Полная версия
Новогодняя жена
– Что значит, перевязывает? Как отрезает?
– Только так можно спасти от гибели. Лучше жить без руки, чем не жить вовсе. Хозяин закупает противоядия, но в королевстве их на всех не хватает. А лекарей с магией, способных спасти от яда прыски или гарюзы и вовсе единицы. Такой только у короля есть, да, может, еще где…
Девушка задумалась, а потом добавила сникшим голосом:
– Два года назад у меня братишка умер. Игрался в поле с другими ребятишками, случайно наступил на гарюзу и… Как только проникла – не понятно! Ведь везде стоят ловушки, магические отпугиватели… Все равно проползают!
– Я обязательно побеседую с вашим местным лекарем, Доротея. Я – токсиколог по образованию, специализируюсь на ядах и противоядиях.
– Надо же! Возможно, Необъяснимое оказалось мудрее всех нас взятых, и вы действительно сможете нам помочь.
– В чем?
В двери ванной постучались.
– Графиня, пожалуйста, поспешите. Граф желает видеть вас незамедлительно.
Ага. «Вот-прям-щас». Выбегу в неглиже и предстану перед графом, одетая в пену. Как там говорила мой проводник в мир иной? У графа ниже пояса не работает. С одной стороны, это даже хорошо…
Доротея замахала руками, засуетилась, бросилась к щетке и принялась меня намыливать. Я отказалась от помощи, потому что помыться самой выйдет куда быстрее. Пока служанка занималась нарядом, я закончила туалет. Уже закутываясь в махровый халат, заметила на небольшом возвышении фарфоровый трон. Тот, куда каждый лень ходят. В углу стоял вполне себе человеческий унитаз с опущенной сидушкой! Опущенной, Карл! Садись и не проваливайся!
Служанка встретила меня в комнате с платьем наготове и наряжала так быстро, что болиды Формулы-1 на пит-стопе обслуживают и то медленней. Да, Игорешка любитель гонок. Сначала мы болели за Феррари, потом за Макларен, потом за Рено, потом снова за Феррари. Как по мне, нет ничего более глупого, чем несколько часов следить за движением разноцветных точек по кругу. Я еще могу понять футбол. Там хотя бы на мужские фигуры полюбоваться можно, на мускулы, мордашки симпатичные, а тут один визг тормозов и гул двигателей. Возможно, мужчин это и заводит, но лично я круге на пятом всегда глубоко и сладко засыпала.
А тут, на Ирбисе этом, кажется, даже телевизора нет. Это что, получается, я любимый сериал посмотреть не смогу? Блин. Там как раз Арабэлла с Хосе Игнасиасом поамурничать должна. Эх! Я горестно вздохнула, рассматривая себя через зеркало. Пять лет вроде как счастливого брака, а ни одной обещанной мурашки. Дитя любовных сериалов, я мечтала, что и у меня так будет. Увижу Его, и по телу сладостная дрожь. От одного прикосновения чтобы в груди пекло, а внизу сжималось томно. Чтоб взгляд – как пуля навылет, и воздух в легких кончался, когда мы рядом…
Ну, почему, были у нас с Игорем и поцелуи под луной, и романтические посиделки на заднем ряду в кинотеатре, но это так быстро прошло, что и не вспомнить уже. А кино посмотришь и прямо на душе легче. Словно сам пережил эту влюбленность. Почему нельзя всю жизнь так? Или это я неудачница такая? Может, со мной что-то не правильно…
– Ай!!!
– Ой, простите, госпожа, перестаралась!
Доротея так туго затянула корсет, что у меня едва ребра не хрустнули. Что-то я в излишнюю рефлексию ударилась и выпала из реальности. Или впала в нее? В голове не укладывается, что все эти пышные платья, резные колонны на кроватях, зеркала в мощных рамах и личные помощницы, как их там по-умному называют – моя новая реальность.
Девушка ослабила корсет, но сделать вдох полной грудью у меня все равно не получалось.
