Служу Престолу и Отечеству: Служу Престолу и Отечеству. Триумвират. Вперед, на Запад!

* * *

Ближайший, по мнению «таксиста», госпиталь находился на углу Замковой и Ирининской – в здании глазной лечебницы. Красивое двухэтажное здание, обнесенное невысоким заборчиком, массивная двустворчатая дверь, за которой меня ждет… «Большой Облом» в виде старого солдата-отставника, служащего здесь привратником, сторожем, дворником и, по совместительству, справочным бюро. Ни по внешнему виду, ни по имени-отчеству такой сестры милосердия здесь не наблюдается. Провожаемый его снисходительным взглядом, я возвращаюсь к пролетке. Хозяин транспортного средства, пытаясь меня утешить, выдает глубокомысленную тираду о том, что осталось объехать еще целых восемь госпиталей… Ему-то хорошо, копейки капают, так бы возил и возил пассажира, а мне каково?..

Ну что ж, восемь – не восемьдесят, двигаем дальше. Добираемся до базарной площади, поворачиваем направо, на Фельдмаршальскую. Проезжаем тот самый Кагальный ров, представляющий собой овраг, до отказа забитый лачугами, построенными по принципу «я его слепила из того, что было». Возница опасливо поглядывает направо, но ничего криминального не происходит. К счастью для обитателей здешних мест. Поворачиваем налево к реке и останавливаемся возле красивого здания, напоминающего боковыми флигелями-«башнями» сказочный замок. Здание по старому русскому обычаю огорожено забором. На воротах стоит почти такой же «секьюрити», как и тот, с которым недавно распрощались. Но вот информацией делиться не желает ни в какую. Максимум, чего от него добиваюсь, – разрешения нанести визит дежурному доктору. Шагаю к корпусу, краем глаза замечаю нескольких солдат в больничных халатах, спрятавшихся в укромном уголке и курящих исподтишка в кулак. Один из них, глядя на меня, улыбается, как будто суперприз в лотерею выиграл или клад нашел. Да и мордочка знакомая, только пока не припомню, где я его видел. Да и не важно сейчас это… Сейчас абсолютно ничего не важно!.. Потому что из бокового входа появляется тоненькая фигурка сестры милосердия, которая задерживается на секунду, ожидая чуть отставшую подругу, затем обе быстро исчезают среди кустарника, окружающего узенькую тропинку… Волосы закрыты белыми платками, но движения, походка!.. В голове появляется ниоткуда какое-то потаенное знание, что первая барышня – именно ОНА!..

Ноги моментально становятся ватными, сердце выдает, наверное, под сто двадцать ударов в минуту… Иду вслед, до холодящего ужаса боясь ошибиться… Мало ли что почудилось… Возле самого здания встречаю очень пожилую даму в черном платье и белом платке сестры милосердия. Вопросительно смотрит на меня через толстые стекла очков, держится спокойно и величественно, ни дать ни взять хозяйка этого «замка»… Блин, придется нарушить все правила приличия!.. Но другого выхода нет!

– Добрый вечер, сударыня! Прошу простить великодушно!.. Не могли бы вы подсказать, есть ли у вас в госпитале… Сестра милосердия, ее зовут… Дарья Александровна… – Чувствую, что начиная с ушей покрываюсь свекольно-бордовым цветом. – Она к вам должна была недавно перевестись…

Дама, щурясь сквозь очки, оглядывает меня с ног до головы достаточно суровым взглядом, затем требует:

– Подойдите ближе! Представьтесь, молодой человек!

Блин, тормоз стояночный!.. Обращаться к незнакомой даме и не назваться?.. Ужас!..

– Подпоручик Гуров, мадам… Денис Анатольевич… К вашим услугам… Простите еще раз мое невежество…

Дама по-прежнему пронзительно смотрит на меня, затем вдруг улыбается:

– Дарья Александровна?.. Есть у нас такая. Только что, кажется, в Девичью беседку побежала… – Пытаясь как-то вывести меня из ступора, объясняет: – Тут недалеко беседка построена, где сестры в свободную минутку отдыхают… Хотите ее увидеть?..

