Бешеный прапорщик: Бешеный прапорщик. Большая охота. Возвращение

– Ты мне сегодня снился, а потом мне приснился черный пушистый кот… Он запрыгнул ко мне на колени и стал мурчать и гладиться…

Ну, вот что я могу на это ответить?..

– Мур-р!

Она звонко смеется. Потом становится серьезной, только в глазах пляшут веселые искорки.

– Пойдемте, Денис Анатольевич, я угощу вас кофе. Кофе по моему новому рецепту!

– Да, Дарья Александровна, я буду просто счастлив отведать сей напиток! – Тут уже мы оба смеемся. И идем пить кофе…

Я сижу за столом в «гостиной», той самой, где проходили посиделки, и любуюсь Дашей… Ее фигуркой, плавными движениями, улыбкой, веселым взглядом. А она разожгла спиртовку, поставила на нее сеточку-рассеиватель и теперь колдует над туркой. Что, впрочем, не мешает ей разговаривать со мной и делиться последними новостями:

– Знаешь, Денис, когда ты уехал, я места себе не находила. А потом мне в первый раз приснился черный кот. Я сначала испугалась, ведь черный кот – к несчастью, но он был такой милый, так мяукал и урчал, что страх ушел и я стала его гладить… А потом мне ты приснился… А кот мне снится почти каждый день…

– Даша, я каждый раз перед сном загадываю желание, чтобы мне приснилась одна очень красивая рыженькая медсестричка… И каждый раз мое желание сбывается!

Даша при этих словах нарочито возмущенно смотрит на меня:

– Все вы мужчины – изменники и ловеласы! Не успел из госпиталя выписаться, ему уже какие-то дамы по ночам снятся!..

– Ну, за мой моральный облик можешь быть спокойна, твоя младшая сестренка всегда со мной и все контролирует. Если что, сразу тебе наябедничает. – С этими словами расстегиваю китель и достаю из внутреннего кармана «куклу Дашу» и две плитки бельгийского шоколада. – Я ее пробовал даже задобрить сладким, но она гордо отказалась и сказала, чтобы отвез вкусненькое старшей сестре…

Даша прыскает в кулачок – кукла, обнимающая шоколад, выглядит уморительно.

– А по ночам мне снится мой «ангел милосердия» Дарья Александровна, которая мне очень нравится…

Я подхожу к Даше и пытаюсь ее обнять, но она мягко отстраняется.

– Денис, подожди, не мешай, а то кофе сбежит…

– Далеко не убежит, непременно догоним!

Снова звонкий смех…

– Я представляю, как грозный прапорщик Гуров гонится по коридору за кофе…

– И обещает его расстрелять, если он не остановится…

И все-таки смеющаяся Даша оказывается в моих объятиях… Кофе чуть не сбежал…

…Нашему уединению вскоре помешали. Дверь открылась, и в комнату вошли Анатоль с Катей.

– Вот так встреча! – Дольский широко улыбается. – А мы хотели кофию испить…

– Садитесь, сейчас я еще заварю… Ой! А кофе кончился! – Даша огорчается. – Что же делать?

Я спешу на выручку:

– У меня есть мысль, и я ее думаю! Если здесь нет кофе, то надо поехать туда, где он есть!

– Мысль отличная, Денис Анатольевич, но на чем мы туда можем поехать? Извозчиков здесь нет.

– К вашему сведению, Анатолий Иванович, ваш непосредственный начальник прислал за вами авто, так что вопрос с транспортом решен.

– А водитель пошел вместе с казаками обедать…

– А мы и без водителя справимся. Я умею управлять авто, побуду за извозчика, может, и на чай заработаю. Заодно и наших дам прокатим с ветерком!

Предложение покататься было встречено с энтузиазмом, и мы через десять минут уже ехали в «одно восхитительное место, где готовят отличный кофе», по словам Дольского, который взялся показывать дорогу. Я смотрю на Дашу и многозначительно улыбаюсь, она отвечает мне такой же улыбкой. Кажется, мы оба знаем, куда едем…

– Здравствуйте, уважаемый! – Победно глядя на удивленного Анатоля, я первым приветствую Лейбу, который вышел посмотреть на авточудо, остановившееся возле его кондитерской. – Мы приехали еще раз восхититься вашим искусством! И нам очень хочется кофе!

– Таки вы всегда правильно знаете, к кому обратиться! Заходите, пожалуйста, старый Лейба выполнит все ваши пожелания!..

