Не убоюсь зла

– Тогда я отведу душу. Первый кофе, который мне разрешили за десять лет. Мне маленькую чашечку, а джентльменам большие. Каннингем, у нас есть «Мумм» девяносто седьмого года во льду?

– Конечно, мисс.

– Подайте. – Она немного повысила голос: – А слабаки, которые по утрам шампанское не пьют, могут тихонько выскользнуть за дверь!

Никто не вышел. Когда бокалы наполнились пузырящейся жидкостью, доктор Хедрик предложил тост:

– Джентльмены, – он дождался, пока все мужчины встанут. Иоганн тоже подняла бокал, – за нашу прекрасную и любезную хозяйку! Долгих ей лет!

Раздались возгласы:

– Аминь! Ура! – и звон бьющегося стекла.

Иоганн прослезилась:

– Благодарю вас, джентльмены. Каннингем, новые бокалы.

Когда дворецкий разлил шампанское каждому, она сказала:

– Я хочу предложить еще один тост. – Она сделала паузу, затем продолжила: – За доктора Бойла… и за тебя, мой старый друг Джейк. Без твоей помощи меня бы здесь не было… И за вас, доктор Хедрик, и за всех врачей, что помогали вам и доктору Бойлу… за всех медсестер, которым приходилось терпеть мое хамство. Но этот тост подождет. Я хочу попросить вас почтить… – слезы текли у нее из глаз, голос упал почти до шепота, – память милейшей, добрейшей и самой внимательной девушки на свете… Юнис Бранки.

Все выпили молча. А затем Джейк Саломон обмяк и закрыл лицо руками.

Доктор Хедрик бросился ему на помощь, доктор Гарсия за ним. Иоганн беспомощно смотрела на них.

(Ох, мне стоило это предугадать! Но я ведь от чистого сердца, дорогая моя.) (Босс, я знаю. Я вам очень признательна. Все хорошо. Джейк должен смириться с моей смертью. И вы тоже.) (Юнис, ты умерла? Правда?) (Босс, не волнуйтесь. Я все равно буду рядом и никогда вас не брошу. Я ведь пообещала. А когда я нарушала обещания?) (Никогда.) (Тогда верьте мне. А сейчас нужно позаботиться о Джейке.) (Как, милая?) (Узнаете, когда придет время. Поговорим наедине.)

Подошел доктор Розенталь:

– Моя дорогая, вам нехорошо?

– Все нормально. Я просто ужасно беспокоюсь за мистера Саломона. Что с ним?

– С ним все будет хорошо. Не волнуйтесь за мистера Саломона. Да, вы вызвали еще один катарсис, который был ему нужен, иначе бы этого не произошло. Что до его физического состояния, то им займется доктор Хедрик… а в карьере Курта Хедрика еще не случалось летальных исходов среди пациентов. У вас дома есть все необходимые лекарства… да и мистер Саломон даже не болен; ему просто необходим отдых и успокоительное.

Покуда прислуга выносила посуду, обеденный стол и стулья, доктор Розенталь сидел с хозяйкой. Наконец вернулся доктор Хедрик с доктором Гарсией.

– Как он? – спросила Иоганн.

– В полусне. Сожалеет, что «устроил сцену» и «причинил неудобства» – его слова. Но не сильно, потому что лекарство, которое я ему дал, не позволяет пациенту долго заниматься самобичеванием. А как вы?

– Хоть в космос посылай, – ответил за нее Розенталь.

– На мониторах тоже без отклонений. Можем продолжать совещание. Мисс Смит, пока вы прихорашивались перед завтраком, я переговорил с мистером Саломоном и получил его одобрение. Я слагаю с себя полномочия вашего лечащего врача.

– Как же так, доктор Хедрик?! Я против!

– Не сердитесь, моя дорогая. Это значит, что вы поправились. Вы здоровы. Вам еще нужно набраться сил, нужен уход, но я вас не бросаю, а перепоручаю доктору Гарсии.