В горле ком, который абсолютно не хочет проглатываться, не могу выдавить из себя ни звука, поэтому, сгорая от неловкости, только и могу, что утвердительно кивнуть. Дама подзывает пожилую санитарку, что-то шепчет ей на ухо, та семенит по тропинке и исчезает в зеленых ветвях. Тем временем, насилу прокашлявшись, сипло выдаю:

– Премного благодарю вас, сударыня!..

Слышатся легкие торопливые шажки по утоптанной земле, поворачиваюсь… Даша!.. Моя Дашенька стоит на тропке и огромными глазищами, не отрываясь, смотрит на меня… Делает два нетвердых шага вперед, бросаюсь ей навстречу… Ее руки уже на моих плечах, глаза совсем-совсем близко, светятся радостью, обнимаю ее, отрываю легкую, как пушинку, от земли… Самые вкусные в мире губы касаются моих… И время останавливается!.. Чтобы возобновить свой ход после негромкого нарочитого покашливания старой дамы… Окружающая действительность врывается в сознание, опускаю свою милую на землю. Смущенная и застеснявшаяся, в сверкающем медью ореоле рассыпавшихся из-под упавшей косынки непослушных локонов, она кажется еще прекраснее!..

– Извините, ваша светлость! – Виновато и счастливо звучит ее голос…

И только потом до меня доходит!.. Ваша светлость!.. Обращение к светлейшему князю или княгине!.. Которых в городе может быть… только одна! Княгиня Паскевич!.. Вот это влип!.. Надо как-то выкручиваться…

– Еще раз приношу свои глубочайшие извинения, ваша светлость! – Теперь уже я, не знаю в какой раз покраснев, спешу извиниться. – Я не предполагал…

– Дашенька, ты выглядишь восхитительно, но, пожалуйста, приведи в порядок прическу… А вам, молодой человек, следует запомнить, что русскому офицеру не пристало краснеть по таким пустякам. Хотя… Вы напоминаете мне одного персонажа романа господина Готье «Капитан Фракасс», барона де Сигоньяка, про которого говорили, что он был храбр с мужчинами и робок с женщинами, как все отважные люди.

Светлейшая княгиня улыбается, глядя на нас, затем выдает окончательный вердикт:

– Дарья Александровна, будьте добры, передайте доктору, что я попросила отпустить вас на сегодня. – Ага, такая просьба равносильна приказу главнокомандующего, попробуй не выполнить. Княгиня тем временем обращается ко мне. – Ваши извинения приняты, молодой человек. Более того, я благодарна за то, что вы меня позабавили. Не каждый день увидишь георгиевского кавалера, смущенного как гимназистка… Простите, мне пора.

Кивнув на прощанье, светлейшая княгиня Ирина Ивановна Паскевич-Эриванская удаляется по своим делам, оставляя нас вдвоем. И снова мое сокровище в моих объятиях, и я забываю обо всем на свете… Потом маленькие ладошки упираются в грудь.

– Милый, подожди… Ну, Денис… Ну… Денис!.. Ну, подожди минуточку! – Даша выскальзывает из рук, глядя на меня сияющими от радости глазами, быстро убирает волосы под косынку. – Я только скажу Петру Никодимовичу, что ее светлость меня отпустила!.. Я – быстро! Я – сейчас!..

Совершенно по-детски чмокнув меня в щеку, она скрывается за дверью… Ну что ж, стоим, ждем! А проснувшаяся наблюдательность замечает как минимум две пары любопытных глаз в кустах и столько же – в окне второго этажа. Им что, заняться больше нечем? Страдают тут, блин, вуайеризмом. Типа сопереживают… Разогнать вас всех, что ли?..

Видимо, поняв, что ничего интересного больше не подсмотрится, на тропинке появляются две медсестрички. Ха, а одну я уже знаю! Дашина неразлучная подруга…

– Здравствуйте, Мария Егоровна!

