Талисман Империи

– Прекрасно, Ливия! Восстановленная республика ради благополучия граждан… Хорошая идея! – Август просмотрел свои записи: – А вот еще одно пророчество Сивиллы: «Вихрь орлов разметал, символы Рима, позор и печаль зарождая; пусть возвратятся, гордость в души вселяя». Что думаете об этом?

– Принцепс! – взгляд Агриппы показал, что он погрузился в знакомый образ. – Полагаю, речь идет об орлах легионов, которые сгинули на Востоке.

Неудачи на Востоке, особенно разгром парфянами легионов Красса, Саксы и Антония, легли черным пятном на репутацию несокрушимых римлян, а потеря римских штандартов стала ужасным бесчестьем для армии и народа. Общественное мнение требовало жестоко отомстить парфянам и вернуть почитаемые святыни.

Август призадумался. Два десятилетия гражданских войн подорвали экономику Рима, а со слабо подготовленной армией нельзя ввязываться в новую войну с Парфией: поражение повлечет крах его власти. С другой стороны, поддержать свой престиж, уже пошатнувшийся, нельзя не вернув орлов. Допустим, все же война… А кто будет командовать армией на Востоке? Сам он не может покинуть Рим, а полководец, вернувшийся с победой, затмит и свергнет его… Непростая задача.

Взвесив все, он осторожно сказал:

– Никогда не начинай войну, если не уверен, что выиграешь больше при победе, чем потеряешь при поражении.

Загрустивший Меценат вдруг продекламировал:

Боги избрали Рим как свое земное жилище,

Дав главенство ему над миром;

Тебя призывают они: отомсти за вечный позор,

Рим возвеличь и спаси от униженной доли!

– Браво, Меценат! – Август хлопал в ладоши, впервые улыбнувшись за весь вечер. – Да, возвеличить Рим! Но как? Сивилла напророчила, что дождь золотой над Римом прольется…

Меценат предложил решение:

– Август, объяви о наступлении «золотого века», и неважно, что нарушается хронология. Твое правление – это новая эра!

Новая эра представлялась литераторам и поэтам так: люди и боги живут совместно, окунаясь в сладостное блаженство и безмятежное удовлетворение; нет ни войн, ни болезней, ни голода; все римляне вкушают плоды цивилизации; взошла эпоха спокойствия и процветания. Вергилию и Горацию, своим друзьям-поэтам, Меценат уже заказал пророческие поэмы.

Потомки Ромула, уставшие от ужасов и лишений войн, мечтающие о беспечной и полной всяческих благ жизни, несомненно, восторженно воспримут веление императора отметить секулярными (столетними) играми наступление «золотого века». Спешите жить и благоденствовать, ибо жизнь циклична: через сто лет грядут жестокие испытания – наступит серебряный век, за ним медный, потом героический и наконец железное столетие (упадок).

Взволнованный Август встал, подошел к Меценату, обнял и поцеловал в лоб:

– Ты гений!

Расправив плечи, принцепс устремил взор в будущее. Избегая открытой монархии, он будет управлять империей, отбирая все больше полномочий у сената и возводя культ своей личности до уровня божества. Неплохо и себя увековечить: один из месяцев года, Секстилий например, называть Августом, как когда-то месяц Квинтилий переименовали в Июль в честь Юлия Цезаря.

Дочь Тигриса Эрато и сын царя Армении по прозвищу Руфус, разговаривая о чем-то веселом, шли по кривым улочками римского квартала, возвращаясь домой. Дважды в неделю Эрато посещала медицинскую школу, и, по требованию главы семейства Тигриса, ее постоянно кто-нибудь сопровождал. Сегодня это был рыжеволосый Руфус. Парень с таким редким цветом волос и черными бровями привлекал всеобщее внимание. В древности, бывало, рыжеволосых приносили в жертву богам, в Риме же рабы с медными волосами стоили вдвое дороже.

Девушка старательно посещала все уроки в частной медицинской школе и, несмотря на дорогое обучение, ей это позволяли, так как хорошее образование для будущей матери было возведено в Риме в культ: женщина должна разбираться в медицине, математике, философии, географии и астрономии, чтобы быть хорошим собеседником мужу и правильно воспитать детей. Эрато мечтала связать свою жизнь с врачеванием, и Руфус, шагая рядом, держа под мышкой увесистый медицинский трактат автора-грека (книга из пергаментных листов в деревянном с кожей переплете), говорил:

– Сестра, фактически все научные знания римляне переняли у греков.

