Похищенная

– Бред какой-то, – Инга сжала ладонями виски и судорожно вздохнула. – Я не могу вам принадлежать. Я свободный гражданин Земного Союза. Вы не имеете права удерживать меня силой! К тому же землян нельзя вывозить…

– Хватит! – Короткое слово, брошенное ледяным тоном, прозвучало, словно удар хлыста. Инга отпрянула и невольно сжалась под взглядом амона. – Я не должен тебе ничего объяснять, но если ты настаиваешь… – Тарианец небрежно шевельнул пальцами, и в воздухе перед изумленной девушкой возникло трехмерное изображение аутентификационного файла, того самого, что выдавался всем клонам вместо личных документов. – Ты не землянка. Ты клон, созданный по спецзаказу. И если тебе нужны доказательства, вот, ознакомься.

Инга впилась в экто-грамму глазами. Это был стандартный документ, заверенный Земным Союзом. Только вместо номера серии в первой строчке – особый код, означающий, что она единственный экземпляр, и что дальнейшее клонирование оригинала запрещено.

Медленно, наивно пытаясь отсрочить неизбежное, девушка подняла правую руку и потерла запястье. На разогретой коже проявился тот самый код. Всего несколько символов, ставших клеймом. Пара закорючек, перечеркнувших прошлое и будущее.

Инга несколько секунд хватала ртом воздух, пытаясь осознать свое положение. Но разум отказывался принимать происходящее.

– Я – клон?.. – она ожидала узнать что угодно, только не это. – Но как? Почему? Почему я все помню, если я клон? Зачем мне оставили воспоминания?

У клонирования тоже были свои законы. Клонов выращивали ускоренным методом, внедряли им в сознание необходимые знания и умения, но прошлого не давали. У клонов не было ни семьи, ни детей, ни личной жизни. Ни, тем более, воспоминаний о них. Очнувшись впервые, клон не знал о себе ничего, кроме предназначения. А Инга совсем не ощущала себя человеком без прошлого. Наоборот, она не чувствовала себя клоном – бездушной игрушкой или рабом.

Она замолчала и замерла, машинально сжав кулачки и кусая губу.

Аллард тоже молчал, изучая ее лицо. Он не был готов к тому, что у этой земной ливарри окажется проницательный ум и столько вопросов, на которые он, в общем-то, не спешил отвечать.

Тарианские женщины не задавали вопросов, они принимали слова амона на веру, как, впрочем, и мужчины, которыми Аллард командовал уже несколько десятилетий. Это было правило номер один для любого тарианца: слова амона не подвергают сомнению, его приказы не обсуждают, а задания выполняют неукоснительно, как бы чудовищно они не звучали. Потому что амон – это не просто господин и хозяин, это наместник Создателя. Ему дана власть созидать и разрушать, и никто в здравом уме не захочет почувствовать на себе действие этой власти.

Но эта земная девчонка настырно ждала ответа.

Аллард знал: правда не облегчит ее положения, только навредит. Правда заставит ее искать выход, которого просто не существует. А опускаться до лжи он считал унизительным для себя.

– На это были причины, – он поморщился. Совсем не таким ему представлялось знакомство с ливарри. – Тебе их знать ни к чему.

– А что тогда мне положено знать? – Инге его ответ не понравился. – Зачем я вам?

– Как я уже сказал, ты моя собственность и находишься на борту моего корабля. Сейчас мы направляемся на Альфу Тариана. В мой дом. Там я представлю тебя своей семье как ливарри. Думаю, этой информации вполне достаточно, чтобы ты осознала свое положение.

Глаза Инги удивленно расширились. Судя по тону, тарианец считал, что она должна визжать от восторга, узнав о такой перспективе.

– Ливарри? – переспросила девушка, вслушиваясь в звучание смутно знакомого слова. Больше всего оно напоминало журчание ручья. – Это что такое?

– В вашем языке нет аналогов,– он небрежно пожал плечами, – так что вряд ли ты сможешь понять. Но что-то вроде суженой или избранной.

– Суженой? – девушка вскинула на Алларда ошарашенный взгляд, позабыв, что только что боялась его. – Вы что, хотите жениться на мне?

Она не видела, как изменилось его лицо. Темная маска надежно скрыла холодную улыбку, скользнувшую по губам тарианца.

