Сталинский сокол. Командарм

– Товарищи маршалы! За добрые слова спасибо, только мне бы притормозиться в росте-то карьерном. Я бы в этой должности посидел, куда уж расти.

– Ничего, справишься, – засмеялся Жуков. – Мы поможем. Скажи лучше, ты и правда жениться собрался?

– Да, только окончания войны дождаться надо. Дел много, а это теперь не уйдет, чего как голый в баню бежать.

Георгий Константинович помолчал, Олег понял, что он вспомнил Вику Галанину, и помрачнел. Но маршал перемену его настроения уловил сразу.

– Чего нахмурился? Все правильно. Ту девушку ты всю жизнь помнить будешь, но эта память тебе не мешать, она помогать должна. Мы все теперь не только за себя, за всех друзей своих павших живем. Значит, паскудную жизнь вести не имеем права!

Таких слов от небогатого на сантименты Жукова Северов не ожидал, не ожидал и Василевский. Но говорить никто ничего не стал, налили и молча выпили за всех, кто погиб в боях.

Весь следующий день Олег проработал в наркомате ВМФ и на базу № 1 попал только 4 апреля. Проверил учебу авиагруппы «Москвы» и вылетел на аэродром Пютниц, с которого перескочил уже на аэродром под Любеком.

Адъютант Северова старший лейтенант Востриков тоже побывал в Москве, в приемную к Сталину его, разумеется, не пустили, но в Кремле побывать удалось, так что Александр впечатлился очень сильно. Волнение его Северов заметил и про себя усмехнулся. Все-таки нынешние его современники к некоторым вещам относятся очень серьезно, может быть, даже чересчур. С другой стороны, его как человека, пожившего в постсоветской России, такое серьезное отношение к символам власти не могло не радовать. И вообще, за три года, что Олег провел здесь, он уже сжился с этим временем, нашел здесь замечательных друзей, вот-вот создаст семью. Про просто головокружительную карьеру и говорить не стоит. Нет, здесь ему нравилось гораздо больше, чем в прошлой жизни. И хорошо, что обратной дороги нет.

Вызовы Северова к Сталину для Кутькина были привычны, хотя он командира никогда в Кремль не сопровождал, но восторженный рассказ Вострикова Тимофей выслушал с интересом. Службой в гвардейской части старший сержант искренне гордился, а к своему положению ординарца относился спокойно, с таким беспокойным командиром, каким был Северов, жизнь однообразной не казалась. К тому же заслуженные боевые награды на гимнастерке показывали всем, что за чужими спинами их обладатель не прятался. Сопровождая Олега в различных поездках, Кутькин видел командующих армиями, фронтами и флотами, о чем и рассказывал Вострикову, с которым успел подружиться. Отдельно Тимофей рассказал о полете в Тегеран, Александр не знал, что Северов принимал участие, причем именно в самой конференции, а не ее обеспечении. Обоим показалась интересной мысль, что когда они состарятся, то будет о чем рассказать внукам. Еще бы, близко видели людей, делавших историю.

Ударно-штурмовые корпуса взламывали оборону противника, в прорыв вводились механизированные соединения, за ними катился настоящий вал, очаги сопротивления надежно блокировались и методично давились. Вот только строить оборону немцы уже не успевали. Если накопать траншей и рвов, настроить ДОТов они еще могли, то войск явно не хватало. Выучка же и насыщение техникой у Красной Армии неуклонно росли. К тому же основной упор немцы сделали на оборону Берлина, а части Красной Армии просто обходили его и двигались дальше. Союзники поняли свою ошибку и спешно готовились к высадке на севере Франции, но явно не успевали. Всем было понятно – не то что Берлин штурмовать, даже к границам Германии они подойти не смогут, Красная Армия раньше управится. Южнее тоже все шло неплохо, хотя и не так шустро. Через вышедшую из войны Словакию наши войска двигались в сторону Вены. В Венгрии шли напряженные бои, но долго такое напряжение немцы и хортисты выдерживать не смогут, скоро сдуются. По Югославии продвижение шло довольно успешно, маячила перспектива вторжения в Италию, хотя, конечно, не очень близкая. В Греции немецких войск было немного, но они предпочли, не принимая боя, двигаться на северо-запад, где их с распростертыми объятиями ждал маршал Тито со своими партизанами. Но и советских войск в Греции было совсем мало, так что просто обеспечили безопасность вернувшейся королевской семьи и поддерживали порядок в меру сил. В стране шла постоянная борьба за власть, нынешний король Георг II отправлялся в изгнание и возвращался уже три раза. Он шутил, что самая главная вещь для греческого короля – чемодан. Ситуацию там предстояло потихоньку успокаивать, причем в условиях, когда там очень сильно влияние Великобритании.

