– Да, и именно поэтому, по результатам разработанной программы, вы попадете в прошлое на три– четыре месяца раньше обстоятельств покушения. У вас будет время для того, чтобы познакомиться и решить, как восстановить все в соответствии с событиями того времени.

– Нет, ну замуж – это уж слишком. Одно дело – Отчизну спасать, а другое…

– У нас люди и на плаху идут и на кострах горят если надо. Так что замуж – это еще не самое страшное. Вам нужно привести Осипа Комиссарова в Летний сад 4 апреля 1866 года и быть вместе с ним, выбрав место рядом с цареубийцей Каракозовым. Он должен спасти царя. Алиса, понимаете, должен. Все зависит от вас.

– А если он не захочет на мне жениться?

– Это не обсуждается, события должны быть восстановлены в точности, надо постараться. Хотя…если уж совсем не будет получаться, что маловероятно, вам просто нужно чтобы он оказался в Петербурге в Летнем саду в нужное время.

– Господи, ну почему я то? Что других нет?

– Елизавета на самом деле существовала, вы похожи как две капли воды, но в результате того же сбоя, она впадает в беспамятство от сердечного приступа на привокзальной площади. Вы замените ее собой, а когда события восстановятся, все станет на свои места и Елизавета …

– Типа, я вернусь сюда, а она оживет и останется вместо меня? Ой, бред, по-моему.

– Это очень сложно! Вы не можете все сейчас понять. Это работа сложных приборов, мощной организации и редчайших умов планеты. Я объясню вам, вот, посмотрите этот снимок:

Пробой действует как раскаленная спица на пластик. – Лобанов держал в руке лист бумаги, на котором была изображена схема, напоминавшая экзотический цветок. – Затемнение, это основное событие, которое не состоялось, мы зовем это точкой прерывания, а яркая, неровная аура вокруг – события, которые состоялись, но были искажены. Аура может быть неделей, а может и годом, и даже не одним, вокруг основного события. Это то, что случилось с основными участниками происшедшего.

Лобанов сел напротив нее и продолжил:

– Царя убьют, если Елизавета не встретится с Осипом, и он не придет в нужное время в Летний сад. Как результат – Елизавета впадет в кому и погибнет, к власти придет совсем другой человек, не родятся многие люди, вы себе не представляете все последствия! Это кошмар! Вам еще нужны подробности?

– Ну да, мне даже интересно!

– Тогда до завтра. Вас отвезут домой. Завтра начнется ваша стажировка.

***

Боль куда-то ушла, яркий свет сменил картинки прошлого, и Алиса пришла в себя от того, что ее лицо было совершенно мокрым. Очков не было и, сощурившись своим близоруким взглядом, она попыталась оглядеться. Вокруг была площадь, поодаль – вокзал, где в витраже на центральном фасаде красовались уличные часы фирмы «Павел Буре». Она сидела на скамейке, а на нее смотрели внимательные светло-карие глаза красивого, по виду деревенского парня, в руках которого была фляга с водой.

– Ну как? Пришли в себя, сударыня?

– Да, спасибо, а что случилось?

– Да вы чувств лишились прямо на площади привокзальной, от голода, наверное, – поди, не ели с утра ничего? Ну, вы посидите, я пойду, куплю баранок.

–Баранок?

– Ну да, вон на лотке продают, свежие, еще горячие, я сейчас!

Парень направился к лотку. Алиса зажмурилась и потрясла головой. Легкий шум и тошнота. Вот чего-чего не хотелось, так это баранок! Она посмотрела на свои ноги. Их скрывала темно-синяя юбка дорожного костюма. Такого же цвета теплый бурнус на ватной подкладке согревал от холодного ветра. Ей, вдруг, до смерти захотелось посмотреть на себя в зеркало. Головой она понимала, что все произошло так, как говорил Лобанов, и она действительно в прошлом, но в душе-то она была той прежней Алисой Гореловой, серой мышкой, училкой, разведенкой…

– Ой, мамочки, посмотрите, какая туча находит! – Сидевшая рядом с ней бабка с котомкой подскочила и пулей метнулась с привокзальной скамьи под навес колбасной лавки. Алиса растерянно оглядывалась. Это был самый настоящий, неподдельный девятнадцатый век. Все было так, как ей описывали инструкторы. Вокруг был Петербург, и только скамейка была необычной. От других, стоящих рядом, она отличалась выемкой в подлокотнике. Ничем не приметная выемка со щербинками. Она вспомнила слова инструктора. «Максимум через час, это самое большое, после устранения точки прерывания, вы должны сесть на эту скамейку и положить руку на подлокотник. Система работает безотказно. Вы вернетесь в настоящее в то же самое время, из которого отправились…»

– Вот, берите, они еще горячие! – перед ней стоял тот самый парень, который приводил ее в чувство.

