– Да, лихая ночка выпала на долю Его Величества. Ничего страшнее и не может быть для короля, – так рассуждал один рыбак, стоя с удочкой на плоском камне и обращаясь к своим собратьям, которые длинной цепочкой растянулись вдоль берега реки.

– Повезло Его Величеству, ничего не скажешь! – подхватил кто-то.

– А ты почем знаешь? – вмешался в разговор третий. – Давай сначала дослушаем, чем там дело кончилось.

– Одни говорят, что разбойники на него напали, – продолжал рассказчик, – другие – что враги.

– Не все ли равно: разбойники, враги?.. – опять перебили его.

– Конечно, разницы почти никакой, – раздался чей-то голос, – разве лишь в том, чего хотят те и другие.

– Значит, согласны со мной: в том-то и соль! – снова заговорил рассказчик.

– Ну, хорошо, разбойники – одно, враги – другое, но все же при чем здесь Его Величество? – нетерпеливо спросил кто-то.

Рассказчик, наклонившись вперед, бросил в воду горсть протухших отрубей для приманки рыбы и прибавил:

– Разбойникам нужна казна, сокровища, а врагам – сам правитель. Им не терпится расправиться с Его Величеством и посадить на его место другого, а то и изменить все государство, или даже передать все королевство вместе с подданными в руки какого-нибудь иноземного правителя.

– Тяни, тяни скорей! – закричали вдруг Али-Рыбаку, который живо прислушивался к разговору о короле и его ужасной ночи, о разбойниках и сторонниках короля.

Взглянув на поплавок, раскачивавшийся на воде, который то погружался, то снова выныривал, он небрежно махнул рукой:

– Чего тянуть? Мелюзга! – и опять обернулся к рассказчику.

– Как бы то ни было, – продолжал тот, – а ведь в жизни случается, что враги становятся разбойниками, а те – врагами. И цели их могут совпадать… На самом деле, вражда относительна, а вот разбой и грабеж – это уже нечто абсолютное.

– Сказал же тебе: тяни удочку, клюет! – настойчиво твердил Али-Рыбаку все тот же голос.

Али поспешил дернуть удочку, не очень-то веря в удачу. И, увидев мелкую рыбешку, трепыхавшуюся на крючке, буркнул себе под нос:

– Говорил же: мелюзга! Хотя лучше, чем ничего. Одной рыбкой больше.

А про себя подумал: «Если бы не эта история про короля, все тут же бы раскричались: «Али-Рыбак вечно первый, всегда у него улов больше всех!»

А рассказчик тем временем продолжал:

– Семь дней… длилась королевская охота на диких козлов, а на восьмой день…

– Интересно, а какого мнения Его Величество о рыбалке? – опять перебили его.

– Это лишь одному богу известно! Король никогда не спускается сюда, в долину нашей реки, – заметил кто-то из рыбаков.

– Отношение королей, принцев и вообще всех правителей к охоте – дело ясное, – тут же подхватил другой, – самой природой в них заложена страсть гоняться за чем-нибудь, а не противостоять проблемам, как это делаем мы, а потом они стараются все себе подчинить.

– Это политическое толкование.

– Конечно, – усмехнулся рыбак, стоявший рядом с Али, – охота за политической добычей тоже своего рода скачки, спорт, а рыбалка – это ремесло, работа руками, она требует особой сноровки, и это – дело подданных. Какие тут еще могут быть толкования!

Тут уж Али-Рыбак не выдержал:

– Дайте же Буджеме поподробнее рассказать нам о той ночи, – сказал он.

– Ну вот видишь, Али, опять мне слова не дают сказать, – посетовал рассказчик, – Его Величество чуть было не расстался с жизнью, а их это совершенно не волнует?

– Ты пытаешься в чем-то обвинить нас, Буджема? – спросил его один из рыбаков.

– Я хочу, чтоб вы поняли, что случай тут совершенно особый, откликнулся тот, – покушение на жизнь Его Величества!

– А говорят, что его убили, – перебил его один из рыбаков.

– Быть того не может, – вмешался другой. – Его Величество не может пасть от рук врагов или разбойников: ему же покровительствует сам Всевышний.

– Дайте мне рассказать, как все было на самом деле, – взмолился Буджема, – да будет вам известно, что дядя моего соседа – молочный брат королевского садовника, от своего соседа я и слышал эту историю.

