Корона из перьев

Хорошую кражу Сэв обожал не меньше иного бедного беспризорника, но одно дело – срезать кошель у богатого купца, и совсем другое – обнести какую-то лачугу со сломанными ставнями. Вряд ли у тех, кто живет в ней, есть что-то лишнее.

И вдруг в хижине сейчас кто-то есть?

Сэв знал, что тогда будет.

Прольется кровь.

– Ты, магораб, – рявкнул Отт, обращаясь к ближайшему повиннику, тому самому, который видел, как Сэв вляпался в кучку помета. Магораб. Исполненное презрения ругательство, при звуке которого Сэв поморщился. Впрочем, сам повинник остался совершенно спокоен, только слегка втянул голову в плечи. – Замыкаешь строй. Не хватало еще, чтобы кто-то отстал.

С этими словами Отт – и Джотам с ним – скрылся за деревьями.

Сэв помялся, глядя на повинника.

– Не серчай на него, – пробормотал он.

– Чего? – переспросил повинник. Сэв впервые услышал его голос: низкий, с грудным рокотом.

– Да просто… не стоило им тебя так называть.

Какое-то время повинник пристально смотрел на Сэва, словно пытаясь понять, издевается тот или говорит искренне. Редко какой солдат заговорит с осужденным, а уж извиняться и вовсе не подумает.

Наконец повинник фыркнул – почти удивленно – и, уронив подбородок на грудь, покачал головой.

– Беда не в том, как меня называют, солдат. Хоть рабом, хоть сэром… Беда в том, кто я такой.

Ну конечно. Сэва и повинника отличало только то, что одного поймали на использовании магии, а другого нет. Магия в империи была всегда, и она нужна людям, кто-то не выживет без нее. Как можно ставить волшбу вне закона? Будучи солдатом, Сэв ощущал себя соучастником тирании.

Сэв не нашел что ответить и, вспомнив приказ Отта, подавил чувство вины. Он оставил повинника и двинулся сквозь деревья к прогалине. Встал на самом ее краю, так, чтобы не видеть через открытую дверь, что творится внутри.

Вовсю пекло солнце, и в воздухе слышался легкий аромат древесного дыма, к которому примешивался горьковатый и вызывающий тревогу душок. По лбу скатилась капелька пота; подбитая кожей куртка липла к мокрой спине.

Джотам и Отт приближались к хижине, а тишина сгустилась, словно сам лес затаил дыхание. «Неправильно все это», – думал Сэв. С тех пор как неделю назад отряд пересек границу империи, его повсюду окружали звуки природы. Он привык к шуму Аура-Новы, где тебя глушат толпа да грохот колес по мостовой. Но здесь, в Пире – или в Вольных землях, как ее называли местные, – шум был вовсе не какофонией. Это была музыка, мелодичная и живая; ее ритм удивительным образом успокаивал разум и смягчал исстрадавшуюся душу. Звуки напоминали Сэву о проведенном на ферме детстве, когда его жизнь, никого не интересовавшая, была проста и спокойна.

Ах, если бы все вернуть.

Ощутив прикосновение к руке, Сэв обернулся. Оказалось, к нему прильнула лама, словно бы успокаивая. За ней пришли еще две, а с ними – повинник, который, видно, предпочел остаться с Сэвом, а не следовать, как было велено, за конвоем.

Сэв отпихнул животное. Получилось неожиданно грубо, но приходилось делать вид, что животные ему совершенно безразличны. Даже простую ласку могли принять за магию, а выдавать себя Сэву нельзя.

Повинник прищурился. Неужели ощутил в нем магические силы? Порой, стоило Сэву отвлечься или расстроиться, как способности проявлялись сами собой. Не успевал он опомниться, как к нему, привлеченные помимо воли, подсаживались птица или кошка.

– Ты что тут делаешь? – спросил Сэв.

Повинник раздул ноздри.

– Это ты что тут делаешь? – накинулся он на Сэва. Взгляд его темных глаз устремился Сэву за плечо, туда, где Отт с Джотамом крались к хижине. – Не извиняйся передо мной за грубость солдата, если сам остаешься в стороне, когда тот же солдат грабит невинных и оставляет за собой трупы.

Сэв нахмурился.

– Они не станут меня слушать, – махнул он рукой в сторону Отта и Джотама. – Прости, но здесь, на горе, они успеют натворить дел похуже.

Империя втайне отправила в Пиру двухсотенный отряд не для мирных переговоров. Зачем точно – Сэв не знал, но местных они точно в покое не оставят.

