Темнота драконов

Следующий период – поиск и доведение до совершенства новых песен и навыков: искусство игры на флейте постоянно развивалось и прогрессировало. «В этих стенах сокрыта великая, великолепная, оглушительная история!» – размышлял Патч.

Следующая картина изображала сражение. Две армии, противостоящие друг другу. В одной из них – флейтисты. Патч несколько секунд глядел на картину, пока не понял, что это за сражение. Он вздохнул с сожалением. За него флейтисты получили плату. Они разгромили армию противника и стали абсолютными победителями.

«Да… – подумал он. – В истории флейтистов далеко не всё так просто и уж точно не всё можно считать таким уж великим и прекрасным».

Стоун остановился и проследил за его взглядом.

– А-а, – протянул он. – Сражение при Дорнли Флатс. Вижу, ты не одобряешь.

– Не одобряю, – подтвердил Патч. – Ведь до этого боя флейтисты сражались не ради денег, а ради справедливости.

– Не мы придумали войну, мальчик, – бросил Стоун. – Слишком многие воевали за эти земли. Кто-то больше, кто-то меньше. Но часто война разгоралась из-за обычных споров. А если у флейтистов есть навыки, которые могут пригодиться, чтобы выиграть бой, то почему бы не извлечь из этого выгоду?

Патч ничего не ответил.

– К тому же, – продолжил Стоун, – ни один правитель – ни король, ни королева, ни барон или иной владыка – не захочет стать врагом Совета Флейтистов. Ведь без разрешения Совета они не могут нанять достойного флейтиста, чтобы тот сражался на их стороне. Им бы пришлось приглашать только изгнанных, лишённых должной тренировки и навыков, а это могло ослабить их военную мощь. Тебе бы лучше запомнить, что именно Совет гарантирует безопасность всех флейтистов.

– Возможно, – отозвался Патч. Может, это и было правдой, но какой-то слишком уж горькой.

– Наверху расположен зал Совета, – продолжал Стоун. – Там ты окончил бы своё обучение, будь ты достойным учеником. Только подумай, какой могла бы стать твоя жизнь! Но завтра ты окажешься в этом зале в первый и последний раз – когда тебя будут судить. – Со вздохом он покачал головой и указал на лестницу вниз. – А сейчас мы пойдём туда.

Стоун спускался по винтовой лестнице, следом шёл Патч, последним – Эрнер. С каждым витком ступеней кругом становилось всё темнее, из глубины поднималась отвратительная вонь.

Наконец они оказались у запертых дверей. Стоун постучал, какой-то толстяк тут же отворил их.

– Заключённый до суда, – сообщил Стоун. – Его имя Патч Брайтвотер.

Он повернулся к Эрнеру:

– Проводи его до камеры, а я сообщу Совету об успешном завершении миссии.

– Проходите, – сказал толстяк и быстро закрыл двери, стоило Патчу и Эрнеру войти. – Меня зовут Фарнел, идите за мной.

Фарнел повёл их по тёмному коридору, освещённому только масляными лампами. Патч увидел череду маленьких камер, дверь одной оказалась открытой. Фарнел указал на неё, и Патч вошёл. Места хватало только на то, чтобы лечь. Сквозь решётки едва проникал бледный свет. На холодном полу валялось немного соломы и одеяло, такое жёсткое, что, казалось, о него можно удариться. Дверь захлопнулась, и Патч услышал удаляющиеся шаги.

Рен выбралась из кармана и взбежала мальчику на плечо.

– Ужасное место! – тревожно взмахнула она лапками.

Патч кивнул. «Пять лет», – подумал он. Пять лет в камере, которая будет ещё хуже этой. И то, если повезёт и наказание смягчат.

Спустя несколько минут Эрнер открыл дверь и вручил ему одежду.

– Тюремщик настоял, чтобы ты переоделся в это, – сказал он. – Обвиняемый на суде должен быть в тюремной форме.