– Жениться? – откликнулся он, будто эхо. Но пренебрежение, с каким он это сказал, не укрылось от девушки. – О, нет. На ливарри не женятся, как и на клонах. У тебя другое предназначение.

Какое именно – не нужно было и объяснять. Инга сама все поняла. Она знала, что при наличии денег любой может заказать себе репликанта в качестве сексуальной игрушки. Это намного престижнее и эксклюзивнее, чем развлекаться с андроидом.

Внезапная мысль заставила Ингу до боли сжать пальцы.

А может, этому типу нужен вовсе не секс? Может, он будет с ней делать то же, что и в «Тайных желаниях»? Ведь сознание человека и его репликанта – полностью идентичны. Но будет ли он так заботлив, чтобы каждый раз очищать ее память от лишних воспоминаний?

– К тому же у меня есть невеста, – продолжал Аллард, наблюдая за девушкой. От него не укрылось, как она нахмурилась при слове «невеста». – Благородная амани императорских кровей, достойная моего имени.

– И… где же она сейчас? – Инга невольно оглянулась, ожидая, что за спиной появится пресловутая «амани». Но там была лишь стена.

– Послушно ждет меня на Тариане и готовится к свадьбе, как положено невесте амона.

– Так, подождите, – окончательно запутавшись, Инга вскинула руки ладонями вверх. – Значит, я клон? Ваша собственность?

– Да.

– Хорошо… – она потерла виски, стараясь абстрагироваться от пульсирующей боли, которая не давала сосредоточиться на разговоре. – Тогда зачем это все? Эта комната, эта пища? Разве вам не все равно, что я ем?

– Все равно. Но ты нужна мне здоровой.

Эти слова были брошены сухим, небрежным тоном. Но Инга поверила им безоговорочно, в ту же секунду: ему действительно все равно. Она для него пустое место, и он дал ей все это не потому, что хотел заслужить ее доверие – оно ему ни к чему.

Он руководствовался не чувствами и не жаждой удовольствий. Им руководил холодный расчет. Этому типу от нее что-то нужно, что-то такое, чего больше никто не даст. И он будет заботиться о ней, пока не получит то, чего хочет, как умный хозяин, который заботится о призовой суке, приносящей ему продистых щенят.

В тот момент Инга ощутила себя такой сукой – очень ценной, с кучей медалей, которую кормят и гладят лишь для того, чтобы она приносила доход.

Не зная, что ответить, растеряв все слова, она молча смотрела, как он уходит: спокойный и непробиваемый, точно окутанный невидимой сталью. Не мужчина, пусть и с другой планеты, а живое воплощение черной дыры. Холодный и бесчувственный. И это пугало больше всего.

– Да кто ты такой? – прошептала она непослушными губами.

Аллард был уже на пороге светящегося проема, когда ее шепот достиг его слуха. Обернувшись, он взглянул на девушку. Ее напускная самоуверенность слетела, как дым, когда на нее опустился немигающий взгляд амона. Сейчас адмирал видел перед собой перепуганную зверушку, попавшую в руки охотника-нгарга.

– Я твой амон, ливарри, – проговорил он, следя, как меняется ее лицо. – Ты можешь ненавидеть или бояться меня – это ничего не изменит. Забудь свою прежнюю жизнь. Я дам тебе новую.

Сердце девушки сжалось в недобром предчувствии. Побледнев, Инга опустила взгляд вниз, на бумажный цветок, все еще зажатый в руке. Ее пальцы медленно разогнулись, оставляя мятый цветок лежать на ладони.

– А… мой сын? – выдохнула она, все еще не веря в происходящее. – Где мой сын?

– Он остался со своей матерью.

Глава 7

Это кошмар.

Просто кошмар.

Она спит и вот-вот проснется…

Именно так Инга мысленно утешала себя все следующие дни, пока безмолвные высокие фигуры в серых комбинезонах что-то творили с ней. С ее телом. Они называли это адаптационным процессом, а она чувствовала себя подопытным кроликом, на котором ставят эксперименты.

Аллард сразу сказал, что ее не выпустят из прозрачной камеры, пока она не пройдет эту чертову адаптацию. Потому что ее тело не предназначено для той среды, в которой живут тарианцы. Ее легкие не смогут дышать их воздухом. Ее кровь закипит в их атмосфере.

Но она понимала, что дело не только в этом. Он изменял ее под себя и для себя.