Для проживания командующего командир дивизии полковник Ларионов выделил две комнаты в расположенном совсем недалеко от аэродрома доме местного помещика. Сам хозяин как активный член нацистской партии отбыл в неизвестном направлении буквально за несколько часов до того, как здесь появились наши войска. Затем передовые части ушли дальше на запад, а в поселке, на окраине которого и стоял дом, расквартировали авиаторов. В одной комнате жил Северов, в другой – Востриков, Кутькин и Самарин. Валера и Рекс шныряли по дому, но спать приходили к хозяину.

Когда поздним вечером Северов пришел в свою комнату, Настя только что пришла из ванной и расчесывала перед зеркалом свои роскошные волосы.

– Совсем у меня домашней одежды нет, только халат этот, – смущенно улыбнулась девушка. – Когда вместе с другими девушками живешь, она вроде и не нужна. А то не в чем из ванной было бы выйти, не будешь же тут в полотенце завернутой ходить.

Халатик, в котором она сейчас была, ей отдала Надя Малинина. Его подарил летчик, который за ней ухаживал, но с размером он очень сильно ошибся. Халат оказался для нее маленьким, так что Надя отдала его своей подруге. Настю немного смущала его длина, намного выше колена, а Северов сразу предположил, что это верх от комплекта. Брючного низа не было, но Олегу так даже больше нравилось.

Наконец девушка закончила заниматься со своими волосами и уселась Олегу на колени.

– Настюша, война кончается, самое время подумать, что ты будешь дальше делать.

Летчица пожала плечиками:

– Даже не знаю. И летать дальше хочется, и учиться надо.

– Вот и я об этом. Полеты – дело хорошее, но в военной авиации пусть уж мужики служат. Кроме того, сама понимаешь, что после войны большая демобилизация будет. И думаю, что женщин сократят в первую очередь. Так что надо решать, куда поступать будешь. Ты кем хочешь быть?

Девушка немного задумалась.

– Я же только школу успела окончить в 42-м, все мысли о войне были. В аэроклубе занималась, лучшей в группе была. Мне рекомендацию на У-2 и дали, направили в звено связи. А до войны кем только не хотела быть! И певицей, и учительницей, и детским врачом. Я думала уже над этим. Как посмотришь, если в ЛАИ на приборостроительный?

– А почему в Ленинград?

– Так ведь наша основная база под Ленинградом. Или тебе другое назначение дадут?

– Понятия не имею. Если что, переведешься в МАИ.

– Так ты не против? Я сделаю, как скажешь.

– Не против, – проворчал Северов.

«Вот так, – подумал он. – Как скажу, так и будет. Нет, это, конечно, хорошо, только что-то здесь не то».

Но следующие слова Насти расставили все на свои места:

– Заодно буду к авиации поближе.

– Так вот в чем дело! Тут хитрость военная применена! – воскликнул Северов и засмеялся.

– А что? – невинно удивилась девушка. – Что тут плохого? Я тоже военный летчик и часов налетала прилично!

– Иди ко мне, военный летчик!

Северов поднял Настю и переложил на кровать.

– Так, что тут у нас? Какой пупочек. А какой животик!