Иоганн посмотрела на Гарсию. Тот кивнул:

– Не волнуйтесь, мисс Смит.

– Но… доктор Хедрик, вы ведь будете меня навещать?

– С радостью. Но не ждите меня скоро. Видите ли… Тут готовится весьма интересная операция по пересадке, которую больше нельзя откладывать. Процедура радикальная, пересаживают сразу сердце и легкие. Теперь все готово, и утром меня пригласили в ней участвовать. Я обещал подумать, но, когда увидел вас сегодня, сразу понял, что у меня нет причин отказываться. Я уже перезвонил и дал согласие. Разумеется, после консультаций с доктором Гарсией и мистером Саломоном. – Хедрик живо улыбнулся. – Поэтому, если позволите, я вас покину.

Иоганн со вздохом протянула руку:

– Поступайте, как считаете нужным.

Хедрик склонился над ее рукой. Доктор Розенталь шутливо спросил:

– Ватку со спиртом дать?

– Идите к черту, Рози! – огрызнулся Хедрик и поцеловал руку.

Иоганн показалось, что он мусолил ее в два раза дольше, чем доктор Розенталь. У нее по коже пошли мурашки, а внутри возникло невероятно странное ощущение. Да, раз уж она женщина, нужно поощрять эту традицию.

(Босс, хотите с ним переспать?) (Юнис!) (Босс, не юлите! Мы с вами теперь сиамские близнецы и ничего не должны друг от дружки скрывать. Вы много лет хотели со мной переспать, но не могли. Вы знали, что хотите этого, и я тоже знала, мы просто никогда об этом не говорили. Со мной вы по-прежнему переспать не можете, но можете с ним, если хотите… и это лучший способ его отблагодарить. Только будьте осторожны, дорогуша. Переспите с ним здесь, где вас никто не застукает. У него ревнивая жена, это по всему видно.) (Юнис, что за вздор? Как ты можешь такое предлагать? Я был лучшего о тебе мнения. Ты же хорошая девочка – да и сама замужем!) (А вот и нет, дорогуша! Я уже не замужем! Брак был в силе, «пока смерть нас не разлучит», а я теперь призрак. Впрочем, о моем муже – стереть, заменить, – вдовце Джо Бранке нам тоже нужно будет поговорить. Док сейчас уйдет, так что поспешите и томно улыбнитесь ему, если я угадала ваши помыслы. А я угадала.)

Мисс Смит облизнула губы и улыбнулась:

– До свидания, доктор. Я с вами не прощаюсь. Возвращайтесь скорее.

(А вы быстро учитесь, дорогуша!)

– Мисс Смит, – сказал доктор Гарсия.

– Да, доктор?

– Если вы готовы, я позову сестер и мы отсоединим вас от приборов. Если хотите, под общим наркозом. Я думаю, что хватит и местного обезболивания. А чтобы вам не видеть, как я буду возиться, поставим подбородочный экран. Будем проецировать на него книгу, которую вам хотелось бы почитать, и включим музыку.

– Музыка меня устроит, а вот читать не хочется. Давайте местную анестезию. А можно и вообще без нее, боль меня не беспокоит.

– А меня беспокоит. Поэтому будем делать с местной анестезией.

Больше часа ей пришлось слушать записи нестареющих музыкальных хитов, начиная с классического рока, к которому Иоганн так и не привык, и заканчивая народными песнями, популярными еще до рождения Ионни Шмидта. Манипуляции и прикосновения к телу были даже приятными; сам факт наличия тела после многих дней паралича (и страха навеки остаться овощем, в котором Иоганн Смит в эти дни до конца не сознавался даже себе) уже был замечателен, а то, что это тело оказалось таким чувствительным, – и подавно.