– Добрый день, Денис Анатольевич! – «Мадемуазель Мари» одновременно со мной замечает появившуюся Дашу и начинает работать на публику. – Как хорошо, что вы к нам пожаловали! А то одна барышня тут у нас постоянно пребывает в меланхолии, все плачет у подружки на плече, мол, и когда ж это я милого увижу?.. Весь запас валерьянки извела!..

– Маша!.. Что ты говоришь?! Перестань сейчас же!..

– Она своим мрачным видом всех женихов тут перепугала, к нам-то они теперь и не заходят…

– Маша!!!

– Что – Маша?.. У тебя вон какой замечательный георгиевский кавалер, аж завидки берут!.. Кстати, Денис Анатольевич, расскажите, за что получили орден! Ну прям жутко интересно!..

Нет, понятно, что тут комедию вовсю ломают. Типа – театр одного актера. Вот мы вам и подыграем маленько.

– Да, был тут случай… Иду я со своими станичниками как-то по германскому тылу. Иду, значит, иду, и вдруг чувствую, из кустов за мной кто-то наблюдает. Ну почти как только что две любопытные барышни… Запрыгиваю в кусты, хвать колбасника, в мешок его, дай, думаю, в ближайшем болоте утоплю. Там же речки поблизости, как здесь, не было. Да только он как заверещит на немецком, мол, не убивайте, сдаюсь, лопочет еще что-то. Тут мои казаки и говорят, надо, мол, его начальству показать, может, сгодится на что-нибудь. Вот и потащили мы его обратно. А потом уже оказалось, что это – б-а-альшой кайзеровский генерал с целым портфелем секретов. Вот так все и было…

Девушки хихикают, Даша награждает смешливым взглядом и почетным прозвищем:

– Скоморох!

– Ну да, есть немного. Хорошо, хоть не клоун. – Подыгрываю в меру сил, затем обращаюсь к зрительницам: – Покорнейше прошу простить, барышни, но мы с Дарьей Александровной сейчас совершим небольшую прогулку, во время которой она, надеюсь, объяснит, что именно в моем поведении ей не понравилось. А то только из окопов вылез, уже в работники кафешантанов записывают… Прошу вас, мадемуазель!..

Даша берет меня под руку, и мы чинно, с чувством собственного достоинства, удаляемся к выходу, но на полпути не выдерживаем и почти одновременно прыскаем со смеху. Только за воротами вспоминаю об извозчике, который сидит, погрузившись в мечты о крупном заработке.

– Дашенька, мы пойдем или поедем?

Она раздумывает долю секунды и объявляет:

– Конечно, пойдем. Я покажу тебе такие замечательные места, ты же ведь совсем не знаешь моего города.

А, ну да, конечно же не знаю, но горю желанием ликвидировать досадный пробел в своем образовании. Особенно если там будут укромные уголки, где никто нам не помешает… Подхожу к пролетке, водила с мрачным видом уже понимает, что дальше никто никуда не поедет. А хрен с тобой, золотая рыбка!.. Достаю синенькую, расплачиваюсь, говоря традиционное «Сдачи не надо», и мы не торопясь идем вдоль парковой ограды. Подходя к оврагу, чувствую, как напрягается ее ладошка на моем локте.

– Что-то случилось, любимая?

– Нет, просто… Просто здесь – опасное место. – Даша кивает на тропинку, ведущую в овраг. – Там живут всякие… темные личности. Мы здесь всегда вместе ходим и в сопровождении доктора или кого-нибудь из мужчин…

– Не бойся, моя хорошая… Ты теперь под защитой русской армии. – Применительно к обстоятельствам корректируем знаменитую фразу из «Небесных ласточек». – Никто тебя никогда не обидит, пока я жив. А жить я собираюсь вечно… К тому же в помощь к Дэнио Гуро прибыл еще один боец, теперь уже из Европы.