Повинник взглянул на него с нескрываемым презрением.

– И что, тебе плевать?

Сэв уставился на него в ответ. Не то чтобы ему прежде не дерзили, но с тех пор, как он записался в армию, ни один повинник вообще не смел заговаривать с ним. А этот будто не ведает ни страха, ни сомнений.

– Какая разница, что меня волнует? – ответил Сэв. – У меня нет выбора.

Повинник скривился, словно Сэв не только не был выше его по статусу, но был чем-то даже отвратительнее приставшего к ноге помета.

– Выбор есть всегда.

«Ложь», – подумал Сэв.

Не он решил стать сиротой в четыре года и с другими потерявшими родных жить в переполненных приютах, где свирепствовали голод и болезни и от повинности спасало только умение скрывать дар. И когда он убил солдата, то не по своей воле занял его место, примкнув к тем, от кого прятался всю жизнь. Выбор – самообман, развилка на дороге в сказке. В жизни альтернатив нет – разве что сулящих беду.

Если Сэв и выберет что-нибудь, то лишь бегство от смерти и людей, которые ее несут, а не навстречу им.

В тишине, окутавшей лес, даже ветер перестал шелестеть листьями. И тут словно грянул гром среди ясного неба – Джотам ударом ноги выбил дверь.

Глава 4

Вероника

Смерть отца оборвала тысячелетнюю династию. Но наши жизни продолжались.

Пальцы Вероники были перепачканы землей; прохладная трава намочила штаны на коленях. Вероника резким движением выдернула из земли луковицу и бросила ее в корзину. А когда потянулась за следующей, то на загривке у нее защекотало от нехорошего предчувствия.

Она услышала какой-то звук. Точнее, ощутила его магическим чутьем.

В груди тревожно защемило, и Вероника резко обернулась… обнаружив перед собой Ксепиру. Вероника улыбнулась, сердце исполнилось радости при виде питомца. Пусть ему и полагалось безвылазно сидеть в доме.

– Я же велела не высовываться, – пожурила Вероника феникса, хотя с их узами слова были не нужны. «Тебя могут увидеть», – передала она мысленно. Ксепира моргнула, глядя на соузницу – сама невинность и любопытство, – и молниеносно ухватила клювом пролетавшего мимо мотылька.

Вероника тяжело вздохнула. Может, они и отсиживаются в Пире, где не действует закон империи, но анимагу все равно лучше таиться, а для феникса скрытность так и вовсе вопрос жизни и смерти. Хижина стояла слишком далеко от Предгорья, где к разбойничьим налетам привыкли. Если их схватят, Веронику заставят отбывать повинность, а Ксепиру казнят.

Ну, хотя бы Вал дома нет. Прямо с утра она отправилась на рынок Раннета, чтобы «заняться меном» и пополнить припасы. То есть с помощью тенемагии заставить ничего не подозревающих торговцев даром отдать ей все необходимое. Чтобы сделать хоть что-нибудь полезное, Вероника отправилась собирать дикий лук, чеснок и съедобные коренья. Ксепире полагалось сидеть дома.

С тех пор, как две недели назад она впервые поднялась в небо, Вал запретила ей показываться на улице, если только сама не наблюдала за окрестностями. Но эти дни выпадали слишком уж редко. Точно так же, как Вал презирала прочих друзей-животных Вероники, сестра с каждым днем проникалась все большим презрением к ее соузнице. Это все зависть. Вал чувствовала себя обделенной, но чем сильнее Вероника старалась преодолеть разлад между ними, тем угрюмее Вал становилась. Всякий раз, стоило Веронике похвалить или приласкать маленького феникса, Вал отпускала десятки замечаний и предупреждений о том, как опасна эта магическая связь.

Нельзя нежничать с Ксепирой, не то птица вырастет слабой и мягкой.

Нельзя спускать ей вольное поведение, ибо это – проявление слабости, и Вероника потом не сможет управлять фениксом.

Следует показывать, кто главный, а главная – Вероника. Ксепира ей служит. Они – не семья, как Вероника с Вал, и если Вероника продолжит настаивать на том, что Ксепира ей друг и ровня, это приведет их к погибели.

Вероника честно пыталась быть послушной, но она всю жизнь была близка с животными и получала от них желаемое прося, а не приказывая. Порой слова Вал звучали величайшей мудростью, в другое время – как удобные, надуманные предлоги, чтобы вбить клин между Вероникой и ее питомцем.