Патч взял штаны и рубашку из грубой ткани.

– Можешь остаться в своих ботинках, – добавил Эрнер.

– А сюртук? – спросил Патч.

Эрнер покачал головой.

– Я присмотрю за ним до твоего освобождения. Знаю, что ты особенно дорожишь им.

Патч опустил Рен на пол, переоделся и передал Эрнеру вещи и сюртук.

– Я хочу, чтобы ты присмотрел ещё кое за кем, – сказал он и обернулся к Рен.

– О чём это ты? – вытаращилась она, выразив жестами недоумение.

– Я хорошо о ней позабочусь, – пообещал Эрнер. – Даю тебе слово.

– Ни за что! – Рен замахала лапками. – Я останусь с Патчем! Кто-то должен его поддержать!

– Ты не можешь остаться со мной, Рен, – возразил Патч. – Тебе не место в темнице!

Крыса сложила лапки на груди и отвернулась.

– Рен, пожалуйста! Эрнер тебе поможет. А я справлюсь. Через пять лет меня выпустят. И ты сможешь передать мне награду! – сказал он и сам почти поверил, что это возможно.

Рен переводила взгляд с Патча на Эрнера и обратно. Она совсем сникла, повесив голову. И, опустив глаза, кивнула.

– Я буду скучать по тебе! – показала она жестами. В руках Эрнер держал небольшой кошель. Встав на колени, он откинул клапан.

– Ты здесь поместишься, – сказал он.

– Никому не показывайся! – предупреждал Патч. – Люди так не любят крыс. Ради своей же безопасности, не попадайся им на глаза.

Рен запрыгнула в своё новое убежище, бросив на Патча последний печальный взгляд. И взмахнула лапкой на прощание. Патч помахал ей в ответ.

– Береги себя, Рен, – сказал он.

Эрнер вышел и закрыл дверь. Патч ещё долго прислушивался, как звучат и затихают в дальних закоулках его удаляющиеся шаги.

Мальчик остался совсем один.

* * *

Ночь была долгой и беспокойной. Патч проснулся от запаха горячей похлёбки.

– Уже утро? – спросил он Фарнела – толстяка, что встречал их и дежурил всю ночь.

Естественный свет не мог пробиться в тёмные залы, и иного способа узнать время здесь не было.

– Да, – ответил Фарнел. – Суд начнётся через час. Патч съел свой последний обед перед десятью, а может, и пятью годами заключения – если повезёт. Потом Фарнел кандалами приковал мальчика к себе. – Знаю, ты сейчас и не думаешь о побеге, парень, – сказал Фарнел. – Но всё меняется, когда приговор оглашают, и реальность бьёт тебя прямо в живот. Поверь мне.

Он провёл Патча по центральной лестнице Башни до самых резных дверей Зала Совета. Фарнел постучался, створки распахнулись, обдав их шумом голосов.

Их встречал переполненный зал.

В кресле с одной стороны зала восседал Рандел Стоун. Подсудимого подвели к стулу в самом центре – неудобному, железному и холодному. Мальчик сел и быстро осмотрелся, пытаясь взглядом отыскать Эрнера, и нашёл его в третьем ряду слева. В руке тот держал знакомый кошель. Патч на секунду представил, что оттуда выглядывает крохотный чёрный носик.

Его будут судить члены Совета Флейтистов, обычно их двое. Дверь в дальней стене открылась: судьи, одетые в многослойные церемониальные мантии, расшитые золотой, серебряной и фиолетовой нитью, входили в зал. Патч во все глаза смотрел, пытаясь угадать, кто же из них решит его судьбу.

Первым зашёл Лорд Древис, затем Лорд Пьютер, Леди Винклесс, Лорд Кобб и Леди Рамси.

Все они будут вершить суд над ним.

Патч обернулся к Фарнелу.

– Разве обычно судей не двое?

– Обычно да, но твоё дело особенное, – ответил Фарнел.

Патч насторожился.

