парням знать, чтобы они что-то съели, а потом приготовили оружие. – Кеннет глянул на стену тумана. – Веревки, крюки для подъема и чеканы пусть возьмут тоже. Остальным десятникам скажи, что через четверть часа я дам короткое объяснение. Как только поговорю с командиром Крыс и девицей Онелией.

– Слушаюсь.

Кряжистый офицер побежал трусцой в сторону саней, что стояли в нескольких десятках ярдов, провожаемый насмешливым взглядом шамана.

– Глядите-ка. Хорошо обученный человек. Сядь, говори, не двигайся. Наверное, такими просто командовать. Наши воины рядом с ними – словно стая волков рядом с собаками.

Кеннет проигнорировал чуть скандальный тон, вынул из саней кольчугу и плащ, надел их и только тогда взглянул на Борехеда.

– И потому волки голодают в горах, жрут камни и шишки, а тебе приходится обращаться за помощь к нам.

Шаман широко ощерился.

– Хе-хе. Значит, ты тоже чувствуешь раздражение, человек. Этот вон, – ткнул он в Нура, – еще недавно кусал тебя за руку и ссал в воду, которую ты пил, а теперь прыгает настолько высоко, насколько ты ему приказываешь.

Офицер пожал плечами. Борехед или был очень догадлив, или выстрелил наугад. Неважно.

– Дисциплина. Терпение. Мое личное очарование. Выбери, что захочешь. Но ты ведь притащил нас сюда не затем, чтобы поболтать о том, как мы решаем такие вещи в Страже, правда? – Он перевел взгляд на стену тумана за спиной шамана. – Вон там твоя проблема.

Он отвернулся, игнорируя ироническое фырканье ахера, и двинулся к остальным саням, в очередной раз отгоняя от себя неприятные мысли, мучившие его вот уже несколько часов. Они находились в пятидесяти милях от гор, как минимум – в тридцати от берега. Посреди моря, которое в эту пору года должно быть освобождено от белого панциря. Насколько толстый лед под ними? Десять футов? Пять? Три? Меньше? Владычица Льда могла остановить приход весны на эти территории, но была ли она достаточно сильна, чтобы удержать Близнецов Моря? Эта пара Бессмертных не имела в горах излишка верных, но рассказы о силе их гнева добирались и до вессирцев. Наверняка то, что их доминион не был вовремя освобожден из-под власти Андай’и, их оскорбило. Неужели его люди вмешиваются в конфликт между богами?

Он еще раз окинул взглядом лежащую на льду тучу. Это явно было неестественно. Чтоб его! Если бы дураки-Крысы не развлекались глупыми подкрадываниями, Шестая свернула бы лагерь и ушла с перевала раньше, чем Борехед сделал им свое предложение, от которого они не могли отказаться.

Лейтенант ухмыльнулся себе под нос. Ну, по крайней мере, понятно, кто ответственен за то дерьмо, куда они влезли.

Тень этой усмешки, похоже, оставалась на его лице, когда он подходил к поставленным чуть в стороне саням, на которых приехала дружина Крыс, потому что Олаг-хес-Бренд заговорил первым:

– Это не моя вина. Я не знал, как обстоят дела по ту сторону перевала. Как не знал и того, что проклятущий шаман заставит нас сюда приехать.

Кеннет отмахнулся.

– Ты мог прибыть на рассвете и передать нам приказы, но ты желал прокрасться в лагерь и сделать из стражников дураков, верно? А потому ждал, пока мы вылезем из нор, начнем готовить завтрак и вообще – пока не воцарится общее замешательство. На это ты потратил как минимум два часа. И именно из-за тебя мы тут. Впрочем, – пожал он плечами, – я не стану тратить время на поиски виноватых. Но не кивай на Борехеда, потому что, насколько мне известно, Нора не прощает своим людям недостаток знания. Постарайся придумать отговорку получше, Крыса. Мы въедем в этот туман, проверим, что там находится, и вернемся домой. Таков нынешний план. Естественно, все изменения потребуют импровизации, но это не в новинку для нас. Как и для вас, верно?