– Что за пыточное приспособление? Как в нем дышать? А есть как?
– Зачем? – изумилась Доротея, продолжая свое неблагородное дело.
Она ловкими движениями утягивала то, что в принципе в утяжке не нуждалось. Я своей фигурой более чем довольна, зачем мне талия в тридцать сантиметров? Меня и мои шестьдесят четыре устраивают в полной мере! Красивый, конечно, корсет, ярко-зеленый, с золотой вышивкой, но не стоит оно того. Вот серьезно!
– В смысле, зачем? Это, как бы, естественные человеческие потребности.
– Корсет надевают, чтобы быть красивой. Это единственная естественная потребность знатных женщин Ирбиса.
– Если я есть не буду, я умру. Нет у меня таких потребностей.
– Хотите, открою секрет? Я слышала от маменьки, что придворные дамы во дворце питаются только медовой водой, а с наступлением темноты они хватаются за свечки и несутся на кухню, где под покровом ночи набивают желудки до отказа. Так и живут до следующей ночи.
Ну, Игорь! Ну, попляшешь ты у меня еще! Встанет тебе бутерброд с красной рыбкой поперек горла!
– Не затягивай так туго. Я планирую несколько расшатать ваши местные порядки.
– Как прикажете, госпожа!
Благо, Доротея прислушалась к моей просьбе и ослабила шнуровку. Наряд от этого хуже не стал, зато я почувствовала себя лучше. Живой хотя бы.
К слову, о наряде! Нижнее платье – это я понимаю. Длинное, хлопковое, без рукавов и на мягком корсете. Но вот то, что под ним… С позволения сказать, панталоны меня откровенно шокировали. На Ирбисе, уж простите за подробности, дамы носят некое подобие шароваров с дыркой в самом любопытном месте. Нет, ну я понимаю еще, липучка была бы или пуговичка, но нет. Дырка! Таких размеров, что родить можно, трусов не снимая.
– Доротея. Такой вопрос, чисто технического характера. Дырка в шароварах зачем?
Уж явно не для прелюбодеяний, как я могла подумать. Хотя, кто его знает. Вдруг на Ирбисе дикие порядки. Обуяет благоверного страсть, как налетит, как отлюбит! Хотя, это все мои фантазии, конечно. С виду кажется, что у них тут романтичное средневековье, но курсы-то истории всю романтику развенчивают. В хламидиях, сифилисе, бастардах и бабках с зельями от нежелательной беременности лично я романтики не наблюдаю. А с отхожими местами в средневековье так и вовсе атас был.
– А как ее сиятельство планирует облегчаться? – полюбопытствовала Доротея.
– Облегчаться? Ах, это… Ну, допустим. Хорошо.
Сомнительное какое-то приспособление. Решила, если придется здесь задержаться, сошью себе пару трусов. Это только кажется, что все безобидно. На самом деле куча лишней ткани между ног, мягко говоря, напрягает. К тому же продувает все насквозь, а резинки панталон давят на бедра. Точно перешью! Чему только ни научишься, когда нужда настанет!
Потянулась, чтобы опустить резинки пониже, но Доротея грозно кашлянула.
– Сейчас самый ответственный момент, госпожа!
Помощница взялась за мои волосы, а я пока наряд разглядывала. Если бы не корсет с панталонами – вполне себе ничего. У моей бабули на даче висят тяжелые гобеленовые шторы. Вот именно их и напоминал мой наряд. Темно-зеленые завитушки с золотой вышивкой смотрелись красиво и богато, но…
Ну, я не знаю. Надо на других дам посмотреть. Может, это нормально у них.
– Какая вы красавица! – восхитилась Доротея, разглядывая результаты своих трудов.
С прической она заморачиваться не стала. Зачесала мои волосы, заколола верхние пряди красивой заколкой с каменьями, а из нижних сплела несколько кос, переплетенных между собой. Здорово. Нет, серьезно. Прическа мне очень даже понравилась.
