Эвермор. Время истины

Сара Холланд

Эвермор

Время истины

Роман

Посвящается моим брату и сестрам:

Рейчел, Бену и Ханне – жду не дождусь увидеть, куда приведет ваш путь.

Колдунья увидела, как серебристая тень поднимается из искалеченного тела Алхимика и бросается прочь, слишком быстрая, чтобы за ней угнаться. В серебре светилось и пульсировало что-то темно-красное. Чересчур поздно Колдунья поняла, что Алхимик действительно обманул ее – он украл ее сердце.

– «Классическая история Семперы», миф об Алхимике и Колдунье

Но что если Алхимик не умер, не по-настоящему – и она нашла способ выжить?

– Из личных записей Лиама Герлинга

Sara Holland

Evermore

* * *

Печатается с разрешения автора и литературных агентств InkWell Management LLC and Synopsis Literary Agency

Copyright

© 2018 by Glasstown Entertainment, LLC

© А. Сибуль, перевод на русский язык, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Колдунья

Сегодня ночью я превращу кровь Алхимика – кровь Джулс Эмбер – в оружие.

Я стою в комнате, находящейся глубоко под бальными залами и балконами Береговой Гавани. Ростовщик времени склонился напротив меня и, потея, смешивает порошки за своим столом. Он – последний в длинном списке ростовщиков, которых я наняла, чтобы выманить Алхимика из укрытия. Пока все подводили меня, поэтому теперь мертвы. Но что-то подсказывает мне, что сегодня ночью все будет по-другому.

Ощущение опасности бесплодного ожидания витает в воздухе.

Народу Семперы не хватает изобретательности, когда дело касается их драгоценного времени, их кровавого железа. Если они не пьют его как звери, то растрачивают на цветущие сады или скармливают огню, чтобы согреться зимой.

Но настоящее кровавое железо может сжечь мир.

Когда ростовщик времени выливает флакон с кровью Джулс Эмбер в свой маленький котел, в комнате вспыхивает свет – словно мы не глубоко под землей, будто внезапно наступил день. Пепел и сажа клубятся вокруг меня, пока взрыв не сбивает нас обоих с ног. Падая, думаю о мире как о коже, туго натянутой на боевой барабан из моих воспоминаний столетней давности. Кто-то только что опустил молот.

Ударяясь спиной о деревянный пол, ощущаю лишь, как от возбуждения кипит кровь. Перед закрытыми глазами встает картина: языки пламени, контуры дряхлого города с жалким названием – Крофтон.

Смеясь, с трудом поднимаюсь. Ростовщик времени все еще валяется на полу, сбитый с ног ударом, и хватает ртом воздух, как рыба.

– Так это ты, – бормочет он. Мое настоящее имя, Колдунья, замирает у него на губах.

Ничего страшного. Внутри бронзового котла подвижная, мерцающая жидкость испускает слабый свет. Она бесцветная и в то же время всех цветов сразу, на эту магию тяжело смотреть глазами простых смертных. Мужчина, умирающий у моих ног, создал ее из лучших бриллиантов Семперы и всего одного года кровавого железа, который милая Джулс Эмбер оставила в Эверлессе.

Подношу маленький котелок к губам и выпиваю время Алхимика. Лишь немного.

На остальное у меня есть планы.

Горло пронзает боль.

Тяжело дышу, хватаясь за край стола, и мое слабое тело дрожит. Жду, когда время сольется в тысячи клинков, как в ту ночь в Эверлессе, когда я наконец поняла, кто такая Джулс Эмбер на самом деле. Дожидаюсь, пока ее время вырвется из меня, словно что-то живое.

Этого не происходит. Наоборот, в меня вливается сила.

Энергия пробегает по комнате, магия – в каждой ее частичке, дикая, необузданная, словно свора бродячих собак, только и ждет, что ее освободят и выпустят в мир.