Первые дни Инга пыталась сопротивляться, но это оказалось бессмысленно. Тарианцы не спорили с ней, не уговаривали и даже не применяли силу. Просто что-то брызгали ей в лицо из маленького баллончика – и она впадала в подобие транса. Ее тело превращалось в безвольный куль, но сознание оставалось ясным, и от ощущения собственного бессилия Инге становилось еще страшнее.

Она больше не сомневалась, что находится на космическом корабле. Однообразное гудение фотонных турбин и систем жизнедеятельности не давали забыть об этом ни на минуту. Ночи здесь были условными, как и дни. Едва вспыхивал верхний свет – знакомая спальня моментально испарялась, открывая ослепительно-белые стены лаборатории. В этой лаборатории стояло несколько капсул, напоминавших медбоксы, только более усовершенствованные. Ингу помещали туда. Подключали какие-то приборы, назначения которых она не могла понять. Что-то кололи. Брали анализы. Вливали ей в вены странную люминесцентную жидкость голубоватого цвета…

И все это без единого звука. Как будто им было запрещено разговаривать с ней.

У этих, в отличие от амона, лица были открыты. Инга смогла рассмотреть их в деталях. Да, они были чем-то похожи на людей, но их нечеловеческое происхождение бросалось в глаза: мертвенно-серый цвет кожи; раскосые глаза, похожие на два черных провала с красным серпиком зрачка, делившим их пополам; волосы тоже черные, жесткие на вид, заплетенные в длинные косы. Эти волосы напомнили Инге лошадиные гривы. А еще у тарианцев были необычные черты лица: плоский вдавленный нос с широкими ноздрями, широкие скулы и заостренный подбородок, делавший лицо похожим на перевернутый треугольник.

Инге они показались настолько отталкивающими, что она даже испытала благодарность к амону за то, что он не стал шокировать ее своим видом. Думать о том, какое уродство скрывается под его темной маской, совсем не хотелось. Зато теперь она знала, как выглядят тарианцы.

Аллард появлялся в лаборатории всего несколько раз. Всегда затянутый в лаконичную адмиральскую форму из плотной металлизированной ткани, с закрытым лицом и в перчатках. Словно для него считалось недопустимым показать хотя бы кусочек кожи. И эта скрытность тоже пугала.

Инга встречала его мысленным проклятьем и взглядом, полным ненависти. Она знала, что он постоянно наблюдает за ней, невидимый и беспристрастный. Чувствовала его режущий взгляд, даже когда его самого не было рядом.

Сначала она пыталась воззвать к его разуму, потом к милосердию. Потом к его гордости.

Но он оставался равнодушен и к ее крикам о помощи, и к ее откровенной брани.

– Не стоит сопротивляться, – сказал он ей еще в первый день, глядя, как ее ведут к медбоксу, будто овцу на заклание, – ты сделаешь только хуже. Ты можешь пораниться, а я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Так отпусти меня! – закричала она тогда, чувствуя, что вот-вот сорвется в истерику.

Он покачал головой.

Потом, когда она уже лежала в медбоксе, пристегнутая ремнями и не в силах пошевелиться, он нагнулся над ней и несколько бесконечно долгих мгновений вглядывался в ее лицо, будто что-то искал. Инга тогда зажмурилась, потому что видеть над собой нависающее темное нечто вместо человеческого лица было невыносимо.

Она не видела, как он протянул руку, только почувствовала осторожное прикосновение его пальцев – холодных даже через перчатки – к своей щеке.

– Слезы, – пробормотал он, убирая руку. – Жемчужины света. Вы, люди, еще умеете плакать. Это проклятие низших рас и в то же время их привилегия.

Инга открыла глаза и успела увидеть, как он подносит туда, где должны быть губы, палец, на кончике которого блестит прозрачная капелька. И только тогда поняла, что беззвучно плачет.

– Твои слезы соленые, – в тоне мучителя слышалось удивление. – Вы все, люди, такие забавные?

Именно тогда она окончательно поняла, что они с разных планет, из разных миров. И просить его отпустить ее – бесполезно.

***

Говорят, человек такая тварь, что может выжить в любых условиях. Может выдержать любые удары судьбы, любую боль, любые потери. Приспособиться к любым обстоятельствам. Если его собьют с ног – он упадет, но спустя время непременно поднимется. Да, шатаясь от слабости, да, проклиная свою никчемную жизнь… Но будет жить дальше несмотря ни на что, если ему есть, ради чего дышать и встречать новый рассвет.