Опустила взгляд ниже и подняла бровь.
– Доротея, а вот это, – я указала пальцем на свою грудь, – нормально?
Корсет плотно обхватывал и приподнимал мои немаленькие груди, которые прямо-таки выскакивали из-под грубой ткани. Этакие наливные яблочки на блюдечке.
– А это чтобы граф слишком грубым не был, – смущенно заметила девушка и потупила глазки.
Однако…
Почесала переносицу и смолчала. Что там у меня за муж такой, если его буферами задабривать нужно? У него же не работает задабривалка, или Алисия меня обманула?
– А никого не смутит, что я, как бы, вовсе не графиня Мадлен? Это же очевидно.
Указала на зеркало, из которого смотрела Кристина Золотова, наряженная в иноземное платье и увешанная драгоценностями, которых у нее сроду не водилось. Игорь за всю жизнь мне одно украшение подарил: обручальное кольцо. Все. Женщину, говорит, успехи мужчины украшают. Не спорю, он добился повышения, стал директором по снабжению в крупной нефтедобывающей фирме, но вряд ли его должность можно считать подарком мне…
– Ваше сиятельство, не знаю, как это работает, но мы с господином Этьеном видим по-прежнему графиню де Трувэ.
– О как…
Еще раз посмотрела в зеркало. Никакой графини, только старая добрая я. То есть молодая сердитая я.
– Ладно, идем. Посмотрим, что там у меня за муж.
Помощница кивнула и, поправив чепчик, повела меня из комнаты.
– Только вы, пожалуйста, постарайтесь с ним не разговаривать так, как со мной разговариваете. Дамы на Ирбисе кроткие, словно голуби и мудрые, как совы.
И хитрожопые, как лисы. Иначе оказалась бы эта Мадлен сейчас на моем месте? Очень в этом сомневаюсь!
Так, если муж, тот, что настоящий, заказывал даму с определенными параметрами, значит, он увидит Мадлен, а не меня! Получается, и граф увидит меня, а не свою жену? Или не увидит? О, господи, как тут у них все запутано! Мне бы сюда эту Алисию на пару минут для тройки добрых непечатных слов…
В принципе, я представляла, что увижу за дверьми комнаты, бывала в Эрмитаже, играла в принцесс в детстве, фильмы исторические смотрела. Но увиденное меня несколько озадачило. Точнее, дополнило психологический портрет предполагаемого мужа. Чует мое местечко, прикрытое лишь дырочкой на панталонах, что хлебну я с ним горя куда больше, чем с Игорем.
– А! Я поняла! – резко остановилась посреди коридора, больше похожего на стерильный морг. – Где-то здесь скрытая камера! Ну, точно! Это передача для женщин, которые недовольны мужьями! Сейчас вы покажете мне настоящего монстра, доведете до истерики и, когда я осознаю, что мой муж на самом деле идеал по сравнению с этим убожеством, когда буду готова умолять Игоря и дальше поднимать крышку унитаза, когда буду плакать кровавыми слезами и попытаюсь выпрыгнуть из окна, лишь бы не продолжать это шоу, вы мне скажете: «сюрпри-из»! Из-за угла выскочит Игорь с букетом красных роз и…
– И? – тревожно переспросила Доротея.
– И по морде ими получит! Потому что нифига это не смешно! Серьезно! Где у вас камера? Где она?
Посмотрела по сторонам. Тут должна быть камера! Я чуть было не поверила во весь этот бред с перемещениями на некий Ирбис и прочим, что о самых очевидных вещах не подумала! Да полно передач, где над людьми так издеваются. А потом вся страна меня по ящику будет смотреть и хохотать. Еще чего не хватало, чтоб пьяные рожи развлекались за мой счет, пожевывая оливье, пока я тут страдаю.