Выливаю несколько капель жидкости в непрозрачную бутылку, чтобы скрыть бриллиантовый оттенок содержимого.

Покинув комнату, передаю бутылочку парню из Эверлесса, Айвану Тенбурну. Теперь он меня боится и держит ее так, словно она его может укусить. Хорошо: мне нужно, чтобы он был аккуратен и наше зелье добралось до Крофтона в целости и сохранности.

Где оно подчинит мне Алхимика.

– Разожги для меня пожар, – шепчу я на ухо Айвану.

1

Мне кажется, что мои руки в крови.

Это лишь игра лунного света и движущихся теней. Но я все равно отчаянно тру ладони о влажный плащ, словно это простое действие может стереть алые пятна из моей памяти.

Я сижу в углу сарая, у своей подруги Аммы, недалеко от Крофтона, стуча зубами скорее от страха, чем от холода, а рядом, глядя на меня из своей клетки, тихо кудахчут три курицы. Весенний дождик стучит по крыше. Когда я была девочкой, в объятиях папы шум дождя казался колыбельной – он пел о новой жизни, молодой пшенице, которую скоро можно будет собрать, замесить и выпечь из нее хлеб в горячей печи. Дождь усыплял меня, такой нежный и настоящий, словно голос любимого человека.

А теперь его слабый стук становится громче с каждым порывом ветра. Шум приближающегося ужаса.

Очертания Крофтона выманили меня из лесов – ломаная линия крыш на фоне неба, которую я так часто видела раньше. В голову приходит мысль, что наш коттедж всего лишь в десяти минутах ходьбы по дороге, но потом с болью вспоминаю, что он больше нам не принадлежит. Я обменяла бы всю роскошь и великолепие Эверлесса на еще один вечер у камина рядом с папой. Но даже Эверлесс теперь потерян для меня – мой первый настоящий дом, вход в который мне навеки запрещен.

Я не собиралась задерживаться, сбежав из поместья, но, заметив знакомый сарай, чернеющий посреди недавно вспаханного поля, не смогла не остановиться. Ноги двигались сами по себе. Словно спрятавшись в знакомой темноте, я могла бы повернуть вспять недели и месяцы и изменить все, что случилось.

Попрощаться с Аммой, если повезет.

Сколько времени назад это было? Меня ищут солдаты, Джулс Эмбер, убийцу Королевы. Я иногда слышала, как они продираются через подлесок и неаккуратно ломают ветки, всегда предоставляя мне достаточно времени, чтобы найти укрытие в пещере или на дереве. Теперь я тут, в безопасности…

Какой-то треск на улице, довольно громкий, чтобы услышать его за шумом дождя и низкими раскатами грома.

Прижимаюсь лицом к щели в старых досках стены, волнуясь из-за того, что какой-то солдат или бродяга-кровосос мог наткнуться на мое укрытие. Честно говоря, не знаю, что хуже. Кровосос, блуждающий по лесам, скорее всего, перережет мне горло, выпьет все мои годы, даже не взглянув на меня. Солдат же закует меня в цепи и потащит во дворец в тюремной телеге. Это представляется неважным. На улице вижу лишь деревья, раскачивающиеся на ветру: их ветки гнутся и напоминают размахивающие темные руки, словно указывающие на меня и шепчущие…

Убийца! Алхимик!

Я вздыхаю. На мгновение мне чудится, что вижу девушку, преследовавшую меня в кошмарах детства, выхваченную вспышкой молнии. Бледное лицо, на котором, словно маска, застыло приветливое выражение. Но нельзя не заметить белозубую ухмылку.

В детстве папа говорил, что сны не могут мне навредить, но он лгал. Две недели назад эта девушка вырвалась из моих снов и ступила в мир.

Каро. Колдунья. Мой древний враг.