– Ой-ой, щекотно!

Рекс на своем матрасике так тяжко вздохнул, что молодые люди перестали возиться и с удивлением на него посмотрели. Кот тоже поднял голову и лизнул его в нос.

– Ревнует, – прошептала Настя. – Вот чего он ревнует, кот же спокойно себя ведет.

– Завидует, у него-то подруги нет.

Настя захихикала, а потом вернулась к теме:

– Что ты там про животик говорил?

Угомонились часа через полтора, все это время кот и ягдтерьер релаксировали на матрасике, обнявшись и искоса поглядывая на возню хозяина и хозяйки.

К разговору об обучении Насти вернулись следующим вечером. Девушка сказала, что в школе у нее хорошо шли математика и физика, поэтому можно попытаться поступить на мехмат МГУ или матмех ЛГУ, что будет ближе.

– Не очень представляю тебя математиком.

– Ну да, тощая грымза неопределенного возраста в очках – типичная женщина-математик! – звонко смеялась девушка.

– Время есть, давай еще подумаем. Может, с моей дальнейшей службой что-нибудь ясно станет. А выбирать надо серьезно, невозможно же нелюбимым делом всю жизнь заниматься.

– Ты что-то про детей недавно говорил, – хитро посмотрела на летчика Настя. – Сколько ты их хочешь?

– Троих как минимум!

Настя засмеялась:

– Такими темпами я институт нескоро окончу, годам к тридцати.

– А мы не торопимся. И вообще, как жена командарма ты можешь не работать.

– Вот еще! – подпрыгнула девушка. – Домохозяйкой я не буду! Все равно себе дело найду!

– Найдешь-найдешь. Ты лучше скажи, а родителей предупредить о свадьбе ты не хочешь?

– Не хочу! – Настя надула губки. – Я в армию сбежала, они меня отпускать не хотели.

– Я бы на их месте тоже не хотел.

– Ты – другое дело, от тебя и не сбежишь. Нет, скажу, когда поженимся. Тем более что дату свадьбы мы даже примерно не знаем.

– Это да! – вздохнул командарм. – Когда эта война чертова закончится, что там дальше будет…

Но настаивать на встрече с родителями Олег не стал. В конце концов, их мнение его не очень интересовало, свою лапушку он сам будет холить и лелеять.

Насчет холки и лелейки. Пока Северов мотался по морям и странам, лапушка научилась водить мотоцикл и машину. С мотоциклом все получилось достаточно просто, поскольку на велосипеде она ездить умела. Машину она тоже осилила, училась на «Додже» и «Виллисе». Располагаясь на новом аэродроме, ребята из БАО затрофеили DKW RT 125 в прекрасном состоянии и подарили его Северову для Насти. Мотоцикл, видимо, еще довоенного выпуска, был черного цвета, в блестящем лаке и очень легкий, всего 70 кг. Мощность двигателя составляла 6,5 л. с., что позволяло разгоняться до 90 км/ч. Девушка была на седьмом небе от счастья и не могла дождаться по-настоящему теплой погоды, чтобы ездить на нем.

Командир эскадрильи связи гвардии старший лейтенант Елена Кошкина оказалась очень неплохим пилотом, но как командир не без странностей. Обнаружив, что летный состав регулярно совершает утренние пробежки и занимается зарядкой, она тоже стала бегать со своими девушками. Все бы ничего, но если мужчины бегали в бриджах и уже с голым торсом (погода позволяла), то девицы по инициативе их командира бегали в трусах и майках. Вологдин, когда мимо него пронеслась, стуча сапогами, такая стайка, обалдел и какое-то время озадаченно смотрел им вслед. Но Лена на этом не остановилась. Когда летчицы прибежали в расположение, во дворе дома их ожидали ведра с водой. Они скинули одежду и сапоги и с визгом принялись обливаться. Беренс имел с Леной беседу, но та убедила замполита, что за рамки приличий они не выходят, так что каждое утро все повторялось – беготня и визг. Впрочем, далеко идущие планы у такой зарядки все-таки, видимо, были. По крайней мере, понаблюдав за девчачьими упражнениями, Леша Бабочкин стал встречаться с Надей Малининой.