– Да, Буджема, продолжай ты, – сказал Али-Рыбак и заставил остальных замолчать.

– Итак, говорят, что на восьмой день королевской охоты какие-то неизвестные устроили засаду на пути Его Величества. Вроде бы напали они на его лагерь с восходом солнца, перебили множество его телохранителей, кое-кого из свиты, а среди них – камергера, главу королевской стражи и первого советника. Говорят, что нападавшие приблизились к королевскому шатру с криками: «Долой короля!», «Смерть королю!» Когда им оставалось всего несколько метров, неожиданно, откуда ни возьмись, появились три всадника в масках, кричавших: «Да здравствует король!», «Долой врагов короля!» Ударами сабель они заставили нападавших обратиться в бегство. И в тот же миг были назначены на посты камергера, главы королевской стражи и первого советника. А королевская свита продолжила свой путь ко Дворцу.

– Значит, король все же уцелел?

– Но кто же были эти всадники в масках?

– А вот я слышал совсем другое: говорят, что эти трое выступили из рядов нападавших, проникли в королевский шатер, а выйдя оттуда, объявили о своем назначении; и никто не ведает, что стало с Его Величеством.

– Даю обет в честь спасения Его Величества поймать и вручить ему самую прекрасную рыбу, какую только доведется мне поймать на этой неделе, – сказал Али-Рыбак.

Все замолчали, а Али, насадив наживку на крючок, спокойно забросил удочку в самую глубь речных вод.

Новость эта в мгновение ока разнеслась по городу. Люди вскоре позабыли о том, что случилось на восьмой день королевской охоты, обо всех ужасах и невыясненной судьбе короля, и с уст у них теперь не сходило имя Али-Рыбака. Уж очень он поразил их своим обетом во имя Его Величества – вот уже десятилетия никто из них не осмеливался на подобный шаг. Лучшая служба, какую только можно сослужить Дворцу, – держаться от него подальше, – так говорили все между собой, храня покорность на разумном отдалении, и в конце концов удалились настолько, что и в разговорах для них стало обычным соблюдать установленную дистанцию: ведь, порой и не желая того, можно было сказать что-нибудь не так. А если кое-кто из рыбаков, да стариков со старухами, да безработных и осмеливался «приблизиться» к Его Величеству, тайком судача о восьмой ночи в лесу Диких Козлов и о тех опасностях, которым подверглась его жизнь, то уж никому и в голову не могло прийти, что Али-Рыбак сможет отважиться на такое.

Не в пример трем своим кровным братьям и многочисленной родне Али-Рыбак был добрым юношей и следовал по жизни праведным путем: никогда не крал, не лгал и никого не судил – само воплощение чести и совести.

С детства он пристрастился к рыбалке и с тех пор больше не покидал реки: с удочкой и рыболовными снастями за плечами приходил на берег до зари, а возвращался домой после заката солнца. Часто случалось, что и ночи проводил там. Целыми днями рыбачил, прерываясь ненадолго лишь для того, чтобы поджарить себе рыбешку-другую на обед или на ужин. «Его кормит река», – говорили о нем в городе и ждали момента, когда он, улыбаясь, начинал раздавать рыбу: кому – одну, кому – две, а кому – и целых три рыбины. «Кто из нас не пробовал рыбы, пойманной Али-Рыбаком», – не уставали повторять люди, забывая при этом даже о преступлениях его старших братьев-разбойников, чьи имена четырьмя годами раньше на протяжении многих месяцев были у всех на устах.

…Всего за четыре дня четверо сирот на деле показали, на что способен каждый из них.

Али-Рыбак принес на городскую площадь два мешка рыбы, встал посредине и стал раздавать рыбу всем прохожим по количеству ртов в семье. Кто-то попытался всучить ему деньги, но он, рассердившись, отнял рыбу и сказал: «Оливковое масло нам дает олива, рыбу – море, а потому не нужны мне ваши гроши!»

На рассвете следующего дня на эту же площадь явился Джабер, старший брат Али-Рыбака. На спине он тащил мешок, из которого сочилась кровь. Развязав его посредине площади, Джабер крикнул во всю глотку:

– Если хоть один из вас посмеет приблизиться ко мне, я проломлю ему голову вот этой мотыгой!

Люди сбились в кучу и в оцепенении разглядывали окровавленный труп девятилетнего мальчика с проломленным черепом.