Еще один вдох. Выдох. Закрываю глаза, пытаясь успокоить прерывистое дыхание, прислушиваясь к монотонному стуку дождя по крыше. Обнимаю колени, прижав их к груди, и позволяю звуку наполнить темноту вокруг меня. Но этого недостаточно, чтобы унять тревожный трепет в груди. В лесу можно было игнорировать страх, оттолкнуть его и сосредоточиться на насущном: охоте, надежном укрытии. Добраться до Эмбергриса, портового города, где меня ждет корабль, чтобы увезти из страны, как запланировал Лиам Герлинг, – вот моя цель.

Но теперь, когда я здесь, разве можно уйти, не попрощавшись с Аммой?

Каждый день после восхода солнца она приходит сюда, чтобы собрать яйца на завтрак себе и своей сестре Алии. Она скоро найдет меня, надо только подождать, чтобы проверить, испугается ли старая подруга, обнаружив меня, побежит ли за солдатами, патрулирующими Крофтон круглосуточно в надежде поймать убийцу.

И пока вот так размышляю, дверь со скрипом открывается. Я этого ждала, но страх все равно сковывает меня и сердце подскакивает.

Силуэт Аммы виднеется на фоне двери, на плечи накинуто одеяло, а на руке висит плетеная корзина. Она хорошо выглядит, и во мне вспыхивает радость при виде ее раскрасневшихся щек. Я отдала ей кровавое железо, которое Лиам Герлинг тайно отправил мне после смерти папы, в надежде, что тяжелый мешок с монетами поможет ей устроить лучшую жизнь себе и Алии.

Подруга трет сонные глаза, заходя внутрь, а потом замечает меня и замирает.

Я собираюсь встать, но тоже не двигаюсь и гляжу на Амму, пытаясь собрать в предложения слова, пролетающие в голове, но она заговаривает первой.

– Джулс, – выдыхает она.

– Амма, – голос дрожит, ведь я отвыкла от разговоров за неделю молчания, проведенную в лесах между Крофтоном и поместьем Герлингов. Я прижимаю руку к стене и, опираясь на нее, неуверенно встаю на ноги, но не спешу к ней.

Сначала нужно убедиться, что она не убежит от меня с криками.

Амма открывает рот, но снова закрывает его: она в шоке. Наконец подруга шепчет:

– Пожалуйста, скажи мне, что ты этого не делала.

Ей не нужно пояснять, что она имеет в виду. Слухи о моих преступлениях разлетелись во все уголки Семперы: я соблазнила Роана Герлинга, будучи служанкой в Эверлессе, и использовала его, чтобы попасть в покои Королевы. Потом перерезала Роану горлу и пронзила сердце ее величества.

– Не делала, – говорю я. Мой голос звучит хрипло, умоляюще. – Не делала, Амма.

Амма стоит в дверях неподвижно, словно скала, сверля меня маленькими блестящими глазами. А потом делает осторожный шаг ко мне, выходя в круг света, просачивающийся, словно кровь, через дырку в крыше. Она дрожит.

– Тогда что случилось? Кто их убил?

– Ее зовут Каро, – отвечаю, и голос немного дрожит, хотя я мысленно тренировалась произносить эту речь. Сложно выговорить ее имя, словно само слово и есть камень, застрявший в моем горле. Вся Семпера считает меня убийцей. Стоя перед Аммой, беспомощная и дрожащая, понимаю, что нуждаюсь в том, чтобы кто-то мне поверил, хотя бы она.

Если подруга не увидит ту Джулс, которую она всегда знала, меня прежнюю, уверена: я рассыплюсь на осколки.

– Каро – придворная дама Королевы, – продолжаю я, стараясь сохранять голос ровным. – Она убила Королеву и Роана и обвинила в этом меня. Теперь все считают, что я преступница.

Почти произношу «все, кроме Лиама Герлинга», но останавливаюсь.

Амма моргает, потом закрывает за собой дверь. Мое сердце замирает, а ее фонарь бросает мерцающие тени на стены сарая.