Крысы слушали, сбившись в мрачную группку. Двенадцать пар глаз всматривались в него каменными взглядами, и только в глазах Онелии Умбры лейтенант заметил что-то, что мог бы посчитать крупицей веселья или интереса. Проигнорировал это. Девушку с Шестой ротой соединяло безумное странствие по Мраку, которое закончилось выходом из него прямо посреди поля битвы. Из того, что он помнил, помощи от нее тогда было немного. Ее участие ограничивалось бессмысленным взглядом в пространство да бормотанием, а потому он надеялся, что она хотя бы сумеет позаботиться о себе сейчас. Но больше его занимали Крысы.

Лейтенант попытался оценить, кто есть кто в его группе. Наиболее охраняемые секреты Норы – то есть те, о которых все знали, – гласили, что боевые дружины Крыс состоят из убийц, обучавшихся с самого детства в местах настолько тайных, что и самому императору не известно, где они находятся; еще – из колдунов, владеющих аспектами столь специфическими, что те ни для чего более, как для убийства, не подходили; но и такими мерзкими, что даже армия отказывалась их использовать; и, наконец, из осужденных, снятых прямиком с виселицы, связанных с Норой мощными заклятиями. Ну и из одержимых жаждой убийства головорезов, тронутых Мраком, слабо отличающихся от Пометников, – тех, кто мог на этой службе реализовать свои самые темные желания.

В принципе, и о его людях говорили лишь немногим лучше.

Оба командования, и Стражи, и Норы, ценили такие рассказы: из-за них враг потел от одной мысли о том, с кем ему придется иметь дело.

Из того, что Кеннет знал наверняка, в дружине Крыс всегда имелся маг, не обязательно боевой, а также в этой дюжине наверняка должны быть двое-трое настоящих убийц, то есть людей, тренированных использовать яды, ставить ловушки, подкрадываться и тайно убивать. Это была основа каждой крысиной дружины – убийцы, которые отправляли своих жертв в объятия Матери тихо и без шума. Остальные обеспечивали им поддержку – наверняка старые солдаты, наемники, головорезы или преступники, поскольку Нора старалась, чтобы в ее боевых дружинах оказывались люди самых разных талантов.

Кеннет мысленно улыбнулся. Это ему тоже кое-что напоминало.

Но сейчас, глядя на дюжину укутанных в меховые одежды фигур, он видел проблему. Любой – исключая, естественно, ее светлость Онелию – мог выполнять всякую из этих функций. Вон тот высокий плечистый мужчина с лицом, исчерканным старыми шрамами, – это чародей или хладнокровный убийца? Или вон те двое, что выглядят как близнецы-недоросли, что неподвижно стоят за своим командиром. Кто они? Чего от них можно ожидать? А эта коротко стриженная блондинка с губами, сложенными в хмурую гримасу? Женщина в дружине Норы. Пользуется магией или арбалетом?

Крысы еще не вооружились – а это могло бы облегчить ему распознание, кто есть кто. Абсолютно как если бы их командир считал, что все это дело их не касается.

Приходилось растолковывать им их ошибку.

– Где ваш маг?

– У нас нет мага.

Ответ хес-Бренд дал так быстро, что Кеннет лишь улыбнулся.

– Давай договоримся, Крыса третьего класса. У меня пятьдесят человек, а у тебя – одиннадцать и… дама, о которой ты должен заботиться. Я знаю местность, я связал себя Узлом Крови с ахерским шаманом, и есть малая надежда, что у нас получится уйти отсюда живыми. А потому командую тут – я. Нет! – рявкнул столь резко, что Олаг почти со стуком закрыл рот. – Это не игра в демонстрацию того, у кого яйца крепче. Или я буду знать, чего можно ожидать от вашей дружины, или я вообще о вас забуду. И тогда мы не стоим лагерем вместе, не держим общих стражей и не сражаемся плечом к плечу. Вы справляетесь со всем в одиночку. До самого возвращения за Большой хребет.