Человек это вирус, который пытаются уничтожить, а он адаптируется и выживает в любых условиях, когда у него есть цель.

У Инги эта цель была однозначно. Как бы она не пыталась принять окружающую действительность и то, что теперь она клон – это не отменяло материнский инстинкт, который не позволял поверить, что вся прежняя жизнь – всего лишь отголосок чужих воспоминаний.

Ингу тянуло к прошлому. Тянуло к сыну с невиданной силой. Слишком яркими были воспоминания, слишком острой – боль утраты.

Днем она еще пыталась держать эмоции под контролем, но стоило только закрыть глаза – и перед внутренним взором вставало, как наяву, родное личико сына. Она видела его голубые глазенки с застывшим в них по-детски наивным вопросом, его пронизанные солнечным светом кудряшки. Она постоянно слышала внутри себя его заливистый смех, который отдавался в сердце болезненным спазмом.

По ночам воспоминания накатывали душной волной. От них невозможно было избавиться. И Инга беззвучно рыдала, вцепившись зубами в подушку, чтобы хоть как-то уменьшить боль, раздирающую ее изнутри.

Она все надеялась, что этот кошмар вот-вот исчезнет, и она окажется дома. Но каждый раз ее надежды разбивались о холодные камни реальности.

Инга потеряла счет дням. Они слились в бесконечный поток. А в те редкие мгновения, когда ей позволяли увидеть себя в зеркало, она со страхом и болезненным любопытством замечала все новые изменения в своей внешности. Сначала ее тело стало более сухим и подтянутым, кости более тонкими. Она сбросила несколько килограммов, хотя и до этого была достаточно стройной. Даже черты лица изменились: скулы и подбородок заострились, глаза расширились, а губы, наоборот, стали меньше. Но это было только начало.

Спустя несколько процедур на коже появились странные голубоватые пятна, которые росли с каждым днем. Эти пятна чесались и горели, на них исчезали волоски, кожа становилась гладкой, словно отполированной. Молчаливые медики наносили на них бесцветный раствор из пульверизатора, который превращался в прозрачную пленку, и эта пленка облегчала невыносимое жжение.

А потом Инга заметила изменения глаз. Зрение не ухудшилось, скорее наоборот, но в один не очень прекрасный день ее глаза перестали быть человеческими. Сначала в уголках глаз появились фиолетовые разводы. Они постепенно увеличивались, становились все насыщеннее, темнее и, в конце концов, полностью затопили радужку и белок.

В день, когда это случилось, Инга, лежа в медбоксе, услышала такой разговор:

– Она полностью адаптирована, амон адмирал. Только волосы почему-то не изменились, но если желаете…

– Нет, оставь. Мне нравится этот цвет. Он напоминает мне Глаз Ратса – красного карлика в нашей системе. Я даже испытываю ностальгию по дому, глядя на них.

– Как скажете, амон адмирал.

Медик по имени Лертис ушел. Инга судорожно вздохнула, понимая, что осталась один на один со своим мучителем.

Аллард несколько секунд смотрел на нее, потом запустил руку ей в волосы и начал медленно перебирать, пропуская шелковистые пряди между пальцев.

– У тебя очень мягкие волосы, – услышала она его голос. Тон амона звучал задумчиво и отстраненно, будто мыслями он был где-то далеко, за сотни световых лет от этого места. – И длинные. Они похожи на шелк Таан-Ра. Мне нравится ощущать их в руках. Нравится, как они скользят между пальцев, гладкие и прохладные.

Инга задрожала, кусая губы.

Внезапно он резко посмотрел на нее и совсем другим тоном спросил:

– А ты, ливарри, что чувствуешь ты? Тебе нравится, когда я касаюсь тебя?

Это был риторический вопрос. Но тон, которым он был задан, заставил Ингу внутренне сжаться.

– Зачем вы делаете все это со мной? – прошептала девушка, ни на что не надеясь.

И почувствовала, как адмирал погладил ее кончиком пальца по щеке.

– Я бы хотел поступить с тобой иначе, ливарри. Поверь, мне это тоже не приносит особого удовольствия. Но иначе нельзя.

– Почему?

– Твое человеческое тело не приспособлено для жизни со мной. Ты слишком хрупкая. А я не хочу тобой рисковать.