– Да, это моих рук дело, – сказал Джабер, – я выкрал этого ребенка, надругался над ним, а потом прикончил вот этой мотыгой. А теперь даю вам девять минут сроку, несите мне сюда все свои деньги и драгоценности, а не то – пеняйте на себя: тогда завтра ваших дочерей и сыновей постигнет та же участь, что и этого мальчишку. Ясно? Так пошевеливайтесь!

И, прежде чем люди в ужасе успели разбежаться кто куда вместе с детьми, Джабер еще раз пригрозил им мотыгой и направился в лес, чтобы, укрывшись там, продолжать творить свои черные дела.

На третий день к вечеру на площади появился Саад, второй брат Али-Рыбака. Он скинул со спины мешок, развязал его и крикнул:

– Эй, горожане. Подходите сюда, подлые псы, сейчас я вам растолкую всю правду.

Люди окружили его, стараясь держаться подальше. А Саад вытряхнул из мешка тощий посиневший труп старухи в вылезшими из орбит глазами и разинутым ртом.

– Да-да, это сделал я, Саад, а покойница – моя матушка. Я посылал ее воровать в баню, а она все твердила, что, мол, боится. Полюбуйтесь-ка теперь на нее! Отныне объявляю себя городским главой, понятно? Ну, кто против? Пусть говорит сейчас же. Я задушил свою мать двумя пальцами, а на семерых таких, как вы, мне и одной руки хватит. Так кто против?

И, издав дикий вопль, он бросился бежать в лес.

Месауд, третий брат Али-Рыбака, в полдень четвертого дня с ножом-секачом и кинжалом ворвался в лавку старого Бендауда.

– Выкладывай все, что у тебя есть, старая развалина, – прорычал он. – Деньги, золото, серебро, драгоценности, – все, что есть в твоей лавке. Это говорю тебе я, Месауд, брат Джабера, Саада и самого Соловья-разбойника!

Старику Бендауду оставалось лишь покориться: он тут же принес все, что имел, и свалил в мешок Месауду.

– Голову даю на отсечение, что самое ценное ты все-таки припрятал, старый пес!

– Нет, нет, богом клянусь, всеми святыми, всем, чем хочешь!

– Тогда скажи: клянусь головой Джабера, Саада, Месауда и даже… Али-Рыбака.

– Это все, что у меня есть, сынок, все мое состояние!

– Пошел вон, старый пес!

Бендауд выскочил из своей лавки, так и не поняв, в чем провинился перед Месаудом, который, хватая его за грудки и толкая, кричал:

– Вон, вон отсюда, проклятые торгаши. Идите все прочь, горожане, грязные псы и свиньи!

Люди в недоумении столпились вокруг них и смотрели, что он станет делать со стариком Бендаудом, которого колотила дрожь. Месауд обвел всех взглядом, а потом велел Бендауду сесть на порог лавки. Старик покорился, не сводя глаз с ножа-секача, который Месауд занес у него над головой.

– А ну, клянись головой сироты Месауда, что ты ничего не укрыл от него!

– Клянусь твоей головой!

– Скажи: клянусь головой Месауда-сироты, брата Джабера, Саада и даже Али-Рыбака.

– Клянусь головой Месауда-сироты, Джабера, Саада и Али-Рыбака, что я не укрыл от тебя ничего ценного, отдал тебе все, что имел, до последнего гроша,

– Собака! – бросил ему Месауд и, стиснув зубы и закрыв глаза, еще выше занес руку, словно готовясь нанести удар, но потом, будто совладав с собой, прибавил:

– Нет! Я не стану убивать тебя сегодня. Дам тебе время поплакать над твоими деньгами и драгоценностями.

С этими словами он двинулся в сторону леса, унося с собой награбленное, и никто не посмел остановить его.

Таков уж был обычай жителей этого города, передававшийся по наследству сыновьям от отцов и дедов. Добро и зло всегда шли рядом. А тот, кто скрывал свой истинный характер, был либо трусом, либо подлецом. Если добрые и злые люди открыто заявляют о себе, то открывается истинное лицо эпохи: эпохи добра, или зла, или добра и зла одновременно. И пока злодею-разбойнику находилось пристанище в лесу или в других городах, он мог совершить свое первое преступление в этом городе и покинуть его с миром, а с добрыми людьми оставался лишь тот, кто сам того хотел. Главное, что никто не желал доводить дело до вмешательства властей. Король и его люди были далеки от города и его проблем. Но все же сам город продолжал хранить молчаливую покорность королю. Между ними существовал какой-то негласный союз. И вот теперь Али-Рыбак, человек редкостной доброты, казалось, появился в это самое время для того, чтобы нарушить Обычай и сделать шаг, реакция Дворца на который была непредсказуема, как и его последствия для этого мирного города.

