Союз писателя и музы

Златан Зорев

Союз писателя и музы

1

Серж Безродный был писателем. К тридцати пяти не вышло ни одной книги, но автор очень старался, – писал, писал и писал. Много лет отдал творчеству. Начав царапать бумагу авторучкой, вернувшись из армии, так и продолжал до сих пор.

Приходил домой после работы, ужинал и сразу садился за печатную машинку. Компьютеров не признавал, хотя и не чурался, считал, что настоящий писатель должен печатать на пишмашинке. У старенькой «Москвы», некоторые буквы западали, и иногда приходилось дорисовывать карандашом. Пальцы частенько застревали между клавишами – порой сдирал кожу, вытаскивая их из недр машинки и вполголоса матерясь.

Серж Безродный – это псевдоним. На самом деле его имя не столь поэтично – Сергей Семенов. Стеснялся этого хобби и никому не показывал собственных опусов. Кроме жены… Мария ушла, прожив с ним пять лет. Может быть, вовсе не из-за увлечения литературой, но он считал, что именно по этой причине. Серж Безродный мнил себя пострадавшим за искусство.

А еще верил в музу. Не в эфемерную мистическую, с арфой и крылышками, которая существует в воображении писателей, а в настоящую женщину. Был уверен, однажды его посетит прекрасная незнакомка, и Серж напишет гениальный роман. Создаст такую вещь, которая покорит каждого. А еще представлял, что у писателя с музой должен быть секс. С женой были отношения, но хотелось большего. Праздника и феерии, сказочного секса. Оттого и ушла, что их постель за пять лет превратилась в театральные подмостки провинциального театра – оба делали вид, что им нравится, но актерами были никакими. Да и позже ни одна проститутка не давала желаемого. А Серж мечтал о настоящей музе, а не об обычной женщине.

***

В субботу заварил чай и сел за печатную машинку. Чем нравилась «Москва» – старушка не боялась быть залитой чаем или кофе. Компьютерная клавиатура после этого выбрасывалась на мусорку, а пишмашинка знай себе работала.

Две недели писал рассказ, но на бумаге появлялись лишь мертвые буквы. Текст не хотел оживать, чего-то не хватало. Серж выбрасывал скомканные листы, пил чай, курил и думал, как же придать жизни этой истории. Но ускользало нечто важное – сколько бы автор ни долбил по клавишам, не удавалось поймать настроения и создать атмосферу. Набор предложений не желал превращаться в художественное произведение.

…За спиной послышалось движение. Оторвавшись от печатной машинки, Сергей развернулся и увидел женщину лет тридцати. Одета в белый спортивный костюм и такие же белые кроссовки. Светлые волосы собраны на затылке в короткий хвост. Красивое лицо с тонкими чертами, большие глаза, нежные губы – она была прекрасна.

– Здравствуйте, вы не видели моего кота? – с улыбкой спросила белоснежная женщина.

Как эта красавица оказалась в квартире с запертой изнутри дверью – большая загадка.

– У меня нет кота. А вы откуда?

– Я кота ищу, кажется, забежал в вашу дверь. Здесь открыто было.

Сергей точно помнил – дверь оставалась закрытой на ключ.

– У меня нет котов. И дверь я запирал.

В этот миг из-под стола раздалось протяжное и жалобное мяуканье.

– Барсик! – воскликнула женщина и, подбежав к столу, опустилась на четвереньки, полезла к мяукающему коту.

Сергей отметил выпуклую крепкую попку и поймал себя на мысли, что не против бы прикоснуться к ней. И, откатив кресло в сторону, вцепился пальцами в подлокотники, чтобы не дать волю рукам.

– Вот ты где, негодник! – сказала дама и вытащила на свет такого же ослепительно белого кота.

Поднялась с колен и прижала Барсика к груди. Третий-четвертый размер, оценил писатель и спросил:

– А вы новая соседка? Я видел, вчера переезжали, носили вещи по лестнице.

– Можно и так сказать. А вы писатель?

– Да… – застенчиво произнес Сергей. – Можно и так сказать.

Белоснежка присела на краешек стола, не выпуская кота.

– И где вас можно почитать?

– Нигде. Я еще никуда ничего не посылал и никому не показывал. Наверное, я плохой писатель.

– Самокритика – это хорошо. А мне покажете?

Поставив кота на стол и, не дожидаясь ответа, выдернула из машинки лист.

– Я еще никому… – запротестовал автор, вскакивая с кресла.

– Вот я и буду первая.

Она принялась читать, шевеля губами. Кот внимательно следил, словно понимал, что происходит. Сергей напряженно молчал, стоя рядом.