– Спасибо. Есть совсем не хочется.

– Вам надо поесть, вы такая бледная!

Паровоз, отходивший с платформы вокзала, громко загудел. Раздавшийся резкий звук заставил Алису вскочить – она испугалась. Ноги были точно ватными, голова кружилась, видимо сказывались последствия изменения состава крови во время перехода. Она снова плюхнулась на скамью.

– Вот видите, вы на ногах не держитесь!

Стена мелкого снега, вперемежку с ледяной моросью, обрушилась на Алису с неба. Голова почти ничего не соображала. Она чувствовала, что не может встать. Парень подхватил ее на руки и понес к зданию вокзала. Боковым зрением Алиса увидела, как вдалеке усатый мужчина в форме нес к карете с крестом женщину в такой же точно одежде, как и она сама:

«Вот она, настоящая Елизавета, ей действительно стало плохо на той же самой площади!»– Мысли путались, Алисе подумалось: «Ничего себе, шабашка по выходным!»

– Вот! Здесь вы не намокните! – парень поставил ее на пол вокзала.

Только теперь она обратила внимание на своего спасителя. Мужчина лет двадцати пяти, красив, темноволос, очень хорошо сложен. Идиотка! Это же парень с фотографии, которую показывал ей Лобанов! Осип Комиссаров.

Дух захватило. Невероятная удача или ювелирная работа написанной программы? Может, аура от пробоя не так уж велика и Осип Комиссаров оказался на той же площади, что и Елизавета, вот только Елизавета, которую он повстречал, была совсем не та. Она сосредоточилась и вспомнила инструкции:

– Спасибо, господин хороший…

– Да полноте вам, какой я господин?! Я вовсе не барин, приказчик я!

Алиса смутилась. Из истории было известно, что Комиссаров был родом из простых крестьян, работал шляпником – все село их специализировалось на этой профессии. Наверное, результаты сбоя, подумала она и «включила артистку»:

– Вы просто мой спаситель, позвольте узнать, как вас зовут.

– Прежде вот, баранку съешьте – он протягивал ей румяный, огромный, усыпанный маковыми зернами бублик. Бублик был розовый, с коричневыми боками, от него пахло чем-то вкусным, чем – она не могла понять – традиционные для ее времени корица и ваниль отсутствовали.

«Если я не съем бублика, печеного в девятнадцатом веке – ни за что себя не прощу!» – Она улыбнулась, и откусила кусочек:

– Как вкусно!

– Что вы! – Парень улыбнулся, показав ровные белые зубы в искренней улыбке, – вот у нас в Молвитино еще и не такие пекут! Вы простите меня, мне надо встретить тут барышню одну. Хозяйка моя выписала из англичан учительницу для сына, она тут на площади должна была меня с вещами ждать. А тут с вами беда приключилась. Боюсь я ее не найду теперь.

– А как учительницу зовут?

– Елизавета. Елизавета Ивановна Селиванова.

– Я – Елизавета Селиванова. – Алиса попыталась кокетливо приосаниться. Она уж и забыла, как завлекать добрых молодцев, а уж молодцев из прошлого – так и подавно для нее было загадкой. Парень растерялся:

– Надо же. Вот удача! Хорошо, что я был рядом, когда вам стало плохо!

– Значит, вы…

– Я Осип, приказчик, у Белогуровых в имении.

– Вы проводите меня до места?

– Я вас довезу. Кострома не близко, вам получше уже?

– Я, правда, никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

– Полно вам, сударыня. Пойдемте, провожу вас до кареты.

– Мы поедем в карете?

Парень растерялся:

– Ну да. Поезда до Костромы пока не ходят.