Заглянула за картину какой-то надменной бабки, обошла по кругу статую в виде загнутой коряги, заглянула за диван, осмотрела со всех сторон зеркало в тяжелой серебристой оправе – нет нигде. Не может такого быть. Здесь точно есть камера! Перевела взгляд на Доротею. Сложив ладони за спиной, она с невозмутимым видом ждала, пока я завершу поиски.
– Доротея! – обличающе ткнула в нее пальцем и расхохоталась. – Ну, точно! Уверена, что у тебя на голове парик, а там, за воротником микрофон спрятан! Ну, снимай же свой парик, снимай давай!
– Ваше сиятельство, что вы делаете? Отпустите, пожалуйста!
Я еще несколько раз дернула за чепчик и торчащие из-под него кудри, но уже не так сильно и в страхе отпрянула. Девушка сжалась в комочек и отступила к стенке, косясь на меня перепуганными глазами, полными слез.
– Они… Они настоящие? – произнесла ошарашено.
Я была уверена, что Доротея на самом деле какая-нибудь Дарья Звездная или Дори Мармеладная. Ведущая центрального канала или, на худой конец, блогерша из You tube, но, похоже, вариант с камерой и телепередачей отпадает. Блин! Неловко-то как!
– На… Настоящие, госпожа, – всхлипнула Доротея, робко поправляя чепчик.
– Прости, пожалуйста. Я подумала, что все это дурной розыгрыш.
Хотела помочь девушке, но она отпрянула от меня, как от огня. Остановилась и подняла ладони. Нас учили правилам встречи с дикими животными. Я ж токсиколог все-таки. С перепуганными людьми, как ни странно, тоже работает.
– Доротея, – произнесла мягко, не двигаясь с места. – Все хорошо. Я не обижу тебя. Представь, если бы ты попала в другой мир, где для тебя все чужое. Ты бы поверила в это?
– Поверила бы. Это не такая уж редкость.
Промашка. Ладно, исправляемся.
– А в моем мире нет магии. И уж тем более никаких путешествий в другие миры. Мне очень сложно поверить, что все происходящее – правда. Что бы ты почувствовала, оказавшись так далеко от дома?
Доротея задумалась и, шмыгнув носом, произнесла:
– Я бы очень испугалась, госпожа. Очень-очень.
– А когда человеку страшно, он совершает импульсивные поступки. Прости, что обидела тебя. Позволь я помогу с волосами и чепчиком?
Доротея смущенно отвела взгляд и пожала плечами.
– Можно?
Она несмело кивнула, и я медленно подошла ближе. Девушка, оказывается, молоденькая совсем. Лет семнадцать-восемнадцать. Сперва она мне куда старше показалось, но когда я снимала с нее чепчик и кудри укладывала, разглядела получше.
– Сколько тебе?
– Семнадцать, ваше сиятельство.
– Но ты умна не по годам. Смелая, работящая, не побоялась помочь чужеземке. Ты молодец, Доротея.
Я завязала кружевной чепчик на бантик и поправила торчащие из-под него кудряшки. Теперь ни следа от моего нападения не осталось.
– Мир? – протянула ладонь. Девушка улыбнулась в ответ и протянула мне свою худую ручку.
– Мир.
– Сюрприз!!!
Я вздрогнула и завизжала, когда из-за угла выскочило нечто, похожее на смесь лошади и дикобраза, только в розовых рюшах и бантиках. Благо, визжала не я одна. Доротея тоже голосила от души. Можно сказать, отчасти я предсказала будущее. Сюрприз удался, вот только без камер и ведущих.
Успокоились мы далеко не сразу. Даже, когда девочка сняла с себя странноватый костюм и отдала его служанкам, мы все равно с Доротеей жались друг к другу, обнимая оказавшуюся промеж нас статую той самой изогнутой коряги, которая мне так не понравилась. Нормальный человек не поставит в своем доме такую нелепицу.
Так, я сейчас не об искусстве. Девочка, Кристина! Это просто человеческая девочка лет восьми. Ты ведь загадывала на Новый год детей. Пожалуйста. Ребенок. Наслаждайтесь, радуйтесь, благодарите.