– Денис, пожалуйста, не шути так легкомысленно о смерти. – Ее взгляд становится испуганно-серьезным. – Этим ты можешь притянуть ее… И я останусь без тебя…

– Дашенька, не может такого случиться! И не случится никогда! Я всегда буду рядом с тобой… Пока не надоем своими глупыми шутками.

– Скоморох и болтун! Которого я готова слушать всю жизнь… – Она прижимается щекой к моему плечу, затем в голосе появляются веселые нотки. – Пойдемте, сударь, я буду показывать вам наши достопримечательности…

Вход в дворцовый парк, оказывается, стоит двенадцать копеек с души, которые, по заверению билетера, идут на содержание вольно-пожарного общества города. Препятствие очень легко устраняется, и мы, немного пройдя влево, стоим перед собором Петра и Павла. Даша осеняет себя знамением и с некоторым удивлением смотрит на меня. Спохватившись, стягиваю фуражку и обмахиваюсь крестом, делая вид, что просто дожидался своей очереди.

– Красиво, правда? Его строили около ста лет назад. А как замечательно он смотрится с того берега, особенно когда ясная погода, ты не представляешь! – Моя барышня мечтательно прикрывает глаза.

Нет, ну почему же? Очень даже хорошо представляю, благо есть, что вспомнить из детства… И чуть не прокалываюсь, желая сообщить, что сам постоянно бегал сюда в планетарий в основном для того, чтобы посмотреть электрифицированный «рассвет над Гомелем»!.. Вместо этого задаю первый пришедший на ум вопрос:

– А что там, на том берегу?

– Одно из предместий, называется Новая Белица. Там есть лазареты, мы иногда помогаем раненым, которые в них лежат. А еще по этой дороге мы ездим на дачу, в Чёнки. Это такая небольшая деревенька на берегу Сожа. Места очень красивые! Папа с дядей Мишей любят там охотиться. Ты моему папе обязательно понравишься, он – такой же любитель оружия, как и ты. У нас дома даже коллекция ружей есть. Правда, небольшая… Чему ты улыбаешься?

– Да я просто опасаюсь, что как только он узнает, что у его доченьки появился какой-то там ухажер, будет гонять меня по городу солью из обоих стволов своего любимого ружья.

– Нет, что ты! Папа у меня очень хороший! И мама – тоже. Только… Нет, не будем сейчас об этом!.. Пойдем, я покажу тебе часовню. Она стоит возле усыпальницы на самом-самом краю…

Полюбовавшись красотами, открывавшимися с того места, идем по дорожке вдоль высокого берега-обрыва, проходим мимо громадины дворца, огромные окна которого отражают вечереющее небо стеклами своих витражей. И, огибая башню с часами, внезапно зависаем в пространстве, точнее, я торможу, после чего и Даше приходится остановиться. Загораживая добрую треть прохода, на массивном постаменте обнаруживается статуя. Бронзовый мужик в прикиде римского всадника, в два, а то и в три раза больше нормального человека, сидит на таком же здоровом Буцефале и гордо смотрит вперед. Моя медсестричка рассказывает мне, что данный персонаж – не кто иной, как князь Юзеф Понятовский, родственник польского короля. И что он, интересно, здесь делает? Заблудился, что ли?

– Мадемуазель, вы, случайно, не знаете, каким ветром его сюда надуло? Или он во дворце жилье снимает?

Даша звонко смеется, но потом серьезнеет и посвящает меня в «дела давно минувших лет и преданья старины глубокой»:

– Эту статую создал датский скульптор Торвальдсен по заказу польских магнатов Браницких еще в тысяча восемьсот двадцать шестом году. Но после польского восстания ее конфисковали, а потом, спустя несколько лет, император Николай Первый приказал было ее разбить и переплавить, но генерал-фельдмаршал Иван Федорович Паскевич упросил царя отдать скульптуру ему и поставил здесь, в парке, у дворца.