Али-Рыбак исполнил свой обет. Он поймал рыбу весом в семьдесят фунтов. С тех пор, как в русле реки появилась вода, никто здесь не видывал такой рыбы.

Три дня и четыре ночи ждал он своей удачи. Закидывая удочку, каждый раз говорил себе: «В честь спасения Его Величества доставлю ему самую лучшую рыбу, по-настоящему достойную короля!»

В первый день он поймал рыбу весом в двадцать фунтов. «Маловата, хотя для нашей реки и это невероятно», – решил он. На другой день ему попалась рыба, которая тянула на сорок фунтов. «И эта недостойна Его Величества!» На третий день он увидел свою долгожданную рыбу: она упала с вершины водопада, рассекая воды реки, чешуя ее была красно-желто-серебристой. Рыба несколько раз мелькнула над водой, а потом скрылась в глубине. Али-Рыбак не мог скрыть своего восхищения и поскорей забросил удочку, ничуть не заботясь о том, выдержит ли она, и не мал ли крючок. Но рыба исчезла. Али-Рыбак не верил своим глазам. Рыбу послало ему само небо – он ни минуты не сомневался в этом. То был божий дар за его доброту и кротость. И вот неожиданно рыба опять в высоком прыжке взмыла, над поверхностью вод у излучины реки и стала медленно подниматься вверх по течению. Тогда Али-Рыбак попросил рыбаков, стоявших вокруг:

– Оставьте меня с ней. Все мы должны помочь осуществиться тому, что назначено судьбой.

Те поспешили отойти. А Али-Рыбак остался на берегу один, пристально вглядываясь в прозрачную воду, высматривая свою заветную рыбу. Спустя несколько мгновений все услышали его радостный крик: «Свершилось!» Рыба шириной в четверть и длиной более метра лежала у его ног. Он накрыл ее плащом, все еще дрожа, будто от страха.

Одни говорят, что, оказавшись перед Али-Рыбаком, рыба заговорила с ним человеческим голосом. Другие же говорят, что перед тем, как погрузиться в воду на поиски крючка, она что-то приказала ему. А третьи утверждают, что рыба ничего не говорила, а только плавала туда-сюда и каждый раз, поравнявшись с ним, выныривала из воды и многозначительно заглядывала ему в глаза,

– Рыба знает своих, ей виднее, на чью наживку клевать, – судачили вокруг.

– Волшебная рыба, – говорили люди. – Духи несли ее по реке, повелев прийти на помощь Али-Рыбаку, это точно! Ведь в нашей реке никогда не попадалось рыбы больше восьми фунтов, а эта тянет на все семьдесят, да еще и переливается всеми цветами радуги. Да, не иначе, как волшебная рыба, принесенная добрыми духами реки Непорочных Дев, чтобы помочь Али-Рыбаку, а если нет, то как бы он смог поймать ее на обычный крючок?

Еще говорили, что, увидев, как дергается поплавок, Али-Рыбак вдруг потерял сознание и очнулся лишь тогда, когда рыба сама бросилась к его ногам, дыша, как человек, широко раскрыв глаза и даже не пытаясь вернуться в воду.

Рассказывают, будто у Али-Рыбака с ней был такой разговор:

– Я знаю, что ты не из здешней реки, – сказал ей Али-Рыбак, – знаю, что сама судьба послала мне тебя. Делай так, как повелевает тебе небо, прекрасная рыба.

– А знаешь ли ты, что тебе самому уготовано судьбой? – спросила рыба.

– Мне известно лишь одно: Его Величеству угрожала опасность, и ему удалось спастись, так вот теперь я, один из его подданных, любящий добро, должен выразить свою радость и благодарность судьбе за это.

– Но обычно ваш город не интересуется Дворцом. Почему же ты решил пойти наперекор и дать обет, который, возможно, окажется невыполнимым?