– Ты полагаешь, что мы не справимся?

– Если у вас нет мага – то нет. Борехед не единственный шаман в этом лагере.

Блондинка подняла руку, сделала медленный жест рукой, а Кеннет почувствовал вкус желчи на языке, и на миг все вокруг сделалось затуманенным, будто он смотрел на мир сквозь кусочек закопченного стекла. Он моргнул.

– Я – маг. Моива Самрех. Мой аспект – Жгучая Игла. Новый. Слабо исследованный.

– Что ты умеешь?

Она заколебалась, поглядывая на своего командира. Тот неохотно кивнул.

– Могу почувствовать, не наблюдает ли кто за нами и какие у него намерения. И с каким он оружием, то есть… для ближнего или дальнего боя. Еще умею распознавать, не врет ли кто сознательно. – Она бледно улыбнулась. – Неплохо стреляю из арбалета и хорошо управляюсь с мечом.

Лейтенант взглянул на нее внимательней. Это она при встрече на перевале почувствовала, что часть роты ждет в засаде. А ее аспект, новый и мало исследованный, и правда не слишком-то мог пригодиться где-то, кроме как в армии или разведке. Порой судьба к одаренным Талантом была исключительно злобной сукой.

– За нами сейчас кто-нибудь наблюдает?

Она покачала головой.

– Никто, кто обращал бы на нас какое-то особенное внимание. Кроме того, аспекты в этом месте… Я едва ощущаю собственный.

Кеннет взглянул на Олага-хес-Бренда. У Крысы лицо было равнодушным, словно его кто заморозил. Если он такой плохой актер, то не удивительно, что Нора приставила его к боевой дружине. С настоящей шпионской работой он бы наверняка не справился.

– Кто еще? Ты ведь не станешь утверждать, что тебя послали со столь важной миссией в сопровождении мага, – он даже не старался, чтобы это не прозвучало саркастически, – который в силах лишь раскрыть засаду и узнать, не врет ли кто. То есть который умеет ровно то же, что и вышколенный разведчик и любая теща.

Блондинка спрятала лицо под капюшоном и тихонько заворчала. Кеннет только улыбнулся. В нем росла мрачная, упорная злость, и ему было совершенно по хрен, ранит ли он чьи-то нежные чувства.

Крыса третьего класса смотрел на него хмуро, с вызовом, а лейтенант вдруг понял, что они уперлись в стену. На этот раз шпион не сломается, и офицер в миг просветления понял, отчего так. Неаспектированная магия. Колдун, которого Нора должна была сдать храмовым инквизиторам или запереть где-нибудь в башне на остаток его жизни, чтобы тот выл среди каменных стен. Но Крысы порой воспринимали Великий Кодекс собранием условных советов, которые можно интерпретировать как захочешь. И, похоже, они скорее дождутся тут весны, чем чернобородый шпион выдаст нечто подобное офицеру Стражи.

В принципе, пока что не было и необходимости дожимать.

И тогда началось.

Чародейка охнула, заворчала громче, потом вдруг подошла к лейтенанту и ухватила его за плечо. Даже через кольчугу и стеганую куртку тот почувствовал эту хватку. Словно кто-то сжал его руку в тисках.

– Смо-о-о-о-о… – начала она, будто что-то перехватывало ей горло. – Смо-о-о-о-отрит…

Глаза ее были большими, полубезумными, зрачки превратились в черные точечки, что на лице, от которого отлила вся кровь, придавало ей вид исключительно жуткой ледяной статуи. А еще она вся тряслась.

Из носа ее потекла кровь. А потом – из уголков глаз. Словно бы что-то выжимало ее изнутри.

Кеннет подхватил девушку, прежде чем она упала, Олаг и мощный верзила в шрамах помогли, они вместе положили мага на ближайшие сани.