Мы просидели в «восхитительном месте» около часа, пока не перепробовали все виды вкусняшек, потом, попрощавшись с кондитером, поехали обратно в госпиталь. Во двор нам заехать не удалось, он был забит санитарными повозками, на которых лежали раненые. В одном месте даже образовалась толпа, и мы подошли узнать, что там происходит…

Говорят, у древних римлян был обычай – в самый разгар пира вносить в трапезную человеческий скелет, типа – «помни о смерти»… То, что мы увидели, ударило по глазам, как обухом по затылку… На земле стояли носилки, рядом с которыми неподвижно сидел крепкий, широкоплечий молодой солдат. Сидел и держал неестественно вывернутую руку лежавшего человека. Точнее, того, что раньше было человеком…

Даша, прижавшись ко мне, тихонько охнула:

– Кто же его так?

– Известно кто – германцы… – раздается негромкий голос из толпы. – А рядом эта… брательник евонный сидит и унести не дает…

Над раненым всласть поиздевались. Выколотые глаза, расплющенный нос, перебитые в суставах руки и ноги, и… огромные кресты на груди и животе, выжженные, скорее всего, каким-то железным прутом и потом засыпанные землей…

Даша всхлипнула, уткнувшись в мое плечо… Сидящий рядом с носилками поднял голову и, глядя невидящими глазами, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Как же я мамке теперь отпишу про Ваньку?.. Что я ей говорить буду?..

– Как это случилось? – я не узнал своего голоса.

– Германцы из пушек стрелять начали, мы с ним вместе в окопе сидели, так нас одним снарядом и накрыло… Меня в беспамятстве вытащили, а Ваньку не успели – они в атаку пошли… А сегодня утром перед окопами брата и нашли, дышал еще, видно, ночью тихо нам подкинули… Чтобы страшно нам было с ними воевать… Я его в госпиталь повез… да он по дороге и кончился…

Я резко разворачиваюсь и иду прочь. В голове колоколами стучит пульс, горло сдавливает от ярости… Кто-то трогает меня сзади за рукав, что-то спрашивает… Я рычу сквозь зубы:

– Я буду мстить!!!..

Две маленькие прохладные ладошки прикасаются к моему лицу, обволакивающе и расслабляюще гладят, как будто умывая…

– Успокойся, Денис! Ради бога, успокойся! Пойдем… – Даша ведет меня в корпус. – У тебя такое лицо… Тебе надо успокоиться!..

…Когда Анатоль собрался и я попрощался с Дашей, вышедшей вместе с Катей проводить нас в дорогу, перед самым автомобилем к нам подошел тот солдат.

– Вашбродь, дозвольте обратиться… ваши казаки гутарили, будто вы германца здорово бьете. Возьмите меня, за брата поквитаться надо. Отомстить за Ваньку хочу!..

– Через три дня, если не передумаешь, отдай доктору записку. – Я пишу на страничке блокнота просьбу к Михаилу Николаевичу направить солдата ко мне…

Глава 18

…Мы сидим в окопе и ждем, когда заснут немцы. Те самые, что замучили до смерти солдата, увиденного нами в госпитале… Проходы в колючке сделаны еще сутки тому назад, когда в разведку сходили. Ну, да обо всем по порядку…

Когда я привез Дольского, сразу рассказал Валерию Антоновичу о том, что видел в госпитале. И предложил нанести «удар возмездия». Тот сначала наотрез отказался санкционировать операцию, но Анатоль подключился с личными впечатлениями, так что в итоге Бойко сдался, но предупредил, что по этому вопросу он обратится к командующему. Его превосходительство затребовал нас для дачи объяснений, но когда мы разобрали по пунктам «Наказ Русской Армии о законах и обычаях сухопутной войны», высочайше утвержденный еще в 1904 году, то зацепились только за фразу «Объявлять, что никому не будет пощады». В итоге, после наших горячих заверений в том, что германцы эту самую пощаду просто не успеют попросить, генерал разрешил действовать, но предупредил, чтобы операция была подготовлена как следует. И еще дал добро забрать Федора, солдата из госпиталя, в группу и попробовать его в деле… Тот сейчас сидит тихонько рядом со мной, ждет команды «Вперед!». Прибыв к нам на базу, он испытал настоящий шок от увиденного (чем и как мы занимаемся), и теперь у него в голове доминируют две мысли: отомстить за брата и продолжать воевать вместе с нами. Дольский тоже принимает участие в операции, но по отсутствию специфического опыта возглавляет прикрытие с трофейным «мадсеном»…

Карабины и шашки оставили на нашей стороне, в окопах ими неудобно будет сегодня работать. С собой взяли люгеры, наганы, гранаты да холодняк. В руках только бебуты, и только у отдельных счастливчиков – «Оборотни».

