Мара. В другую жизнь

– Так ты не демон, боярин? Хвала пресветлым!

– Вам пора выйти, – проговорил заморский боярин и протянул руку. Рука мягкая, без мозолей.

Кузнец захлопал глазами, но всё ж таки схватился за протянутую руку и вылез. Оглянулся. Он что ж вылез из белого каменного гроба?! Разве бывают каменные гробы? Они ж деревянные. А внутри того гроба что-то вязкое, белое. Боги! А уж тут… крышка того гроба сама собой закрылась. А гроб… провалился в пол. Братило взвыл.

– Спокойно, – сказал странный боярин. – Вы ведь пытались объяснить вашим жрецам, особенно верховной жрице: формулы, математика, сила пара. Но они такого не смогли понять.

– Да, боярин. Они вопили благим матом: колдовство, демоны! А уж как ярилась мать Доброгнева!

– То же самое и вы здесь кричали. Всё, спокойно. Вам надо вымыться. Слизь на вас высыхает.

Тут Братило заметил, что он голый. Тьфу! Срамота да стыдоба! Прикрылся руками. Однако на себя глянул. Пропали ожоги, следы от кнута, синяки, волдыри. Зато на его теле и впрямь подсыхают шматки того белого, что в гробу было. И шкуре противно. А он и боярин стоят в каких-то… большущих хоромах с серыми стенами. Да токмо в хоромах пусто, ни лавок, ни печки, ни стола. Видать, замок заморский.

– Прошу, – протянул руку заморский боярин.

Они подошли к стенке, стенка отъехала в сторону, Братило вскрикнул.

– Вы скоро ко всему этому привыкнете, – улыбнулся боярин. – Пройдите в душевую кабину.

Братило уж не вопрошал: куды? Вошел в малую горницу, что боярин указал. Без окон, стены белые, видать тож из камня. Стенка опять отъехала и его… замуровали. Братило заорал было благим матом. И тут… на него сверху полилась вода, теплая как летний ливень. Уж и замолчал. Потом его облило пеной, пахнущей лугом, травами. А водичка могла быть и погорячей. И полилась водичка погорячей. Тьфу! Все мысли вон! Помылся. Хоть б холстину какую. Чем ж утираться? Со стен подул горячий ветер. Братило скоро высох. Стена вновь отъехала. Братило выскочил. Тот боярин швырнул ему ихнюю заморскую одежку. А как напяливать? Где ж рубаха? А где ж портки? Тут появился невесть откуда прозрачный человек и напялил на себя светящуюся одежку. И пропал.

– Демон!

– Опять вы произносите это слово. Вы видели трехмерное изображение.

– Оно показывало, как ту одежку напялить?

– Верно. Вы правильно поняли. Изображение показало вам, как надеть комбинезон.

Оделся наконец-то.

– Спокойно. Мы сейчас телепортируемся.

Братило с боярином очутились невесть как на каменной площадке. Кузнец уж не мог ничему дивиться. А внизу шумело…

– Море… – пробормотал он.

– Верно вы догадались. Вообще-то океан. Но не суть важно.

Братило моря прежде никогда не видел, слышал да читал про море в пергаментах, что у купцов заморских покупал.

– Океян. Прости, боярин, м-мы… в замке заморском?

– Вы правильно поняли. Здесь действительно Замок. Хотите поесть?

– Благодарствую, боярин.

Тут прямо из площадки вырос стол, а невесть откуда взялись всякие яства на том столе. Как в сказках. Хотя нету скатерти-самобранки. А посуда невесть из чего. Не из глины, да и не золотая, не серебряная. А Братило думал, что ничему ужо не станет дивиться.

– Прошу…

– А… пивка нету, боярин? П-прости…

– О! Я-я-я! Пиво есть. Тут оно доброе. Нархальское. Попробуйте сосисок.