Стоило же Веронике открыто засомневаться в словах сестры, как та злилась. Постоянно.

– Просто у твоей сестры характер такой, – говорила бабушка всякий раз, как Вал с яростью пыталась одержать верх над сестрой. – Она – что огонь. Пожирает.

– А кто же я, майора? – спрашивала Вероника.

– Ты тоже огонь, ты освещаешь путь.

Мысли о бабушке всегда вызывали улыбку, даже если Вероника отчаянно тосковала по ней. Особенно с тех пор, как вылупилась Ксепира. Бабушкин совет уравновесил бы наставления Вал и вернул мир между сестрами. Вал смотрела на разницу между собой и Вероникой как на то, что необходимо исправить, – как на задачу, которая нуждается в решении. И, разумеется, меняться должна была Вероника, не Вал. Зато бабушка всегда напоминала сестрам, как они схожи, – например, сравнивая их с огнем, – указывая на то, что они лишь две стороны одной монеты. Связанные противоположности.

Веронику не смущало, что они с Вал разные: она верила, что чем скорее сестра это примет, тем проще им станет жить.

Однако чем ближе Вероника подходила к хижине, тем больше таяла ее решимость постоять за себя. В последнее время они с сестрой и так почти на ножах, к чему лишние ссоры? Вероника с трудом терпела угрюмое настроение Вал. Зато если вернуться домой прежде сестры, то ссоры и вовсе получится избежать.

Ксепира устремилась вперед, пока Вероника пробиралась через чащу. Феникс перелетал с ветки на ветку, ловя червячков и личинок, чирикая попадавшимся на пути птицам. Она напоминала не по годам развитого ребенка: умная, любознательная, порывистая. И ей все еще недоставало зрелости и понимания того, как устроен мир. За минувшие недели узы окрепли и развились: Вероника с фениксом общались уже не образами и впечатлениями, а четкими мыслями и не очень ладно скроенными предложениями. Пройдут месяцы, прежде чем Ксепира научится понимать язык и полноценно им овладеет. Вероника с Ксепирой теперь предугадывали движения и мысли друг друга, живя и действуя, словно связанные невидимой нитью.

Менялась не только Ксепира. Разум Вероники ширился, подпитываемый новыми ощущениями и сведениями, которые она получала через питомца. Запахи, звуки, виды, которые она прежде просто не замечала, феникс впитывал ненасытно. Магия Вероники тоже менялась: с тех пор, как она связала себя с птицей, ее дар усилился раза в два и действовал шире. Мир вокруг сделался как никогда ярким и живым.

Ксепира уже была величиной с крупного орла, пушок сменился шелковистыми радужными перьями – на хвосте они были гораздо длиннее и приобрели насыщенный оттенок, как и растущий на голове хохолок. У самок он – и хвостовые перья – имел глубокий пурпурный цвет, тогда как у самцов – золотисто-желтый. Вал отметила, что Ксепира крупная для своего возраста, значит, по достижении ею двух месяцев на ней уже можно будет летать. Впрочем, все фениксы росли по-разному: большинство взрослело от трех месяцев до полугода.

Умом и телом фениксы созревали быстро, благодаря этой особенности на них и раны заживали почти молниеносно, и ум был острее. Ксепира жадно стремилась к новым знаниям, поди удержи ее взаперти. А еще в ней глубоко коренилось желание отыскать других фениксов, «огненных братьев и сестер», как она их сама называла. Фениксы – не одиночки; они создавали пары на всю жизнь, жили стаями, добывая пропитание и охраняя свою территорию.

Рано или поздно Ксепира скажет, что им пора уходить – на поиски других, таких, как они. Ей понадобятся наставники-фениксы, а Веронике не обойтись без помощи других наездников. От одной мысли пуститься вместе в приключение – приключение, о котором она и не смела мечтать, – Веронику охватывал трепет. Казалось бы, иного пути невозможно представить, но дело не только в этом. От мысли, что Веронику примут свои, другие анимаги и их фениксы, что она обретет друзей и место, где ей рады, голова шла кругом. Правда, оставались сомнения, и одно из самых сильных – существует ли такое место, найдутся ли такие люди?

И вот еще вопрос: пойдет ли с ними Вал? Примут ли ее? Без феникса.

Вероника так глубоко погрузилась в мысли и увлеклась тем, как Ксепира созерцает паутину, что даже подскочила на месте от разнесшегося по лесу треска. Шум донесся со стороны хижины.