Наша задача – тихо прийти, вырезать всех и уйти, оставив на прощание записку. Перед выходом я собрал всех:

– Сегодня мы не будем воевать. Сегодня мы будем мстить. Уничтожать тех тварей в человеческом облике, которые войну превратили в кровавое пиршество, получая удовольствие, от мучений и истязаний раненых, попавших к ним в плен. Они уже не имеют права называться людьми, потому что перешагнули ту границу, что отделяет человека от Зверя. Поэтому я не буду сегодня приказывать идти на задание. Каждый волен сам решать: идет он уничтожать Зверя или нет. Но, помните, убивая, нельзя уподобляться ему, поэтому – ничего сверх смерти. Это они могут выкалывать глаза, жечь каленым железом, а мы не имеем на это права. Я свой выбор сделал. Сделал тогда, когда в госпитале увидел замученного солдата. Умершего не от ран, а от нечеловеческой жестокости. Я иду мстить. Со мной идет Федор, это его брата замучили. Кто хочет идти с нами, встаньте!..

Встали все…

…Когда немцы угомонились, мы выждали еще час и начали «работать». Разведчики ушли вперед, открыли два прохода в заграждениях и остались там, мигнув основной группе фонариками. Бесшумно и незаметно поползли две темные «змеи» к немецким окопам… Роли были расписаны заранее, еще вчера. По два человека должны прикрывать основные группы от «соседей» слева и справа, а заодно поставить растяжки из трофейных гранат. Остальные разбились на боевые двойки и сейчас занимали свои места возле блиндажей, где спали германцы. Я проползаю немного дальше окопов, ближе ко второй линии, разворачиваюсь и жду… Через пару минут в темноте мигают три фонарика, потом с задержкой – четвертый. Все готовы! В ответ мигаю два раза, через пять секунд – еще раз. Почти одновременно с последней вспышкой приглушенно грохнуло несколько раз – каждая двойка в этот момент закинула в блиндажи по паре «колотушек» и захлопнула двери. Сейчас бойцы уже внутри, проводят контроль…

Через пять минут все было закончено. Все двойки собрались вместе, доложились и ждут команды на отход. У нас потерь нет, да и странно бы было, если б они появились. Я прекрасно понимаю, что убивать спящих – жестоко, но сегодня не тот случай. Именно этот взвод издевался над Фединым братом, и у меня нет ни малейшего желания разбираться, кто это сделал персонально. Отвечать будет подразделение! И отныне будет только так! Об этом и говорится в записке, приколотой трофейным штык-ножом ко входу одного из блиндажей…

Через три дня два российских пилота получили необычное задание: загрузить в свои аэропланы объемные пакеты и, пролетая над германскими окопами, разбросать листовки. Молодые авиаторы, привыкшие к постоянной игре со смертью в воздушных боях, хотели было оскорбиться использованием их в качестве почтальонов, но сопровождавший эти пакеты капитан с изуродованным ухом сказал, что это – личная просьба командующего, и дал им почитать одну из листовок.

«Германские солдаты!

Сейчас идет война, и мы находимся по разные стороны фронта. Но существуют законы Божьи и человеческие, цивилизованные правила ведения войны. Советуем вам не забывать об этом, так же, как и о гуманном обращении с пленными и гражданскими лицами. Те из вас, кто не будет этого делать, – умрут! Вместе со своим подразделением. Один из ваших взводов уже уничтожен за пытки и издевательства над ранеными. Не спешите с ними встретиться!

Неуловимые мстители»

Глава 19

В это воскресенье нас своим визитом снова порадовал капитан Бойко. И приехал он не один, а со священником. До этого мой взвод наставлялся на путь истинный приезжавшим из соседнего полка отцом Орестом, который очень напоминал мне представителей Церкви в крутые девяностые. Приедет на воскресный молебен, уже «причастившись» как следует, пробубнит все положенное по случаю, развернется, и поминай, как звали. У солдат отношение к нему было соответствующее. В принципе, меня это устраивало. Чем меньше людей знает о нас и лезет в наши дела, тем меньше разговоров будет ходить, обрастая слухами и небылицами.