– Зачем? – шепчет она с бледным лицом. – Зачем даме Королевы убивать Роана?

Внезапно мои глаза начинает яростно щипать.

– Не знаю, – лгу я, сглатывая слезы, грозящие вот-вот политься. – Говорят, ее слушается Ина Голд. Может, Каро думает, что с Иной в роли Королевы она станет могущественнее.

Мне отчаянно хочется, чтобы этого заявления – этой полуправды – было достаточно, и морщинка между бровями Аммы исчезла, а напряженные плечи расслабились. Но поза и выражение лица подруги неизменны, и я понимаю, насколько глупа такая надежда. Амма всегда могла различить вранье, с самого детства, но тогда моя ложь касалась лишь пролитых супов и сломанных кукол.

– Говорят, что ты ведьма и что только ведьма могла убить кого-то настолько сильного, как Королева Семперы, – голос у Аммы тихий.

Желудок сводит от страха при мысли рассказать ей правду: я – древний Алхимик, злой Алхимик, перерожденный. Глубокий вздох:

– Помнишь те истории, что я рассказывала: о лисах и змеях?

Взгляд Аммы вспыхивает.

– Кажется, да.

Чтобы выиграть время, тянусь в сумку. Амма слегка вздрагивает и следит за моими движениями. Я игнорирую неприятное чувство, вызванное этим.

Медленно и осторожно достаю журнал в кожаном переплете, украденный из хранилища в Эверлессе, – книгу, которую помню с детства, наполненную историями и рисунками, на первый взгляд, просто фантазиями маленькой девочки, оставленную в библиотеке поместья, когда мы с папой сбежали оттуда. Пока папа не умер, он пытался вернуть ее в надежде сохранить знания в тайне, а меня – в безопасности от Колдуньи, моего старейшего врага. Теперь она словно греет мне руки, полнясь тайными знаниями. К тому же это связь с замком, хранящим так много моих воспоминаний в своих стенах.

Ты оказался прав, папа. Я была в опасности, грустно думаю я, протягивая журнал Амме. Он считал, что угрозой станет Королева. Но настоящая Колдунья ждала, все это время наблюдая из тени. Я подружилась с ней, еще одной служанкой. Открыла ей свой секрет, когда еще сама его не поняла.

Лиса и Змея. Колдунья и Алхимик.

Амма поднимает фонарь, чтобы взглянуть на журнал, и поджимает губы. Но делает аккуратный шаг вперед и открывает его одной рукой, другой поднося фонарь поближе.

– Твои истории, – бормочет она, переворачивая несколько страниц. А потом смотрит на меня. Тревога и подозрение сменяют друг друга на таком знакомом мне лице.

– Ты их записала? Что это, Джулс?

– Это не просто истории. Они – ключ. Ключ к вещам, которые я забыла. – От волнения у меня пересыхает язык. – Змея… – так я звала себя. А Лиса – это Каро.

Амма поднимает на меня глаза.

– Девушка, убившая Королеву.

– Мы были подругами очень давно, до того, как я встретила тебя. По крайней мере, я думала, что мы дружили.

– Ты хочешь сказать, когда вы с папой жили в Эверлессе? – Что-то мерцает в глазах Аммы: взгляд маленькой девочки, готовой умолять меня рассказать все, что могу вспомнить о поместье Герлингов, чтобы истории о лордах и леди унесли ее прочь.

– Вроде того, – я судорожно вздыхаю. – Амма, вернувшись в Эверлесс, я кое-что о себе узнала. Это прозвучит безумно – молю: послушай. А потом, если захочешь, я уйду. – «Но, пожалуйста, позволь мне остаться», – добавляю про себя. Так много потерь в последние недели: папа, дом, друзья, даже Эверлесс, место, которое я и ненавижу, и люблю. Невозможно потерять еще и Амму.