– Они что, были друзьями? Насколько я помню историю, какой-то Понятовский собрал в Польше аж целый кавалерийский корпус и вместе с Наполеоном пошел на Русь.

– Да, и они не раз сражались друг с другом в Отечественную войну. Но, уважая достойного противника, князь Паскевич сохранил его скульптуру от уничтожения, что было, несомненно, благородным поступком… А вот те две пушки позади статуи были привезены из самого Карса после турецкой войны…

Осматривая старинные орудия, замечаю внизу небольшую беседку, куда вскоре и направляемся. Типа отдохнуть…

– Даша, помнишь, я тебе говорил, что твоему самураю кое-кто прибыл на помощь? – Достаю из кармана трофейный пистолетик. – Вот, зовут его Джон Мозес Браунинг, можно просто Джонни. И, несмотря на свой маленький размер, он способен защитить в самых неприятных ситуациях. Нужно только вот эту пимпочку сдвинуть вниз и нажать вот сюда. Предварительно направив ствол на того, кто тебе не нравится. Ну, потом я тебя научу, как им пользоваться…

– Денис, спасибо!.. Но я не могу принять его. – Моя милая, краснея от смущения, торопливо поясняет: – У нас в семье всем оружием заведует папа. Если он разрешит мне, только тогда…

– Хорошо, тогда я отдам пистолет ему, и как он решит, так и будет… Но вот это ты можешь принять без разрешения родителей? – Из кармана появляется бархатный футлярчик с часиками.

Даша открывает коробочку, в восхищении, совсем по-девчоночьи, ойкает, двумя пальчиками берет маленький золотой медальончик и подносит к ушку.

– Тикают! – произносит восторженным полушепотом, будто боясь заглушить это самое тиканье.

– Ага, и даже показывают точное время. Можете, мадемуазель, сравнить с башенными часами.

– Но ведь они очень дорогие!

– Ну, не дороже денег… Пару банков ограбил, вот и набралась сумма…

– Болтун!.. Болтун и врун!..

Моя медсестричка свободным кулачком попадает по плечу, и я тут же молю о пощаде:

– Дарья Александровна, смилуйтесь, бога ради! Мне ж еще с германцами воевать, а вы из меня инвалида вон делаете!.. Даша, можно я помогу надеть?..

Аккуратно застегиваю крохотный замочек на шее… Дашенька в знак благодарности чмокает меня, но моими стараниями это действо перетекает в очень длинный поцелуй…

Потом мы продолжаем прогулку – обходим сам дворец, в котором, по рассказам, оказывается, аж целых шестьдесят четыре комнаты, спускаемся по до боли знакомой мне дорожке к Лебединому озеру и идем смотреть его обитателей. Даша, исполняя роль радушного экскурсовода, щебечет без умолку, рассказывая мне о местных красотах и достопримечательностях. А мне в голову приходит и никак не хочет уходить дикая мысль. О том, что ей тоже обязательно нужно рассказать, кто я есть на самом деле… Но ведь, блин, страшно!.. Если бы мне не поверили доктор, Бойко, Дольский, я пережил бы это без особых эмоций. Но с Дашей… Если она мне не поверит, сочтет обманщиком, прогонит… Я же просто умру. Но и обманывать ее не хочу.

– Денис! Ты меня совсем не слушаешь?.. – Она капризно надувает губки. – Я тут рассказываю ему обо всем, а он и не думает на меня внимание обращать! Что с тобой?..

Все! Если самурай не знает, что делать, он делает шаг вперед. С места в пропасть! Вниз головой! На камни!.. Делаю глубокий вдох, будто действительно собрался куда-то прыгать…

– Даша, прости!.. Скажи мне, пожалуйста, тут есть где-нибудь такое место… Ну, чтобы никто не помешал разговору?.. Я должен сказать тебе что-то очень важное и серьезное.