Алиса смутилась:

– Нет, я думала… а, впрочем, пойдемте. – Она направилась вслед за Осипом. Недалеко от привокзальной площади стояли извозчики. Алиса рассматривала мощеную булыжником мостовую, городские окрестности. Она пару раз была в Питере раньше, и в этом месте в том числе. Господи! Нет высоток! Нет гипермаркетов, ничего нет! Она была просто в другом мире. Она даже не понимала, какое сейчас число. Было очень холодно и промозгло. Наверняка, конец ноября. Не запутаться бы в числах – у них ведь время еще по старому стилю. Она только теперь осознала, что у нее нет никаких вещей, кроме тех, что надеты на ней. Видимо парню тоже показалось это странным:

– А где ваш багаж? Вы багаж забыли!

– Ой, и верно, – Алиса решила, что это будет наилучшим выходом из ситуации, – Ведь я саквояж около скамейки оставила!

– Как же вы так! – Осип расстроено смотрел в сторону вокзала, пойдемте искать его!

– Пойдемте!

Еще час они под шквалом непогоды тщетно пытались отыскать несуществующий саквояж. Алиса устала и промокла насквозь. Осип беспомощно разводил руками:

– Наверное, украли. За вещами нынче глаз да глаз!

– Что же теперь делать?

– Вы промокли совсем! Так недолго и простудиться. Пойдемте, у меня есть кое-какие деньги. Я сниму номер, там можно затопить камин и высушить одежду.

– Номер?

– Нет, что вы…вы подумали…нет, – Осип растерялся и был таким забавным. Алиса смотрела на него, и ей было его жалко. Он оправдывался как школьник. – Я не это имел в виду. Вы будете отдельно, я бы никогда…

– Оставьте оправдания, – Алиса, со старательностью ученицы, зазубрившей урок, подбирала слова, которые они учили с инструктором, ведь стиль общения и слог должен был соответствовать манерам того времени. – Я верю вам. Вы не воспользуетесь моим беспомощным состоянием. И потом – ведь вам нужно доставить меня в имение Белогуровых, а дорога неблизкая. Если мы поедем вот так – мы точно простудимся. Так что у нас с вами просто нет выбора.

***

Трещащие поленья в камине потихоньку согревали холодную комнату небольшой придорожной гостиницы, где Алиса и Осип остановились, чтобы обсохнуть и отогреться. Алиса сидела, завернувшись в покрывало. Дорожный костюм сох на стуле, придвинутом к камину. Уже час она пыталась согреться, но удавалось это с большим трудом. Комната была нетопленая. Большой камин нагревал ее медленно, а покрывало с кровати было тонким. На ней была только нижняя сорочка и панталоны. Она разглядывала себя в зеркальце, висящем над тумбочкой возле кровати с витыми коваными спинками. Изначально, возникло ощущение, что чего-то не хватало. Она долго не могла понять – чего именно. Потом пришло осознание того, что ее близорукость прошла сама собой. Не было очков, а былой размытости предметов, как будто и вообще никогда не бывало. Она видела довольно четко. Вообще ее лицо, фигура, оставшись как будто прежними, приобрели некие стандарты того времени. Форма губ стала более округлой, глаза будто больше, а нос прямее и тоньше, пропала угловатость, движения стали плавными. Щеки приобрели здоровый румянец, исчезла заостренность скул – следствие хронического недосыпания, и, что самое главное, – тонкий хвостик на затылке сменился русой косой толщиной в руку. Она словно помолодела на добрый десяток лет. Она себе нравилась, определенно нравилась. Она вспоминала слова инструктора о том, что могут быть различные изменения во внешности, не кардинальные, но заметные. И теперь, то самое ощущение, когда не хочется самой себя пропало. Она была изящной, яркой и даже аппетитной. В дверь постучали.

– Войдите. – Алиса сначала сказала, а потом только подумала – она ведь не одета. Неприлично!

Дверь открылась, на пороге стоял Осип, в руках его был стакан горячего чая в металлическом подстаканнике. Алиса только теперь могла, как следует его разглядеть. Довольно высокий рост, прекрасно сложен, подтянут. Белая рубаха-косоворотка выгодно подчеркивала широкие плечи. Правильные черты лица, длинные вьющиеся темные волосы, карие глаза, – он был даже слишком красив для простолюдина. Немного странная прическа, – но она характерна для их времени. Непослушные кудряшки гладко зачесаны назад, и все равно выбиваются, упрямо падая на лоб, а он откидывает их назад движением головы. Алиса про себя подумала: хорошо еще, что не зализаны на прямой пробор, как у купеческого приказчика на картинке из книжки, которую она читала перед отправкой сюда. Взгляд прямой и честный – создавалось впечатление некоего простодушия вкупе с прирожденным внутренним благородством.

