– Вы красивый… – я вздохнула, подтягивая колени к груди и снова отворачиваясь к окну. Там капли нарисовали мятежное дерево, заслонившее своей кроной извилистую дорогу.

– Кмых… – он явно поперхнулся следующим вопросом. – Спасибо. Ты тоже очень симпатичная молодая девушка.

– М-м-м…

Его слова не вызвали у меня никаких эмоций. Это было неинтересно. А вот то, что крона водяного дерева дотянулась до трещины на оконной раме и вдруг превратилась во что-то непонятное…

– Ты хочешь узнать свое имя?

Я прислушалась к себе. Внутри ничего не дернулось. Наверное, имя, которое мне когда-то дали, мало имело со мной общего…

– Зачем?

– Ты будешь жить в обществе. Ты и сейчас в нем. Людям надо будет к тебе как-то обращаться. Ну и потом, имя помогает нам чувствовать себя полноценными. Зачастую оно влияет на характер…

Было заметно, что мой вопрос его не только удивил, но и позабавил.

– Ты, конечно, можешь придумать себе любое имя, но пока это не произошло… Неужели тебе не интересно как тебя зовут?

– Нет… – улыбаюсь его изумлению, поудобнее закутываясь в махровую простыню, которой меня укрыли на время процедуры стирания памяти. – Ведь мне дали его без моего согласия, когда я еще не родилась или только появилась на свет. Они делали это, не зная меня. Просто захотели, чтобы некий набор букв и звуков обозначал нечто живое в пространстве. Я сама должна понять, как меня зовут…

– Интересная теория…

Доктор В. Баухоффер делает пометку в лежащем на краю моей кровати блокноте.

– Мне нравится ход твоих мыслей, но имей в виду, что это может занять много времени.

– А я не спешу. Какой пароль активации моего браслета?

Поднимаю вверх левую руку, демонстрируя тонкий кусок пластика, плотно обхватившего мое запястье.

– CJ-5692. А что?

– Можете называть меня так, пока я не придумаю. Только без цифр, а то звучать будет словно я робот…

– Договорились… – он закинул ногу на ногу и чуть склонил крупную, коротко стриженную голову влево, – боюсь ошибиться, мне кажется, что у тебя сейчас довольно веселое настроение. Даже несколько игривое. Расскажешь, что ты чувствуешь?

Открываю глаза и поток воспоминаний замолкает сам собой. Небо хмурится невыспавшейся рожей мне в окно, и я не отказываю себе в удовольствии высунуть ему язык. На электронном циферблате часов, живущих на тумбочке рядом с моей кроватью, нервно мигает семь двадцать три утра. О господи, кошмарище какой…. Можно же еще спать и спать, и спать… Но раз организм проснулся, значит придется подниматься… Обратно уснуть не получится, хотя я бы не отказалась…

Откидываю руку себе за спину и нащупываю аккуратно застеленную половину кровати. Настроение сразу отращивает первую парочку цепких ножек и начинает ползти вверх.

За что я особенно люблю Майлза, так это за то, что с ним не надо просыпаться. Ему хватает такта дождаться момента, когда я усну и исчезнуть из моей квартиры так, чтобы я этого не заметила. И нет этих скомканных попыток завязать или поддерживать утренние разговоры, на которые я по большому счету совершенно не способна. Нет глупого подобия съедобного завтрака в постель. Долгих провожаний из серии: ну иди уже работай, а то я в душ хочу, покопаться в интернете, сделать кучу звонков, записаться на маникюр, посплетничать в подружкой на тему того, какие трусы удобнее носить в длительном походе по лесу, и выпросить у нее почитать интересную книгу про природу магнитных полей Юпитера, а вместо этого я тут с тобой стою, как дура, в коридоре и томно вздыхаю между пятидесятым и шестьдесят вторым прощальным поцелуем.

Телефон, стоящий на зарядке, оживает хриплым прокуренным звоном, и я невольно вздрагиваю от неожиданности. На экране высвечивается номер Майлза.

– Проснулась что ли? – веселиться он на мое мычание, которое я хочу выдать за приветствие.

– Типа того… – откровенно зеваю в трубку.

– Какие планы на сегодня?

– Занята… – с удовольствием тяну я, поджимая на ногах пальцы. – Душ, маникюр, позвонить всем, в том числе и на работу, еще Вольф…

– У-у-у-у… это надолго… – Майлз чем-то грохочет в трубке, – твои-то хоть в курсе что ты приехала?