– Руфус, это неважно. Мудрость знаний делает не столь извилистым путь к счастью, – сказала Эрато, поправляя полупрозрачный шелковый плащ голубого цвета, накинутый на длинную лиловую тунику с рукавами и множеством складок.

В этот момент из тени забора вышли двое головорезов.

Преступность в Риме процветала. Грабежи, похищения и вымогательства происходили ежедневно, несмотря на то, что преступников все же излавливали и распинали на кресте. Бандиты продолжали терроризировать целые районы, и ходить по улицам было опасно, особенно ночью. Император Август занялся этой проблемой, но быстро решить ее не получалось; защищать себя каждый должен был сам.

Верзила, осклабившись, смотрел на жертву – юную девушку. Его напарник, поджарый вольноотпущенник небольшого роста, вытаскивал из-за пазухи нож и с кривой страшной ухмылкой шел напрямик к Руфусу:

– Ну, рыжий-красный, человек опасный, сейчас проверим, какого цвета у тебя кровь!

Он замахнулся ножом, чтобы нанести удар в сердце юноши. Секунда оцепенения, и Руфус перешел к активным действиям: выставив перед собой толстый греческий фолиант, защитился им как щитом. Нож вонзился в твердую книгу, застряв в ней накрепко. Изо всей силы Руфус оттолкнул злодея вместе с книгой. Тот попятился, пытаясь высвободить застрявший нож, но замешкался. Этого времени юноше хватило, чтобы выхватить скрытно носимый в плаще кинжал и вонзить его в живот злодея. Наличие оружия у плебеев, вольноотпущенников, рабов и чужестранцев в городе считалось преступлением, но ни один армянин не выходил из дома без оружия. Человек в грязном сером плаще рухнул на землю.

Верзила, удерживая одной рукой девушку, другой срывая с нее золотые украшения, резко обернулся; хищная улыбка с его лица сползла. Увидев поверженного подельника, он выхватил из кармана нож и, приставив к лицу оцепеневшей Эрато, заорал:

– Бросай кинжал, иначе изуродую ей лицо, родная мать не узнает!!

Руфус заколебался. Собрав воедино волю, мужество и энергию, он уже был готов ринуться в драку и уничтожить противника (злость подавила страх), но, осознав, что не успеет (пострадает сестра), стал усмирять себя, загоняя эмоции под контроль самообладания. Пылая ненавистью, глядя исподлобья на врага, Руфус все же бросил кинжал к его ногам. В ту же минуту громила, оттолкнув девушку, набросился на него и, сбив с ног, навалился на парня всем телом, занеся нож для удара. Вдруг рука бандита с острым ножом вяло упала, грузное тело обмякло, придавив юношу.

Руфус, отстранив труп, приподнялся на локте и уставился на военного, который только что мечом поразил бандита. Это был римлянин примерно двадцати трех лет, с волосами медно-коричневого цвета, с красивым волевым лицом, выдававшим упрямый и сильный характер, в белой тунике с узкой красной полосой, широким кожаным поясом, мечом гладиус и небольшим красным плащом на плечах. Люди с таким цветом волос своевольны, им чужды запреты и законы общества. Парень, деловито протерев меч об одежду поверженного злодея, вложил его в ножны и, обернувшись, внимательно посмотрел на Эрато. Эффектная, изящная, молодая черноволосая женщина с тонкими чертами лица, четко очерченными губами, со сверкающими карими глазами обворожила его. Их взгляды встретились. Очаровательное мгновение! Его внезапно пронзила божественная искра. Душа заметалась, в груди вспыхнул пожар, в мозгу мелькнула мысль: «Вот он миг счастья!» Не говоря ни слова, воин смотрел на нее, ощущая к этой женщине магнетическое притяжение, прочувствовав переживания, ранее никогда не испытанные. Наконец придя в себя, произнес:

– С рыжими лучше не связываться… – он с улыбкой смотрел то на нее, то на Руфуса, все еще переживавшего случившийся конфликт. – Я римский гражданин, меня зовут Квинт… Квинт Гатерий. Недавно добровольно вступил в легион, буду служить четыре года военным трибуном. Как раз шел с тренировки на Марсовом поле.