Не то что прежняя старая развалина! Последние десять-пятнадцать лет у того тела было единственное достоинство: оно худо-бедно функционировало. Как тот древний, сменивший полдесятка владельцев «Форд-Т», который Иоганн с четырьмя другими юными оболтусами купил за семьдесят долларов в Балтиморе и перегнал через полстраны без фар, тормозов (их заменял задний ход), без прав (какие такие права?), без инструментов, без ничего. Но крепкая неказистая машинка пыхтела тремя цилиндрами (не всегда одними и теми же) и катилась на (предполагаемой) скорости двадцать пять миль в час. Им приходилось то и дело останавливаться и поливать спицы водой, чтобы те не выпали.

Наконец на грунтовой дороге посреди Миссури автомобиль чихнул и встал. Запах не оставлял сомнений – сгорела проводка. Йонни ее починил: обернул сгоревшую изоляцию туалетной бумагой, перевязал бечевкой, потом завел колымагу кривым стартером, и та запыхтела как прежде.

«Где теперь этот крепкий старый драндулет?» – подумала она. И что сталось с ее мужским телом? По завещанию Иоганна оно должно было отойти медицинскому центру, но раз Иоганн не совсем умер, то завещание не вступило в силу. Заспиртовали то тело? Или просто выкинули на помойку? Надо бы спросить.

Несколько раз она почувствовала, как из нее что-то вытаскивают, что вроде бы должно было доставить неприятные ощущения, но почему-то не доставило. Лишь однажды тело пронзила острая боль, на которую Иоганн не обратила внимания. Потом она почувствовала тошнотворный кисло-сладкий запах и уже почти попросила включить вентиляционную систему, но решила промолчать. Вскоре запах улетучился, и стало ясно, что ее моют.

Две медсестры сменили простыни и подушки, убрали подбородочный экран. Третья все это время придерживала мисс Смит. Затем две сестры вынесли из комнаты бельевую корзину.

– Готово, – сказал доктор Гарсия. – Не так уж неприятно?

– Ничуть. Чувствую себя превосходно. – Она пошевелила пальцами ног, развела и свела бедра. – Превосходно! Теперь я свободна! Доктор, раз меня отключили от мониторов, не говоря уже о канализации, может, избавимся от этой навороченной больничной койки? Чем раньше я переберусь в нормальную постель, тем скорее перестану чувствовать себя инвалидом.

– Гм… а стоит ли спешить? Эта кровать подходящей высоты для процедур – массажа и прочего – и оборудована перилами, которые можно поднимать на время вашего сна. Мисс Смит, каждая медсестра больше всего на свете боится, что больной упадет с кровати.

– Кто я, по-вашему? Новорожденный ребенок?

– Именно, мисс. Ребенок, еще не вполне владеющий своим телом. Дети часто падают. Но я не позволю вам падать. Ни во сне, ни когда будете учиться ходить, ни тем более в ванне, которую вы очень скоро захотите принять.

(Босс, поспокойнее!)

– Доктор, я буду выполнять все ваши указания. Но моя обычная постель тоже многофункциональна. Она оборудована гидроподъемником, а по нажатию кнопки подстраивается под контуры тела. Ее можно поднять на такую же высоту, как эту, и даже выше и опустить до уровня десяти дюймов от пола. Можно сделать то же самое с этой койкой?

– Гм. Нет.

– Мне и впрямь случилось упасть с кровати, лет десять назад. Так испугался, что сразу заказал специальную. Пока еще ходил, устанавливал самую удобную высоту – чуть ниже пояса, чтобы в нее забираться, а для сна опускал к полу.

– Гм. Давайте найдем компромисс. Пообещайте всегда опускать ее на минимальную высоту сразу, как ляжете. Даже если не собираетесь спать.

Она улыбнулась:

– Могу дать письменное обязательство, заверить нотариально и внести залог.

– Вряд ли необходимо заходить так далеко. Мисс Смит, нам больше нет нужды постоянно наблюдать за всеми ста тридцатью показателями. Но пока вы не вернетесь к нормальной жизни, я хотел бы следить за вашим сердечным ритмом и дыханием. Койка с системой жизнеобеспечения нужна в первую очередь для этого. Однако мы можем прикрепить вам на грудь передатчик – совсем небольшой, весом в пол-унции и размером с долларовую монету, – и тогда эта кровать больше не понадобится. Вы даже его не заметите. Его можно не снимать при мытье – он водонепроницаем и цепляется за вас, как бедный родственник.

