Судьба души. Сказания душ. Книга вторая

– Как думаешь, что нас ждёт на этот раз? – спросил у своего друга Герхольд. Коловрат, осматривая беснующуюся арену взглядом, покачал головой и ответил:

– Если честно, то даже и представить себе не могу.

Они остановились на середине круглой арены и, повернувшись к своему Господину, синхронно опустились на одно колено, склонив головы.

– Плохое у меня предчувствие, – тихо сказал Коловрат. – Сегодня здесь очень много бесов. Гораздо больше чем когда либо.

Герхольд уловил момент и решил разузнать у друга про этих самых бесов.

– Что за бесы? – спросил он Коловрата, едва тот замолчал.

– Тёмные духи. Они сводят людей с ума, направляют на плохие поступки, могут даже заставить убить. Они обладают силой внушения. Но главная их задача – таскать души умерших в пекло. Чем сильнее дух умершего, тем больше бесов нужно, чтобы справиться с этой задачей.

Герхольд смотрел на Коловрата, как будто на совершенно незнакомого человека. Он и подумать не мог, что друг верит во всю эту загробную чушь. Но глаза Коловрата не врали. Его взгляд был серьёзен как никогда.

– Я прошу тебя брат, – сказал он, взглянув прямо в глаза Герхольду. – Что бы не случилось сейчас, ты должен сделать это быстро и без страха, и никогда об этом не жалеть. Пообещай мне!

Глаза Герхольда округлились от услышанного.

– Я не понимаю. О чём ты говоришь? – задал он вопрос, но Коловрат тут же суровым голосом прервал его.

– Пообещай мне! – Герхольд совсем растерялся, он утвердительно и быстро покачал головой в знак согласия.

– Я обещаю, обещаю. Но ты мне хоть объясни! – не унимался он, но услышать ответ, ему было не суждено. Представляющий игры мужчина громким голосом произнёс:

– Подойдите к трибуне воины!

Герхольд и Коловрат приблизились к возвышающемуся над ареной ложу.

– Встаньте на колени, сейчас с вами будет говорить почтенный сенатор Аппий! – громогласно произнёс мужчина.

Воины опустились на землю.

Аппий Маргус медленно поднялся со своего места и жестами своих рук призвал толпу к спокойствию.

– Народ знатного города Тиндари. Вы по праву можете гордиться своими воинами ибо нет им равных на этой земле. Все мы сегодня смогли в этом убедиться. Они по праву могут носить предложенное им прозвище «руки Смерти». Но рано или поздно даже равные друг другу стремятся к соперничеству. Именно это мы сейчас и проверим, – он сделал церемониальную паузу и выпил из кубка вина, чтобы смягчить пересохшее горло. – Ваш благородный Наместник Гай Квитий, по моей просьбе, представляет вам величайший бой этих игр, – сенатор жестами рук призвал Герхольда и Коловрата подняться с колен. – Бой между величайшими воинами города Тиндари. Сегодня мы узнаем, какая из легендарных «рук Смерти» сильнее».

От такого неожиданного поворота событий арена разразилась дикими воплями. Кто-то приветствовал решение сенатора, кто-то наоборот протестовал. Воины, стоявшие на арене друг напротив друга одновременно взглянули на ложе, с которого на них совершенно невозмутимо созерцал их Господин, Гай Квитий. Коловрат повернул голову и посмотрел на друга.

– Видишь брат, Гай сдержал слово. Сегодня один из нас станет свободен от жизни, а второй от оков рабства. – Герхольд с покрасневшими от злобы глазами взглянул на друга.

– Я не буду с тобой биться! – сказал он.

– Тогда нас обоих убьют. – Коловрат взглядом показал на спрятавшихся в верхних сводах арены лучников.

– Пусть так, я не боюсь смерти! – прохрипел со злостью в голосе Герхольд.

– Ты обещал, брат. Так что держи слово, – спокойно произнёс воин. – Посмотри на меня Герхольд. – Кельт с трудом смог сдерживать горечь обиды. Его глаза покраснели, он весь трясся от ярости и ненависти. – Запомни брат, смерть это не конец. Это ещё одна ступень жизни, и после того как она наступит уже не станет страха. Ты обретёшь новую суть и сможешь всё, что только захочешь. Но только после того, как осознаешь, что умер, – слова Коловрата звучали весьма странно. – Я верю, что твой путь ещё не завершён и тебе предстоит пройти ещё множество дорог и совершить массу дел. Именно поэтому, я уступаю тебе свою жизнь.