У Эрато возникла необъяснимая симпатия к незнакомцу, щеки залились румянцем, сердце забилось учащенно, движения рук стали неловкими. Появилось желание созерцать этого человека как можно дольше.

– Я должна тебя поблагодарить… – она опустила глаза. – Извини, что не представилась. Меня зовут Эрато, я племянница армянского царя. Если бы не ты, мы бы с братом погибли.

– Меня зовут Руфус, – брат девушки подошел, его переполняло нескрываемое восхищение, он доверчиво смотрел на римского юношу. – Ты спас мне жизнь. Спасибо.

Квинт Гатерий происходил из сенатского рода. Он был старшим сыном в семье, поэтому получил имя отца – Квинта Гатерия, знаменитого оратора, плебейского трибуна и сенатора, а его матерью была сестра Агриппы.

Сердце Гатерия пленила армянка. Он пошутил:

– Там, где преступность чувствует себя вольготно, честным людям не возбраняется между делом пресекать грабежи. – Увидев улыбки на лицах новых друзей, спросил: – Я провожу вас до дома?

Эрато кивнула, и они втроем двинулись по улочкам Рима.

Гатерий и Эрато стали встречаться. Жизнь молодого человека вдруг перевернулась, мысли об Эрато не покидали ни на минуту. Наконец он встретил родственную душу. Ее внешность, манящий запах, чарующие обертоны голоса завораживали. Восторг переполнял его блаженством, он засыпал и просыпался с мыслью о ней, яркие переживания и истинное чувство привязанности нахлынули с такой силой, что страсть к Эрато овладела всецело, а воля отдалась невыразимому наслаждению. Когда ее не было рядом, он страдал.

Она видела в нем идеальные черты характера мужчины, о котором мечтала, – сильный, надежный, храбрый, умный, ответственный, добрый, спокойный, способный защитить и заботиться, и глубокие чувства к нему зародились в ее душе. Между ними возникла незримая связь. Его внутренний мир, понимание смысла жизни, щедрость души соответствовали ее убеждениям и устремлениям. Она желанная и единственная. Их свело провидение.

Испытывая благоговение, они часто и подолгу гуляли в садах Рима и открывали друг в друге что-то родное, близкое, а прогулки под луной с поцелуями предвкушали будущее упоение счастьем. Между ними возникло волшебное чувство близости, вспыхнула искра любви.

Ночью Августу приснился сон, будто он встретился со своим божественным отцом Юлием Цезарем, величаво восседавшим на троне в образе Юпитера.

– Отец! – Август встает на колени. – Моя цель – подчинить Вселенную римскому народу.

– Август! – гремит голос грозного Юпитера. – Пусть орел терзает когтями земной шар, правь народами к их же благу!

Появляется поэт Гораций:

– Вели, величайший, Августу стать царем над Вселенной; прикажи бриттов, китайцев, парфян и индийцев во славу твою покорить!

Юпитер громогласно возвещает Августу:

– Сын, не дай без отмщенья грабить парфянам!

Гораций призывает императора:

– Август, бог и сын бога, раскайся, не поздно мольбами смягчить гнев громовержца! Святой палладиум сгинул. Вернуть его Весте в храм заповедный участь твоя…

Октавиан Август пробудился от странного ощущения неизбежности. Стояла тишина, слабое дуновение ветра колыхало огонек в медной лампе. Навязчивые мысли охватили принцепса: он должен выполнить волю богов – возродить величие Рима, вернуть в храм Весты палладиум, принудить к подчинению парфян, быть auctoritas (влияние, авторитет, власть узурпатора – лат.)!

Встав с кровати, он вышел на террасу и обратил взор к ночному небу. Мириады звезд мерцали на небосводе, загадочно маня к иллюзорным мечтам, но Юпитер, одна из самых ярких звезд небесного купола, достигшая сегодня максимального блеска, убеждала в правоте мыслей. Это Юлий Цезарь, превратившийся в звезду, с небес благословляет его; бог небесный посылает сигналы богу земному. А это что?.. Он увидел появившийся на горизонте Меркурий, окрашенный в ярко-желтый цвет. Меркурий – сын Юпитера, как и он сын Цезаря! Возникла мысль: «Мой великий отец гениален, но я превзойду его своими деяниями, стану властителем мира. Рим всегда процветал за счет покоренных народов, мои декларации о прочном мире – всего лишь риторика. „Трофей Августу“ будет установлен везде, и в первую очередь в Армении и Парфии».