Дочитав, женщина отложила листок.

– Знаете, а мне нравится, как вы пишете. У вас легкая рука. Но… мне кажется, вы сами не знаете, о чем хотите написать. И… наверное, поэтому с все ваши вещи остаются в виде вот таких вот забавных миниатюр. Я не ошиблась?

Сергей покраснел.

– Кхм. Да… пожалуй, вы правы. Я никак не могу поймать то самое важное, ради чего стоит писать. Исписал тонну листков… этих самых забавных миниатюр, как вы говорите.

В груди опустело. Эта женщина одним глазом глянула на писанину и сразу высказала то, до чего так и не смог дойти своим умом. Нет в нем писательского дара, умеет составлять слова в предложения, писать забавные миниатюры, но и все на этом.

Разозлившись на себя, вырвал из ее рук листок, изорвал на мелкие клочки и отправил в корзину под столом.

– Спасибо, что раскрыли мне глаза…

– Не обижайтесь, – голос был вовсе не насмешливым, как могло бы показаться. – Вы шли не по той дороге, а теперь, надеюсь, сможете найти свой авторский путь.

Большие синие глаза светились, как две звезды.

– Да кто вы такая? – доброжелательный       тон еще больше разозлил его. – Нашли кота – до свидания!

– Я могу вам помочь. Правда, Барсик?

Кот кивнул.

Сергей толкнул корзину ногой поглубже под стол.

– Вы уже помогли…

Почти добавил «понять мою никчемность», но замолчал.

– Я совершенно искренне говорю, – дама встала, и оказалось, что она на голову ниже. – Хотите, я буду вашей музой?

Сергей опешил… Перевел взгляд с женщины на кота. Тот, не мигая, смотрел на него, словно ждал ответа.

– Мне действительно нравится, как вы пишете, – продолжила гостья. – Люди годами учатся и не могут добиться результата, а у вас тут все – и красивый язык, и образность. Это основа писательского таланта, ваш инструмент. Вы умеете им пользоваться, но не знаете, на что все это потратить. А я вам покажу. Хотите?

– А вы что же, литературный редактор? – он попытался придать голосу язвинки, но не вышло.

– Нет. Я муза. Если захотите, то буду ваша муза.

– Ну… – писатель растерялся.– Я… не знаю… да… хочу.

Женщина захлопала в ладоши.

– Вот и прекрасно. Давайте сегодня вечером сходим прогуляться по городу? Это настроит вас на особый лад.

Прикинул в уме, хватит ли денег на ресторан, и вспомнил об отложенных на покупку машины.

– Я был бы очень рад… я… ну…

– Вот и отлично! Значит, договорились – сегодня в шесть вечера встречаемся у подъезда. Не опаздывайте, музы не любят ждать! А пока я пошла.

Она подхватила Барсика и мягкой походкой двинулась к выходу.

– Подождите… мы даже не знакомы.

Белоснежка остановилась.

– Отчего же? Вас зовут Серж… А меня… меня называйте Музой. До вечера! Не пытайтесь сейчас писать, вы будете писать сегодня ночью. Я уверена, что у вас получится хорошая повесть… мы начнем, пожалуй, с повести.

Дама с котом растворились в воздухе. Сергей не слышал, открывалась ли входная дверь.

Послушался Музу и не прикоснулся к машинке до вечера, хотя пальцы так и чесались. Обычно по субботам много писал, но на этот раз изменил свои привычки. Пусть будет так, как сказала эта странная женщина. А что если она литературный редактор?

Часа четыре торчал у телевизора, хотя тянуло к пишмашинке. Один раз даже вставил в нее лист и посидел за столом, подержав пальцы над клавишами. Но удержался. Если это такой прием литературного мастер-класса, то почему бы и не следовать ему? Наверное, немного воздержания писателю только на руку.

Без десяти шесть, одевшись повседневно, в джинсы, любимую футболку с литературным принтом «Read 'Em All», уже стоял у подъезда.

Не верилось, что она придет, но все же и ждал. И дождался. Теплые ладони прикрыли глаза. За спиной раздался голос Музы:

– Угадай кто!

– Муза!

Женщина звонко засмеялась. Взяв Сергея под руку, сказала «Ну пойдем», и они зашагали в сторону спортплощадки, за которой находилась дорога к парку.

Бабушки на лавочке не обращали на них внимания, хотя обычно перемывают косточки всем соседям.

Она была одета так же, как и утром – во все белое.

– Куда пойдем? Предлагаю в ресторан.

– Ну что ты… – она сразу перешла на «ты». – Ресторан на первом свидании – это так пошло. Так мог поступить только Киса Воробьянинов. Или ты проголодался?