Вероника судорожно сглотнула, а в животе образовался горячий комок страха. Кто-то вломился в дом.

Вал.

Похоже, вернулась раньше обычного.

Вероника ускорила шаг, велев и Ксепире поторапливаться. Если они поспешат, то успеют выбраться на прогалину незаметно. Вероника постарается убедить сестру, что они с фениксом не покидали безопасных пределов.

Придумывая на ходу историю, Вероника нырнула под толстую ветку и испачкала руки и волосы в липком древесном соке. Ветка со свистом выпрямилась, когда Вероника ее выпустила; впереди показалась окутанная маревом и бронзоватым светом послеполуденного солнца хижина.

Картина была мирная. Идиллическая. Хижина была прямо как домик мудрой майоры из старинной сказки.

Разве что навстречу Веронике не вышла добрая старушка и не предложила сладостей и сказок.

Не вышла навстречу ей и Вал – скрестив руки на груди и бурно дыша. Вместо нее Вероника увидела мародера. Он смотрел прямо на нее.

Глава 5

Сэв

В горе мы держались друг за друга. Ее страдания были моими. Ее боль становилась моей.

Рука сама собой метнулась к ножу на поясе. Сэв и не подозревал, что у него есть такой навык – похоже, месяцы боевой подготовки не прошли даром.

Вот только никто не учил его драться с невооруженными девчонками, которые, словно перепуганное животное, выскакивают на него из зарослей. Незнакомка взглянула на него, потом на хижину. Должно быть, это ее дом, а тут – он, с оружием, встал на пути.

Девочка была юная – не сильно моложе самого Сэва, однако что-то в ней выдавало ребенка. Ее темная кожа отливала бронзой в лучах солнца, а заплетенные в толстые и тонкие косицы черные волосы украшали бусины и прочая блестящая мелочь да тесьма. Она была боса, а значит, чувствовала себя здесь в безопасности. Должно быть, эта наивность и чувство защищенности и делали ее похожей на ребенка, не боящегося выйти из дому. Сэв давно не мог позволить себе чувствовать то же.

При виде ножа девушка застыла, сделалась неестественно тихой – словно зверек, почуявший хищника.

Сэв тяжело сглотнул. В горле пересохло, как в жаркой пустыне. Ну, и что ему делать? Если ее увидят Джотам и Отт – заставят умолкнуть. В доме зазвенело стекло, и тишины как не бывало. Девушка резко обернулась. Сообразила, что мародер не один.

– Голяк, – раздался голос Джотама, неестественно громкий.

Сердце Сэва забилось до боли часто. Он оглянулся, но Джотам и Отт еще не вышли.

– Да уж, красть нечего, – добавил Отт.

Страх разлился по жилам Сэва. Если красть нечего, то эти двое выйдут в любой момент.

Сэв посмотрел на девушку.

– Беги отсюда, – шепнул он ей, жестом указывая в сторону чащи.

Девушка смущенно нахмурилась. С какой стати мародер с ножом велит ей бежать? Она явно ожидала подвоха. Осмотрела близлежащие заросли – и тут увидела притаившегося в тени позади Сэва повинника. Девушка отступила в сторону, еще дальше выйдя на опушку. Не стоило.

– Нет, стой. Я, мы… – Сэв махнул рукой в сторону повинника. – Мы тебе зла не желаем.

Он убрал нож.

– Зато вон те, – он указал в сторону дома, – опасны.

Девушка медлила, ее взгляд метался между Сэвом, повинником и домом. Изнутри доносился шум: мародеры с руганью копались в вещах.

В лесу в этот миг как будто что-то промелькнуло. Не то вспышка света, не то зверек. Сэв не успел ничего понять, когда ветки справа от девушки всколыхнулись, и нечто выпорхнуло ему навстречу, покровительственно опустившись ей на плечо.

Да, это был зверек, а точнее, птица. Ярко-красная, с длинным пурпурным хвостом и проклюнувшимся венцом из шипчиков на макушке. Птица напоминала факел во тьме, луну в ясную ночь. Явно не простая, магическая. В ее присутствии покалывало кожу.

Феникс.

Отпихнув Сэва, вперед вышел повинник. Он глядел прямо на феникса. Девушка подобралась, но нападать на нее никто не собирался: повинник в почтительном жесте приложил руку к груди и склонил голову. Девушка взглянула на него, на цепочку и медальон и, похоже, поняла, кто он такой. Они поняли друг друга без слов. Оба были анимагами: лишь анимаг способен вы́ходить и приручить феникса, и лишь анимагов в империи заставляют отбывать повинность. Это знание сплотило двух волшебников, а Сэв остался как бы в стороне, далеко – хоть и сам владел магией, – в тени от их теплого света.