Она снова улыбнулась:

– Цепляйте!

– Пойду принесу. И позову сестер, чтобы заменили кровать.

– У них не получится. Тут нужна пара здоровенных детин и лебедка. Скажите Каннингему. Но это не к спеху. К слову, о медсестрах – Винни, сходи сполосни ручки. Нам с доктором нужно поболтать.

Рыжеволосая медсестра улыбнулась:

– Дорогуша, я все слышала. Не обращайте на меня внимания.

– Винни, спасибо, что навела на меня красоту, когда я сама не могла. Но дело вот в чем. Снаружи я женщина, а внутри – по-прежнему упертый старый хрыч, которому неловко, до смерти неловко обсуждать интимные вопросы в присутствии симпатичной девушки. А обсудить их надо.

– Мисс Герстен, сходите на пост наблюдения и сделайте перерыв. Я вас вызову.

– Хорошо, доктор.

Когда она вышла, Иоганн спросила:

– Уверены, что все микрофоны выключены?

– Мисс Смит, нас никто не услышит.

– Зовите меня Иоганн. Док, разговор будет чисто мужской… и мне стыдно говорить об этом даже с мужчиной. Ладно, первый вопрос. У меня в последние несколько дней были… месячные?

Гарсия искренне удивился:

– Вы догадались? Да, у вас только что закончилась менструация. Мы убрали последний тампон во время недавней процедуры; новый не понадобится. Но как вы заметили? Я вроде заранее это предусмотрел и дал вам bolshoi обезболивающее. У вас были менструальные боли?

– Ни малейших. Просто чувствовалось, что-то не так… там, внизу… тогда же возникла догадка относительно моего пола. – Она задумалась. – Возможно, дело в тампонах. Там ощущалось что-то чужеродное, а теперь это ощущение прошло.

– Возможно. Обычно в больницах мы пользуемся гигиеническими прокладками, но со всеми этими трубками и прочими штуковинами они бы сильно мешали. Не думал, что вы почувствуете тампон под обезболивающими. Вопреки распространенному мнению, влагалище – далеко не самый чувствительный орган.

– Вот как? Зато мое – вполне! Мне только не удавалось понять, что это за ощущение.

– Тогда ваш случай уникален. Мисс… простите, Иоганн, вас еще что-нибудь беспокоит?

– Нет. Скажите, а мне проводили… как оно там называется, обследование по женской части?

– Конечно. Вас смотрел лучший гинеколог города доктор Кистра. Первый раз – когда вы были парализованы. Второй – когда спинной мозг сросся, но еще вы были без сознания. Все в порядке.

– Предоставьте мне подробный отчет. Док, черт побери, это теперь мое тело, а я знаю о том, как быть женщиной, меньше, чем моя гроссмуттер знала о самолетах. То есть ничего.

– Если хотите, я сделаю выписку из медицинской карты…

– Конечно!

– …но я могу объяснить и более понятным языком.

– Давайте.

– У вас здоровое женское тело, физиологический возраст – около двадцати пяти лет, фактический – чуть старше, насколько мне известно. Молочные железы девственны – это не значит, что вы девственница; лишь то, что вы никогда не кормили грудью. Следы полостных операций отсутствуют, вследствие чего можно сделать вывод, что аппендикс у вас на месте и маточные трубы не тронуты…

– То есть я могу забеременеть.