Трофей Августу – это деревянный столб, украшенный доспехами и оружием неприятеля.

Дотронувшись до красного амулета «Узел Исиды» на груди, он ощутил учащенное сердцебиение, душа его возликовала, возникло чувство превосходства с непреодолимым желанием действовать немедленно. Он послал за Агриппой. Тот явился быстро, встревоженный и удивленный.

– Мой старый друг, – взбудораженный Август положил руку ему на плечо и вкрадчиво сказал: – хочу поручить тебе дело, с ним не справится никто, кроме тебя, единственного человека, которому доверяю безоговорочно.

– Принцепс, я всегда готов выполнить твой приказ, – Агриппа все еще не понимал, зачем его внезапно вызвали ночью.

– Вернуть наш престиж на Востоке – твое задание! Пусть Меценат со своими поэтами пишет оды о золотом веке и готовит «золотой дождь», тебе предстоит дело куда более важное – завоевать Восток без войны! Да, сейчас в казне нет денег, армия слаба, родовая аристократия недовольна, но я изменю Рим, установлю новые законы, проведу реформы. Боги не дали мне дар полководца, но у меня есть ты.

– Служить тебе – честь для каждого, кто не страшится прихотей судьбы.

– О мой друг, спасибо. Миссия твоя будет тайной, никто не должен ни о чем догадываться.

Агриппа, сорокалетний соратник императора и близкий друг, лучший военачальник, понимая, как непрочна власть Августа, для удержания которой нужны серьезные успехи и нечто большее, чем простая раздача должностей знати и подарков плебсу, был готов ринуться в схватку стремглав.

– Август, говори что делать!

Пройдясь по террасе в задумчивости, принцепс остановился и шепнул ему на ухо:

– Принудить к покорности Армению и Парфию, вернуть палладиум и захваченные парфянами знамена легионов.

Армения с ее чудесами, магией и сокровищами манила Августа. Это царство жило по своим законам, имея формально союзнический договор с Римом, но свою независимость обозначило казнью римских солдат, оставленных Антонием на ее территории. Царь Артавазд, убитый Антонием, был отмщен его сыном. Умный и хитрый Октавиан Август, победив Антония и став полновластным правителем Рима, сумел расширить империю за счет территорий племен на Рейне, Дунае и в Испании, сделал своими провинциями Иудею и Галатию, но не решил главный вопрос – оградить римское государство от смертельной опасности, исходившей с Востока, в частности от армян, которых было много и которые несколько тысяч лет создавали свою цивилизацию. Кроме армянских царств Великая Армения, Малая Армения, Коммагена и Софена, огромное количество армян проживало на Кавказе, в Сирии, Киликии, Галатии…

«С этим нужно что-то делать. Армяне, объединившись, способны противостоять Риму», – эта мысль не давала императору покоя. Все завоевательные походы в Великую Армению для римлян заканчивались либо провалом, либо не достигали стратегических целей, имея незначительные успехи. Римские полководцы Лукулл, Помпей, Красс и Антоний не сумели покорить это государство. Они временно его ослабляли, а оно вновь возрождалось и набирало силу. Но вот в чем беда армян: они избрали для себя добрых языческих богов не в пример Риму, где все боги воинственные и звали благочестивых римских граждан к непрерывным войнам, захватам и обогащению. Август это знал, веря, что рано или поздно Армения покорится.

Палладиум! В этом символе для Октавиана заключена безмерная глубина. В его руках уже сосредоточена власть принцепса, императора, трибуна и проконсула, он достиг всего, чего желал, остался короткий шаг от auctoritas до бога, но преобразиться не получалось. Как растворить свою прежнюю личность, чтобы она умерла и родилась заново, как достичь совершенства? Пророчество гласило: «Люди бога увидят, когда палладиум Рим обретет».

– Я хочу получить палладиум, – принцепс жадно вглядывался в глаза Агриппы.

Тот, поддавшись внушению, в смятении воскликнул:

– Царь Арташес удерживает его!

– Да, друг! Пока святыня в Армении, мы не можем завоевать это государство.