Девушка нежно погладила феникса и нерешительно взглянула на повинника, как бы предлагая ему сделать то же самое. Тот осторожно, вытянув руку, приблизился, но в этот момент громко хлопнула дверь, и все трое словно вернулись на землю.

– Если опоздаем, капитан шкуру с нас спустит… – бурчал Отт. Дверь хлопнула второй раз, а значит, следом, как обычно, шел Джотам. Еще чуть-чуть, и они обогнут дом.

В голове у Сэва гремел тревожный набат. Мысли путались, слова не шли на язык.

– Кусты, – выпалил он, жестом веля девушке с фениксом укрыться в зарослях. Встревоженный резкими движениями, феникс принял защитную позу: расправил крылья и подал голос, – но к счастью, именно в этот миг заговорил Отт:

– Салага! – позвал он, тяжело ступая по жухлым листьям. – Ты где?

Девушка посмотрела на повинника. Ему она явно доверяла больше, чем Сэву. Повинник ободряюще кивнул, и только тогда она метнулась в заросли. Феникс, хлопая крыльями, скрылся следом. Убедившись, что беглецов не видно, Сэв обернулся.

Солдаты приближались: лицо Джотама, как обычно, не выражало ничего, зато щекастый и рябой Отт недовольно кривился.

– А этот почему до сих пор здесь? – спросил он, небрежно ткнув в сторону повинника самострелом. Так, будто повинник – пустое место.

В голове у Сэва по-прежнему гудело, сердце грохотало так, что он с трудом соображал.

– Он…

– Я вот это искал, – произнес повинник, выступая вперед. В раскрытой ладони он сжимал гнутую пряжку. – Оторвалась.

Отт прищурился и перевел взгляд на деревья у него за спиной. Увидел ли он девушку или просто высматривал конец колонны?

– Слушай сюда, магораб, – презрительно произнес Отт, вплотную подходя к повиннику. Сразу стало видно, насколько разного они телосложения. – Солдаты мы, – он указал на Сэва и Джотама, – а ты – слуга. Усек? В следующий раз делай так, как говорят, иначе утыкаю тебя стрелами и оставлю на поживу воронам.

Повинник покорно кивнул, хотя Сэв почувствовал исходящие от него волны ненависти. Отт же, ослепленный своим превосходством, ухмыльнулся.

– Теперь двигай отсюда и почини ремень, – приказал он, а после снова обратился внимание на Сэва. Повинник мельком глянул тому в глаза, со значением посмотрел туда, где прятались девушка с фениксом, и лишь потом удалился.

Теперь все зависело от Сэва.

– Если не напоминать им, у кого власть, они перестанут тебя уважать, – елейным голосом произнес Отт, заговорщицки приобняв Сэва за плечи. Сэв перестал дышать, лишь бы не слышать вони пота от его немытого тела. – А если они тебя не уважают, так пусть хоть боятся. Верно я говорю, Джот?

Джотам равнодушно кивнул, увлеченно вычищая грязь из-под ногтей. Отт отпихнул Сэва и громко заржал, оглядывая опушку и близлежащие заросли.

Сэв постарался не шевелиться, словно малейшим движением мог выдать девушку в зарослях. Они стояли слишком близко…

– А это что такое? – спросил Отт, глядя Сэву за спину.

Желудок свело от ужаса, но, оборачиваясь, Сэв сохранял невозмутимый вид.

Оттолкнув его, Отт подошел к лежащей на земле, среди рассыпанных луковиц, плетеной корзинке. Должно быть, девушка обронила ее, столкнувшись с Сэвом.

Отт поднял корзинку и с вопросительным взглядом показал ее Сэву. Тот не придумал ничего лучше, кроме как пожать плечами. Врать он умел прилично, но порой лучше промолчать. Глупость – природная или напускная – поможет объяснить любые странные совпадения.

Отт осмотрелся, потом заглянул внутрь корзинки. Фыркнул.

– Часовой из тебя… – произнес он и с презрением отбросил корзину. – Ты и роя ос не заметишь, пока тебя в зад не ужалят.