Через несколько минут мы стоим на берегу Сожа возле самой кромки воды рядом с большой плакучей ивой. Один ствол лежит на песке почти горизонтально, другой образует как бы навес из длинных веток с листьями. Тихо… Тепло… Ни малейшего дуновения ветерка… Небольшие вытянутые облачка в небе и кустарник на той стороне окрашены нежно-розовым цветом.

– Я здесь всегда сижу, когда хочется побыть одной или нужно принять какое-то важное решение. – Моя ненаглядная серьезно смотрит мне прямо в глаза. – Для меня здесь – особое место…

Мандраж бьет не по-детски. С чего начать?.. Что говорить?.. Поверит ли?.. Блин! Вдох-выдох.

– Даша!.. Не знаю, поверишь ты мне или нет… Я люблю тебя!.. Очень люблю, больше жизни!.. Ты для меня – все!.. И именно поэтому ты должна кое-что, очень важное, про меня узнать… И, молю тебя, поверь мне… Каким бы невероятным это ни казалось…

Ее глазищи становятся очень пронзительными, прожигают насквозь. Все тело напряжено, натянуто, как тетива… Начинаю в который уже раз…

– Я, Журов Денис Анатольевич, одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, до недавнего времени был старшим лейтенантом Военно-Космических Сил России…

Когда исповедь заканчивается, Даша еще полминуты смотрит на меня или сквозь меня. Затем тихим спокойным голосом утверждает:

– Ты не обманываешь. Я умею различать, когда мне врут, а когда – нет… Но и то, что ты мне рассказал, настолько не укладывается в… Такого вообще не может быть… Но я еще в госпитале, когда тебя привезли… Ты в бреду шептал какие-то очень непонятные слова, я их даже записала и передала Михаилу Николаевичу… И еще… Я могу… В общем, меня научили видеть душу человека…

– Старик Мартьяныч?.. – Не совсем кстати вспоминаю лесного отшельника.

– Откуда ты знаешь?! – Ее глаза изумленно распахнуты. – Кто тебе рассказал?..

– Сам он и рассказал. Мы у него были, когда от Ново-Георгиевска шли к своим. Раненого там оставили и сестру милосердия, она вызвалась присматривать за ним.

– И что, Целитель с тобой разговаривал?!

– Не только… Увел в святилище, там, наверное, загипнотизировал… Короче, он про меня все знает…

– …Тебе повезло… Так вот, в госпитале я видела в тебе две души… Одна хотела умереть, другая – наоборот… Теперь я понимаю, почему так было… Денис, пожалуйста, отойди немного в сторону, мне нужно побыть одной…

Даша поворачивается лицом к воде, прикладывает ладошки к вискам и замирает. Очень тихо, чтобы не потревожить, отхожу к тропинке, дрожащими руками достаю папиросу из портсигара, прикуриваю. Внутри головы какое-то натянуто-сосущее ощущение незаконченности, недоговоренности. Жду приговора… Папироса быстро заканчивается, окурок летит на песок, возвращаюсь обратно, спустя пару секунд слышу легкие шаги по песку… Даша подходит вплотную, обнимает за шею и, глядя прямо в глаза, негромко произносит:

– Я люблю тебя, и мне все равно, кто ты и откуда…

Губы встречаются с губами, и все звезды Вселенной начинают кружиться вокруг нас… Через какое-то время легкие сумерки достаточно внятно намекают, что нужно соблюсти правила приличия и проводить мое солнышко домой. Даша быстренько поправляет пришедшее в некоторый беспорядок платье, и мы двигаемся обратно. На тропинке вспоминаю, что не сделал главного на сегодня. Достаю из кармана бархатную коробочку с колечком, встаю перед самой прекрасной девушкой на одно колено…

– Дашенька! Ты выйдешь за меня замуж?..

Впадаю в ступор от того, что слышу… Даша весело смеется. Затем, видя мое состояние, объясняет:

– Денис, встань!.. Милый, вот теперь я точно верю в то… что ты мне рассказал!.. Да будет вам известно, сударь, что просить руки барышни молодой человек должен у ее родителей!.. – И, заставляя меня нагнуться, почти по-кошачьи мурлычет на ухо: – Что же касается самой барышни, то по секрету скажу, что она ничуть не возражает…

Очередной долгий поцелуй, надеюсь, не последний на сегодня, как печать, скрепляет сказанные слова.