Оба прекрасно понимали, что власть царя Арташеса и его влияние усиливаются, он почувствовал вкус к завоеваниям и, развязав войну с Атропатеной, пленил ее царя. Союзный договор с Римом превратился в пустую формальность, независимость царства Великая Армения настораживала.

Принцепс ободряюще похлопал друга по плечу:

– Пусть пока Арташес правит и даже именуется «царь царей». Ему недолго осталось. Уверен, ты найдешь способ решить проблему.

– Август, мне придется урезонить парфян, чтобы вернуть орлов, знамена и воинские знаки, взятые ими как трофей.

Захват парфянами штандартов и пленение римских солдат считались национальным позором для государства. Не проходило и дня, чтобы какой-нибудь патриот не напоминал принцепсу: «Отомсти ненавистным врагам!» Бронзовая табличка с текстом постановления сената тридцатилетней давности, обязывающая консулов вернуть орлов, как постоянное напоминание об уязвленной национальной гордости была выставлена на Марсовом поле. Принцепс думал: «В храме в честь меня должны появиться реликвии, угодные богам и переданные мне богами. Никто не смог вернуть штандарты, а я смогу, и народ Рима возликует».

– Да, Марк, ты едешь на Восток. Постановление сената о возврате орлов до сих пор не выполнено. Это дает повод знати говорить о моей слабости. Все ждут чуда…

Агриппа встрепенулся:

– У нас есть ценные заложники – дети царя Армении!

– Я верю в тебя, Марк, даже начну возводить храм Марса-мстителя специально для возвращенных орлов. Но учти, официально будет объявлено, что ты наместник в Сирии и готовишь армию к войне на Востоке. Конечно, никто не поверит, но в Риме пустят слух, что причиной отъезда стала наша с тобой ссора: ты обиделся, что в делах предпочтение я отдаю девятнадцатилетнему племяннику Марцеллу, а не тебе. Все и так знают, что ты с ним не ладишь.

– Похоже на позорную ссылку… – насупившись, сказал Агриппа.

– Что ж, пусть так. Реальная причина должна остаться в тайне, иначе скажут, что я хочу купить успех.

Глава 5. Благородный царь Арташес

II

На огромном полуострове Малая Азия (по-гречески Анатолия, что означает «восток») располагалось царство Великая Армения. При Тигране II оно достигло наивысшего могущества. Время шло, и армянская держава, потеряв захваченные территории – Сирию, Палестину, Финикию, Киликию и Месопотамию, сжалась до своих исторических границ в пределах трех озер – Ван, Севан и Умрия, но в умелых руках Арташеса II страна вновь стала усиливаться, взяв под контроль соседние царства – Малую Армению, Софену и Атропатену.

Арташес правил жестко, но справедливо. Он, пятидесятилетний армянский царь, имел все основания не доверять Риму. В Армении прекрасно помнили, как римский консул и муж Клеопатры Антоний, пригласив на пир прежнего царя, заковал его в серебряные кандалы и увез в Александрию, чтобы выведать секреты магических превращений и тайну армянских сокровищ. Помнили также, что солдаты Антония под видом сбора дани разграбили страну, похитив реликвию государства – статую богини Анаит из чистого золота, а дети царя, сын Руфус и дочь Эрато, а также брат царя Тигрис с семьей оказались в Риме в качестве заложников. И вот теперь к столице царства городу Арташату приближалась дипломатическая миссия римлян.

– Что они замыслили? – Арташес задал вопрос начальнику своей службы безопасности Баграму.

Не склонный к панике, но скорый на руку, тот ответил:

– Когти орла недостаточно остры, чтобы порвать нас, правда, твое усиление вызывает в Риме ненависть.

Баграм, чье имя означает «счастье любви», сорокалетний честолюбивый и самоуверенный армянин, надежный друг царя, добросовестный служака и обладатель звериного инстинкта самовыживания, был красавцем и волочился за каждой симпатичной женщиной.

Царь прошелся по освещенному солнцем залу, взглянул, как учил отец, в окно на гору Арарат и, получив прозрение, подумал: «Римское государство, стремящееся к мировому могуществу, ослаблено. Ему, занятому подавлением восстаний в Испании и внутренними проблемами, не до Армении». Разведка присылала удивительные донесения. Так, мужчины и женщины одного из испанских племен – кантабры, – отстаивая свою независимость, яростно бились с легионерами и, не желая сдаваться в плен, предпочитали падать на мечи, бросаться в огонь и принимать яд. Удовлетворенный утешительной мыслью, он сел в кресло, и на его мужественном лице возникла презрительная улыбка: «Я сила и знаю как противостоять врагу!» Вслух же сказал:

– Мой отец порвал с демократией и правильно сделал. Народные собрания я не созываю давно, потому что коллективная воля позволяет людям воображать, что во всем виноват царь. Власть должна быть абсолютной. Уважение вызывают сила и закон, а не обычаи и традиции.