Все утро я добросовестно отдыхал от трудов ратных. Но как это повелось в армии со времен Петра Алексеевича, отдых состоял в смене вида деятельности. Потому сидел и сражался с самым неистребимым противником – служебным делопроизводством. Вооружившись пером, которым, к сожалению, владел хуже, чем ножом, я в который раз пытался пробиться сквозь врождённую патологическую скупость интендантов и обосновать необходимость дополнительных комплектов обмундирования, обеспечения мылом и усиленным питанием своего подразделения. Про оружие и боеприпасы я вообще молчу! Понадобилось личное распоряжение командующего с подачи капитана Бойко, чтобы эти скряги и крохоборы выделили нам два ящика трофейных винтовочных патронов. И еще возмущались таким расточительством, ослики тупые! Хотя, для интендантства и высшего командного состава, во всяком случае, отдельных его представителей, это – типично-характерная черта.

Тогда же Валерий Антонович рассказал аналогичный случай времен русско-японской войны. Когда на рапорте начальника отряда подлодок о выдаче французских свечей зажигания к двигателям каким-то шибко умным адмиралом была начертана резолюция: «Достаточно двух фунтов казенных стеариновых»…

Сквозь открытое окно раздался шум приближающегося автомобиля, а чуть позже послышалась и легкая суета на входе, обычно свидетельствующая о явлении высокого начальства. Однако отсутствие обязательного для такого случая зверообразного рева дежурного: «Смирно!!!» и следующего за ним раскатистого рапорта: «Ваше превосходительство…» – позволило несколько расслабиться и вернуться к ненавистной бумажной тягомотине. Путаясь в казуистике казенных оборотов, я проигнорировал звук шагов по лестнице, тем более что он не сопровождался позвякиванием шпор.

Поэтому неожиданно раздавшиеся слова: «Мир дому сему» заставили меня буквально подпрыгнуть на стуле. Передо мной стоял невысокий, чуть полноватый, с прямо-таки шикарной седой бородой и шевелюрой батюшка, на вид – годков за шестьдесят. По-отечески улыбаясь и давая мне время прийти в себя, хорошо поставленным басом он представился:

– Я – иеромонах Александр Завьялов.

Ого, а батюшка-то непростой. Фиолетовое облачение, кажется, просто так не носилось, а разрешалось за какие-то заслуги. Ладно, придет время, узнаем…

– А это – наш герой, организовавший последнее дело, – присоединяется к разговору капитан Бойко, как всегда незаметно, по-кошачьи, вошедший в комнату. – Здравствуйте, Денис Анатольевич! Решил вот проведать вас, посмотреть, чем занимаетесь.

– Всегда рад, Валерий Антонович! Вверенные под мою команду нижние чины в данный момент находятся в казарме, ждут команды строиться на молебен.

– Вот ваш новый священник, дивизионный благочинный отец Александр. Он согласился подменить отца Ореста…

– На то время, пока отец Орест не исполнит епитимию, наложенную на него протопресвитером, да не освободится от греха винопития, – рокочет новый батюшка, усмехаясь в бороду. – А это – дело не быстрое.

– Строить взвод на богослужение, отец Александр?

– Сделайте милость, господин прапорщик. Небось рассупонились, лежебоки, минут пять собираться будут, – басит монах, испытующе поглядывая на меня.

– А вот и нет, отче. Здесь, как я понял, все делается очень быстро, – поясняет Бойко, затем поворачивается ко мне. – Денис Анатольевич, покажите отцу Александру то, что вы демонстрировали мне в прошлый раз.

Поймав мой вопросительный взгляд, поясняет:

– Отец Александр знает, что у вас не совсем обычное подразделение. И не совсем обычный командир. Почему и будет приставлен к вам.

Так, понятно. «Замполита» или «Зоркого Глаза» мне на шею посадить хотят. Ну, может, оно и правильно, посмотрим, что дальше будет.

– Ну, что ж, пойдемте…

Мы выходим из казармы, отдаляемся на пару десятков шагов и останавливаемся. По дороге я подбираю небольшой камушек и, повернувшись к крайнему окну казармы, кидаю его внутрь и высвистываю «Тревогу». Валерий Антонович с отцом Александром стоят поодаль и наблюдают за происходящим. Из двери и окон вылетают мои орлы и орлята второго набора. Часть не по форме, кто – без фуражки, кто – без гимнастерки, но все – с оружием. Две секунды, и все изготовились к стрельбе.