Тут Герхольд не выдержал и выкрикнул на всю арену.

– Ну почему? Почему именно ты? – Коловрат улыбнулся другу, и это вызвало ступор у совершенно озверевшего от злобы Герхольда.

– Потому что моя жизнь, это всего лишь маленькая жертва во благо спасения множества жизней, которые ты встретишь на своём пути, и которым действительно будет нужна твоя помощь. А за меня не переживай. Моё время пришло, я готов покинуть мир живых, и присоединиться к своим предкам. Я буду присматривать за тобой, и кто знает, быть может, мы ещё и встретимся!

Он вновь улыбнулся и поднял свой меч. Арена, до отказа заполненная людьми, замерла в безмолвном ожидании развязки этого столь величественного драматического события.

– А теперь, давай покажем этим придуркам, как могут умирать настоящие воины, – всё с той же улыбкой на лице сказал Коловрат и бросился в атаку.

Они бились как Боги. Целый час звон клинков раздавался на арене, крики людей заглушали их звон, и множество ран они нанесли друг другу! Откинув все мысли, и сражаясь размеренно и чётко, воины наносили один удар за другим, периодически уклоняясь и отбивая хитрые выпады. Это была поистине пляска смерти. Состязание равных, в котором казалось не должно быть победителя и проигравшего.

Гай Квитий смотрел на сражение своих лучших воинов и его взор был столь тяжёл, что казалось, он может продавить своей тяжестью небеса, и они обрушатся на землю. Перед самым началом поединка он позвал к себе Залуха и рассказал ему обо всём. Гай даже не стал ругать своего слугу за несдержанные возмущения в свой адрес. Лишь только просил обойтись с телом поверженного, как подобает. Залух поклонился Господину и направился прочь.

Сейчас, глядя на схватку, он понимал, что эта мука предназначена специально для него. Для его взора, они сражаются столь яростно и долго, чтобы не дать совести Наместника угаснуть в одночасье. Истязать его своей битвой, и под конец нанести самый жестокий удар. Чтобы осталось в памяти у него то, что он сотворил. А по ночам во снах они будут приходить к нему снова и снова, и эта битва будет напоминать ему о его поступке.

Гай пытался не смотреть на арену, пытался отвлечься хоть чем-то, но это у него не получалось. Его взгляд всё время притягивали двое мужчин сражающимся на песке арены. Но истинное наказание для Наместника Гая Квития было ещё впереди.

В одно лишь мгновение битва завершилась. Так неожиданно для всех, что никто толком так ничего и не понял. Лишь один из воинов упал на песок, а второй опустился перед ним на колени, и закричал.

Герхольд так вошёл в раж сражения, что совершенно про всё позабыл и не сразу понял что произошло. Коловрат просто не увернулся от очередного выпада друга, и клинок Герхольда пронзил его грудь. Через мгновение он уже лежал на песке, истекая кровью, а Герхольд стоял перед ним на коленях и плакал.

Арену поглотила мёртвая тишина. Случившееся заставило всех наблюдателей словно замереть. Они смотрели на смерть одного и горе второго. Смотрели и не могли сказать ни слова. Воздух застыл в их лёгких, и слова будто бы исчезли, уступив место лишь неожиданной пустоте тишины.

– Вот она смерть настоящего мужчины, – прохрипел Коловрат. Он схватился рукой за плечо друга. – Теперь ты свободен, брат. Придёт время и ты всё поймёшь, а пока не трать даром свою жизнь.

Предсмертные судороги сотрясли его могучее тело, глаза закатились и побледневшее лицо обмякло. Голова склонилась на бок, и воин замер навсегда.

– Неееет!!! – Звериный крик, полный горя и боли, разнёсся над ареной.

Аппий Маргус улыбнулся. Его месть свершилась, и он был доволен.

– Ваш воин достоин великой награды, – сказал он, первым нарушив тишину и обратившись к Гаю Квитию. – Я бы хотел наградить его. – Сенатор осмотрелся по сторонам и его взгляд остановился на маленьком деревянном мече сына, лежащем на кушетке. Он поднял игрушку и сказал. – Отныне это будет символ свободы великого воина. – Он развернулся и направился к выходу на арену.

Когда сенатор вышел на песок, Герхольд тяжело дыша стоял окружённый стражниками сенатора. Тело Коловрата уже уносили.