Пауза затянулась, а взгляд крохи, по-деловому скрестившей ручки на подоле сапфирового платья, стал презрительно-уничижительным. Ого. В такие годы и такой взгляд! Страшно представить яблоню, с которой упало такое яблочко!
Погодите… Погодите-ка…
Отцепилась, наконец, от статуи и от Доротеи, прокашлялась.
– Вы не моя мама! – наконец, вымолвило не по годам разумное чадо.
– Как догадалась-то?
– Моя мама никогда не пугается моих костюмов. Она их осуждает. Говорит, что леди не пристало баловаться. А я – люблю! – возмущенно воскликнула девочка, словно я ей это запретила.
– Да балуйся на здоровье, мне-то что.
– И вы не станете мне запрещать?
– С какой стати? Ты же ребенок!
Девочка сделала такое лицо, что я чуть собственными словами не подавилось. Такое чувство, будто я ее прокляла или, как минимум, оскорбила.
– Простите, я должна вас представить друг другу! – Доротея попыталась замять недоразумение, но недоразумение не заминалось.
Девочка пыталась испепелить меня взглядом, а я старалась мимикрировать под шелковые обои стального цвета. Боюсь, слиться с ними я смогу только через полторы недели прилежного гниения.
– Запомните, госпожа. Вы никогда, – отчеканила она. – Никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах не станете моей матерью!
Фух, я-то думала, оно-то оказалось!
– Да я, как бы, и не стремлюсь, дитя, – призналась откровенно, и девочка переменилась в лице.
– Нет?
– Не-а.
– Леди не пристало так вульгарно выражаться!
– Придумала! – улыбнулась и присела на корточки, чтобы быть одного с девчонкой роста. – Вы, юная графиня, могли бы дать мне пару уроков этикета?
– Начнем с того, что я не графиня, а баронесса! Анахель де Трувэ, – она сделала изящный реверанс и удостоила меня высокомерным взглядом. – А вы очень невежественны! Не знаю, получится ли слепить из вас образец добродетели, морали и нестяжательства. Не уверена в этом.
– Ух ты… Впервые вижу такую невероятную зануду! – закатила глаза и поднялась. – Ну, нет так нет. Найду кого-нибудь другого.
– Я не сказала, что не стану помогать! – возмутилась Анахель.
– Но и не согласились.
– Но и не отказала! – девочка топнула ножкой и кулачки сжала.
Заметка. На провокации дети всех миров ведутся одинаково.
– Не пристало юной леди так вульгарно топать ножкой! – передразнила девочку. Та поджала губы, внимательно изучая мое лицо, а потом расслабилась и улыбнулась.
– Вы не так безнадежны. Сколько классов образования?
– Вообще-то, я кандидат медицинских наук.
– Разве у наук могут быть кандидаты? – она задумалась, но быстро утратила интерес к этой мысли. – Неважно. Жду через час в комнате для занятий.
Сделав реверанс, девочка с ее сопровождающими удалилась.
– Какая осанка! Словно палку проглотила! А выражение лица? У нее что, паралич?
– Баронесса пошла в отца. Очень дисциплинированная и послушная девочка. Иногда изволит шалить, но редко очень. Надеюсь, вы подружитесь.
В отца? У-у… Кажется, мой муж – совсем запущенный случай. Наверное, как мой научный руководитель. С ним пошутишь иной раз, так с консультации может выгнать.
«Токсикология, Кристина Андреевна, не повод для шуточек!» – грозно повторяет он, сурово сдвинув брови. А как тут не смеяться, когда почтенный старец с должной старательностью изображает разновидности судорог при укусах разных видов змей?