– Особенное?

– Да, парень. Слухи о злом флейтисте – серьёзная вещь. Народ боится его до чёртиков! Они думали, что сбежал сам Гамельнский Крысолов! Неудивительно, что весь Совет собрался. Посмотри, сколько народу!

Со стороны судейской скамьи прозвучал характерный стук молотка правосудия, призывая к тишине. Это Лорд Древис – глава Совета Флейтистов. Он, как и Стоун, был из тех самых Восьмерых. Более того, он возглавлял Восьмёрку, когда те поймали Гамельнского Крысолова. Это сделало его, пожалуй, самым известным Флейтистом во всём мире. Потребовалось ещё два удара судейского молотка, чтобы в зале окончательно воцарилась тишина.

– Суд начинается! – объявил Древис. – Обвинитель, докладывайте.

Рандел Стоун поднялся с места.

– Подсудимый по имени Патч Брайтвотер.

– Подсудимый, встаньте! – велел Древис, и Патч, звякнув цепью, поднялся.

– Брайтвотер, тринадцати лет от роду, проходил обучение в Замке, – продолжил Стоун. – В середине прошлого лета, совершив множество ошибок и опозорив себя, он был вынужден бежать. Он прервал обучение и покинул замок. – Публика мрачно заворчала. – Совету известно, что вскоре пошли слухи о злом флейтисте, играющем Песнь Танца. Флейтисте, способном изменять свою внешность! – Публика загудела. – Стало известно, что за этими деяниями стоит Брайтвотер. Однако слухи о смене внешности оказались недостоверными. На самом деле он играл Песнь Танца тайно на улицах, площадях и в тавернах, чтобы заработать деньги и славу! – Стоун удовлетворённо оглядел публику. – Его действия бросили тень на чистое и благородное Искусство Флейты!

Люди поддержали его возмущёнными криками.

– Доказательства? – спросил Лорд Пьютер.

Стоун вскинул руки, в которых держал обе половинки сломанной флейты Патча.

– Историю его преступлений можно узнать из флейты, на которой он играл и которую явно сам смастерил.

Лорд Пьютер жестом велел Стоуну подойти. Взяв сломанную флейту, тот внимательно осмотрел её, затем передал коллегами.

– Выглядит она довольно обычно, хотя всё может быть, – заметил Пьютер. – Приятно видеть, что ты смастерил хорошую флейту, Патч Брайтвотер.

– Благодарю, Лорд Пьютер, – ответил Патч. – Я выдержал её над горящим боярышником, в этом всё дело.

Стоун бросил на него злобный взгляд.

– Подсудимый должен молчать!

– Ну же, Рандел, – остудил его Пьютер. – Я сам обратился к нему, дав право на ответ! – Он посмотрел на мальчика. – Теперь подумай хорошенько, Патч Брайтвотер. Ты сознаёшься в своём преступлении? Играл ли ты Песнь Танца, как утверждает Магистр? Не было никакого смысла отрицать сказанное.

– Сознаюсь, – ответил Патч. Зрители поражённо охнули. – Но причиной была не жадность, милорд. Я искал не богатства и славы, а только еды и крова.

Члены Совета повернулись друг к другу, негромко переговариваясь. Наконец Древис ударил судейским молотком и заговорил.

– Патч Брайтвотер, ты признал вину. Но мы думаем о смягчении приговора. Ты использовал Искусство Флейты в дурных целях, но твои наставники хорошо о тебе отзываются, и ранее ты проявлял себя как добрый и честный человек – хоть и не всегда разумный. Теперь, как уже случалось ранее, ты запутался и сделал неправильный выбор! – Судья посмотрел на своих коллег. – Наше решение единогласно? – Те кивнули. – За подобное преступление полагается десять лет заключения в темницах Тивискана. Но милостью суда срок сокращён до пяти лет.

Зрители зашептались, одобрительно кивая. Эрнер бросил Патчу ободряющий взгляд. Патч посмотрел на сумку в его руках и разглядел поднятые вверх крошечные лапки.