– Великий воин, – произнёс сенатор. – Я вручаю тебе этот символ в знак того, что отныне ты являешься свободным человеком и можешь жить обычной жизнью, – он протянул Герхольду деревянный меч. Воин принял подарок и крепко сжал его в руке. Сенатор тем временем продолжил. – Если однажды ты решишь побывать в моих краях, предъяви этот меч моим слугам и тебя пропустят ко мне.

Он слегка наклонил голову и, развернувшись удалился. Стражники последовали за ним, а Герхольд остался один на арене. Толпа выкрикивала его имя и радостно приветствовала вновь свободного человека, но Герхольд никого не слышал, он медленно направился туда, куда несколько мгновений назад унесли тело его друга.

Всю ночь он простоял на коленях над телом Коловрата. Слёзы непроизвольно текли по щекам, ноги онемели, но кельт не обращал на это внимания. Герхольд не помнил, когда в последний раз молился. Но сегодня ночью он молил всех Богов на свете принять душу его лучшего друга. Он не заметил, как уснул. Во сне он видел удаляющуюся в степи фигуру Коловрата. Герхольд бежал за ним следом, кричал и звал друга, хотел остановить его и вымолить прощения, но тот не останавливался. А догнать его Герхольд не мог. Когда силы его совершенно оставили, он упал на колени и взглянул вперёд. Коловрат взобрался на пригорок и обернулся. Герхольд пытался подняться, но не смог, а друг лишь улыбнулся ему такой знакомой и родной улыбкой, и помахал на прощание рукой. Герхольд вновь постарался встать и, напрягая все свои мышцы, с огромным трудом поднялся на ноги. Но когда он вновь взглянул на пригорок, там уже никого не было. Он ещё долго ходил вокруг холма, кричал и звал Коловрата, но ему никто не ответил.

Проснулся он от толчка в спину. Вскочив, Герхольд понял, что заснул прямо на полу, он обернулся и увидел Залуха. Тот сидел на скамье, и смотрел на него с грустным лицом.

– Вставай. Нужно подготовить похороны.

Они вместе обмыли тело воина и завернули его в шёлковые одежды. Затем с помощью других рабов возложили тело Коловрата на большие носилки и восемь крепких мужчин понесли их за стены города, где Залух распорядился устроить погребальный костёр. Когда процессия вышла за городские ворота, следом шло много людей. Это были простые жители, которые вышли проститься с великим воином, чья жизнь оборвалась столь рано и неожиданно.

Достигнув места погребения, мужчины положили покойного на огромный деревянный помост. Залух подошёл к Герхольду и вложил в его руку горящий факел.

– Это должен сделать ты. Как самый близкий ему человек, – сказал Залух. – Не бойся, его душа сможет найти путь в пристанище предков, – он кивнул Герхольду и отошёл в сторону.

– Прости меня брат! – тихим голосом сказал Герхольд. – Я буду молить за тебя Богов. И если они действительно те, кем их считают, они помогут твоей душе.

С этими словами он бросил факел посередине помоста, большая деревянная конструкция мигом вспыхнула и занялась яростным огненным пламенем.

На рассвете Герхольд собрал пепел друга в глиняную урну и медленно поплёлся в сторону поместья своего Господина.

Он никуда не ушёл, не воспользовался правом своей свободы. Не начал новую жизнь, а наоборот, ещё сильнее привязался к прежней. Он стал служить Гаю как наёмник, как тренер будущих воинов, как убийца. Смысл жизни потерялся для него. Он озлобился, стал грубым и свирепым. И лишь порой, когда он заходил в свою комнату, его взгляд цеплялся за глиняную урну, покрытую толстым слоем пыли. В памяти всплывали воспоминания тех давних лет и, отворачиваясь, Герхольд уходил спать. Днём он гонял новобранцев, а по ночам порой творил для своего Господина весьма ужасные вещи. Сенатор Аппий конечно же не помог Гаю продвинуться в Рим, и Наместнику, приходилось держаться на своём месте, убирая завистников, соперников, врагов, и порой даже друзей. И во всём этом ему помогал Герхольд, ставший для Квития тенью. По заказу Гая, Залух привёз Герхольду из дальней поездки на север странное оружие. Это была металлическая перчатка, такая как у тевтонских рыцарей, но со странным механизмом на внешней её стороне. Внутри этой системы прятался длинный острый клинок, и когда рука в перчатке сжималась в кулак, механизм срабатывал, и клинок выскакивал из своего укрытия. С помощью этого оружия Герхольд стал прорубать путь к власти для своего Господина. Так прошли долгие семь лет.