– Нет еще… Им тоже позвоню…

– Ладно, ты на кухне была уже или еще валяешься?

– Валяюсь…

– Тогда подымайся и иди туда. Я тебе там всякой всячины оставил… поешь пока не остыло….

– А что там?

– Тебе понравится… – фыркает он и кидает трубку…

Улыбаюсь… Майлз в своем репертуаре… Обожаю его… Значит завтрак, потом маникюр… Потом Вольф… Потом…

Мысли мои машут мне ручкой, как раз на пороге моей кухни, которую переполняет аромат оладий, яблочного джема и свежезаваренного чая с мятной горчинкой.

Доктор Вольф

Мара не зря вчера извела, как выяснилось впоследствии, почти весь свой дорогущий карандаш для подводки глаз на переправление моей речи. До бизнесменов, далеких от проблем психотерапии, однако феерически способных делать деньги даже из воздуха, основная идея программы дошла и зацепила. Уже в процессе обсуждения особенностей погружения человека в состояние чистого листа и последующего вывода из него в первозданное состояние появилось много смелых идей по развитию программы. Разброс был, начиная от организации отдыха для хранителей государственных и прочих сверхважных тайн, вплоть до создания этаких живых флэшек, используемых в сфере промышленного шпионажа. Последнюю идею все присутствующие обсмеяли, вспомнив фильм с подобным сюжетом, и чем там все закончилось.

Но финансирование на продолжение исследований и развитие программы мы, как ни странно, получили. Хотя я, если честно, не верил в успех ни одной минуты. Но глава одной из крупнейшей банковской сети в стране, Август Принс, выписал нашему институту авансовый чек на десять миллионов и попросил прислать ему результаты исследования первой группы тестеров. Если они его устроят, он обязался регулярно финансировать наши разработки, так как ему самому, да и нации в целом, нужны жизнерадостные здоровые сотрудники.

За что я люблю утро субботы, так это за возможность доехать до работы за каких-то 15 минут, вместо обычных 45… Люди ползают по улицам как снулые мухи, тихо переговариваясь между собой, а погода явно вот-вот разродится тяжеловесным долгим дождем…

От выпитого вчера шампанского у меня все еще закладывает нос, и приходится надсадно шмыгать, поднимаясь по ступеням исследовательского центра, вяло отвечая на сонный кивок охранника. У него форменная фуражка сидит на голове неровно: утиный козырек ее чуть убежал в сторону, но от этого его несимметричное лицо почему-то становится более гармоничным.

Коридор, одна стена которого стеклянная и выходит на зимний сад, раскидывает эхо моих шагов. Надо собраться с мыслями. Отправить Принсу результаты исследований. Думаю, начальных данных и конечных, высчитанных с последних опросов первых тестеров, должно хватить… Хотя, может лучше показать все промежуточные этапы… И еще, стоит ли включать в этот отчет результаты моей любимой восьмерки, за которой я до сих пор слежу с возрастающим вниманием?

Дело в том, что даже лишившись всех воспоминаний о себе самом, человек так или иначе выбирает что-то более или менее ему привычное и знакомое. Тестерам предлагалась возможность обучаться любой профессии и пробовать работать в ней. Так вот 70 % выбирали или те же специальности, что имели до стирания, или что-то схожее по функционалу ну или, в крайнем случае, направлению. Еще 22% предпочли отдыхать, развлекаться, искать смысл бытия и вести богемный образ жизни… Но вот оставшиеся 8%, по странному выражению моего секретаря Орланду, дали настоящего дрозда…

Самый яркий пример из них – поэт, пришедший на программу бороться с затяжной депрессией, при которой уже даже психотропные препараты почти не давали эффекта. Первую неделю после очистки памяти он сидел в парке их отгороженного, искусственно сконструированного на базе заброшенных зданий «мира» и тихо плакал. Вторую он провел в библиотеке, помогая расставлять книги и чинить ветхие экземпляры… Мы уже решили, что он успокоился и нашел себе занятие, да и улыбаться начал хоть и неуверенно. А вот на третью неделю он явился в библиотеку с топором и бензином. Разнес в щепки пару стеллажей и сжег их во дворе с воплями о том, что ему нужна тишина, и чужие заумные мысли его бесят до кровавых пятен в глазах…

Отдохнув после этого пару дней на транквилизаторах, он, аккуратно причесанный и застегнутый на все пуговички своей парадной рубашки, явился к начальнику скотобойни и попросил взять его на работу забойщиком.