– Ты видишь себя диктатором?

Вопрос задал главный советник царя Грант (имя означает «священная книга»), пятидесятилетний армянский философ и историк. Грант, осторожный и прагматичный человек, не доверял никому и, обучая царя риторике, своей целью видел направление государственной политики царя в русло, благоприятное Армении, вернее, в угоду тех аристократов, которые мечтали о ее доминировании в мире.

– Знаешь, Грант, – царь говорил благосклонно, – происхождение моей власти как верховного правителя Востока божественное. Мой дед на монетах со своим профилем часто чеканил слово «бог». Пусть и меня народ отождествляет как великодушного и справедливого правителя, милосердного спасителя, творящего добро.

– Да, мой канон (властитель – арм.)! Божеству, несомненно, подобает иметь титул «царь царей», – Грант поклонился.

Арташес II гордо вскинул голову. Сильный и волевой шатен с непослушными длинными волосами (знак власти и благородного происхождения), он с горящими очами устремил взор в будущее, наверное увидев там уникальную роль своей страны. Армян на свете много, и, благодаря их труду, Армения, имея тысячелетний опыт в соединении интересов людей и стран, в том числе в мировой торговле, виделась ему «воротами» в прекрасный мир процветания и стабильности всего человечества. Использовать власть для построения совершенного миропорядка – что может быть благороднее!

Увидев взгляд мечтателя, Грант укоризненно произнес:

– Конечно, целью «царя царей» является забота о человечестве и его духовном совершенстве, но все же главная задача – избегнуть зло для своей страны.

Арташес, бросив на него холодный взгляд, изрек:

– Моя цель – сделать достойное великим, а великое полезным.

Санасар, сорокатрехлетний хранитель государственной печати, чье имя означает «сила вечности», подзадоривал государя, зная его любовь упражняться в искусстве риторики:

– Величие – главная идея Рима, а какова национальная идея Армении?

– Санасар, – царь дружелюбно улыбнулся, – Грант мне неоднократно говорил, что мировоззрение римлян основано на долге – гражданском, воинском и религиозном. Мы другие.

– Государь, долг – инструмент, не позволяющий уклониться от обязанностей, он не что иное, как принуждение к поступкам. Вот тебе и формула непобедимости.

Арташес с пафосом сказал:

– Армянский народ самобытный, терпеливый, добродушный и отзывчивый, но, когда требуется, может сплотиться и дать достойный отпор.

– А не лучше ли привить народу римские добродетели: верность, мужество, доблесть?..

Царь посмотрел на него снисходительно:

– Пусть мы для римлян неискушенные варвары, простодушные существа, но в основе национального сознания армян лежит догмат: верность Родине и ее целостность, что предполагает независимость и достоинство.

Римская миссия приближалась к столице царства с севера. Конный отряд со штандартами и значками на копьях возглавлял Лоллий. Великолепный античный город Арташат стоял на живописном мысу, возникшем от слияния рек Аракс и Мецамор, и считался в мире вторым Карфагеном. Располагаясь в Араратской долине у подножья горы Арарат, он имел прекрасные дворцы и храмы, мощные крепостные стены и непревзойденные защитные сооружения, оснащенные хитроумными механизмами и ловушками, и за всю свою историю не был взят штурмом ни одной армией мира. Римские солдаты все же его разворовали: города часто берут не штурмом, а коварством.

Полководец Антоний притворно объявил, что хочет породниться с царем Артаваздом, сосватав за армянскую царевну своего сына (оба дети). Уловка сработала. Артавазд с семьей пришел в его лагерь на пир в честь помолвки, и там, после подписания брачного договора, был арестован, а защитники города, чтобы не дать повод римлянам казнить царя, добровольно открыли городские ворота неприятелю. «Выдающийся» военачальник Антоний приказал отчеканить серебряные монеты «В честь победы над Арменией».