Вдруг раздался голос.

– Постойте!

Это был Рандел Стоун.

– Да, Магистр? – отозвался Лорд Древис.

Стоун поднялся со стула и вышел в центр зала.

– Я согласен с вашим мнением о подсудимом. Он и вправду скорее дурак, чем злодей. – Со стороны публики раздались сдавленные смешки. – Однако кое с чем я не могу согласиться.

– Продолжайте. – Древис внимательно смотрел на него.

– Это серьёзное обвинение! – прогремел Стоун. – После заключения Гамельнского Крысолова в темницу Песнь Танца строго запрещена. За все годы никто не нарушал этого запрета. До сих пор! А вы хотите отпустить виновного без должного наказания?

– Посмотри на него, Рандел, – мягко сказала Леди Винклесс. – Парень вовсе не злодей. Пять лет в темнице достаточно суровое наказание для него.

Стоун замотал головой, а когда заговорил снова, голос его просто звенел от злости.

– Глядя на Брайтвотера, вы видите только мальчишку, который пришёл сюда учиться, но сбился с пути истинного. Я же вижу опасность. Он играл Песнь Танца, поправ наши законы. Время идёт, и люди начинают забывать, что случилось в Гамельне. Этого нельзя допускать! – Обвинитель обвёл взглядом зал, погружённый в гробовое молчание. Но Патч заметил, что именно на него Стоун не смотрит.

– Страх охватил людей, когда пошли слухи о Злом Флейтисте, – продолжал он. – Но на самом деле история Гамельнского Крысолова меняется. В ходе поисков Брайтвотера я однажды наткнулся на трактир под названием «Флейтист и Крысы». А на его вывеске – весёлая сценка с Гамельнским Крысоловом! Благожелательным! – Рука Магистра сжалась в кулак. – Я говорил и с такими, кто считает, что на самом деле Крысолов из Гамельна был героем, что он отвёл детей в счастливое место, где они живут прекрасной жизнью. Что, вероятно, люди Гамельна сами спровоцировали его или так ужасно обращались со своими детьми, что ему пришлось их спасать! – На секунду Рандел Стоун замолчал, охваченный гневом.

– Как это возможно? Как мы могли такое забыть? – Он снова оглядел зал. Большинство присутствующих прятали глаза.

– Мысли о том, что Гамельнский Крысолов не злодей, необходимо пресечь на корню! – продолжал греметь обвинитель. – Именно потому сейчас мы не можем быть снисходительными. Нельзя проявлять жалость. Мы должны напомнить всем об ужасном событии, которое случилось в Гамельне десять лет назад. К преступлениям Брайтвотера следует отнестись со всей строгостью! И потому я обращаюсь к Правилу Множественных Нарушений!

Все члены Совета, поражённые этой речью, в смятении смотрели на Стоуна. Зал просто взорвался от криков.

Патч осторожно склонился к Фарнелу.

– Что это значит? – шёпотом спросил он.

– Думаю, тебе лучше сесть, парень, – ответил Фарнел. – То, что тут происходит, точно тебе не понравится.

Патч остался стоять.

– Вы имеете право потребовать это, Магистр, – медленно произнес Лорд Древис и обернулся к остальным членам Совета, чтобы всё обсудить.

Зрители по-прежнему возмущались.

Наконец Лорд Древис поднял молоток правосудия, и шум утих.

– С глубокой печалью мы вынуждены согласиться с твоим требованием, Рандел! – сказал он. – Патч Брайтвотер, мы всё ещё проявляем милосердие и сокращаем твой срок вполовину. Однако само наказание теперь будет составлять десять лет за каждый раз, что ты нарушил Закон и исполнил Песнь Танца! – он посмотрел на Рандела Стоуна. – Изучив сломанную флейту, сколько исполнений ты насчитал?

– Сто два! – ответил Стоун.