Осип растерялся, стакан в его руке дрогнул, и он отвернулся, стараясь не смотреть на нее.

– Ох, простите меня. Я стучал, я думал, вы одеты…вот тут вам чаю горячего…

Его растерянность и неловкость были до того трогательны и необычны, что Алиса едва не прыснула от смеха, но понимая, что должна была разыграть стыд и смущение, округлила глаза и натянула покрывало по самую шею:

– Ой! Это вы!

– Простите, простите меня. – Смущаясь и не глядя в ее сторону, Осип поставил стакан на тумбочку:

–Пейте чай, согревайтесь. Как только высохнет одежда – поедем.

– Утром?

– Скорее всего, утром. Я здесь рядом, за стенкой, в соседней комнате. Отдыхайте, Елизавета Ивановна. – Он улыбнулся и вышел.

Алиса зажгла свечку – на улице почти стемнело. Она улеглась в кровать и пила обжигающий чай, со вкусом смородинового листа. Сколько всего она прочитала об этом человеке за время стажировки – статьи в старых газетах, все, что можно было найти в сети, даже отрывки из повести какого-то писателя, жившего в прошлом веке. Одни делали его невероятным героем, другие, как этот писатель выставляли его дурачком – простофилей, пьяницей, жертвой обстоятельств и марионеткой в руках царского генерала Тотлебена, а его супругу, роль коей ей предстоит сыграть, эдакой толстой простоволосой Манькой. Ясно было одно – никто ничего толком не знал о его прошлом. Энциклопедические данные были верны лишь с момента, когда он становится Комисаровым – Костромским, получает дворянство и вотчину. Никакой он не дурачок – это видно сразу. Добряк и скромняга, но не дурачок. На стене тикали старинные часы. За окошком шел холодный дождь вперемежку со снегом, догорала восковая свечка и тихо трещали поленья в камине. Алиса засыпала под барабанную дробь ледяных крупинок по оконному стеклу. Какая чудесная ночь – ее первая ночь в прошлом.

***

Хмурое утро было ветреным, промозглым, и хорошего настроения не прибавляло. Алиса ехала в карете совсем расстроенная. Немудрено, ведь в номере не было ни ванны, ни горячей воды, ни даже зубного порошка, не говоря уже о массажных зубных щетках и отбеливающих гелях. Не было ее любимой расчески – массажки. В тумбочке валялся полубеззубый роговой гребень, который забыл, наверное, кто-то из постояльцев. Она побрезговала расчесываться таким – пришлось разбирать руками пресловутую русую косу и переплетать все без расчески. Получилось не очень. Платье пересохло у огня и стояло колом. Ощущение было не из приятных. Как они соблюдали гигиену в этом их девятнадцатом веке! Нет, она, конечно, читала о крестьянской жизни много, в частности, что бани в деревнях были не у каждого. А если и были, то топились «по-черному». Купались в основном летом в прудах или речках, да и то в белье. Боялись при посторонних обнажать своё тело. А в повседневной жизни люди и вовсе ограничивались мытьём головы по субботам, когда меняли бельё. Только ее такая перспектива вовсе не привлекала. Все Алисе казалось каким-то безнадежным. Куда ее везут более-менее понятно, но что она будет делать без вещей и денег? Кого она будет учить? Чему? Надо было как-то выпытать у Осипа, чего именно она учительница, но как? Парень не обращал на нее никакого внимания, ехал, откинувшись на спинку сидения.

Карета была небогатой, сразу видно, хозяева – провинциалы. Ощущения от езды были непередаваемые, – она сама себе пообещала, что по возвращении никогда больше не будет ругать наши дороги, которые казались зеркалом по сравнению с хлябью, по которой они тряслись. Колеса чувствовали каждый камушек, ни тебе амортизаторов, ни усиленных пружин на рессорах. Уже через два часа Алису укачало так, что она была на грани обморока. Осип заметил, что ее вот-вот вырвет:

– Эк вас растрясло-то, барышня! Давайте остановимся, передохнем. Видать, вы непривычная ездить далеко. Выйдите, подышите – ехать то нам еще не один день! – Он подал ей руку. Алиса чуть не упала, при выходе из кареты, так кружилась голова. Осип подхватил ее и поставил на землю. Тракт был почти пуст, только вдалеке виднелась деревенька, и какие-то мужики везли что-то на двух подводах. Она немного отдышалась. Тошнота прошла, головокружение прекратилось:

– Спасибо вам, Осип.