Усмехнулась и вернулась к мыслям о девочке. Хотела детей, Кристина? Пожалуйста. Вот тебе ребенок. И, можно сказать, даже вроде как и твой. Люби и жалуй, воспитывай не балуй. Работай, с чем есть. А что, неплохой опыт на самом деле. Поучусь находить общий язык с молодым поколением. Хотя это больше похоже на то, что вселенная пытается меня отговорить быть матерью. Но ничего, я так быстро не сдаюсь.
– Да где же вы застряли? – пробурчал Эйнштейн, выбежав из-за угла совсем уж не по этикету. Сомневаюсь, что этикет какого-нибудь мира и столетия дозволяет мчаться так, что усы в разные стороны развеваются. – Идемте, живей! Граф уже нервничает!
– Ух, вы посмотрите! Новопасситу на него не напасешься! Идемте, Альберт, идемте!
– Этьен! – недовольно поправил дворецкий, то и дело оглядываясь. Будто громкий стук каблучков за его спиной может оказаться только иллюзией. – Сюда, прошу!
Мы поднялись по мрачной лестнице прошли мимо зашторенных темно-серым гобеленом штор и свернули в такой же стерильный коридор, что и этажом ниже. Хоть бы одна пылинка! Хоть бы одна детская игрушка или, не знаю, расческа, шпилька, брошка, бокал с недопитым соком или раскрытая книга… Да хотя бы фантик от конфеты за тахтой, чтобы знать, что здесь живут обычные люди, а не роботы.
Ничего! Никаких личных вещей, фотографий, признаков жизни. Будто мой муж – призрак.
Стоп! А мой муж может оказаться призраком? Или вампиром?
– У вас вампиры водятся? – струхнула, когда мы остановились возле двустворчатой двери.
– Не говорите ерунды, графиня. Вампиров не существует, – недовольно заметил Этьен и трижды постучал.
Двери медленно, с тихим скрипом поползли в стороны. Не хватало еще тревожной музыки, и сцена из фильма ужасов получилась бы что надо.
Вопреки ожиданиям, на нас никто не набросился. Внутри окутанной мраком комнаты сидел мужчина. Верхнюю его часть скрывала тень, хотя не от чего ей было падать. Ни предметов рядом с мужем, ни источника света позади. Шторы закрыты, горит только несколько свечей на приставном столике и какой-то тусклый кристалл под потолком. Ватт на двадцать, не больше. Учитывая величину помещения, это почти что ничего.
– Это? – брезгливо заметил граф, окинув меня презрительным взглядом.
Упомянутый взгляд я не видела, но почувствовала! Физически ощущала, как он ползет по мне холодными щупальцами, ощупывая каждый сантиметр тела и не стесняясь наличием одежды. Блин, некстати дырка на заднице вспомнилась! О, и там пощупал, бесстыжее отродье мрака!
– Да вы, знаете ли, тоже так себе кандидат в мужья.
Вздрогнула, когда мужчина подался вперед, выныривая из темноты. Думала, урод какой, поэтому лицо прячет, но нет. Оказался вполне себе хорошеньким. Не Том Круз, конечно, но такие мужики на дороге не валяются. Благородная внешность, гладко выбрит, черные волосы аккуратно зачесаны набок, хотя видно, что вьются и с природной курчавостью граф ничего поделать не может.
Кажется, я тут недавно мечтала, чтоб взгляд у мужика, как пуля навылет? Получите – распишитесь, называется. Тут не одна пуля. Тут целая автоматная очередь! Изрешетил так изрешетил. Живого места не оставил!
– Худая, бледная, со вздорным характером, – вот теперь меня еще и словами расстреляли.
– У вас, я смотрю, характер тоже не сахар.
Мне даже неловко стало. Такое лицо мужик сделал, словно графиня при нем впервые голос подала. Ну, а что? Если он раньше времени от инсульта скончается, меня наверняка отправят домой!
Брр, Крис, ну что ты такое болтаешь? Клятву Гиппократа кто давал? Кто? То-то же. Видно же – убогий. Инвалид. Причем не только на ноги, но и на голову, похоже.