– Н-нет, я не голоден.

– Тогда пойдем в парк. Ты давно гулял среди деревьев, давно вдыхал пряный аромат прошлогодней листвы?

Сергей покачал головой.

– Очень давно. Кажется… никогда.

Муза вскинула руку.

– Тогда срочно в парк! В гармонии с природой человек может достичь небывалых высот в творчестве. А в гармонии с природой и музой – тем паче!

Не доходя до дороги, свернули в узкий проулок и пошли по нему. Сергей ходил здесь редко, когда опаздывал утром на работу, и лишь сейчас заметил, как тут красиво. Пышные кроны деревьев, соединяясь над головами, образовывали просторный зеленый коридор, лучи заходящего солнца сюда почти не добирались, и здесь царили сумерки.

– Не замечал раньше этой красоты? – Муза словно читала мысли.

– Да… не замечал. Здесь волшебно. А я по утрам иногда пробегал тут, когда торопился.

– Люди вообще редко глядят по сторонам, и не видят ничего вокруг. Городские жители вовсе перестали смотреть в небо. А там, в вышине, самая красота.

– Ты права, – Сергей обратил взор в вышину, но там было лишь переплетение ветвей. – Надо почаще поглядывать в небо.

– Этого мало. Нужно не смотреть, а видеть!

– Я буду стараться, чтобы увидеть.

– Ты прилежный ученик, – Муза погладила его по голове, как маленького мальчика.

В парке было безлюдно, несколько пар гуляли среди аллей. Один молодой человек катил перед собой детскую коляску, осторожно, словно в ней была бомба. Пожилой мужчина сидел на скамейке, отложив недочитанную книгу – начинались сумерки.

Муза оказалась права насчет ресторана. Здесь лучше, тут была настоящая жизнь.

Она потянула его к пруду. Там, на самом берегу, стояли скамейки, а в воде плавала стайка уточек – взрослая мама, за которой тянулась цепочка детишек.

Сели на скамейку. В небе стали появляться первые звезды, медленно зажигались, одна за другой, как неоновые лампы.

– Красиво тут. Рядом живу, а даже и не знал об этой красоте.

– Люди заняты работой и не смотрят ни в небо, ни по сторонам. Если ты писатель и не видишь ничего этого, то и написать тебе будет не о чем.

– Я никогда об этом не думал.

– А теперь думай. Теперь я твоя муза, и ты сегодня напишешь повесть, которая затронет каждого, кто ее прочитает. О чем бы ты мечтал написать?

Сергей молча наблюдал за утиной семьей, плавающей в пруду.

– Ну… о вечном, например… – ответил наконец. – О любви.

– О любви написано огромное количество книг, – с усмешкой сказала Муза. – И большинство – скучны и неинтересны.

– А я хочу написать интересную.

Прижалась губами к его уху и зашептала, будто выдавала страшную тайну:

– Если хочешь, то напишешь. Интересную, не скучную и необычную. Такую повесть, которая не оставит людей равнодушными. У тебя все получится. Главное – желание. Главное – жить полной жизнью и быть на одной волне с музой.

– А мы с тобой на одной волне? – Сергей тоже перешел на шепот.

Муза отодвинулась.

– Пока нет, но я над этим работаю. Мы с тобой сделаем замечательную повесть о любви. Для этого нужно всего два компонента – писатель и муза, умение писать и желание любить, ты и я. И произойдет Чудо.

– Так ты… все же литературный агент?

– Нет, я муза. Сейчас я твоя муза. И буду ею, пока ты сам этого хочешь. Ты хочешь?

– Да.

Стемнело. За разговором пролетело почти два часа. Утки спрятались, на аллеях появились подростки. Пришло их время.

Муза положила ладонь ему на руку.

– Наблюдай за ними. Подсматривай. Это герои твоих будущих книг. Видишь ту парочку?

– Это которые он в красном, а она в белом?

– Да! Сейчас между ними произойдет сцена, я чувствую напряжение.

Сергей следил за подростком и девчушкой лет четырнадцати. Шли молча, за руки не держались, лица казались напряженными. Девушка остановилась, и когда парень повернулся, без размаха ударила ладонью по лицу и бросилась бежать. Юноша остался на месте.

– Как ты угадала, что поссорятся?

– Я не угадала, я прочитала. Девочка узнала, что он изменил. Может быть, и не желал того, но так получилось. И уже ничего нельзя исправить – или разойтись или жить с этим. Жить с ошибками прошлого дети еще не научились.

– Да ты… семейный психолог.

– Нет, я всего лишь муза.