Сосиски кузнецу не понравились. Зато пиво и впрямь доброе. Доводилось ему прежде пробовать нархальское. Тут было кое-чего и из привычной еды: каша, пироги. И еще какие-то диковинные блюда. Внизу океян шумел.

– Ваш подопечный осваивается, фон Энс, – услышал Братило странный голос.

– Как видите, уважаемый Мозг.

Кузнеца передернуло:

– Демон!

– Вы опять это слово произносите. Это Мозг Замка.

Братило вспомнил сказку про Косту, который искал То Чего на Свете Нет. Колдовством попал на остров среди океяна. И тамо вырос стол из-под земли, и угощала Косту скатерть-самобранка. И голос был невесть откуда.

– Боярин, у голоса нету тела?

– Можно сказать и так.

– Я-я… знаю, кто он. То Чего на Свете Нет!

– Почему меня нет? – послышался безразличный голос. – Я есть.

– Мой подопечный пережил и переживает много потрясений, уважаемый Мозг. Вы же понимаете.

– Понимаю.

– Он… разозлился, б-боярин, – шепотом проговорил Братило. – Меня теперича…

– Мозг лишен обычных человеческих чувств. Он не злится и не обижается. Вам не надо бояться. И вам не стоит так тихо говорить. Мозг всё равно слышит.

– Боярин…

– Не стоит называть меня боярином, г-н Братило. Хоть я и был в этом мире сыном барона. В этом мире меня зовут Экхард фон Энс.

Братило лишь головой мотнул. Господином его прежде не звали. А ентот боярчонок чего-то не хочет, чтоб его боярином звали. Пора привыкать к чудесам.

– Господин, почему ты мне «вы» говоришь? Будто меня несколько.

– Это такая форма вежливого обращения. Ах, да. В вашем языке же такой формы нет. А Мозг неживой, – усмехнулся фон Энс.

– Не живой?! Боги!

– Вспомните, г-н Братило, что вы такое придумали? За что вас отправили на костер?

– М-машина… Мозг – машина…

– Вы правильно поняли. Сейчас вам невозможно всё объяснить. Вы всё поймете, когда пройдете Посвящение.

– П-посвящение?

– Да. А сейчас ничего не спрашивайте. Ешьте. Вы многое пережили. Но я тоже многое пережил и в прежнем и в этом мире. Меня, как и вас, спасли от костра. Как-нибудь поговорим об этом.

– В прежнем мире?! Мир ведь един. Жрецы учат…

– Вы всё еще верите жрецам? После того, что они с вами сделали? Впрочем, сейчас не стоит говорить об этом. Нет демонов и нет чудес. Ешьте.

– Ты також был на костре?

– Об этом мы еще поговорим.

* * *

Князь Ратибор после утренних молитв с верховной и утренней трапезы явился в светлицу княгини Мары Твердиславны. Мара выставила из светлицы боярынь, даже сестрицу Снежену, любимицу Забаву, племянницу матушки Мамелфы боярышню Олену, что такие истории сочиняла. Три последние подчинились, недовольно поглядывая на княгиню и вздыхая.

– Сядь, сын мой, – она указала ему на резной «табурет» около своего кресла.

Ратибор сел. Он был бледен. На Мару глянули синие глаза, у ее покойного мужа князя Ратмира такие же были. Она понимала: сын страдает, что ему пришлось осудить на казнь невинного человека. Да еще и на такую мучительную казнь. Ратибор ведь слишком совестливый, как и его отец.

– Матушка, кузнец…

– Уж не испужался ль ты его проклятия, сын мой? Ты – князь, потомок богов, тебе не страшно то проклятие. Верховная верно сказывала.

– Матушка, кузнец ведь был не повинен…

– Ты ведь знаешь, сын мой: власть – не одна токмо сласть. Может среди бояр да в народе и по-иному мыслят. Но ты знаешь. А с верховной да с жрецами тебе неча покамест свариться. Главное – спокойствие в державе. Сам знаешь.

– Покамест… – князь быстро глянул на матушку.