– Пора идти, – скучающим тоном напомнил Джотам. На каждые десять слов, сказанных Оттом, он говорил всего два. Если Отт был Шутом – пухлым и шумным коротышкой, – то Джотам был Пугалом, его тощей и тихой противоположностью. Худое лицо и сальные патлы усиливали это ощущение; его продубленная коричневая кожа была покрыта сложным рисунком неровных и плохо заживших шрамов.

В детстве Сэв обожал пьесу «Шут и Ворона», а еще «Принцесса-жемчужинка» и «Приключения пройдохи». Протиснувшись через толпу у театра в аллее Лицедеев, Сэв наблюдал за игрой на сцене, выглядывая из-за ног взрослых. Большую часть комедий ставить дозволяли, а вот эпосы и трагедии запрещали. Они пользовались народной любовью, но со времен войны оказались в опале, потому что повествовали о многих славных воинах и знаменитых людях из истории укротителей фениксов. Ходил слух, якобы кое-где в подпольных театрах и игорных домах Аура-Новы актерам платили больше обычного, чтобы они тайно, после закрытия исполняли запретные пьесы. За риск со зрителей драли в три шкуры.

Джотам побрел прочь, а Отт присмотрелся к Сэву.

– Раз уж дозорный из тебя никакой, поработаешь носильщиком, – грубо произнес он, бросил перед Сэвом самострел и, самодовольно ухмыляясь, вразвалочку пошел вслед за подельником.

Сэв смотрел им вслед, не смея даже вздохнуть, пока наконец лес не поглотил звуки шагов.

Сэв сделал судорожный вдох, не зная, что говорить и как быть, а девушка в это время поднялась из-за кустов. Сомнений нет, она все слышала и теперь знает: он – не какой-то там мародер, а солдат. Птицы нигде видно не было, но теперь, когда опасность миновала, Сэв впервые позволил себе осознать, что видел он живого феникса.

Все думали, что их больше нет, что империя уничтожила их вместе с восстанием, символом которого они и были. После войны губернаторы решили, что эти птицы слишком опасны и слишком преданы анимагам, поэтому нельзя им доверять. В пределах империи фениксов извели полностью, а в первые годы после войны браконьеры охотились за ними и в Пире. И хотя на Вольные земли закон империи не распространялся, с падением Авалькиры Эшфайр в независимом государстве некому стало защищать фениксов и их земли. Не осталось правителей, солдат и устройства страны. Всякое село теперь было само по себе, не хватало ни людей, ни возможностей, чтобы всем объединиться под одним стягом или ради общего дела. Люди Пиры, может, и обрели свободу от законов империи, но освободились они и от ее покровительства.

Сэв часто задавался вопросом: почему империя не направит сюда армию, чтобы прибрать к рукам отбившуюся провинцию? Из подслушанных разговоров он понял, что ответ прост: дело того не стоит. Столь обширные и дикие земли так просто не захватить, силы растянутся. К тому же Пира – страна не богатая: экономика рухнула во время войны, странствовать по ней и торговать опасно. Восстановление обойдется чересчур дорого.

Но… если Пире нечего дать империи, зачем посылать сюда Сэва и других солдат?

Сэв снова посмотрел на девушку. Может, наездники вовсе не сгинули? Может, поэтому отряд Сэва здесь?

– Так это… ты – наездница? – прошептал он. Давно Сэв не произносил этого слова: наездница. Укротительница феникса. С тех самых пор, как лишился родителей. Что, если зреет новое восстание и девушка – из мятежников?

С каменным лицом она скрестила руки на груди. Сэв, может, и не сдал ее, но он все же солдат, вставший на пути к дому. Где-то в лесу у нее за спиной пропел феникс, и черты ее лица немного смягчились. Присев на корточки, они подобрала с земли выпавший из корзины корешок и бросила его в чащу. С громким треском и хрустом, шурша листьями, феникс набросился на угощение.

Девушка широко улыбнулась, и Сэв – невольно – тоже.

На миг напряжение между ними ослабло, уступив место общности, как вдруг девушка затаила дыхание и ее темные глаза тревожно округлились.

Мгновением позднее Сэв сообразил, в чем дело: воздух у него за спиной всколыхнулся, и долгожданная прохлада коснулась вспотевшей шеи. Он не успел даже дернуться, когда что-то надавило на бедро, потом едва слышно и коротко зашипело. Кто-то грубо задрал ему голову, приставив к горлу его собственный нож.

Глава 6

Вероника

Я обещала, что престол не встанет между нами. Что между нами не встанет ничего. Как же мне не хватает этой детской наивности.