– Отбой вводной! Привести себя в порядок! Построение через две минуты!

Подзываю Митяева:

– Михалыч, на тренировках хуже получалось, секунд десять. А сегодня что за праздник такой?

– Командир, мы ж тоже не лыком шиты. Как ты вместе с начальством вышел, да еще камень поднял, так оно и понятно стало, что дальше-то будет, это – к бабке не ходи. Вот я всех по окнам и рассовал…

– Ну, вы и артисты!

– Как учили.

– Ладно, молодцы! Строй взвод, сейчас нового батюшку представят, и пошагаем на молебен…

Отец Александр проводил службу иначе, чем его предшественник. Было видно, что молитва для него не нудная обязанность, не пустой ритуал, доведенный до автоматизма и поэтому не требующий никаких душевных сил. Он не читал молитву, он действительно молился. И за себя, и за тех, чьи души были вверены в его окормление. Мои бойцы тоже это почувствовали. Даже казачонок второго набора Егорка, егоза и хулиган, получивший в прошлое воскресенье от меня хорошего командирского леща за попытку помяукать в тон отцу Оресту, повторял слова молитвы с каким-то серьезным, взрослым выражением на лице. После окончания службы наш новый батюшка обратился к группе с проповедью. Прочитав небольшое поучение из Евангелия об укрощении Господом бури на море, он увещевал солдат веровать, что Он и среди военных бурь, сражений и походных трудов всегда со своим православным воинством, только надо крепко верить и усердно молиться Ему о даровании победы над супостатом.

После окончания службы отец Александр в сопровождении Бойко подошел ко мне.

– Денис Анатольевич, ежели надобность во мне возникнет, – обращайтесь без всяких сомнений.

– Благодарю, отче. Пока что проблем душевных не возникало.

– Ложь есть грех, господин подпоручик. А ложь лицу духовного звания – вдвойне. Вижу в вас душевную борьбу и терзания, – батюшка пристально смотрит на меня. – Но не готовы еще вы к разговору. Как сподобитесь, найдите меня…

Глава 20

По славному русскому обычаю – праздновать все, что только можно, организовываю то, что гораздо позже будут называть коллективной пьянкой. Второй раз уже. И в обоих случаях являюсь виновником торжества. В первый раз действо называлось представление, то бишь вливание в коллектив. В обоих смыслах. И влился в славный коллектив разведотдела, и влил в него две бутылки шустовского коньяка. Мог и больше, но Валерий Антонович воспретил ввиду большого на тот момент объема работы. Поэтому мероприятие было достаточно кратким. Всю торжественность отложили до следующего раза. Все присутствующие выпили по паре рюмок, закусили папиросами и шоколадом, и пошли работать дальше. А я был послан набирать казаков-добровольцев.

Ныне – другое дело. С утра был вызван в разведотдел, где под многозначительные улыбки почти всех господ офицеров Валерий Антонович сначала попенял мне за нарушение формы одежды, тем самым вогнав в состояние безграничного недоумения, а затем поздравил с присвоением чина подпоручика. И тут же предупредил, что, с одной стороны, несоответствие в количестве звездочек на погонах необходимо исправить как можно быстрее, а с другой – существует определенный негласный ритуал сего действа, и что к нему нужно как следует, вдумчиво и, не торопясь, подготовиться.

Анатоль Дольский подробно описал как, что и когда должно происходить, хотя ничего нового, за исключением мелких нюансов, я не услышал. Все это уже проходило, когда получал старлея. Поэтому, никуда не торопясь, обстоятельно готовлю процесс обмывания звездочек и таинство превращения прапорщика в подпоручика. И пусть мне кто-нибудь докажет обратное! По еще несостоявшейся будущей жизни помню, как обижался на начальника отдела в первый год службы, когда тот обращался: «Товарищи лейтенанты и офицеры!» И только получив третий «гвоздь» на плечо, да посмотрев на то, что выпустилось после меня, на эти довольно жалкие потуги котят копировать повадки взрослых котов, понял, что старый майор был прав.

На данное мероприятие был приглашен весь отдел. Я с самого утра стал запасаться нужным количеством веселящей жидкости и провизии. В небольшом городке ресторана по определению не было, да и разговоры, которые будут вестись за столом, могли быть вредными для лишних ушей. Поэтому предложение устроить пикник на свежем апрельском воздухе вызвало полное одобрение со стороны начальства в лице капитана Бойко. В качестве закуски решил использовать, как мне тогда представлялось, ноу-хау из будущего. Всем известные шашлыки, поименованные «свининой на шомполах по-фронтовому».