– Да что вы, Елизавета Ивановна, за что?– Он смотрел на нее с тревогой,– вам получше? Вон вы бледная совсем! Вернее сказать,…

– Зеленая?

– Что вы, я не это имел в виду…

– Да я не сержусь, коли правда. Осип, а можно я спрошу вас?

– Конечно, спрашивайте.

– Вам неизвестно, почему барыня именно меня выбрала?

– Так ведь вы лучше всех в вашей этой школе, или как она там называется, картины пишете. А барыня наша больно разным наукам сынишку обучить хочет. Уж и француза – гувернера пригласила, почитай больше года Василю языки с арифметикой преподает. Музицировать она его сама учит, да еще дьяк наш приходит два раза в неделю – катехизис читает. Он барыне про вас и рассказал – дескать, был в Петербурге в семинарии – сына проведывал, и в соседней регентской школе ему работы ваши показали, мол, иконы в мастерской краше вас никто не пишет. Кроме того, языки разумеете. Аглицкий и немецкий. Вот барыня и велела ему испросить у тамошнего начальства дозволения, чтоб, если вы не против, после окончания школы прислать вас для обучения Василя.

– Значит, аглицкий и живопись…. – Алиса про себя ругалась последним и словами. Почему ее никто не предупредил! Какой аглицкий, и какой из нее живописец! Она и рисовать то могла только с помощью специальных компьютерных программ. Плюс, врожденное отсутствие творческой жилки. Что же делать?

– Что вы говорите? – Осип прервал ее мрачные мысли,

– Нет, ничего… ничего, о чем бы стоило продолжать. А что, Осип, барыня ваша, какова?

– Барыня как барыня. Не наше дело господ обсуждать. Вам лучше? Тогда едем?

Карета продолжала свой тряский путь по тракту. Алиса не знала, как прервать неловкое молчание, образовавшееся после ее бестактного вопроса о барыне. Осип вдруг сам, словно оттаяв и широко улыбнувшись, заговорил:

– Вот Василь – весь в барина. Смышленый мальчишка, такой, и добрый как он.

– А барин тоже в имении?

– Да где там, вот уж который месяц в Петербурге. А разве вы не виделись? Ведь это он с вами беседовал, и его человек вас с вещами из регентской школы должен был забрать и к вокзалу извозчиком доставить, а я – встретить…

– Да, да … – Алиса постаралась перевести разговор на другую тему. – А имение большое?

– Да нет, не очень. – Он вдруг неожиданно посерьезнел, – а барыня у нас хоть и молодая, да не любит, когда ей перечат. Вы уж постарайтесь с ней не спорить. Платить она будет исправно. А вот на расправу уж больно скора. Не характер – порох.

– Сколько ж ей лет?

– Двадцать шесть.

– А мальчику?

– Василю семь вот недавно было.

Спрашивать о возрасте барина она постеснялась, ведь она по легенде должна была видеться с ним лично.

– Осип, а давно вы приказчик?

– Больше трех лет. А до тех пор с семнадцати лет в помощниках управляющего ходил. Я ведь с детства грамоте обучен. Барин мне очень доверяет.

– И чем же вы занимаетесь?

– Чем и все – веду дела в имении. Определяю людей на работы, подсчитываю прибыль, закупаю скот, помогаю барину во всем, когда и документы веду. Особенно если хозяин в отъезде, как теперь. Наши, кто в поле не занят, мастерят заготовки для шляпного дела. Я что для работы нужно привожу, готовое в мастерскую отвожу.

Алиса задумалась. Из истории было известно, Осип Комиссаров был неграмотным. По сведениям о нем, весьма влиятельный вельможа генерал Тотлебен, после производства Осипа в дворянский титул немало сил положил на его обучение. Почему же теперь он приказчик? Насколько велика аура временного пробоя? Каковы на самом деле последствия?