– Но… я же клон… – Инга запнулась. Вот, опять он намекает на какие-то отношения. Она закрыла глаза. – Почему вы изначально не создали меня такой, как вам нужно? Я уже ничего не понимаю…

– Тебе и не нужно, ливарри, – он снова погладил ее. – Я позабочусь о твоей безопасности. Когда мы прибудем на Альфу, к твоим услугам будут лучшие слуги, лучшие учителя. Я хочу, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

– Вы так заботитесь о своей сексуальной игрушке?

Аллард почувствовал горечь в ее словах и помрачнел. Сказать правду сейчас? Нет, это слишком опасно. Он должен быть уверен в том, что доставит ее на Альфу в целости и сохранности.

– Я забочусь обо всех своих игрушках, – сухо произнес он. – Скоро ты сможешь выйти из адаптационной камеры, но твои передвижения по кораблю будут ограничены ради твоей собственной безопасности.

Эта адаптационная камера стала для Инги тюрьмой. Своеобразным террариумом, в котором ее держали, как неведомую зверушку. Каким-то способом тарианцы смогли полностью воссоздать ее спальню и личные вещи, но воздух здесь был прохладнее и суше, чем на Земле. А еще инфра-душ и утилизационный бокс отличались от тех, к которым привыкла Инга.

Но самым неприятным было то, что стены камеры по приказу амона меняли свою молекулярную структуру, становясь то прозрачными, как стекло, то плотными, как бетон. Даже стоя в капсуле инфра-душа Инга не могла быть уверена, что сейчас не окажется перед взглядом своего мучителя. Это не давало расслабиться ни на минуту.

И вот теперь он ей говорит, что она сможет выйти… Но, похоже, не слишком рад такой перспективе.

– Боитесь, что я вскрою аварийную капсулу и улизну? – не выдержав, Инга послала ему кривую усмешку.

– Не боюсь, – все такой же бесстрастный тон. – Капсулы закодированы, к тому же ты больше не человек. Если думаешь, что сможешь вернуться на Землю – забудь. Сама атмосфера этой планеты теперь для тебя враг номер один. Ты умрешь, не успев сделать и вздоха.

Он замолчал, давая понять, что разговор окончен.

Но Инга сознательно пропустила этот намек.

– Зачем вам клон с прошлым и памятью? – она должна докопаться до правды. – Почему мне не стерли воспоминания? Чтобы сделать пытку еще изощреннее?

На ее ресницах сверкнули злые слезы, и она резко вскинула подбородок вверх, чтобы скрыть этот знак слабости и поражения. Но одна слеза все же сорвалась.

Аллард проследил взглядом, как соленая капелька стекла по щеке девушки к подбородку, оставляя за собой влажный след.

Благородным амонам не пристало испытывать какие-либо чувства. Чувства – это атавизм, присущий отсталым расам и низшим кастам. А сердце амона должно быть свободно. Точнее, у него вообще не должно быть этого сердца. Только холодный рассудок, расчетливый ум, сила и власть.

А эта землянка заставила его усомниться в себе. В своей непогрешимости.

– Скоро узнаешь, – произнес он, отрывисто и резко поднялся. – Если выживешь.

Глава 8

На следующий день после разговора в лаборатории Инге принесли новую одежду.

Эта одежда отличалась от той, к которой привыкла девушка, и больше всего напоминала пеньюар из тончайшего белоснежного шелка.

Края этого пеньюара были оторочены яркой пурпурной лентой, к нему прилагался широкий кушак, полупрозрачная кружевная сорочка, тоненькие чулки, мягкие туфли без задников и что-то вроде плаща из серебристой струящейся ткани. Этот плащ был оснащен широким капюшоном и единственной застежкой-фибулой под горлом. Судя по просторному крою, он должен был лечь свободными складками и укрыть всю фигуру до пят. И никакого белья.

Инга недоуменно моргнула, когда три молчаливых мужских фигуры в одинаковой экипировке разложили одежду на ее кровати и развернулись, чтобы уйти.

– Это что? – пробормотала она, осторожно присаживаясь на краешек. Протянув руку, пощупала шелк. – Я должна это надеть?

Разумеется, ей никто не ответил.

Такое откровенное игнорирование одновременно и пугало, и раздражало. А еще злило.

– Эй! Я с вами разговариваю! – Инга стиснула ткань в кулаке. – И я знаю, что вы меня слышите!

Она хотела добавить еще что-то колкое и язвительное, но не успела.