На заранее облюбованную полянку рядом со стрельбищем потащил охапку березовых чурочек под удивленными взглядами своих орлов. Удивление их, правда, длилось недолго. Гриня чуть ли не силой отобрал дрова, мотивируя тем, что: «Командир к нам – как к людям, в сотню праздновать погоны отпустил, ни слова потом не сказамши, а мы, шо, бусурмане какие? Вспомочь не могем?» Митяй с Андрейкой прихватили корзинки и поспешили следом. Так что мне осталось разжечь костер и готовить угли. Кусок ошейка еще вчера был нарезан и замочен в маринаде, совсем простом – уксус, вода, лук колечками, соль, перец и чуть-чуть растительного, то бишь постного, маслица. Ни каких-то особых специй, ни лимона добыть не удалось, поэтому обходился простейшим рецептом. Итак, скатерть типа «поляна» расстелена на травке, бутылки, рюмки, тарелки с хлебом, весенним укропчиком, петрушечкой и зеленым лучком стоят как на строевом смотре ровными шеренгами. Угли скоро догонятся, бадейка с мясом в готовности номер один, шомпола лежат и ждут своей очереди…

И тут появляется сюрприз-нежданчик в виде Митяева, который на пару с Гриней тащит еще одну большую корзину. Поставив ее на землю, он берет под козырек и изрекает:

– Вашбродь, поздравляем с чином! Примите от казаков!

И теперь уже под моим удивленным взглядом достает из корзины горшки с солеными огурцами и грибочками, большой шмат одуряюще пахнущего копченого сала… и объемную, на четверть, бутыль с чем-то янтарно-золотистым. И я, кажется, догадываюсь с чем. Самогоночка на травках!

– Михалыч, спасибо! Откуда такое великолепие?

– Ну, я тут познакомился с одной… Вдовой-паненкой… Ну, она и поспособствовала из своих запасов…

Редкое зрелище, наверное, видеть Митяева смущенным и даже слегка покрасневшим. Вот, значит, к кому мой вахмистр по воскресеньям в гости ходит…

– Михалыч, передай казакам мою благодарность. Спасибо вам за поздравление…

Теперь дело осталось за малым – дождаться честной компании, которая не преминула появиться минут через десять, когда импровизированные шампуры были уже готовы.

– Здравствуйте, господин прапорщик!

– Здравия желаю, господа!

– Офицерское собрание разведотдела штаба армии прибыло в полном составе по вашему приглашению. Как старший по должности и званию, капитан Бойко делегирован нами для проведения церемонии. – Петр Иванович серьезен, как на докладе у генерала.

– Господа, я вижу, что господин прапорщик не готов к процессу. – Дольскому обязательно нужно погусарить. – Денис Анатольевич, а где же ваш боевой снаряд?

– Анатолий Иванович, я уже давно нахожусь в полной боевой готовности, – с этими словами достаю из корзинки граненый стакан с блестящими на дне звездочками, – Дело только за вами.

– Отлично! Поручик Дольский, вы назначаетесь тамадой!

– Слушаюсь, господин капитан!

– Петр Иванович, вам – обязанности виночерпия!

– Есть!

При этих словах чуть сдерживаю смех, маскируя его покашливанием, что, впрочем, не укрылось от Валерия Антоновича.

– Что-то не так, Денис Анатольевич?

– Извините, господа, вынужден отвлечься на две минуты к костру.

Раскладываю первую порцию на рогульки и возвращаюсь обратно.

– Итак, Анатолий Иванович, Петр Иванович, начинайте!

– Господин капитан, господа офицеры! Ваш покорный слуга имел удовольствие познакомиться с господином прапорщиком, будучи на излечении в госпитале. За то время, которое мы там провели, я узнал Дениса Анатольевича только с лучшей стороны. Имея возможность выйти в отставку в связи с контузией, тем не менее он настоял на отпуске по ранению, за короткое время восстановил свою форму и вернулся в строй. Более того, такие боевые навыки, как у него, я еще ни у кого не видел. Как вы знаете, я принимал участие в одном деле вместе с ним. Так спланировать и провести операцию по уничтожению взвода немцев может далеко не каждый кадровый офицер. Поэтому я рад, что господин прапорщик служит с нами в одном подразделении. Ваше здоровье, Денис Анатольевич!