– …что подтвердилось инсуффляцией, когда вы были парализованы. Вы не просто можете забеременеть, вы обязательно забеременеете, если только не будете полностью воздерживаться от половой жизни, – и даже если таковы ваши намерения, я все равно рекомендую воспользоваться превентивными мерами контрацепции, скажем поставить ягодичный гормональный имплант на полгода. Как говорится, «не с тобой одним, зверек, такие шутки шутит рок». С женщинами тоже. Особенно с женщинами. Поскольку у вас отрицательный резус, в случае шести потенциальных отцов из семи вы рискуете родить неполноценного или мертвого ребенка. Дело можно поправить, если узнать вовремя, но незапланированная беременность может окончиться трагически. Поэтому постарайтесь ее спланировать, а все остальное время предохраняйтесь.

– Док, с чего вы взяли, что я забеременею? Даже если когда-нибудь выйду замуж, чего я делать не собираюсь? Черт, да у меня было лишь несколько часов, чтобы свыкнуться с мыслью, что я женщина; мне рано думать об активном женском поведении. Даже и в таком случае, как одна бабка сказала, «тыщу раз давала, ни разу не рожала».

– Если вы нормально освоитесь с тем, что вы женщина, то будете жить половой жизнью. Иначе рано или поздно окажетесь на исповедальной кушетке у доктора Розенталя или в монастыре. Иоганн, у вашего нового тела идеальный гормональный баланс, из этого и надо исходить. Удалять маточные трубы – не выход. Однажды вы можете об этом пожалеть и впасть в непреодолимую депрессию. А что до бабки, то она не права. Хотя бы потому, что вы уже рожали.

– Что?!

(Босс, не лезьте не в свое дело, я сама расскажу, если будет надо.) (Юнис, замолчи!)

Гарсия удивился:

– Вы не знали? Я полагал, раз тело принадлежало вашей секретарше, то вы знали, что у нее есть ребенок. Или дети.

– Не знал и не верю в это.

Служба безопасности наверняка раскопала бы такой очевидный факт… тем более что Юнис никогда не уходила в отпуск на такой срок, за который можно тайно родить ребенка.

– Боюсь, придется поверить… э… Иоганн. У вас растяжки на животе и ягодицах – они почти незаметны, если кожа незагорелая, да и тогда их легко скрыть косметическими средствами. Но они есть. Конечно, это не стопроцентный признак. Растяжки у женщин и даже у мужчин могут появиться от ожирения, но, как правило, они сигнализируют о прошлой беременности. Но главное доказательство – внешний вид шейки матки. У рожавших женщин она выглядит иначе. Различия заметит даже неспециалист. Вашу я видел лично. Доказательства налицо. Могу сделать фото, если не верите.

(Босс, остановитесь!)

– Хорошо. С вашими доводами не поспоришь.

– Взглянуть на фото вам бы все равно не помешало. Глядишь, будете вести себя осторожнее. Не в укор миссис Бранке, разумеется. Просто предупреждаю, что аппарат по производству детей, который вы от нее унаследовали, абсолютно исправен и будет готов к работе каждый лунный месяц. Скажем, дней через десять.

– Буду проявлять осторожность.

– Лекция о контрацепции нужна?

– Нет. – Она криво усмехнулась. – Как я понимаю, у меня есть по меньшей мере неделя, прежде чем мне потребуется пояс целомудрия.

– Примерно. По статистике. Но, Иоганн… нет, в данном случае – мисс Смит, знаете, как врачи называют девушек, которые полагаются на календарь?

– Нет. Как?

– «Мамочками».

– А. О!

– Так что не тяните слишком долго. Еще вопросы?

– На сегодня все. Доктор, мне нужно переварить полученную информацию. Спасибо.

– Не за что, мисс Смит. Ну что, меняем кровать?

– Я попрошу Каннингема чуть позже. Хочу сперва отдохнуть. Доктор, прилепите мне этот ваш датчик и попросите сестер не беспокоить меня ближайшие часа два.

– Конечно. Но только если вы позволите поднять перила; эта кровать не опускается к полу.

– Разумеется.