Когда подростков в парке собралось очень много, она предложила прогуляться вдоль берега. Поднялись и ушли в дальний угол парка, где не было никого, кроме двух целующихся пар.

– Хорошее место для поцелуев.

Повернулась к Сергею и, обхватив за шею, жарко поцеловала в губы. Он обнял ее за талию, и долго стояли так, как малолетки, под березой и целовались, забыв обо всем.

– А ты мне нравишься! – Муза отстранилась и заглянула в глаза. – Я думаю, у нас получится отличная книга. И даже не одна.

Ему стало не до книг, но промолчал, боясь спугнуть момент. Ладони сползли пониже талии, и Муза не противилась этому, а, кажется, даже наоборот. Снова прильнула к нему и впилась в губы.

Когда оторвались друг от друга, рядом никого не было, все подростки разошлись. Посмотрел на часы – простояли здесь минут сорок. Влюбленные часов не наблюдают.

Заметно похолодало, с пруда задул свежий ветер.

– Я замерзла. Ты пригласишь музу согреться чашечкой чая?

– С превеликим удовольствием.

Той же дорогой вернулись к дому. Сергей поставил на газовую плиту чайник, выложил на стол сладости – конфеты, шоколад и халву. Больше ничего не было. Не приготовился – и не чаял даже, что Муза в первый же вечер придет в гости.

Когда чайник закипел, залил кипяток в заварник с хорошим индийским чаем и позвал гостью к столу.

Муза сделала глоток.

– Люблю хороший чай.

– У нас много общего.

– А вот это мы сегодня и проверим. Какие сюжеты ты предпочитаешь?

Он закинул в рот конфету.

– Я люблю непредсказуемость. Но чтобы все это привело к хэппи-энду. Финал должен быть светлым.

– Я тоже не люблю плохих финалов. Будем делать книгу со счастливым концом.

Допили чай и перешли в зал.

– Сейчас мы займемся нашей повестью. А принтер у тебя есть?

– Есть, а зачем?

– В машинку можно по одному листу заправлять, а в принтер сразу пачку. Загрузи его.

Серж подошел к рабочему столу, включил компьютер, которым пользовался очень редко, и запустил принтер. Тот пожужжал мотором и замер, моргая красным огоньком, сигнализируя об отсутствии бумаги.

– Загрузи в лоток пачку листов. А один я вставлю в машинку.

Муза ловко вынула листок из пачки и заправила в барабан пишмашинки, провернув со стрекотом, несколько раз дернув рычажком.

Он положил листы в лоток, сдвинул рамки. Принтер сыто заурчал и довольно замигал зеленым глазом.

– У меня «Ворд» не установлен. Хотя можно и «Опен офис».

– Это не нужно. Мы обойдемся без программ. Все программное обеспечение заложено в нас Ну что, начинаем?

Муза щелкнула выключателем на стене, и комната погрузилась в мистический полусумрак. Слабо светил экран монитора да моргал глаз принтера.

Гостья привлекла Сержа к себе и страстно поцеловала. Если в парке лобызались, как школьники, целомудренно, то теперь не так. Все напряглось, а голова слегка закружилась. Интересно, а на фига тогда нужен принтер, промелькнуло в мыслях и сразу забылось.

Потянул за собачку замка и расстегнул молнию на белоснежной спортивной курточке. Трикотаж скользнул по плечам и сложился у ног. Пухленькие аккуратные груди, соски просвечивали сквозь ажурный лифчик.

Начисто забыл о повести, теперь его увлекло иное занятие. Член напрягся, и джинсы сразу стали тесными. Он поцеловал Музу в шею, проведя языком до уха. Она улыбнулась, прикрыв глаза.

Ее руки потянули наверх край футболки, и спустя мгновение оба стояли друг перед другом наполовину обнаженными. Нежные пальцы словно наэлектризованы, он чувствовал кожей прикосновения, и будто било небольшими разрядами тока.

Долго боролся с застежкой лифчика и вскоре пала очередная преграда. Оба прильнули друг к другу, ее темные волосы рассыпались по обнаженным плечам, а в глазах светилась неистовая страсть.

Серж склонился и прикоснулся губами к груди, рукой нащупал завязку на спортивных брюках. Пальцы не могли совладать с узелком, и Муза, отстранившись на мгновение, сама развязала. Пальцы проникли под трусики, коснулись влажного лона. Муза сладостно застонала.

Она расстегнула его ремень, ловко приспустив штаны, высвободила фаллос, и обхватив нежными пальцами. Стоять с наполовину надетыми брюками было неудобно, и сбросил джинсы на пол, а заодно освободил от остатков одежды и Музу.