Зал погрузился в гробовую тишину. Члены Совета побледнели, когда в полной мере осознали смысл сказанного.

– Мы лично проверим названное число, Рандел, – сказал Древис.

– Разумеется, – кивнул Магистр.

– Патч Брайтвотер, – продолжил Древис. – Тебя осуждают на десять лет за каждое из ста двух твоих преступлений. Таким образом ты приговорён к одной тысяче двадцати годам заключения в темницах Тивискана, но нашей милостью мы сокращаем их до пятисот десяти лет. Тюремщик, отведи его в камеру – И молот правосудия в руке Лорда Древиса опустился в последний раз. Сам Древис при этом выглядел очень печальным.

Зрители зашумели снова.

– Да смилостивится над тобой Господь! – кричал кто-то. – Рандел Стоун не знает милосердия!

Патч упал на стул, не в силах осознать произошедшее. Он посмотрел туда, где сидел Эрнер, и увидел, как тот пытается удержать Рен, рвущуюся наружу.

– Нет! – прокричал ей Патч. – Пожалуйста! Не надо!

Кто-то из зрителей засмеялся.

– Тебе уже ничего не поможет!

Патч не сводил взгляд со своих друзей. Он увидел, как мелькнули лапки Рен. Она что-то показала ему, затем снова спряталась.

Фарнел выволок его из зала и потащил вниз по ступеням. Они миновали камеру, где Патч провёл эту ночь, и продолжили спуск.

Они спускались всё ниже и ниже, и Патч вдруг задумался: интересно, насколько глубоко его упрячут?

Фарнел провёл осуждённого по длинному коридору со множеством дверей – старше этой стены в замке нужно было ещё поискать. Отовсюду доносились возгласы: «Эй, кто там у тебя, а? Кого ты к нам привёл?»

Фарнел остановился у последней двери в конце коридора. На полу лежало сложенное одеяло, которое тюремщик поднял и протянул Патчу, стараясь не смотреть на него.

– Я редко жалею узников, парень. Но у тебя такой приговор, – толстяк покачал головой, – что я подумал: надо посадить тебя в камеру получше. Она хоть и на границе с Тьмой, но всё же у внешней стены, так что у тебя даже окошко будет. – Он повернул ключ и широко распахнул дверь.

Патч рассмотрел её. Створка толщиной в метр, как и сама стена. Камера действительно оказалась больше, чем он думал, – пять шагов в ширину. Вместо окна – проём толщиной с ладонь. Но свет всё же пробивался внутрь, кое-что разглядеть. В тёмном углу валялась куча тряпья. И воняло просто невыносимо.

– Сюда будешь справлять нужду, – сказал Фарнел, ткнув пальцем в дыру в каменном полу. – Тебе будут давать еду и воду, миска и чашка вон там. – Он указал на посуду, брошенную на пол возле тряпок. – Видишь эти отверстия у двери? Оттуда тебе будет прилетать еда и вода. Будь готов поймать их. – Патч заметил небольшие проёмы в стене, и множество испорченной разлагающейся еды на полу под ними. Неудивительно, что здесь такой запах.

Фарнел расстегнул кандалы. Патч потёр затёкшие запястья.

– Что случилось с тем, кто находился здесь до меня? – спросил он.

– О, хорошо, что напомнил! – воскликнул Фарнел, подходя к куче тряпья.

Оказалось, это не тряпьё. Это тело.

Фарнел вынес его в коридор и положил на пол. Теперь Патч мог разглядеть мертвеца – старик, настолько тощий, что от него остались только кожа да кости.

– Невинный Джек, так его звали, – сказал Фарнел.

– Почему?

– Потому что он был невиновен, – ответил Фарнел. – Его осудили за убийство человека при помощи Флейты, а так называемая жертва обнаружилась потом живой и невредимой, в прошлом году! – Тюремщик покачал головой. – Жаль, что Джек умер. До пересмотра его дела оставалась всего пара месяцев. Его бы наверняка освободили!