Между тем развязка войны назревала. Советские войска блокировали Гамбург и продвигались в сторону Бремена. Немцы в блокированных населенных пунктах чаще всего сидели тихо, как мышь под веником, и явно чего-то ждали. Если их пытались атаковать, то отбивались, реже сдавались в плен. Но если их не пытались штурмовать, то сами не стреляли, даже разведку не вели. Активность вражеской авиации была почти нулевой. Летали парами несколько групп экспертов, пытались подловить расслабившихся на почве близкой победы пилотов, но сделать это было непросто. Во-первых, большинство летчиков были довольно опытными и выживать в небе умели. Во-вторых, использование РЛС и неплохо налаженная служба ВНОС делали незаметное появление проблематичным. Потери, конечно, были, но и противников удавалось иногда перехватывать. Такие известные истребители, как Покрышкин, Кожедуб, Алелюхин, Гулаев и некоторые другие, нескольких прищучили, так что свободная охота для экспертов Люфтваффе была делом смертельно опасным.

В благородном деле охоты на охотников отличились и орлы полковника Ларионова. Начальник штаба дивизии гвардии подполковник Бабочкин стал кавалером ордена Суворова 2-й степени. Кавалером ордена Суворова 3-й степени стал и гвардии подполковник Антон Соколов, командир авиагруппы «Москвы», который тренировал своих летчиков на объекте «Платформа». Для награждения их выдернули на два дня в Москву, ребята вернулись полными впечатлений. На торжественном собрании их очень хвалил сам Сталин.

Олег с удовольствием поздравил их с заслуженными наградами, ему и самому было очень приятно видеть, как люди, с которыми он прошел почти всю войну, не только остались живы, но и стали прекрасными профессионалами своего дела, имеют хороший карьерный рост и получают не просто высокие, а полководческие награды. Особенно если иметь в виду, что в этом есть доля и его труда.

Три недели Северов провел на передовых аэродромах. Авиаполки перемещались вслед за уверенно ползущей на запад линией фронта, передовые части вышли на границу Германии и Голландии. Олег совершил несколько полетов на По-7 (новая модификация на базе сухопутного По-3), а также пару раз поднимался ночью на «пешке». Несколько раз летал в качестве пассажира на летающем радаре, управлял в воздухе действиями истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков своей армии, долбивших узел обороны в районе Бремерхафена. Гансы решили сопротивляться, Ставка приказала: гражданских выпустить и пленных не брать. Хорошо прошлись артиллерией, авиация устроила настоящее светопреставление. Выявляли уцелевшие огневые точки и опорные пункты, и все повторялось снова. Мастерились три дня, потом вперед двинулись штурмовые группы, но воевать было практически не с кем. Немногочисленные гражданские вышли заранее и были размещены в близлежащих населенных пунктах. Их обеспечили питанием и всем необходимым, никто не голодал и не мерз, всем нуждающимся оказывали медицинскую помощь. Все это делалось спокойно, прилюдно, с дальним прицелом. Все увидели, русские пришли надолго, они заботятся о мирном населении, решают проблемы, но не терпят неповиновения. Чего стоило офицерам не допускать личный состав до неправильных действий, лучше было этим немцам не знать.

28 апреля пришла команда на начало операции «Молния». Олег перелетел на аэродром Бреслау, началась последняя проверка изделий и самолетов. Сигнал радиомаяка появился 29 апреля в 7:35, и Северов дал команду на взлет. Никакого ощущения великости момента, просто ставшее обычным ощущение огромной ответственности и желание сделать дело как положено.