В голове снова всплывает образ Лиама Герлинга: твердая уверенность во взгляде, когда он стоит посреди поля и сообщает мне, что я Алхимик. Если бы он был рядом со мной, мог хотя бы просто подтвердить Амме, что я не сумасшедшая. Пока.

– Ты веришь в Колдунью? – спрашиваю.

– Конечно, – без колебаний отвечает Амма. Я помню деревянную статую девушки, которую она хранит на подоконнике, листья и ягоды ледяного остролиста, знак Колдуньи, вырезанные над дверью. Те же узоры украшают храмы по всей Семпере. Для Аммы и остальных Колдунья – великодушная, а Алхимик – злой вор, укравший ее сердце. У Каро были столетия на создание своей истории, в то время как Алхимику – мне – приходится начинать заново с каждым перерождением, находясь в плену незнания того, что было раньше.

– Колдунья настоящая, – закрываю глаза, чтобы не видеть реакции Аммы на мои следующие слова: – Я с ней встречалась.

Амма тихо ахает.

– Как это возможно? – В ее голосе – восхищение, благоговение, глаза широко раскрыты.

– Каро… Каро – Колдунья. – Вслух слова звучат странно. – Она притворилась служанкой Королевы, чтобы быть ближе к власти и оставаться незамеченной. Она не так сильна, как раньше, так что ей приходится скрываться под личиной прислуги.

Я дрожу, вспоминая, какие слова Каро крикнула мне, прежде чем убить Роана у меня на глазах. Я хочу снова не зависеть от времени… Не бояться старости или смерти, не пить кровь крестьян, как треклятый оборотень. Лиам сказал мне, что, когда я украла сердце Каро, то получила и ее бессмертие, разломив его на двенадцать частей – двенадцать жизней. Но Колдунья все еще жива. Даже без своего сердца она могущественнее всех на земле, сильнее меня, хотя я не понимаю, как и почему.

– Джулс… – Амма неуверенно смотрит на меня, склонив голову, словно это загадка из нашего детства. – Не понимаю. – Одна из куриц тихо и вопросительно кудахчет. – Откуда ты знаешь, что Каро – Колдунья? И зачем ей убивать Роана?

– Она сказала мне. – Я понимала, что вопросы возникнут, но на них все сложнее и сложнее отвечать. Чувствую, как от слез начинает щипать глаза, когда память подбрасывает воспоминание: Королева ускользает из-под контроля Каро и падает на пол, словно марионетка с подрезанными ниточками. – Она хотела сделать мне больно, пыталась разбить мне сердце.

– Зачем?

Я перехожу на тихий, умоляющий шепот.

– Она думает, что так сможет вернуть свои силы.

Румянец, еще остававшийся на лице Аммы, медленно покидает его. Взгляд подруги мечется от журнала ко мне. Похоже, кусочки головоломки начинают складываться воедино.

– Но истории…

– Истории, гласящие, что Алхимик обманул Колдунью. – Слышу в голове голос Лиама, вспоминая две истории: правду и легенду, переплетенные за столетия. – Он – большинство людей думают, что первый Алхимик был мужчиной, – предложил ей двенадцать камней, сказав, что это части сердца, которое он украл, и она их отвергла.

Амма кивает, соглашаясь со знакомой историей.

– И тогда она заставила его съесть их. – Ее глаза широко распахнуты в темноте. Она разжала кулаки и пододвинулась ко мне. На мгновение мне чудится, что мы снова дети и обмениваемся историями, сидя рядом у огня, отчаянно желая прогнать холод и мрак зимы. – Камни действительно были сердцем Колдуньи – ее жизнью, Амма, ее временем, – теперь я шепчу. – И, когда Алхимик проглотил их, они вернулись в него. Но, вместо того чтобы жить вечно, как Колдунья, он получает жизнь, разбитую на отрезки. Алхимик немного живет, потом умирает и снова перерождается. – Я запинаюсь, не помня, как прожила эту историю, хотя чувствую ее правдивость.