Очередное задание было простым. Молодой ухажёр, красавчик воин охмурил подросшую дочку Гая. И Наместнику это совершенно не нравилось.

– Она считает, что я ничего не знаю о их тайной любви! – злился Гай, ходя из угла в угол. – Я растил её все эти долгие годы, охранял и любил, а она мне вот так отплатила. – Герхольд молча сидел в тёмном углу и слушал. – Я знаю, что они хотят бежать через три дня! – Наместник остановился и вытер пот со лба. – Это не должно произойти! Ты понял! – Он указал пальцем на Герхольда и повторил. – Ты понял? – Герхольд поднялся и медленно вышел на свет.

– Я понял, – сказал он тихо. – Но почему его просто не убить?

Гай искоса взглянул на кельта.

– Вот ты вроде служишь у меня уже много лет, а так и не понял всего. Убить проще простого. Нужно чтобы дошёл смысл. Моя дочь должна понять, что её своенравность и самоуверенность не принесут ей ничего хорошего.

Герхольд молча кивнул, соглашаясь с словами Наместника.

– Всё устрою завтра, на играх, – он развернулся и направился в свою комнату.

Спал он плохо, ему снились кошмары, и впервые за долгие годы он увидел во сне Коловрата. Тот стоял по колено в крови и что-то говорил ему, но слов Герхольд разобрать не смог, и подойти к другу тоже не сумел. От этого сна он подскочил как ошпаренный. Потряс головой и уселся на кровати, вытирая лицо руками.

– Плохой сон? – Услышал он нежный женский голос. От неожиданности Герхольд в одно мгновение соскочил с кровати и, выхватив свой меч, уставился на освещённый странным светом угол своей комнаты.

В углу прямо на полу сидела незнакомая ему женщина. Она была привлекательна. Длинные светлые волосы ниспадали практически до поясницы, стройное точёное тело, великолепная грудь и бездонные светлые глаза. Таких Герхольду раньше не приходилось видеть. Он смотрел в них как заворожённый, не в силах оторвать взгляда. Женщина была одета очень легко и была боса. На ней было совершенно белое длинное платье и, присмотревшись, Герхольд понял, что свечение окружающее женщину исходит именно от платья, настолько белоснежным оно было. Заметив повышенный интерес к себе, женщина улыбнулась своей невероятно обворожительной и очень доброй улыбкой.

– В следующий раз, когда будешь ложиться спать, выпей настой мяты. Он расслабит твоё тело и разум, а сон будет спокойным и ровным, – плавным голосом проговорила женщина. Герхольд оторвал взгляд от незнакомки и быстро спросил.

– Кто вы такая? Как попали сюда? Вас Гай прислал?

Женщина нисколько не смутилась.

– Нет, меня никто не присылал, – ответила она. – Я сама пришла к тебе Герхольд, сын Гертольда. Я хочу поговорить с тобой.

– Откуда ты знаешь как зовут моего отца и меня? – не выпуская меч из руки, проговорил Герхольд.

Женщина смотрела прямо на него.

– Я многое знаю кузнец, – тихо сказала она. – Я знаю, что ты убил уже многих, и многие из них были невинны. Я знаю, что ждёт тебя за это. И пришла предупредить тебя.

Герхольд хотел ей что-то возразить, но не смог и с места сдвинуться. А женщина в белых одеждах продолжала.

– Внемли моим словам. Остановись, пока не стало поздно. Ты же хороший человек, вспомни об этом, – она очень пристально взглянула мужчине в глаза. – Твой друг Коловрат рассказал мне, что когда он встретил тебя, ты был совсем другим. А сейчас ему больно смотреть на тебя, и он часто винит себя за то, что его смерть превратила тебя в чудовище. Подумай об этом!

Герхольд открыл глаза. Солнце уже встало и озарило мир своим ярким светом. Мужчина уселся на кровати и потряс головой. Некоторое время он сидел задумчивый и в голове прокручивал увиденное. Было ли это на самом деле или всего лишь приснилось ему? Этого Герхольд не знал. Но слова женщины как будто впитались в его голову и звучали, звучали, звучали. Как та песня, что поют пастухи, или мелодия менестрелей, что прицепится и долго не выходит из головы. Он промучился с этим всё утро, но когда настало время выезжать на игры, он позабыл про странную женщину окончательно.