Все это совершенно не походило на труд писателя. О книге на некоторое время придется забыть, когда тут такое дело. Пальцы заскользили по податливому телу, – словно глина, из которой можно слепить что угодно.

–Ты мой писатель, – прошептала, словно напоминая, чем собирались заняться. – А я твоя муза.

Сжал ее в объятиях. Такая близкая… такая прекрасная. С женой никогда не было такого чувства, хотя довольно часто, хоть и уныло занимались сексом.

Муза отодвинулась от него.

– А теперь давай уже займемся нашей книгой.

Серж прикинул, что продолжения не будет, но Муза повернулась к нему спиной и облокотилась о стол, соблазнительно изогнув спину.

– Начинай, писатель, сделай музе приятное.

Писатель прижался к ее заду, нежно и аккуратно ввел пенис в мягкое лоно. Обхватив руками груди, Серж начал делать неторопливые движения. Муза охнула и зашептала непонятные слова.

Отчетливо щелкнула печатная машинка, раз, другой и третий. Он в изумлении остановился. Замерла и пишмашинка.

– Продолжай, – сказала Муза, – не останавливайся. Это рождается наша повесть!

Продолжил движение, вгоняя в лоно фаллос, и не выпуская из рук грудей. Машинка застучала настойчивее. Вскоре лист вывалился из каретки, и тогда зажужжал принтер, медленно, словно пробуя слова на вкус, отпечатывая неведомо кем заложенный текст.

Муза застонала от наслаждения, и охрипшим голосом говорила «Давай, давай, не останавливайся, пиши, пиши, пиши, пиши!»

И продолжал писать, мял упругие груди с затвердевшими сосками, все ускоряя и ускоряя ритм. Когда понял, что вот-вот кончит, ослабил напор и несколько минут двигался вполсилы, а затем снова усилил натиск.

– Как же хорошо, – сказала Муза, – давай, давай, не останавливайся.

Принтер жужжал, как сумасшедший, печатая все быстрее и быстрее, зеленоватый огонек мерцал. Листок за листком соскальзывали в лоток и складывались аккуратной стопкой.

– А теперь финал, давай пиши финал. Пиши!

И Серж ускорился, не в силах остановиться. Муза под ним извивалась, словно пыталась вырваться, и это возбуждало сильнее. Сделал еще несколько сильных движений, высвободил все, что накопилось. Принтер, взвизгнув, как раненый, замолк.

Обессилевшие, упали на ковер у компьютерного стола. Обнял Музу, поцеловал между лопаток, и они уснули в нежной неге. Не было сил даже сходить в душ.

***

…Когда открыл глаза Музы рядом не было. Сергей лежал на ковре, подложив под голову джинсы. В окно светило солнце.

Сходил в душ, ополоснулся, сделал себе кофе. На кухонном столе лежала записка, отпечатанная на пишмашинке.

«Это было здорово! Повесть вышла восхитительная. Пошли куда-нибудь, не запирай в стол. В столе от нее не будет никакой пользы. Наша с тобой любовь написала очень хорошую повесть, ее нельзя прятать, нужно показать людям.

Я еще приду.

Твоя Муза».

В зале собрал листки из лотка принтера и лежавший отдельно у печатной машинки, который отпечатался первым. Повесть на 56 листах, которую создали вместе с Музой. Мистика. Такого не бывает, но вот они, эти листочки, лежат перед ним и ждут, когда их прочитают.

Перенес стопочку бумаги на кухню, приготовил еще чашку кофе, взял в руки первый лист и принялся читать. Стиль немного шершавый и рваный, но чувствовался, и нечего тут менять, ни одного слова. А главное – это была цельная повесть, а не разрозненные кусочки – наконец-то пазл собран.

***

«…Когда-то грезил великими мечтами. Упивался своим значением, которого достигнет в будущем… Мечтал о всемирной славе поэта. Вилен писал стихи, показывал друзьям. Вслух никогда не читал, открывал потрепанный блокнот при случае и говорил: «Посмотри, я тут кое-что интересное нацарапал».

К стихам относились, как к проявлению блажи, к нему самому – как к большому ребенку, который все никак не наигрался в поэта. Порой начинали по-дружески гоготать, пародируя его опусы.

«Пишешь? Ну пиши, пиши. Может, чего-нибудь и напишешь, Пушкин», – приговаривал одноклассник Сеня, с которым продолжали дружить после школы.

Ему больше нравился бесшабашный Есенин периода имажинизма, но товарищи упорно продолжали называть Пушкиным.

Терпеливо продолжал писать, за компанию посмеивался с Сеней над собственными стихами, как бы предавая их. Стихи на это не обижались, они не усели обижаться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.