Глава 8

Утром я снова в мастерских, и снова смотрим чертежи, разбираемся в деталях, спорим и дискутируем. В конце концов, господа путейцы, которым надоело мое упрямство, заявляют, что они лучше знают, что и как можно сделать в их мастерских. И будет правильней, если я перестану темнить и недоговаривать, а, как заказчик, скажу, что мне нужно от того или другого девайса. После чего они уже сами сообразят технологическую цепочку без вмешательства некоторых подпоручиков с… немного своеобразными для инженера-технолога взглядами на металлообработку и слесарное дело.

Вскоре Николай Ефремович убегает по своим делам, разговаривать становится немного легче. Тем более что объявляется перекур, и мы с господином Филатовым идем в курилку, уважая право остальных на глоток чистого воздуха. Александр Михайлович снова цепляется любопытным взглядом за кобуру с люгером и наконец-то решается задать вопрос, не совсем, по его мнению, уместный.

– Денис Анатольевич, все хотел спросить, да не решался. Пистолет у вас, насколько понимаю, трофейный, не покупной?

– Да, Александр Михайлович. Достался, так сказать, в наследство от одного колбасника.

– Не откажите в любезности, разрешите глянуть… Видите ли, молодой человек, являюсь страстным любителем оружия. А вот парабеллум толком и не довелось видеть.

Да не вопрос, почему бы не сделать приятное хорошему человеку. Достаю пистолет, нажимаю на кнопочку, ловлю обойму. Я и так знаю, что патрон не досылал, но правила обращения с оружием вбиты на уровне подсознания. Снимаю с предохранителя, передергиваю рычаги затвора, нажимаю на спуск. Затем протягиваю люгер рукоятью вперед, положив сверху магазин. Инженер с загоревшимися глазами не осматривает, а прямо ощупывает пистолет.

– Нет, ну надо же!.. Интересное решение!… А обработка-то какова!.. – С виду пятидесятилетний солидный дядя сейчас немного похож на мальчишку, заполучившего в свои руки долгожданную игрушку. – И как в руке лежит – прямо-таки шедевр искусства!.. Бой точный?

– Да пока никто не жаловался, да и в будущем, думаю, никто не будет… Кстати, не подскажете, Александр Михайлович, где в городе оружейный магазин? Надо немного патронами разжиться. – Совсем из головы вылетело, что Дашин пистолет надо отстрелять. – Калибр шесть и тридцать пять.

– Это под жилетный браунинг? У вас и такой есть?

– Да, только патронов – всего четыре штуки…

– Магазин есть, и даже не один. Позже расскажу, как до них добраться… А пистолетик неплохой. Только маловат он для мужской руки. – Александр Михайлович лукаво улыбается. – Не иначе для «ля бэлль фам»?.. Ох, молодежь-молодежь… Ну-с, пойдемте, будем дальше разбираться с вашим взрывателем.

– Да там и разбираться особо нечего. Шляпка гвоздя удерживается вилочкой на конце прижимной скобы, которая в свою очередь фиксируется проволочной шпилькой с кольцом…

После обеда в той же кафешке с теми же лицами, что и вчера, наношу визит в охотничий магазин по указанному адресу. И понимаю, что должен проставиться Александру Михайловичу по самое-самое! Нужные патрончики были в неограниченном количестве – бери, сколько унесешь. Под это определение вполне вписалась цифра «сто». А дальше, игнорируя слова хозяина про патроны «девять мэ мэ пара», стою и пытаюсь смотреть сразу в двух направлениях. На прилавке с короткостволом видны очертания маузера, того самого, который «ка девяносто шесть». С кобурой-прикладом. А правее его в стойке для ружей с самого краешка стоит дробовик! Американский!.. Помповый!..