Собственно, он до сих пор им и работает. Потерял полторы фаланги мизинца на левой руке, но бросил курить и смеется над своими стихами. Хоть те все-таки были прекрасны. Увлекается восточной философией и пробует единоборства. Хочет жениться на шеф-поваре мясного ресторана, с которым сотрудничает его предприятие.

Также у нас есть бухгалтер, превратившийся в акушерку. Учитель пения, открывший бюро ритуальных услуг. Офтальмолог, занявшийся аналитикой и расчетом рисков. Два инженера-строителя, один из которых ушел в профессиональный бокс, а второй – в продавцы-консультанты всякой девчачьей бижутерии из дешевых стразиков и пластмассы. И безработный прожигатель жизни, который надел строгий костюм и принялся изучать законы.

Ну и Эрика Майер… Которая хоть и не может похвастаться такой театральностью, которую организовал поэт, перерождаясь в работника скотобойни, но все же заткнувшая за пояс всех остальных вместе взятых. Только ей из этой сотни хватило упертости найти себя настоящую и настолько смириться с тем, что прошлое не имеет значения, что даже ее семья не смогла отговорить ее от муторной процедуры смены всех документов для получения нового имени, статуса, места учебы, работы и жизни. Впрочем подозреваю, что ее семья вообще мало что может сделать, если Эрика упирается рогом. Хотя при нашей первой встрече она производила впечатление очень мягкого, покладистого, начисто задавленного хорошим воспитанием существа…

Как сейчас помню тот день, когда вызвал ее на собеседование. Я не очень понимал, почему она подала заявку на участие. Ведь прямых показаний у нее было маловато. Психологическое тестирование выявило только хроническую усталость и сомнения в самоидентификации в обществе. Но прочитав ее анкету, я решил все же не отсеивать ее сразу. Поэтому я попросил Орланду вызвать тогда еще Ванессу Майер на дополнительную беседу.

В назначенное время – минута в минуту – в дверь моего кабинета робко поскреблись. Я крикнул, чтобы входили, и сквозь щелку в комнату просочилась девушка лет двадцати пяти. На первый взгляд она была просто никакая. Самые обычные джинсы, аккуратные ботиночки, темная кофта и низкий хвостик темных курчавых волос. Незапоминающееся лицо, взгляд, обращенный внутрь себя, делал ее похожей на оживший манекен. И просто жутко мерзко съеденные ногти, от вида которых меня слегка передернуло…

Ванесса проследила за моим взглядом и, чуть покраснев, спрятала руки за стоящей на коленях сумочкой.

Поборов отвращение перед ее огрызками, я все же начал разговор. Попросил рассказать ее о себе. Ничего особенного не добился. Девчонка явно зажалась, говорила вяло и неуверенно. Но я невольно обратил внимание на ее губы. Обычные по форме, ничем не выделяющиеся на и без того невыразительном лице, своими незначительными движениями, вздрагивающими полуулыбками, они придавали ее тусклой речи странноватые отблески бесшумно подступающего пожара. Чувствуя, что меня это начинает потихоньку гипнотизировать, и понимая, что мне это не нравится, я решился задать вопрос напрямую: почему она хочет принять участие в программе и стать тестером. Она вздохнула и неожиданно посмотрела на меня так, что мне вдруг показалось, что ее взгляд ожил.

– Наверное потому, что я безумно устала от всей этой кутерьмы, что называется моей жизнью. Я за ней не вижу сути…

– И ты думаешь, что, забыв все, избавишься от проблем, что мешают тебе жить?

Я уже решил, что она не подходит, но задал этот дежурный вопрос скорее по привычке.

– Нет.

Я аж оторопел от ее улыбки.

– Это вообще никаких проблем не решит. Скорее просто поставит на паузу их. И когда придет время вспомнить все, они навалятся на меня с новой силой и долгами. Но, возможно, убрав этот мельтешащий фон, что не дает мне ни возможности двигаться дальше, ни жить как мне хочется, я смогу увидеть что-то новое. Что-то, что позволит мне или адаптироваться к тому, что есть, или увидеть в себе черты, позволяющие мне откинуть прошлое, потому что оно потеряет свою важность.