Четыре огромных Ту-10 с изделиями, еще один с управляемыми бомбами объемного взрыва, Ту-2 РБ и восьмерка Пе-5МР плыли в ослепительно синем небе на высоте почти десять километров. В сотне километров восточнее примерно на такой же высоте шел летающий радар под прикрытием двух звеньев истребителей, помогая контролировать воздушное пространство. Сигналы сразу двух маяков четко читались, оставалось надеяться, что за оставшийся час до момента пуска они не пропадут.

Немцы на перехват так и не поднялись, в 15 км до цели бомбардировщики по команде Северова одновременно сбросили бомбы и развернулись на обратный курс. Все, дело сделано. Оставалось лишь ждать. Сигналы маяков пропали во время, соответствующее расчетному подлетному. Олег передал в эфир условный сигнал об окончании первого этапа операции «Молния».

Первое кодированное сообщение пришло в полдень, оно означало, что бомбы в бункер попали. 29 и 30 апреля немцы вели себя как обычно, довольно вяло сопротивлялись, блокированные в городе или опорном пункте сидели чаще всего тихо, даже не стреляли, немногие соединения, в основном эсэсовцы, яростно огрызались. Отличием от 1945 года известной Северову истории было то, что прорываться немцам было некуда. Не высадились еще союзники во Франции. Немцы явно не знали, что делать, просто умирать им не хотелось, а другой альтернативы сдаче в плен не было. К тому же по всей Германии (не без нашей помощи) распространялись слухи – русские не воюют с мирным населением, не расстреливают пленных, не дают своим солдатам грабить и насиловать, никого не угоняют в жуткую Сибирь и не собираются этого делать. Коммуникации были растянуты до предела и даже сверх того, но передовые части уже вступили в Голландию и подходили к границам Бельгии. Несколько показательно уничтоженных опорных пунктов, пытавшихся оказать сопротивление, были снесены в лучших традициях последнего времени, быстро, жестко, полностью. Немногих пока сдавшихся в плен оставили на месте, голодом не морили, не расстреливали, но требовали поддерживать порядок. Населению и местной гражданской администрации разъяснили, что, если противник не будет оказывать активного сопротивления, его трогать не будут. Все равно сдадутся, а так жертв будет меньше. Солдаты, хотя и выглядели необычно для европейского глаза, вели себя очень прилично и производили впечатление уверенных в себе профессионалов. Приземистые танки с большими пушками, быстрые и подвижные, самоходная артиллерия и пехота на машинах и бронетранспортерах, в воздухе самолеты, наносящие быстрые и точные удары. На бойцах была удобная форма, жилет с множеством карманов для магазинов с патронами и необходимых мелочей, у солдат штурмовых подразделений – бронежилеты. На контролируемой территории советская военная администрация сразу же начинала заниматься двумя вещами: денацификацией и поиском военных преступников, формированием гражданской администрации, жизнеобеспечением и поддержанием порядка.

1 мая в полдень по радио было официально объявлено о гибели фюрера германской нации Адольфа Гитлера в результате воздушного налета. Разбор завалов продолжался двое суток, останки фюрера с большим трудом были опознаны по Железному кресту. Вместе с ним погибли Геббельс и Борман. Рейхспрезидентом стал Герман Геринг, Рейхсканцлером – Генрих Гиммлер. В тот же день за несколько минут до полуночи радиостанция Берлина открытым текстом сообщила о государственном перевороте. Заговорщики арестовали Рейхспрезидента и Рейхсканцлера и передали просьбу к командованию Красной Армии о начале переговоров. Правительства США и Великобритании были извещены о подготовке к подписанию акта капитуляции, союзников просили прислать представителей. В это время войска маршала Рокоссовского замкнули кольцо окружения вокруг Берлина, а войска маршала Петровского, который получил значительные подкрепления, вошли в Данию и Бельгию, полностью заняли Нидерланды.