– Такова воля судьбы. Я не в силах изменить своего решения. Я дал обет и исполню его. Если не через неделю, так позже, буду ждать до тех пор, пока не поймаю самую прекрасную рыбу на свете – тебя или другую, похожую на тебя.

– Зачем же так мучить себя, Али-Рыбак?

– Такой уж у меня характер. С самого детства я стремился делать людям добро и постараюсь остаться таким, насколько хватит сил. Судьбе было угодно избрать меня среди моих братьев, чтобы я стал воплощением добра. Думаю, что именно она выбрала меня и сейчас, чтобы представлять город, который давным-давно порвал всякие связи с Дворцом, по случаю спасения Его Величества. Да хранит бог короля, его подданных и его спокойствие.

– Я провожу тебя до Дворца и все это время буду оставаться живой, чтобы тебя не обвинили в том, что ты собираешься отравить Его Величество. Но при одном условии: верни меня снова сюда, если судьба будет милостива ко мне, и я не попаду на королевскую кухню. У меня еще есть дела в реке Непорочных Дев. Я должна вернуться и исполнить свой долг в вашей долине.

– Думаешь, дорогая моя рыба, что на пути нас ждет много преград?

– Не стоит задавать лишних вопросов. Если хочешь идти во Дворец, то следуй велению своего сердца. Ему одному все известно, что ждет тебя: радость или беда. Решил идти во Дворец, вот и поступай так, как решил. Я приплыла к тебе из реки Непорочных Дев, меня принесли в своих руках добрые духи. Мне было приказано лишь выйти на берег и лечь у твоих ног, что я и сделала.

Люди продолжали передавать из уст в уста все, что слышали или сами придумали об Али-Рыбаке и его рыбе. Рассказ этот достиг и его ушей, но сам он хранил полное молчание.

В ту ночь он вернулся с реки, неся на плече рыбу, завернутую в плащ, казалось, будто он погружен в глубокое вселенское раздумье о судьбах мира. Войдя в город, он не стал отвечать ни на какие расспросы, а прошел прямо к себе в лачугу, где и провел остаток ночи.

Ранним утром следующего дня Али-Рыбак вышел на площадь, положил у ног рыбу, покрытую плащом, и стал взывать к горожанам:

– Сюда, скорее сюда, дорогие мои земляки, я, ваш почтительный сын, Али-сирота, буду говорить с вами. Спешите все: стар и млад, мужчины и женщины!

Никогда еще на городской площади не собиралось столько народу, хотя немало повидала она за всю свою историю и хорошего, и плохого. Какие страсти кипели здесь в былые времена!

– Что тебе нужно от нас, Али-Рыбак?

– Али-Рыбак не ведает зла, он творит только добро!

– Такой уж он человек.

– К хотя на земле злодеев стало куда больше, чем добряков, Али-Рыбак отметил свое время печатью добра.

– Да кто еще поступал, как он! Кто нам бесплатно раздавал рыбу?

– И вот теперь слух п его доброте дойдет до самого Дворца.

– Преподнося этот дар, он только выражает свою доброту, свою любовь и преданность.

– Не мешало бы ему и с нами посоветоваться, прежде чем давать такие обеты.

– Отношение города ко Дворцу – дело ясное!

– Что правда, то правда.

– Господи, какая разница: добро, зло! Только не вмешивайте нас во все это.

– Единственное наше спасение – держаться подальше от Дворца, как в хорошем, так и в плохом.

– Конечно, наш долг – держаться от него подальше в плохом, а что касается держаться подальше от хорошего – то это покорность и любовь наша к нему.

Али-Рыбак дождался, пока утихнут пересуды, и глубоко вздохнув, произнес:

– Жизни Его Величества угрожала огромная опасность, и он остался цел и невредим. Так как же мне было не дать обета? И вот наша добрая река вручила мне этот бесценный дар, лучшую из рыб. Вы только посмотрите на нее!

С этими словами он откинул полу плаща.

– И впрямь хороша!

– Да она все еще жива!

– Дышит!

– Глядит на нас!

– Как переливается! Красная!

– Желтая!

– Зеленая!

– Серебристая!

– Золотистая!

– Превосходная рыба!

– Никогда в нашей реке не видали ничего подобного!

– А ведь Али-Рыбак какой только рыбой нас не угощал!

– Да здравствует Али-Рыбак!