– Покамест, – улыбнулась Мара.

Кузнец сейчас в Замке. Медпомощь ему уже оказали, всё с ним будет в порядке. Но Ратибор ведь этого не знает. Мара налила сыну кваску в серебряную чашу, тот отпил, поставил чашу на столик.

– Ты ж хотел, сын мой, в дальнюю вотчину свою съездить. Поохотиться.

– Да, пожалуй, – он встал и поцеловал руку Маре. – Благодарю, матушка.

– Не за что, сын мой, – Мара погладила сына по светлым, как у покойного Ратмира волосам.

Когда сын удалился, Мара встала и прошлась по своей светлице. Ратибору надо развеяться, отвлечься от мрачных мыслей. Пусть съездит, поохотится. Про боярыню Богдану она не стала с ним говорить. Зачем всякие попреки, ссоры? Они только порождают взаимные обиды. А бойкую вдовушку следует убрать от сына подальше. Она этим займется. Тут в светлицу княгини с шумом заявилась ее мать боярыня Мамелфа Путятишна, старшая боярыня княжеского двора.

– Марушка! И куды ты токмо глядишь?! Долго ль будет сие непотребство деется?! Срамота да стыдоба!

– Ты про что, матушка?

– Сама знаешь. Та бесстыжая боярыня Богдана. Ух, вдовица! Бить ее некому. Она и енту ночь у Ратибора ночевала. У него ж невеста есть! Прынцесса заморская. Марушка, ну куды ты глядишь?!

Да уж, Богдана. Эта бойкая вдовушка прославилась на весь град стольный своими похождениями. Ей годились для утех всякие: и бояре, и дружинники и даже холопы. А с недавних пор вдовица и к Ратибору в опочивальню стала захаживать. Такие блюстительницы нравственности как верховная жрица Никла (тогда еще живая) и нынешняя Доброгнева, а также матушка Мамелфа Путятишна убеждали княгиню взяться покруче за «енту распутницу». А Маре долгое время было плевать на развлечения веселой вдовушки. И вот однажды она (Мара) застала Богдану с Мечиславом. В добросной избе тайной стражи. Допрашивал он ее. Сказать, что Мара разозлилась, значит, ничего не сказать. Они с Мечиславом тогда так переругались! Хорошо, что Мечислав быстро потерял интерес к этой шлюхе. А теперь эта потаскушка и за сына взялась. Мара мотнула головой: решила же убрать бойкую вдовушку подальше от сына, так уберет.

– Угомонись, матушка.

– Марушка, да как ты…

– Угомонись, матушка. Боярыню Богдану мы со двора прогоним. Она и впрямь токмо двор княжеский позорит.

– Я ж тебе давно сказывала, Марушка, гони сию шалаву в шею да поганой метлой. Она ж тебе почти ровесница. Она ж Ратибору в матери годится. Гнать таких надобно!

– Завтра ж ее и выгоним.

– Так скоро… – даже не поверила Мамелфа Путятишна.

– А чего ждать?

– Ты права, Марушка, нечего.

На другой день, после отъезда сына, княгиня Мара Твердиславна велела позвать в свою светлицу боярыню Богдану. На этот раз Мара не выставляла вон ни Снежену, ни Забаву, ни Олену, ни других боярынь и боярышень. Да и матушка Мамелфа Путятишна присутствовала. Вдова боярыня Богдана Кривославна вошла, поклонилась княгине.

– Ты хорошо, иной раз даже слишком хорошо служила при дворе княжеском, Богдана Кривославна, – заговорила Мара.

– Ужо вовсю стараюсь, матушка княгиня, – улыбнулась Богдана и снова поклонилась княгине.

– Ужо ты так старалась, боярыня, – продолжала Мара, что свое хозяйство вдовье запустила. Ай-ай! Негоже то.

– Княгиня… – улыбка сползла с губ Богданы.