Две немецкие дивизии и несколько более мелких подразделений, располагавшиеся в Дании, сдались 2 мая 1944 года, капитуляцию генерала Германа фон Ханнекена, командующего немецкими войсками в Дании, принял генерал армии Снегов. Важную роль в подписании акта сыграл военный атташе немецкого посольства в Дании Георг Фердинанд Дуквиц, приложивший немало усилий к тому, чтобы немецкие войска сдались без бессмысленного сопротивления. В Дании, как и во всех оккупированных странах Западной Европы, были коллаборационисты. Еще 29 июня 1941 года было объявлено о формировании Добровольческого датского корпуса «для войны против большевизма». 25 ноября 1941 года Дания присоединилась к Антикоминтерновскому пакту. Корпус был сформирован и воевал на Восточном фронте, отступал вместе с немецкими частями. В конце апреля 1944 года остатки корпуса были частично уничтожены и сдались в плен в районе Гамбурга, несколько сотен человек сумели пробраться в Данию. Датские добровольцы входили также в состав 11-й добровольческой танково-гренадерской дивизии СС «Нордланд», в которую входил датский 24-й танково-гренадерский полк СС «Данмарк». Остатки дивизии входили в состав сводной группировки, оборонявшей Берлин. В общем, кое-какие вопросы к Дании были, но с этим можно было разбираться не спеша и после войны. А пока наши войска в Дании вели себя очень спокойно и корректно, тем более что страна совершенно не пострадала от боевых действий, их просто не было ни в 1940 году, ни сейчас. Основная масса советских войск ушла с полуострова заканчивать дела в Западной Германии, Бельгии и Голландии, а население стало присматриваться к действиям Советской военной администрации. Уже 5 мая начальствующий Советской военной администрации генерал-майор Тимофеев сделал официальное заявление, в котором разъяснил позицию Правительства СССР по отношению к Дании. Реакция на заявление была ожидаемой – огромное удивление и облегчение, ведь все ждали репрессий, свержения и ареста королевской семьи, организации колхозов, грабежей и бог знает чего еще вплоть до супа из датских младенцев. И вдруг оказалось, что выборами гражданской администрации будут заниматься сами датчане, что восстанавливаются вооруженные силы, полиция и прочие силовые структуры, что никто не собирается ущемлять права короля Кристиана Х. Русские занимались разминированием на суше и на море, поиском военных преступников, начали выводить пленных немцев в Германию. Взамен требовалось лишь сотрудничество.

В Голландии события разворачивались по похожему сценарию. Немцы, которые хотели сопротивляться, уже попытались это сделать и были уничтожены. После получения сообщения о перевороте и подготовке к переговорам, а также разъяснения (как со стороны представителей Красной Армии, так и представителей формируемого нового правительства Германии) сути предстоящих переговоров (полная и безоговорочная капитуляция) оставшиеся немецкие подразделения быстро сложили оружие. Уже 6 мая на аэродроме Скипхол приземлился С-47, на котором прилетела королева Вильгельмина со своим зятем Бернардом принцем Липпе-Бистерфельдским (полное имя Бернхард Леопольд Фридрих Эберхард Юлиус Курт Карл Готфрид Петер Липпе-Бистерфельдский, попробуй произнести и не перепутать). Самолет был штабным С-47 Северова, экипаж по такому случаю придирчиво проверил свою и без того безупречно сидящую форму, самолет был тщательно приведен в порядок, отмыт и вычищен. Командир экипажа потом сказал, что королева оценила, поделилась впечатлением с зятем (летчик понимал английский, королева говорила на нем). Решено было встретить ее с почетным караулом, но никакой специальной роты у Петровского, конечно, не было. Олег, бывший в курсе событий, решил помочь и прислал роту осназа АСС в парадной форме. Форма сидела на ребятах как влитая, тугие мышцы перекатывались под одеждой, румянец играл на щеках, блестели на солнце боевые награды. Петровский хотел произвести на королеву и ее окружение впечатление, это ему вполне удалось. На переговоры с королевой Вильгельминой о будущем сотрудничестве прибыла миссия во главе с начальствующим Советской военной администрацией генерал-майором Сазоновым. Вместе с ними прибыл и старый знакомый Северова генерал-майор Бобров. Оказалось, что Иван Тимофеевич по своей военно-дипломатической работе был знаком с королевой Нидерландов и королем Бельгии, приходилось раньше встречаться.