– Как долго он здесь находился? – спросил Патч, глядя на тонкую, как пергамент, кожу на лице старика.

«Должно быть очень, очень долго, – думал мальчик. – Может, есть возможность протянуть, пока Совет не одумается и не выпустит меня…»

– Джека признали виновным, когда ему было двадцать, – ответил Фарнел. – Дай посчитать… – Он задумчиво смотрел в потолок. – Выходит, бедняга провёл здесь почти пятнадцать лет.

Патч в ужасе смотрел на Фарнела.

– Время здесь никого не щадит, – печально отметил тот. – Потому, что ж, удачи тебе, парень! – Он захлопнул тяжёлую дверь.

Патч услышал затихающие шаги. И вдруг почувствовал, как стены давят со всех сторон…

Подбежав к окну, он встал на носочки, чтобы поймать ртом хотя бы немного свежего воздуха. Глубоко дыша, мальчик ждал, пока страх отступит.

Он вспомнил, что показала ему Рен в зале Совета: «Не сдавайся».

Но как это возможно? Прямо сейчас Патч Брайтвотер был уверен только в одном: как и Невинный Джек, он останется здесь до самой смерти.

8

Гамельнский Крысолов

Едва паника, охватившая Патча, начала отступать, мальчик услышал нечто такое, от чего она тотчас вернулась.

– Эй! – позвал кто-то.

Патч отскочил от окна.

– Кто это? – спросил он, озираясь.

– Я тут, внизу! – казалось, этот мужской голос доносится отовсюду.

«Неужели всего, что случилось, мало! – с горечью подумал Патч. – Так ещё предстоит делить камеру с призраком Невинного Джека?»

– Кто ты? – спросил он. – Пожалуйста, оставь меня в покое!

– Слушай, дружище, – ответил голос, – нам предстоит провести вместе поистине уйму времени, так что давай поладим, а? Меня зовут Мутный Генри. – Ты… ты призрак?

Мутный Генри тяжело вздохнул.

– Я твой сосед. Посмотри у основания стены. Видишь щель?

Патч посмотрел на стену справа от него. Внизу, возле самого пола, темнела щель, она была значительно уже окошка. Патч подошёл ближе, чтобы удостовериться, что то, что слышит и видит, это и вправду так. – Вижу! – сказал он.

– Так посмотри в неё и скажи: «Привет».

Патч посмотрел в щель. Она буквально пронзала насквозь каменную толщу и открывалась с другой стороны стены. Оттуда на мальчика уже кто-то смотрел. – Привет, – сказал Патч.

– Твоя камера в этом коридоре последняя, так что я – твой единственный сосед, – сказал Генри. – А эта щель – часть коммуникаций, через неё удобно говорить друг с другом, причём так, что другие могут и не услышать нас. Значит ты – Патч Брайтвотер?

– Откуда ты знаешь, кто я?

– Тут внизу слухи разносятся быстро! Рад познакомиться, Патч. Правда, мы ещё не успели придумать тебе прозвище. Не то что предыдущему обитателю твоей камеры, Джеку.

– Невинному Джеку! – печально воскликнул Патч.

– Именно! Разумеется, сперва он был Убийцей Джеком, пока не оказалось, что мертвец живёхонек, а Джек невиновен. Видишь ли, обычно прозвища здесь отражают суть приговора.

– Тогда почему тебя зовут Мутный Генри?

Генри замолчал. Пауза вышла довольно длинной и неловкой.

– Не знаю, – сказал тот наконец.

Патч немного подождал, но продолжения не последовало. Вероятно, это и был ответ.

– Ну… Ладно.

– Так какое же прозвище тебе дать? – как ни в чём не бывало проговорил Генри. – Патч Обречённый? Юный Бедняга Патч? Ладно, придумаем ещё. У нас тут уйма времени.

– Ага, – согласился Патч, хотя услышанное об «уйме времени» наполнило его ужасом.