В ту секунду я понял, что ее надо брать в программу во что бы то ни стало. Просто ради того, чтобы посмотреть, получиться ли у нее задуманное. Первым сюрпризом от Ванессы стало ее необычно спокойное поведение после пробуждения от процедуры стирания памяти. Люди с намного более устойчивым психическим состоянием, чем у нее, реагировали растерянностью, тревогой, испугом. Она же выглядела абсолютно расслабленной. А по разговору стало ясно, что она откровенно наслаждается происходящим… Я пообещал себе следить за ней на протяжении всех полутора лет, что длился тест… Но, во-первых, она у меня была не одна. А потом случился Поэт… и я о ней думать забыл до конца эксперимента.

К ее приходу на первый контроль через месяц после возвращения памяти я подготовился. Внимательно перечитал ее анкету, в которой говорилось, что Ванесса Майер по образованию менеджер, работает администратором на ресепшене в офисе крупной фирмы по продаже электроники, несколько раз шла на повышение, но всегда выбирали более активную или симпатичную кандидатуру… Я так увлекся чтением ее прошлого, что совершенно ничего не замечал вокруг.

– Здрасьте… Доктор В. Баухоффер… – сыто-ленивый голос Ванессы заставил меня позорно подскочить в кресле, – тише-тише, не надо так нервничать… так и до инфаркта недалеко…

Она сидела в кресле напротив, закинув ногу на ногу, обмахиваясь новой папкой с личным делом. На ней была все такая же простая одежда, а кудрявые волосы лежали по плечам. Так заморочившие меня когда-то давно губы были слегка тронуты помадой, но теперь это было не важно. В ней появилось что-то неуловимо острое и стремительное. Этакий флер, притягивающий к себе и безжалостно сводящий на «нет» все попытки разглядеть ее внешние недостатки или достоинства.

– О, господи, как ты меня напугала, – я потер лоб и попытался унять сердцебиение, но проще было остановить голодного гиппопотама, бегущего обедать…

– Не буду говорить, что я не специально, – усмехнулась Ванесса, – но такого мощного эффекта я не ожидала. Это, кстати, вам.

Она положила на стол передо мной принесенную папку и снова откинулась в кресле, наслаждаясь происходящим. Я подтянул документы к себе не глядя, откашлялся…

– Итак, Ванесса…

– Эрика… – она произнесла это так уверенно и веско, что возникло невольное желание прикусить язык.

– Э-эрика? – я немного растерянно сверился с заглавным листом документов, где лежала копия ее нового паспорта с именем Эрика Майер, – Хм, звучит красиво… Хорошее имя… новой тебе явно подходит…

– Спасибо…

– Так вот Ва… извини, Эрика, как твои дела?

– Прекрасно… – она сладко повела плечами и покачала ногой, – перевелась экстерном на четвертый курс. Скоро пойду в первую экспедицию помощником…

– Как интересно… а помощником кого ты будешь?

– Картографа. Собственно, на эту специальность я сейчас и переучиваюсь…

Я понял, что не успеваю поймать стремительно падающую челюсть.

– Что? -рассмеялась она и скрестила на груди руки, на солнце, светившем в окно, хищно сверкнули длинные холеные ногти, покрытые бесцветным лаком, – я не понимаю, чему вы так удивляетесь, если честно? По-моему, это очень интересная профессия…

– С такими-то ногтями в ней тебе делать будет нечего… – бездумно пробормотал я, силясь собрать мысли обратно в голову и морально подготовиться к другим возможным сюрпризам с ее стороны.

– А это специально для вас подарок… Не очень-то приятно наблюдать, как вы героически сдерживаете тошноту при виде чего-то не отвечающего вашему пониманию прекрасного… вы, кстати, рубашку сменить не хотите? Ее эта мелкая полоска и рубчик, у кого угодно вызовет морскую болезнь…

Секунды две мы мерили друг друга нечитаемыми взглядами, а потом расхохотались… Кто бы мог подумать, что эта интеллектуалка Ванесса Майер, став Эрикой и обретя уверенность в себе на грани разумного, так тонко уест меня за мою же оплошность. Это и сделает нас хорошими друзьями…

Вот информацию про Эрику я точно подавать не буду Принсу. Не знаю почему, но не хочу, чтобы он про нее знал… Дверь в мой кабинет привычно распахнута настежь. Значит уборку уже закончили. Сейчас заварю себе кофе, посмотрю документы….