10

(Ну, Юнис?) (Так вы все-таки хотите услышать историю про моего маленького ублюдка? Босс, какой же вы гадкий.) (Милая, если не хочешь рассказывать – я настаивать не буду. Даже если у тебя тройня от магрибского макака, я все равно тебя люблю.) (Сладкоречивый старый лицемер. Вы же сгораете от любопытства!) (Черта с два я «сгораю». Это твое дело, и ничье больше.) (Да не сердитесь вы, босс. Мои дела теперь ваши дела. Мы с вами не разлей вода… и если в вашем старом озабоченном мозгу остались какие-то сомнения, то знайте, я рада, что так вышло. Вы вернули меня к жизни, когда я была мертва как народные песни. Теперь я счастлива. Так что расспрашивайте, я отвечу.) (Ладно, дорогуша. Так как ты умудрилась родить? Где время нашла? В твоей биографии, начиная со старшей школы, все чисто.)

(Босс, а в докладе вашей службы безопасности упоминалось, что в старших классах я пропустила полугодие из-за ревматической лихорадки?) (Дай подумать. Да, припоминаю.) (Вот. Лихорадка была не ревматической, а романтической. Мне было пятнадцать, я состояла в группе поддержки баскетбольной команды. Ребята стали чемпионами региональной лиги, а я на радостях залетела.) («Залетела»? Юнис, приличные девушки так не выражаются.) (Ох, босс, иногда вы меня просто бесите. По вашим стандартам мне далеко до приличной девушки. Но у меня не меньше прав, чем у вас, находиться внутри этой черепной коробки, а может, и больше, так что не учите меня изъясняться лексиконом вашей мамочки. Раньше я хотя бы Джо могла пожаловаться на ваши ханжеские попреки, а теперь некому.)

(Юнис, прости.)

(Ладно, босс. Я на вас не в обиде. Раз судьба соединила нас таким образом, давайте расслабимся и будем получать удовольствие. Если захотите, потом я научу вас быть женщиной, но пока слушайте и не перебивайте.)

Призрачный голос начал произносить слова, запрещенные в далекие дни Иоганновой юности.

(Юнис! Дорогая, тебе это не к лицу!)

(Босс, тише. Я закончу, даже если у вас полетят все предохранители.)

Череда слов продолжилась…

(Вот, пожалуй, хватит. Это полный перечень слов, которые я зареклась произносить в вашем присутствии. А теперь скажите, было ли среди них хоть одно, вам неизвестное?)

(Дело не в этом. Зачем вообще произносить слова, оскорбительные для других?)

(Вот я и не произносила. Публично. Но теперь я дома – по крайней мере, мне так кажется. Или мне снова уйти?)

(Нет, нет, нет! А ты разве уходила?) (Еще как. Босс, я же вроде бы умерла. Но теперь я здесь и, с вашего позволения, не хочу никуда уходить. Но это зависит от того, смогу ли я расслабиться и быть собой, а не трястись над каждым словом, чтобы ненароком вас не оскорбить. Не вижу, каким образом длинные слова латинского происхождения делают меня более воспитанной, чем короткие слова с тем же смыслом. Мы с вами теперь думаем одним мозгом – вашим, – едим одним и тем же ртом – моим – и писаем из одной дырки, так почему бы нам не использовать один словарный запас? К слову, неплохо бы пописать… ах, простите, сэр, я хотела сказать «опорожнить мочевой пузырь»…)

(Не ерничай, девчонка!)

(Кого это вы девчонкой называете, а, девчонка? Потрогайте-ка себя, давайте, давайте – чувствуете? Неплохие сиськи, а, босс? Помню, как вы на них пялились. Старый козел. У меня аж мурашки по коже бегали. Так вот, раз катетер убрали, то нам очень скоро нужно будет позвонить и вызвать сестру с судном… и у меня не получится покинуть комнату, пока вы писаете. Даже пробовать не хочу – там темно, и я боюсь, что не найду пути назад. Так что либо привыкайте, если не хотите прогонять меня навсегда, либо ваш новый замечательный мочевой пузырь сейчас лопнет.)

(Ладно, Юнис, я понял.)

(Босс, вы снова обиделись?)