– Джулс, ты говоришь бессмыслицу. – Амма сдавленно смеется, и я вижу, что она пытается вернуть обычную бойкость. – Прекрати. Можешь поесть, отдохнуть и рассказать мне, что происходит, когда будешь чувствовать себя лучше.

– Нет, Амма, послушай. – Я машинально протягиваю руку. Она вздрагивает, мое сердце сжимается, и я опускаю руку на журнал, чувствуя под ладонью успокаивающую мягкость старой кожаной обложки. Я много раз листала его, пока скиталась по лесу. Бывали моменты, в которые только он убеждал меня, что я еще не сошла с ума. – Я – Алхимик.

На глаза Аммы наворачиваются слезы и текут по щекам. Глядя на это, я тоже плачу.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – шепчет Амма.

Это первый вопрос, который я не предвидела, и мое дыхание замирает. Я опускаю журнал, прижатый к груди как щит, и он раскрывается на месте, где грубый рисунок заполняет всю страницу: Лиса кидается на защищающуюся Змею, когти, зубы и клыки.

– Ты мне веришь? – неохотно спрашиваю я дрожащим голосом.

Еще одна долгая пауза, потом Амма берет журнал в руки и открывает его.

– Я никогда не считала тебя убийцей, – тихо говорит она, ее застенчивый взгляд встречается с моим. – Знаю, что ты не любила ее, но Роана…

Его имя прорывает плотину моих слез, и они тихо текут. Амма резко вздыхает и бросается на полшага вперед, чтобы обнять меня, прежде чем отстраниться.

– Я не хотела, чтобы это произошло. Не хотела…

Мои слова резко обрываются, когда Амма преодолевает пространство между нами и обнимает меня. Кажется, я могу развалиться на части – но теперь от облегчения, первой радости, которую почувствовала словно впервые за вечность. Прижимаюсь к ней, а она крепко меня обнимает, не обращая внимания на то, что я покрыта лесной грязью. Я глубоко вдыхаю знакомый запах – запах дома.

– Ты – моя лучшая подруга, Джулс, – бормочет она. – Конечно же, я верю тебе.

От этих слов поток слез становится еще сильнее. Они наполняют глаза, бегут по щекам, прорезая многодневный слой пыли.

– Спасибо, Амма.

Наконец она отстраняется с задумчивым видом.

– Так Каро – Лиса, а ты – Змея?

Ее голос – терпеливый, но скептический, будто она обдумывает одну из невероятных историй Алии, – заставляет меня выдавить смешок.

– Кажется, так.

– Моя Джулс, Алхимик из легенды, – лицо Аммы становится все серьезнее, она осторожно кладет журнал на ящик и берет меня за руку: – Прости, но мне потребуется некоторое время, чтобы понять это.

– Я все еще и сама не понимаю.

– Даже когда из Эверлесса пришли гонцы с новостями, я не верила. – Она опускает взгляд, в ее глазах грусть. – Ну почему она убила Роана? Чтобы разбить тебе сердце? Ведь оно изначально ее!

Я киваю, чувствуя ком в горле.

– Но это не сработало. – Хоть и чувствую себя разбитой, я по-прежнему жива, цепляюсь за жизнь. Чувствую тепло объятий Аммы. – Может, я по-настоящему его не любила. Или просто… недостаточно.

– Это не твоя вина, Джулс, – говорит она. – Возможно, твое сердце сильнее, чем ты думаешь.

Я пожимаю плечами, хотя глубоко внутри знаю, что это неправда. Даже сейчас чувствую себя хрупкой, словно удар в правильное место полностью меня разрушит. Амма делает шаг назад – я чувствую боль потери, когда подруга выпускает мои руки, – и ведет меня под локоть к стогу сена, чтобы я села. Затем плюхается рядом со мной и берет на колени журнал.

– Здесь сказано… – ее взгляд находит мой, и она хмурится: – Лиса будет охотиться за Змеей вечно.