– Я принесла тебе пончики! – Голос Эрики встречает меня на пороге. Она сидит боком в кресле для посетителей, свесив ноги с подлокотника, и что-то сосредоточенно пишет в планшете, с которым я обычно провожу опрос, – хотя, судя по твоему сопению, тебе сейчас актуальней антипохмелин…

– Обойдусь, – шмыгаю я, невольно рассматривая ее ядовито зеленые носки с радужными единорогами, торчащие из-под края штанин, – а за пончики спасибо. Хоть я и не ем сладкое…

– Вот что ты за скучный человек, Вольф, – она перелистывает страницу на планшете и продолжает строчить, – я к тебе со всеми пончиками… можно сказать, прямо из души их своей достала… А ты…

– А я качаюсь в зале не для того, чтобы потом заедать свои труды холестерином и быстрыми углеводами… – отбиваюсь я и, наконец, прохожу за свой стол.

– Ок, в следующий раз я тебе принесу вареную кольраби… – легко соглашается она, заставляя меня коротко усмехнуться.

– Ты давно вернулась? – спрашиваю скорее для себя, чем для протокола. Ее присутствие в моем кабинете почему-то навевает уют и желание потрепаться о жизни.

– Вчера вечером, – Эрика бросает на меня пустой взгляд и встряхивает высоким хвостом. – Слушай, почему я сама все это заполняю, а? Это, между прочим, твоя работа….

– У тебя почерк лучше… – я делаю вид, что отшучиваюсь. – Да и потом у меня сейчас нет сил тебя допрашивать. Я с банкета вернулся в три часа ночи. И все, что я сейчас хочу, это ванна кофе и немного покоя…

– Ого… Серьезное заявление… – она откладывает планшет и прикусывает кончик ручки, – и по какому поводу было гульбище, если не секрет?

– Выбивали финансирование на развитие программы «Z3X84».

– Развитие? – она подтягивает одну коленку к груди и обнимает ее тонкой рукой. – Слушай, я, конечно, не сильна в психотерапии… Да и в том, как именно работает эта программа…Хоть и участвую в ней… Но, насколько я понимаю, она представляет из себя довольно логичный и завершенный цикл. Отбор участников с определенной группой проблем. Проверка их на отсутствие суицидальных наклонностей и стрессоустойчивость. Проведение процедуры очистки памяти. Помощь в начале социализации в новом чистом обществе. Предоставление возможности обучения и самообеспечения. Психологическая поддержка, если происходит столкновение с прошлыми страхами и проявляется хоть какая-то реакция на них. Потом, когда через полтора года состояние стабилизуется, начинается постепенное выведение из «чистого листа». Помощь в принятии себя старого и нового. И последующее ежемесячное отслеживание состояния тестера с целью понять, что у него в голове происходит и как он уживается сам с собой. Ведь так?

– Дословно, – сцепляю пальцы в замок и кладу на них подбородок.

– Но какое у этого может быть развитие? Зомбирование людей на выполнение определенных функций в состоянии чистого листа? Или после вывода из него?

– Не путай психотерапию и гипноз. Хоть он порой и используется в сложных случаях, но, по большому счету, программирование людей без их согласия и осознания последствий – это нарушение прав человека.

– Тогда расширение спектра допустимых отклонений у тестеров? – она внимательно прищуривается, явно что-то прикидывая в уме…

– Постепенно и до этого дойдем. Но пока хотим попробовать поставить «Z3X84» на коммерческую основу. Сделать что-то вроде относительно доступной программы лечения и отдыха для деловых людей и работников офиса…

Она молчит секунд десять, глядя на меня немигающими бессмысленными глазами. В какой-то момент она кажется мне умственно отсталой.

– Ты… серьезно? – наконец произносит она, чуть хрипнув на втором слове.

– Да. Эта идея заинтересовала Августа Принса, он дает под это деньги… – мне не нравится ее явное замешательство. – А что тебя так насторожило?

– А он кто? Этот Август…

– Ты в своем лесу совсем одичала… – веселюсь я, подтягивая к себе пакет с принесенными ею пончиками. Бог с ними, от одного мне ничего не будет. – Он глава банковской корпорации…. Меня с ним Мара вчера познакомила.