Она вспомнила картинки, которые ей показывал Лобанов. Сканированные модели искажений, зафиксированных «Хроносом» напоминали изображения каких-то неведомых цветов. Внутри всегда точка прерывания – круглый черный шарик, на котором карандашом подписана дата и точное время, а вокруг разноцветная аура. Иногда она была небольшой и ровно-волнообразной, как круги на воде. А, иногда, словно раковая опухоль – метастазы во все стороны. Точно паук с лапами разной длины. И над концом каждой лапки тоже дата карандашом. Одна такая дата запомнилась ей особо – она отличалась пятьюдесятью годами от даты самого пробоя. Цвета, по словам инструкторов, тоже имели каждый свое значение – чем темнее, тем значительнее последствия и тем больше людских судеб задето. К сожалению, Лобанов не показал ей картину ее задания. Очевидно было, что искажены события как минимум двадцатилетней давности. Ах, коллайдер, коллайдер. Радовало одно – исправленный временной пробой «затягивался» мгновенно. Ей не объяснили, как именно, но Лобанов клятвенно заверил – стоит только ликвидировать точку прерывания – в точности восстановить центральное искаженное событие, как аура исчезает и все остальное восстанавливается в соответствии с истинной хронологией.

– Вы задумались? – Осип заинтересованно наблюдал за ней. – Подъезжаем к станции. Надо сменить коней и запастись провизией.

– Я хотела попросить вашего совета, – Алиса обратилась с самым невинным тоном, на который была способна, – как вы думаете, что мне сказать по поводу моих вещей барыне? Сказать, что меня ограбили? Ума не приложу, что делать без документов, денег, вещей, – ведь у меня только то, что на мне надето.

– Какой же я растяпа. Теперь я понимаю, почему вы так печалитесь. Позвольте мне хоть немного помочь вам. – Он проявлял неожиданную горячность. Алиса не помнила, как поступали приличные девушки в то время, и что означало согласие принять подобную помощь. Но она рассудила, что, если ей уж все равно придется сходить за него замуж – пусть поможет материально, раз ему так хочется. Для порядка, она, конечно, слегка покочевряжилась, приняв самый благочинный вид:

– Право даже не знаю. Удобно ли это? Прилично ли девушке получать помощь от малознакомого мужчины. Ах, если бы не такая безвыходная ситуация?

– Полно вам, Елизавета Ивановна! Во-первых, мы с вами уже знакомы, а во-вторых, вы ведь смогли убедиться, что я не злодей какой-нибудь. И потом – это моя обязанность, следить, чтобы у барской прислуги было все необходимое.

– Ну, в таком случае…

– На станции есть галантерейная лавка. Закажите все, что вам надо. А новое платье купим, когда будем город проезжать. Ну а про документы и вещи ваши скажем как есть – я ведь всему свидетель.

Версты казались бесконечно длинными. Алиса смотрела в окно кареты на проплывавшие мимо деревушки, с одиноко высящимися над ними крестами церквей. Какая ужасающая бедность! Она всегда думала, что народ на Руси в прежние времена жил достойно. Представлялись бревенчатые избы, добротные и если не богатые, то, по крайней мере, хоть сколько-нибудь ухоженные. Однако, на самом деле, бревенчатые избы были редкостью. В большинстве своем, простые люди жили в утлых хибарах. Технологию их устройства ей по дороге объяснил Осип. Такая постройка основывалась на нескольких дубовых сохах, закапываемых в землю. В сохи врубались жерди, к ним привязывались солома, или лоза, или ветки вишни. Получившуюся избу замазывали глиной, убирая трещины и выравнивая стены, а через год покрывали специальной, белой глиной. Обычно хозяйка и ее дочки исправляли стены избы после каждого ливня и белили снаружи трижды в течение года: к троице, покровам, и когда избу обставляли на зиму от холода соломой.

Даже барские усадьбы, стоявшие обычно особняком, напоминали скорее дачные домики, чем роскошные дворцы, и почти у всех были одного типа: одноэтажные, продолговатые. Вот в нескольких комнатах таких «особняков», часто с не слишком крепкими стенами, ютилась дворянская семья, с целым штатом дворовых людей. Сзади дома – незатейливый огород. Ни красоты, ни комфорта.

Менялись почтовые станции и лошади, которых приходилось ждать полдня, а иногда и дольше. Недолгие ночевки в придорожных гостиницах, а то и прямо в карете на почтовой станции. Но Алиса глядела на все это, не веря в свое счастье – она очевидец того времени! Сколько всего интересного она расскажет по возвращении в школе своим ребятишкам из девятого «б». Она интуитивно тронула браслет.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3