Один из тарианцев странно посмотрел на нее, потом, моргнув, отвел взгляд.

– Приказ амона, – услышала Инга голос серокожего – хриплый и скрипучий, точно несмазанный механизм. – С этого дня вы должны носить одежду, полагающуюся вам по статусу.

Девушка поперхнулась собственными словами, которые не успели слететь с языка. Но отступать она не собиралась. Меньше всего ей хотелось, чтобы эти нелюди поняли, что она их боится.

– По статусу? – ее глаза сузились. – Простите за вопрос, а какой у меня статус? Что-то я запуталась в вашей иерархии.

Тарианец покачал головой:

– Я не уполномочен обсуждать это с вами.

– А кто уполномочен?

– Только амон адмирал.

– Что-то я даже не удивляюсь, – пробормотала она сквозь зубы, разглядывая одежду. – А трусы-то хоть можно будет надеть?

Инга грубила сознательно, надеясь под этой грубостью скрыть свою неуверенность. Что-то подсказывало: серокожие не причинят ей вреда, даже если она набросится на них с оружием в руках. Откуда пришла такая уверенность, Инга не знала, просто чувствовала – и все. Но в то же время проверять эту теорию не слишком хотелось.

– Нет, только это, – проскрипел тарианцец.

Тихо выругавшись, Инга отдернула руку. Значит, она не ошиблась, думая, что нужна тарианскому адмиралу в качестве секс-игрушки. И «ливарри» – наверняка что-то вроде наложницы.

– Передайте вашему амону, что он сам может в этом ходить! – отчеканила она, твердо глядя в лицо серокожего. – А я останусь в том, в чем была.

– Не стоит утруждать моих людей не свойственными им обязанностями, – раздался знакомый прохладный голос. И на глазах у Инги одна из стен пропустила адмирала внутрь. Тарианцы низко склонились, увидев его. – На этом корабле все выполняют только мои приказы. – Он коротким жестом их отпустил: – Можете быть свободны, я сам разберусь.

Инга поежилась, почувствовав на себе изучающий взгляд, шедший из глубины темной маски. Каждый раз, когда он смотрел на нее вот так в упор, пристально и в то же время бесстрастно, ей казалось, будто он смотрит ей в душу и видит самые темные уголки, о которых она сама даже не знает. Под его взглядом она теряла всю свою напускную самоуверенность. Оставался лишь страх. И беспомощность.

– Почему ты не хочешь надеть одежду, которую я выбрал для тебя? – он небрежно кивнул в сторону кровати. – Тебе не нравится цвет?

– Мне в своей безопаснее, – пробормотала девушка, вжимаясь спиной в зеркальную дверцу шкафа.

– Это ложное убеждение. Все эти тряпки, которыми ты так отчаянно прикрываешься, всего лишь набор молекул, связанных между собой. Стоит мне захотеть – и эта связь распадется.

Он говорил спокойно, не повышая голоса, но в то же время было в его тоне что-то такое, что заставило Ингу задрожать и невольно закрыть глаза, чтобы не видеть, как он приближается к ней. Надвигается, как неотвратимая угроза. Нависает сверху, обдавая космическим холодом.

Она вздрогнула, ощутив его прикосновение. Он провел кончиками пальцев по ее скуле, потом спустился к линии подбородка, коснулся губ…

Его рука невесомо скользнула вниз, едва касаясь трепещущей жилки на шее и судорожно сжавшегося горла.

И еще ниже. К груди, которую скрывал скромный вырез футболки.

– Тебе стоит научиться слушаться с первого раза, – продолжал говорить тарианец. – Для твоего же блага. Все, за что ты цепляешься, чем пытаешься прикрыться – всего лишь предрассудки. Прими мою власть, перестань сопротивляться – и я освобожу тебя от них.

Ингу начал охватывать странный дурман. Ей казалось, что она сейчас сама распадется на атомы. Ее тело стало вдруг непослушным, чужим. Ноги бессильно подкосились, и девушка поняла, что медленно падает вниз.

Сильные руки подхватили ее, прижали к твердому телу, давая почувствовать его нечеловеческую мощь. Инга невольно охнула, уткнувшись носом в широкую грудь амона. Адмиральские нашивки неприятно царапнули ей щеку.

Аллард слегка приподнял ее, так, что ступни девушки беспомощно повисли в двадцати сантиметрах над полом.