– М-м-м… – Эрика медленно кивает, запихивая планшет между собой и спинкой кресла, скрещивая руки на груди, – у нее отличные связи… прям на зависть… наверное, хорошо быть модным дизайнером интерьеров…

– Мара талантливая.

– Без сомнений, – в ее интонациях нет сарказма и это радует, – а что ты про этого банкира знаешь?

– Кроме того, что он зарабатывает пару миллиардов в неделю? – пытаюсь стряхнуть сахарную пудру с пальцев, но только пачкаю рубашку, – то, что он любит спортивные машины и играть в видеоигры на приставке… А к чему этот допрос, Эрика?

– К тому, что ты не бизнесмен… Ты ученый. И ведешь себя ты с точки зрения бизнеса крайне неосмотрительно. Да и потом поставить такой опыт на коммерческую основу, уж прости, – на редкость дурацкая идея.

– Это еще почему? Показатели-то хорошие… – я ловлю себя на том, что по-детски обиженно закусываю губу.

– С чего ты это взял? – она достает смятый планшет и помахивает им в воздухе, – вот с этих опросников? Со статистики, которую вы впятером с другими психотерапевтами собираете и кое-как причесываете?

– Ну… вы же нам дневники состояний присылаете еще еженедельно по почте… если не можете прийти на встречу… – ее внезапно агрессивная дотошность вызывает злость и желание скрипеть зубами, – чего ты завелась? Все же в порядке. Отклонений не наблюдается. У тебя-то точно…

– Кто тебе сказал, что у меня все в порядке? – она произносит это так спокойно, что злость схлынывает с меня ледяным потом.

– В смысле? Что ты имеешь ввиду?

Ответить ей мешает трель моего рабочего телефона. Судя по тому, что на нем мигает синяя квадратная лампочка, звонят с охраны.

– Подожди секунду, – я поднимаю трубку с неприятным ощущением холодных капель, ползущих по спине, – да!

– Доктор Вольф, у нас опять прыгун нарисовался… – устало раздраженный голос охранника пришпиливает меня к стулу. И следующие фразы о просьбе подняться на крышу и отговорить очередного недоумка падать с двенадцатого этажа едва ли долетают до моего сознания…

У всех свои слабости. У каждого спеца есть область, с которой он предпочитает никогда не работать. Я знаю программистов, которые принципиально не переустанавливают программное обеспечение. И стоматологов, которые не берутся делать зубы мудрости. Я не могу работать с суицидниками. Словно что-то восстает во мне против и не дает приближаться к ним. Да и мои слова на них не действуют. Вернее действуют, но совершенно не так, как должны… Я помню каждого, с кем пытался работать. И я искренне надеюсь, что ни руководство моего института, ни спонсоры никогда не узнают, что из этого получается. Об этом знают только Мара… и, как мне кажется, догадывается Эрика. Хотя насчет второй это явно моя паранойя…

– Что там? – спрашивает она, видя, как я преувеличенно аккуратно кладу трубку и зажмурившись тянусь за бутылкой коньяка, что стоит у меня в нижнем отделе стола.

– Придурок на крыше… – мямлю я, наливая себе явно чрезмерную порцию алкоголя в большую чайную кружку… – надо идти отговаривать…

– М-м-м… – Эрика следит за тем, как я давлюсь глотками, жгущими мое горло. С шумом выдыхаю. Во рту поселяется землистый привкус. Словно я лизнул застарелую плесень, и она мигом проросла в мой язык. И вопреки всему становится холодно. Мотаю головой и тянусь налить следующую порцию.

– Стоп, – я не замечаю, как она подходит ко мне и резким движением неожиданно цепких пальцев отбирает у меня кружку, – давай я пойду.

– Смешно… – фыркаю я, но выходит жалкое подобие, – и как ты себе это представляешь?

– Никак. Я просто пойду и поговорю.

Она выливает остатки коньяка из чашки в чахлую одинокую фиалку, которую мне всучили для создания умиротворяющей обстановки в кабинете и которую я честно все время забываю поливать. Это яркое пятно в окружении бледно-фисташковых стен и светлых деревянных рамочек с дипломами и сертификатами кажется мне странно живучим мутантом.

– Это о чем же?

– Да чтоб я знала… Но это явно будет безопасней, чем если туда сейчас пойдешь ты, накаченный для храбрости алкоголем до заплетающегося языка.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5