Раннее утро 7 мая 1944 года застало Северова и Булочкина на небольшом аэродроме километрах в пятидесяти восточнее Дортмунда. Никакого интереса этот аэродром не представлял, да и базироваться на нем могло всего несколько небольших самолетов. Просто остановились посмотреть, сразу поняли, что к чему, и стали прикидывать дальнейший маршрут. Объект охраняла неполная рота довольно пожилых пехотинцев, вооруженных винтовками и двумя пулеметами «Максим». Единственным средством усиления была 85-мм зенитка, одиноко стоящая на краю короткой взлетно-посадочной полосы в глубокой и широкой длинной канаве. Как объяснил командир роты, старший лейтенант лет сорока пяти, вторая зенитка в пути потеряла колесо и находится в ремонте. А снарядов совсем мало, но до обеда должны подвезти. В общем, типичная тыловая команда. Из-за сложной обстановки, связанной с наличием блуждающих групп немцев, не все из которых сложили оружие, Северова в поездках теперь сопровождал целый взвод осназа на трех бронетранспортерах. Сам же он теперь перемещался не на «Додже», а на командно-штабной машине.

Винтик и Шпунтик упросили Северова взять их с собой, очень хотели посмотреть на Бельгию, Голландию и другие интересные места. Олег взял. Теперь эта парочка с интересом изучала брошенные на аэродроме обломки самолетов и прочей техники, а также сарай, в котором располагались, видимо, какие-то мастерские. Победный вопль, который исторг Паша, означал, что удалось найти что-то ценное. А ценным для них было вовсе не какое-то барахло, а инструменты и прочие полезные вещи. Сейчас ребята нашли прекрасный набор инструментов и исправное сварочное оборудование. Петрович, услышав вопль Шпунтика, направился к ним посмотреть на находку, а Северов еще какое-то время изучал карту, затем принялся разглядывать окрестности, улыбаясь своим мыслям о скором окончании войны. Одет он был как обычно, в бриджи и летную кожаную куртку, на голове фуражка. В общем, на большого начальника не походил, что, вероятно, и позволило ему выжить в следующие несколько секунд. Северов стоял рядом с окопчиком, в котором неторопливо возился со своим пулеметом расчет из двух солдат, судя по говору – украинцев. Он был довольно длинный и рассчитан был явно на целое отделение, но больше в нем никого не было. Вид у Олега со стороны был, наверное, весьма расслабленный, что и обмануло четырех эсэсовцев, бросившихся к ним из-за росших рядом кустов. Они не стреляли в надежде сделать все тихо и не привлекать внимание, шанс у них был неплохой, поскольку расчет «Максима» располагался на приличном удалении от места расположения остальных сил. Немцам непременно все удалось, если бы рядом не оказался Северов. Брать Олега в плен гансы явно не собирались, хотели просто прирезать, но тут уж натура нынешнего генерал-майора и бывшего подполковника ВКС России воспротивилась, и первый нападающий получил хлесткий удар по глазам, а второй – ножом по горлу. Нож Северов успел выхватить из ножен на поясе, после чего свистнул, привлекая внимание остальных, и спрыгнул в окоп, где заканчивали возиться оставшиеся два эсэсмана. От удара ногой в челюсть один из них потерял на некоторое время способность соображать, второй получил укол кинжалом в глаз. Лезвие достало до мозга, готов. Пока первый не очухался, короткий удар в сердце. Самый первый нападавший, шипя от боли в глазах, пытался достать пистолет из кобуры. Олег выстрелил ему в голову и оглянулся на поле перед аэродромом. На поле выходили немцы. Много, с танком и бронетранспортерами.