– Так всегда и было, – я пытаюсь говорить беззаботно, но внутри все дрожит. – Одиннадцать жизней, и, думаю, она убила меня во всех них.

Амма стучит по страничке пальцем.

– Что ты собираешься делать?

Я вижу, как страх сковал ее тело, но голос звучит беззаботно. Это почти утешает, словно все, что мне нужно, – это придумать хороший план, и тогда я выживу.

– Я направляюсь в Эмбергрис, портовый город, – продолжаю после небольшой паузы. – Покидаю Семперу. Вот почему мне надо было тебя найти.

Амма поджимает губы.

– Полагаю, ты знаешь, что лучше. – В ее голосе звучит сомнение.

– Ты несогласна?

– Просто… – она заламывает руки, нервная привычка, означающая, что подруга в раздумьях, – не хочу проявлять неуважение к твоему папе, но то, что он делал все эти годы, вроде не сработало.

– Я скоро вернусь, – не знаю, правда ли это, но я не в силах думать о другом варианте, – когда буду достаточно сильной, чтобы встретиться с ней лицом к лицу.

– Лови момент, Джулс, прежде чем он поймает тебя. – Амма смотрит на меня горящими глазами. Я смеюсь: это одно из ее любимых выражений, хотя у него мрачное значение. Живи сейчас на всю катушку, потому что, если ты бедняк в Семпере, завтра может не наступить. – Полагаю, мне лучше сделать все возможное, чтобы подготовить тебя к этому дню. Что тебе нужно?

Я мотаю головой, радуясь, что в глазах все еще стоят слезы. Она уже дала мне все, что нужно, и даже больше, и я чувствую, что ее вера в мои силы может вдохнуть в меня энергию пройти весь путь до Эмбергриса и корабля Лиама. Но, конечно же, это не тот случай.

– Немного еды, если у тебя есть, – говорю я, улыбаясь как помешанная. – И, может, я могла бы остаться здесь сегодня?..

– Конечно, – отвечает Амма, наклоняясь, чтобы собрать яйца. Подруга снова стала той практичной Аммой, которая заботится о сестре в одиночку. – Солдаты уже проходили этим утром, думаю, можешь оставаться здесь столько, сколько нужно.

В груди щемит от благодарности.

– Спасибо, Амма.

– Мне надо быть в мясной лавке через час, но я попробую ускользнуть после утренней давки на рынке. Вернусь с едой, как только смогу. Может, заодно принесу немного мыла и теплой воды. – Она ухмыляется мне. – Ты похожа на лесных фейри: вместо одежды – грязь.

Звук собственного смеха заставляет меня вздрогнуть.

– Значит, я постараюсь как следует вымыться.

Амма поворачивается, чтобы в последний раз посмотреть на меня, прежде чем выйти из сарая. Теперь, начав улыбаться, она как будто не может остановиться, края ее губ все время поднимаются.

– Вернусь раньше, чем ты заскучаешь.

* * *

Несмотря на тесноту в сарае и компанию кур, я сплю весь день напролет впервые с тех пор, как покинула Эверлесс. Присутствие Аммы придало мне духу, а разговор с ней успокоил. Меня не мучают кошмары о Колдунье, преследующей меня или преследуемой мной. Вместо этого мои сны наполнены приятными воспоминаниями о Крофтоне: летних играх с Аммой в полях, полных пыльцы, и посиделках за кухонным столом с папой (на его лице гордая улыбка, которую он не пытается скрыть от меня). Во сне мы счастливы и довольны, нам тепло, наш маленький коттедж благоухает копченой олениной, которую я принесла с охоты, и она теперь готовится на огне.

Но что-то не так. Где-то за стенами нашего коттеджа крики, вопли. Папа напрягается, улыбка исчезает с его бледного лица. Запах дыма очень сильный. В нем есть что-то странное, едкое.