– Пусть пришлют другую! – безапелляционно заявил муженек и не пожелал больше на меня смотреть. Он отвернулся и подлетел к окну.
Подлетел, Карл! На кресле! Нет, не инвалидном. На самом обычном кресле. Оно попросту взмыло в воздух и перенесло супруга к окну. Выходит, не лгала Алисия. Муж мне достался проблемный.
– Простите, ваше сиятельство, но это так не работает. Вы же знаете, ближайшие тридцать дней обмен невозможен, – голос подал дворецкий. Он по-прежнему стоял возле меня мраморным изваянием.
– Этьен! – сказал граф шторам.
Что он, интересно, там разглядывает? На них даже пыли нет и, руку на отсечение дам, ни один паук не рискнет поселиться в этом убежище мрака и одиночества. От тоски сдохнет.
– Граф!
А Эйнштейн неплохо держится. Даже усом не повел, хотя графский голос сталью звенит и звезд с неба прямиком в панталоны обещает.
– Это даже хуже, чем было!
Муж соизволил повернуться к нам лицом, которое больше не пряталось в тени. Нет, ну хорошее лицо. Очень даже хорошее. Взгляд только пугает. Черный, но какой-то пустой.
– Не узнаем, пока не попробуем.
– Вообще-то, господа, упомянутое вами «это» стоит здесь и все слышит.
– Можете не стоять,– безразлично бросил граф, глядя на Этьена.
Ну и замечательно! Расположилась в ближайшем кресле, посчитав это приглашением. Этьен посмотрел на меня с плохо скрываемым ужасом, а муж даже не повернулся. Хотя кресло довольно-таки красноречиво скрипнуло. Интересно, чья попа его так продавила? Явно не мужнина. Та только его кресло-коляску давит. Ой, вот не будем. Медики – самые первые циники. В нашей профессии без юмора никак. Либо юмор, либо профдеформация. Это вы еще с патологоанатомами не общались. Вот уж где Петросян отдыхает.
– Альберт, оставьте меня с мужем. Разговор есть. Приватный!
– Я Этьен! – как-то обреченно поправил мужчина, не надеясь уже, что я запомню его французское имя. Стойкие ассоциации с Эйнштейном, увы, неистребимы.
– Это сути дела не меняет. На выход, дорогой, на выход. Это не для лишних ушей.
Дворецкий посмотрел на графа, на меня, снова на графа, выискивая ответ в пустом взгляде последнего.
– Могу я…
– Иди, Этьен, – уныло разрешил муж и, когда мы остались наедине, подлетел ближе.
Ну, уже какой-то прогресс. Не скажу, что лед между нами тает, но мы определенно стали на пару метров ближе. Буквально. Я смогла лучше рассмотреть свой новогодний, пусть будет, подарок. Хотя больше на сюрприз похоже. Это как в детстве. Покупают родители Киндер. Шуршишь фантиком, ломаешь яйцо, раскрываешь капсулу, а там… А там паззл, блин! Паззл!
Вот тут примерно те же ощущения.
Одет муж по-иноземному, средневековая какая-то одежда. Рубаха с широкими рукавами, на груди шнуровка. Обтягивающие черные штаны, полусапоги тоже на шнуровке. Не жарко ему? Нет что бы тапочки дома носить…
Ага, сказала женщина на каблуках! О, каких каблуках! Я хотела босиком идти, но Доротея настоятельно не советовала – полы ледяные, а воспаление легких у них тут заклинаниями лечится. Заклинаниями! Пришлось пользоваться тем, что дали, а дали неприспособленные для ходьбы узкие колодки на платформе в пятнадцать сантиметров. У них тут, видите ли, стандарт красоты такой. Дама должна быть высокой, пышногрудой, с аппетитным лицом и тонкой талией. И поломанными ногами, судя по всему.
Но к вопросу о тапочках. Если придется здесь остаться, поставлю вопрос ребром. Расхаживать по дому на ходулях я не собираюсь!