(Юнис, я никогда на тебя не обижался. Иногда удивлялся, иногда поражался, а чаще всего наслаждался тем, что ты говоришь и делаешь. Но я ни разу не обижался на тебя. И даже этот твой список грубых слов меня не оскорбил.)

(Ну… раз вы и так все их знали, то и не должны были оскорбиться. А если не знали, то тем более.)

(Хорошо, милая, я постараюсь больше не поправлять тебя. Но заметь – все эти слова были в обиходе задолго до рождения твоей матери. Возможно, даже до рождения твоей бабушки.) (Моей бабуле шестьдесят восемь.) (Вот, значит, я узнал все эти слова и произносил их еще до рождения твоей бабушки – и делал это с удовольствием, ведь тогда они считались греховными. А сейчас для вас, детишек, они вполне обычны.)

(Да, это просто слова. Краткояз.)

(Не краткояз, поскольку они употреблялись до того, как видео испортило язык. Кроме одного… как там… «фримпаться»?)

(А. Стоило его пропустить, босс. Это из современного жаргона. Свингеры так говорят. Глагол, включающий все виды совокупления…) (Ха! Эх, молодежь, в моем детстве было два десятка глаголов, означающих «фримпаться», новых и старых, не считая общеизвестной нецензурщины.) (Босс, не перебивайте… все возможные способы соединить любое число тел, начиная с двух, в любой комбинации всех шести полов, включая такие варианты, узнав о которых вы бы с кровати упали. Немудрено, что вы его не слышали. Свинг – недавнее изобретение.)

(Да слышал я его. У меня есть для тебя новость, деточка.)

(Да, сэр? То есть да, мисс Смит, дорогуша. «Мисс Смит» – я чуть не расхохоталась, когда впервые услышала. Но мне нравится, ведь это относится к нам обеим. Кстати, как вам Рози? Он руку целовал активнее, чем многие мужики себя в койке ведут.) (Радость моя, да мысли у тебя в голове не только грязные, но еще и весьма непоследовательные.) (Еще бы у меня не было грязных мыслей – я же в вашей голове!) (Тихо, Юнис, моя очередь говорить. Этот твой свинг – штука не новая. У древних греков было для него слово. И у римлян. И на протяжении всей истории. В викторианской Англии оргии были в моде. Во времена моей молодости их устраивали в самом сердце Библейского пояса, хоть тогда это было опасно. Юнис, раз уж мы с тобой решили поговорить по душам, признаюсь: всем из того, что делала, видела или слышала ты, я занимался еще до рождения твоей бабушки – и неоднократно, если мне это нравилось. Невзирая на риск.)

Другой голос на некоторое время умолк.

(Может, сейчас мы просто раньше начинаем. Риска почти нет, да и правил поменьше.)

(Сомневаюсь).

(А я уверена. Я же сказала, что мне было пятнадцать, когда я залетела. А первый секс у меня был за год до этого.)

(Юнис, милая, главная разница между молодыми и старыми, причина так называемого разрыва между поколениями, разрыва, который существовал всегда, – неспособность молодежи понять, что старики и впрямь были когда-то молодыми… А старики помнят свою молодость, будто она была на прошлой неделе, и злятся, когда окружающие считают, будто старый хрыч всю жизнь был старым хрычом.)

(Босс?)

Голос прозвучал ласково и нежно.

(Да, радость моя?)

(Босс, я всегда чувствовала, что вы молоды душой, несмотря на все эти старческие пигментные пятна. Я знала это, когда была жива, и мне больно было видеть вас в таком дряхлом теле. Я разделяла вашу боль. Даже плакала, возвращаясь домой, особенно когда вы в сердцах говорили что-то, за что потом извинялись. Я очень хотела, чтобы вы поправились, но понимала, что это невозможно. Первой – вместе с Джо – подписала договор, как только бумаги пришли в Клуб редкой крови. Я бы еще раньше подписала, но боялась, что вы узнаете и запретите мне.)