Не дожидаясь, пока восторг достигнет предела, Али-Рыбак поспешил сказать:

– Я хотел спросить вас: не хотите ли вы передать подарки Его Величеству по поводу этого знаменательного события? Но предупреждаю сразу: ни жалоб, ни прошений я от вас не возьму. Еще я думаю, что город должен избрать делегацию, которая понесет рыбу и все подарки для Его Величества во Дворец.

Напрасно Али-Рыбак ждал ответа. Люди только удивленно переглядывались. В городе не было ни главы, ни предводителя, ни официального оратора. Добрые люди здесь были известны, злые – тоже. Поэтому не было никакой нужды в правителе или старейшине. Так кому же было откликнуться на слова этого доброго человека, который в слепом порыве собирался бесстрашно отправиться на поиски Добра?

– Я знаю, что речи мои вам кажутся странными, да вы и сами это знаете. Как быть? Чувствую, что не в силах убедить вас. Но если враги нападают на Его Величество, а разбойники грабят его, то кому же защитить его, как не смелым и верным подданным?

– Вот здесь ты и ошибаешься, Али-Рыбак, – вымолвил, наконец, один старик, возраста которого никто в точности не знал.

Али-Рыбак обернулся к нему, рыба тоже.

– Надо же, она все еще жива!

– И понимает, что говорят!

– Это и впрямь заколдованная рыба!

– И Али тоже околдовали!

– Нет, я не ошибаюсь, – сказал Али, – Вы же знаете, что я исполняю приказ, ниспосланный мне свыше.

– Это и есть одна из тех редких ошибок, которые ты совершаешь.

– Какая же?

– Это, своего рода, политическая проблема. У каждого времени есть своя характерная черта, свой знак. Теперь у нас такое время, когда надо быть вне политики. Ты сам должен понять жителей города, Али-Рыбак, потому что какие бы разбойники или добропорядочные граждане не жили в этом городе, есть нечто превыше отдельных личностей и их характеров, превыше самой эпохи, ее знамений, общества и его устройства. Ты прекрасно знаешь все, что связано с рекой. Из чего же состоит река? Отвечу тебе: она состоит из трех моментов: русла, воды… Знаешь, что в-третьих? Отвечу тебе: течение, течение реки! Ты и сам прекрасно знаешь все это, ты же вырос на реке. Мы также прекрасно знаем свой город. Знаем, что и он состоит из трех вещей: нашей общины, нашего характера со всем добрым и дурным, что намешано в нем, с нашей врожденной склонностью к публичным исповедям. Есть и еще что-то основное, без чего невозможно понять этот город. Это история города, иными словами, его прошлое, настоящее и будущее. Даже сам Дворец – и здесь я не ругаю его, не поминаю добром или злом его и его обитателей – так вот, даже сам Дворец смотрит на наш город с точки зрения определенного исторического положения. Как же ты можешь позволить себе теперь претендовать на то, чтобы представлять историю?

– Я и не претендую на это.

– А вот и не так. Ты же пытаешься предать забвению подлинную историю города, призывая его все начать с нуля.

– Таков уж я, таков мой характер.

– А город устроен по-своему, и такова его позиция. Он представляет собой нечто общее, абсолютное, что невозможно ни ограничить, ни определить, будь то добро, или зло.

– Послушайте, люди, мы же не запрещаем злодеям творить свое зло в других городах, так почему же мы должны мешать лучшему среди нас нести добро в другие города, – возразил старику какой-то юноша.

– Я не против, – сказал старик. – Главное, чтобы каждый смело высказывал свое мнение и действовал в согласии с самим собой. Но говорить от имени города, истории – тут уж, извините, нет. Вот, что я имел в виду.

– Послушай, Али-Рыбак, ступай в другие города, потолкуй там с людьми, ты обязательно найдешь единомышленников и соберешь так много подарков, что не сможешь унести. Не ставь в трудное положение наш Город Искренности, мы говорим так, как думаем.

– Я все понял, так и сделаю. До скорой встречи, дорогие мои земляки. Я люблю вас. Люблю свой город. Люблю своих братьев. Люблю Его Величество. Люблю весь мир.

Слух об Али-Рыбаке быстро разнесся по семи городам, расположенным по дороге, ведущей во Дворец. Стоило ему войти во второй город, как его встретила толпа любопытных, желающих поглазеть на рыбу, которую он нес на плече, завернув в плащ.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3