Мальчик отстранился от щели и лёг на спину, глядя в потолок.

– Пара полезных советов, – продолжил Генри. – Во-первых, когда приходит время кормёжки, стража кричит: «Трубы!»

– Фарнел говорил, – кивнул Патч. – Но почему «трубы»?

– Так им не приходится открывать двери, парень, – ответил Генри. – Готовься ловить еду, но особенно воду! Когда идёт дождь, можно заметить, как вода стекает в эти проёмы и бежит по желобкам в полу. Видишь их? Видишь, куда ведут?

Патч посмотрел на пол. Желобки не шире фаланги пальца бежали прямо к отверстию в полу, которую показывал ему Фарнел, – в отхожее место.

– Вижу.

– Во-во. Нам достаётся немного, кхм, лишней воды сверху, а мы всё же на пятом уровне снизу. Так что не пей дождевую воду, как бы тебе ни хотелось, какой бы чистой она ни казалась! И ради всего святого, следи, чтобы ничего в той дырке не застряло!

– Обязательно, – прошептал Патч. – Генри, это правда, что по ночам здесь слышно крики Гамельнского Крысолова?

– О, слышно, ещё как! – ответил Генри.

– А вам не страшно? Он же так близко!

– Бояться Гамельнского Крысолова? Он уже ни на что не годен. Да и рассудок у него совсем помутился. Но я всё равно не боюсь ни его, ни любого другого Флейтиста, что здесь заключён. Даже если кто-то из них и может насвистеть Песнь – никакого результата не будет. И даже если у него с собой будет настоящая Флейта, всё равно бесполезно. Тут свои меры предосторожности.

– Меры предосторожности?

– Видел, какие толстые стены? Если приглядишься получше, заметишь, что каждый выход из камеры украшен специальными бороздками.

Патч присмотрелся к щели, ведущей в камеру Генри. Несмотря на темноту, он всё же разглядел вырезанный в камне узор из мелких завитков.

– Искажатели звука? – догадался Патч. Он слышал о них, когда учился: эти узоры путали звуки каждой Песни и ослабляли её магическое действие. Правда, только в длинных и узких помещениях. Для полноценной защиты завитки подходили мало и играли роль скорее забавного нюанса в Искусстве игры на флейте. Но замок был как раз тем единственным местом, где искажатели работали идеально.

– Именно, – подтвердил Генри. – Тут сидят люди, практически не восприимчивые к музыке, даже к свисту, но искажатели добавляют надёжности. Поэтому стены и двери такие толстые, а для того, чтобы передать нам пищу, тюремщики используют трубы. Находясь в своей камере, ты не сможешь ни на кого повлиять. Так что не бойся Гамельнского Крысолова. Теперь он совершенно безвреден. Особенно после того, что с ним сделали!

– Железная Маска! – сказал Патч самому себе.

И вспомнил, как в детстве не раз уговаривал бабушку рассказать ему историю о Крысолове из Гамельна. Она же сама больше любила истории о Восьмерых: как они отыскали и поймали преступника, и совсем не хотела рассказывать о злодеяниях того Крысолова. «Не хочу пугать тебя, малыш», – повторяла она.

«Но мне ни чуточки не страшно, бабушка!» – уговаривал мальчик. Старушка сдавалась, и Патч слушал очередную историю. Конечно, ему было страшно. Патч точно знал, что, стоит бабушке выйти из комнаты и закрыть за собой дверь, а свече погаснуть, как его храбрость улетучится. Он будет лежать в постели, трясясь от ужаса и представляя, как длинные костлявые пальцы Гамельнского Крысолова смыкаются на дверной ручке, дверь отворяется, и… Эту историю бабушка всегда начинала с одной и той же фразы, от которой мальчишка замирал в благоговейном восторге и леденящем кровь ужасе: «Слышал ли ты о Гамельне, Патч? Однажды этот город заполонили крысы…»