– Не перебивай. Так вот. За службу при дворе княжеском тебя наградят. И ты вернешься в вотчину свекра своего. Станешь помогать свекрухе да невестке своим. Ибо негоже знатной жене аль вдове запускать хозяйство.

– Княгиня! Не прогоняй! – кинулась вдова в ноги Маре. – Чем не угодила?! Да за что ж?!

– Ты знаешь, за что, – тихо ответила Мара. – Ступай.

Вдова Богдана голосила, умоляла не прогонять ее со двора. Мара позвала стражников, боярыню выставили вон.

– В вотчине у свекра ейного и без распутницы ентой хозяйство справно, – усмехнулась Мамелфа Путятишна. – Тамо свекруха на хозяйстве. Вот свекруха со свекром ей тамо спуску не дадут. Не дадут ей распутничать да безобразничать.

– Забудем про нее, матушка – отозвалась Мара.

– Я ж тебе, Марушка, дщерь моя, сколько разов говорила гнать шалаву енту со двора княжеского в три шеи да поганой метлой, – не унималась Мамелфа Путятишна.

– Забудем про нее, – повторила Мара. – Будто ее и не было.

Боярыня Мамелфа Путятишна замолчала от взгляда дочки-княгини.

А боярыню Богдану в тот же день отправили в вотчину свекра. Она сопротивлялась дворцовым стражникам, брыкалась, кусалась, грозила боярину Мечиславу пожаловаться да князю, как он вернется. Да всё без толку. Ей совсем не хотелось на хозяйство, в деревню, где сварливые свекор со свекрухой, да еще брат мужа покойного с женкой и целым выводком противных мужниных племянников и племянниц. Совсем не то, что при дворе княжеском. Своих детей у нее не было. Богини Лада и Макошь смиловались, не послали.

3. Мирослава

Треск в кустах, две вороны взлетели, возмущенно каркая, с синей ветки большой висты. Из зарослей выскочила девушка и со всех ног помчалась через поляну, задрав подол, только босые грязные пятки сверкали. Билась о спину растрепанная коса из русых волос. В голубых глазах беглянки застыл ужас, по щекам пробежали слезы. На поляну выехали пять всадников, один из них богато одет, с ними большущий пес. Девушка вскрикнула и кинулась еще быстрей. Мужчины загоготали.

…Она погнала, не разбирая дороги. Кабы не ихний пес проклятущий, скрылась б в лесу. Она ж ентот лес с малолетства знает. А пес вынюхает. Спаси, пресветлая Лада! Надо же, она, Мирка напоролась на боярского сынка Ждана с его холопами. Что ж теперича будет? Неужто сволочной сынок боярский на кол посадит? Как обещал. Он выполняет такие обещания. Вон подружку Квитку ж посадили по его приказу. Как несчастная кричала! Еще и всю деревню согнали, глядеть на то заставили. Девушка утерла рукавом рубахи слезы и побежала дальше. Силы покидали ее, но надо. Может, тварюки енти отстанут! Она пыталась молиться богине.

Мирка продиралась сквозь заросли, весь ее сарафан и рубаха стали в колючках, но она не замечала того. Вроде, неслышно погони. Девушка зашагала, тяжело дыша. Мысленно поблагодарила пресветлую Ладу.

…Покойный батя Мирки сказывал, жили у них, в Валуево не так уж плохо. Старый боярин Любомысл семь шкур с народу не драл. И управители не лютовали. Пока проклятый боярский сынок Ждан на головы ихние селянские не свалился. Видать, за что-то их покарали боги. Сынок боярский. Его батя с матушкой уж давно померли. Старому боярину Любомыслу Ждан внуком приходится. Тот Ждан еще отроком служил при дворе княжеском. Да юный князь Ратибор за что-то прогнал его со службы годков десять назад. Уж в Валуево не знали за что. Вернулся юный боярин Ждан в вотчину к деду. И житья не стало от того Ждана в Валуево да в других деревнях боярской вотчины.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.