– Тарон, – обратился Герхольд к молодому воину, что помогал грузить в телегу оружие. – Поедешь с нами сегодня. Будешь на замене, на всякий случай.

Парень с явным недовольством воспринял поручение наставника, но возразить не посмел, и когда закончил свою работу, забрался в телегу к воинам.

Когда бойцы прибыли в арену, оказалось, что один из них за время дороги умудрился отравиться. Никто не узнал того, что Герхольд сам добавил в его еду сок из корня чемерицы. Взамен отравленного воина на арену вышел Тарон, где и погиб от руки наставника.

– Отличное зрелище Герхольд, – услышал боец, войдя в ворота арены. – Жаль только короткое. – Встретивший его мужчина рассмеялся.

– Да плевать, Залух, – грубо ответил ему Герхольд. – Моё дело убивать, а уж быстро это будет или медленно, зависит не от меня. Но результат всегда один и тот же. – Закончив свой ответ, он громко рассмеялся и, снимая шлем, направился в купальню.

Вечером Наместник выставил воинам пару бочонков отличного вина, и даже сам выпил бокал за отличное начало игр. Герхольд тоже пировал вместе со всеми, и когда уже понял что напился, отправился спать.

Ночью его разбудил оглушительный женский крик. Он попытался открыть глаза, но вечерний хмель ещё не покинул его, и сделать это было весьма непросто. Шатаясь, он попытался подняться на ноги, и в мутном мареве лампы сумел рассмотреть лежащую на полу женщину. Она была вся в крови и кричала. В комнату уже вбежали стражники, и ошарашенные увиденным стояли разинув рты, не зная, что и делать. Герхольд шатаясь, пытался что-то сказать, но губы его не слушались, а ноги подкашивались. И вновь пытаясь встать, он рухнул на пол как подкошенный. В комнату вбежал Гай, от увиденного его глаза налились кровью. На полу вся в крови, лежала его любимая и единственная дочь Квинтавия. Одежды на ней были порваны в клочья, а на теле были видны синяки и кровоподтёки. Лицо всё в крови и гематомах. Она дрожала как листок на дереве надрываемый порывом сильного ветра и не переставала кричать. Гай переводил свой полный ужаса взгляд с окровавленного тела дочери на шатающегося, и пытающегося что-то говорить Герхольда и не знал что делать. Затем он заметил глубокие царапины на лице и руках мужчины, и голос логики возобладал над ним. Он выставил вперёд руку, указывая на Герхольда, и без малейшего содрогания в голосе произнёс:

– Схватить его! – Стражники тут же скрутили воина и поволокли в подвал.

Когда он протрезвел, ему всё рассказали. Герхольда обвинили в изнасиловании дочери Наместника, и хотя он ничего не помнил до того как проснулся от крика, ему никто не верил. Он пытался всё отрицать и оправдываться, взывал к голосу разума Гая и его жены. Но, как говорят, один лишь плохой поступок способен затмить собой всё величие совершённого тобой блага. Так и случилось с Герхольдом. Ничто не шло в сравнение с жизнью любимой дочери, и Наместник приговорил Герхольда к самым жёстким пыткам. А перед самым началом казни к нему пришла посетительница. То была милая Квинтавия, поведавшая ему о своей мести.

– Ты будешь жить калекой, и всю жизнь помнить о том, что совершил, и благодарить меня за мою милость. Я оставлю тебе жизнь, но она будет для тебя бесполезной, – прошептала она на последок.

Герхольда истязали три дня. Ему вырвали ногти, ослепили и распороли пяты, чтобы он не мог ходить. А напоследок, кастрировали в наказание за покушение на плоть великородной девы. И хотя Гай подозревал, что его дочь подставила Герхольда в отместку за убийство её любовника Тарона, он никому ничего об этом не сказал.

Стражники вывезли окровавленное тело Герхольда за город и выбросили на дорогу, осыпав его всем, что он сумел нажить за эти годы.

– Теперь ты окончательно свободен,– сказал ему один из стражников и со всей силы вонзил в плечо калеке маленький деревянный меч некогда дарованный ему сенатором Аппием. Рассмеявшись над этой шуткой, воины бросили измученное тело Герхольда и уехали.