– Что это значит? Крыса, что она имела в виду?! Что…

Кеннета прервал окрик из-за спины. Борехед бежал в их сторону, словно кто-то натравил на него дюжину псов Стражи.

И в этот миг раздался оглушительный шум. Врезался в уши и срезонировал в костях. Словно какое-то гигантское чудовище размером с гору заскрежетало зубами – а они как раз стояли на его языке.

Земля задвигалась.

Нет. Не земля.

Кеннет заорал:

– К саням! Все к саням! Валим отсюда!!!

Лед начал трескаться.

Глава 8

– Оставим это, – сказал император с тяжелым вздохом. Гентреллу вздох крайне не понравился. Звучала в нем нотка разочарования, а если некто вроде Крегана-бер-Арленса чувствует себя разочарованным теми, кому он доверял, то утратившие доверие вскоре теряют и все остальное.

Вместе с собственной жизнью.

Исчезновение кого-то из Совета Первых, убийство великого мастера ремесленного цеха или купеческой гильдии – не говоря уже о членах магических братств или о важных жрецах – вызвали бы немалое замешательство. Люди с узнаваемыми лицами, с лицами, переносимыми на полотна известными мастерами, высекаемыми из мрамора и отливаемыми в бронзе, были в безопасности благодаря самой своей известности. Порой их ненавидели, часто им приходилось дышать воздухом, пропитанным завистью, фальшью и обманом, но они всегда были соединены с важными персонами сетью взаимных интересов, услуг и контактов. Их не удавалось убрать без того, чтобы не вызвать замешательство и ответные действия. Кан-Овер видел такое много раз: порой, чувствуя общую угрозу, объединялись даже ненавидящие друг друга силы.

Во время войны было проще. На фоне ужаса, который вызывали приносимые с востока вести о жестокости кочевой орды, власть императора – а тем самым и власть его доверенных людей – оставалась вне любых сомнений. Даже самые сильные из Совета Первых, такие как князь вер-Ахасир, знали, что довольно будет императору указать на них пальцами и крикнуть «предатели!», чтобы разъяренная толпа сделала свое. Потому они молчали и поддерживали любой императорский эдикт. Но теперь многое изменилось, и Норе приходилось действовать куда тоньше, чем ранее.

Однако это не касалось их самих. Они, люди без лица, такой охраны не имели. Сам Гентрелл был известен большинству соседей как не слишком богатый, хотя и неплохо справляющийся дворянин из западного Босханда, неженатый и бездетный, что порой становилось причиной забавных посещений его местными свахами. У него не было родственников, мать его умерла до войны, за отцом присматривала за немалую плату одна из дальних родственниц. Если бы сейчас, в этот момент, в комнату зашли несколько человек и уволокли его в казематы – а то и на виселицу, – никто из соседей или немногочисленных его знакомых не поднял бы тревоги. Благородный Гентрелл-кан-Овар отправился в столицу провинции по делам, но, увы, в одном из трактиров подавился костью и умер. Имущество примут верители и дальние родственники.

Обе разведки были сильны, но их короны украшали хрупкие драгоценности.

Он поискал взглядом Первого. Люво вынул свои шлифованные стеклышки и присматривался к ним с таким вниманием, словно держал их в руке впервые. Почувствовал ли и он эту угрозу? Собственную смертность?

– Оставим это, – повторил император. – Малышка Кей’ла только одна из костей, что катятся по столу. Крысы и эта рота Горной Стражи должны ее найти и доставить в столицу. Живой. Я не приму поражения в этом деле, не проглочу объяснений, что ее якобы не удалось отыскать или что она заболела и умерла по дороге. Если утверждаете, что она жива, я хочу увидеть ее живой и здоровой. Если уж вы самостоятельно принимаете решения в таких важных делах, то примите на свои плечи и груз неудачи. Я говорю тебе, Люво. Это твоя личная ответственность. Понимаешь?

– Да, ваше величество.