Первое время он просто лежал на пыльной дороге. Вытащив из плеча маленький меч, он сжал его в руке и стонал от боли, тяжело дыша. В попытках встать он потерял последние силы. Руки болели, ноги не слушались, и всё что он смог, так это отползти на коленках к обочине и прислонившись к дереву ждать смерти. Мир начинал угасать, и Герхольду казалось, что он слышит крики, стоны и ужасные речи проклятий. Он вспомнил былые времена, когда они с Коловратом бились увенчанные славой. Пусть и несвободные, но живые. Вспомнил горечь утраты и боль, с которой переживал эту потерю. Как молился перед глиняной урной, моля Богов о спасении духа своего лучшего друга. Он надеялся, что Боги подадут ему знак, или, быть может, укажут во снах удел души Коловрата. Он верил, что его друг достиг своей цели и сейчас в степях своих предков. Но время шло, а Боги не желали с ним общаться. Ни во сне, ни на яву. Он забросил молитвы. Порой долгими неделями даже не вспоминал ни о чём. Лишь изредка встречал он взглядом маленькую глиняную урну и, задавив в себе сожаление, шёл дальше по жизни.

– Внемли моим словам. Остановись, пока не стало поздно. Ты же хороший человек, вспомни об этом, – вдруг неожиданно услышал он голос незнакомки в своей голове! Голос был такой спокойный и ровный, что казалось, она шепчет слова прямо на ухо. Герхольд вздрогнул и осмотрелся по сторонам своими пустыми глазницами.

– Прости меня!!! – Выкрикнул он, не зная, обращается к кому-либо или просто кричит в пустоту. – Прости!!! – Кровавые слёзы потекли из его пустых глазниц. Он плакал, разрываемый отчаянием и болью. Ужас окутал его полностью. Страх, которого ранее он никогда не испытывал, сковал конечности. Неизвестность накрыла мужчину, словно чёрная грозовая туча. В этом кошмаре он издал нечеловеческий крик больше походивший на предсмертный вопль поверженного зверя.

Его подобрали странствующие артисты. Выходили и поставили на ноги. Они таскали его с собой, показывая как жалкого уродца. Люди обращались с ним очень плохо, не ведая, кто перед ними. Поскольку люди не видят душ своих и не ценят их смысла, а видят лишь оболочку тела, преклоняясь перед их бренностью, и не понимая, что они не вечны. Ценности тела, стоят гораздо дороже, нежели цена духа. Хотя порой второе несравненно дороже первого.

Три года страдал Герхольд в своей немощи, проклиная себя и лишь себя за надменность и самоуверенность. Мужчина сильно исхудал и был совершенно не похож на себя прежнего. От сильной и мускулистой фигуры не осталось и следа. Он ненавидел себя и очень ждал смерти, а она не спешила к нему в гости. И в один из дней он решил поторопить её приход.

Однажды на одном из горных перевалов через который перебирался цирк, чтобы попасть в соседнюю провинцию, прямо посреди ночи он вышел из палатки и пошёл по холодному снегу. Сжимая в руке свой деревянный меч, с которым теперь никогда не расставался. Ступни его окончательно так и не зажили, и он ходил колесом, ставя ноги на ребро стопы. Пройдя несколько метров, он оступился и упал в глубокую скалистую расщелину.

Глава 4. Найдёныш.

133 г. до Рождения Христа.

Пещерное обиталище отшельников.

Территория современной Турции.

Жара не спадала вот уже месяц. Солнце как будто намеренно пыталось выжечь последние остатки жизни из практически выглядевшей безжизненной долины. В такую жару разве что сумасшедший решился бы выйти из дома. Вся жизнь в долине затаилась, скрываясь от неминуемой смерти которую несло обжигающее солнце. Казалось, сама земля затихла как будто сберегая силы, поскольку даже ей было неведомо, когда спадёт жара.

Но даже в такую погоду долина была прекрасна. Насколько хватало взгляда по всей округе возвышались причудливые белые холмы, покрытые редкой растительностью. Высокие остроконечные возвышенности, словно стражники в шлемах, охраняли покой этого чудного места. Природа постаралась тут на славу. Некогда выплеснутая вулканами порода под воздействием резких перепадов температур преобразилась и превратилась в самый настоящий лес высоких и остроконечных скал, вырастающих прямо из-под земли и напоминающих высокие каменные деревья. В некоторых из этих столбов виднелись отверстия и в них обитали голуби, которые тоже попрятались, скрываясь от безжалостного солнца, и лишь порой их маленькие головки выглядывали наружу. Климат в этих краях был весьма суров и капризен. Летом тут бывало очень жарко и сухо, а зимой слишком холодно. Но подобное положение дел нисколько не смущало местных жителей.