Земля обетованная (сборник рассказов)

Татьяна Рапопорт

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ

СУДЬБА ЗЛОДЕЙКА

Эту правдивую историю рассказал мне Слава Шестопалов, с которым мы работали вместе в художественно-производственных мастерских. Славка был высокий худой блондин с редкими, торчащими в разные стороны волосами. Он редко улыбался, и никогда я не слышала, чтобы он смеялся. Когда он получал зарплату (а надо сказать, что художники получали много), у него начинался запой. После очередного запоя, он пришёл в нашу мастерскую и попросил покушать. Мы накормили его, и настроение у него улучшилось, он удобно расположился на стуле и начал вспоминать и рассказывать нам, как он служил в морском флоте, и какие истории с ним происходили.

– Служили мы на Белом море, – начал он рассказывать, – Служил с нами вместе один моряк, Никита Звонцов. Здоровый мужичище – больше двух метров росту, а кулак – два моих. Он сжал свой кулак, и я представила, каким огромным был кулак у Никиты.

– Выйдет он утром на палубу в одних трусах. Ноги здоровые, как у слона. Снег идёт, а ему хоть бы хны, знай, лупит по трубе кулаками. Кулаки пудовые, а труба аж гудит от ударов.

– Да, здоров твой Никита, – вставила я.

– Но вот однажды был случай. В морском клубе был вечер. Пошли туда и мы. Танцевали, веселились, немного выпили. В общем, всё было хорошо. Но вдруг среди моряков началась драка. Никита стоял в сторонке и в драке не участвовал. Но тут какой-то моряк ударил его кулаком в живот. Никита, не долго думая, нанёс ответный удар. Удар его был так силён, что моряк тут же упал мёртвым. А Никиту отдали под трибунал.

– А вот ещё был случай, – продолжил Славка, – Шли мы как-то по морю. Ветер. Шторм. Туман. Стужа адская. И случайно наш корабль наткнулся на рыбачью лодку. Спустили шлюпку. В лодке два рыбака: молодой и пожилой. На молодом две куртки, а пожилой в одном свитере. Только пожилой живой, а молодой уже готов. У молодого жена, дети, а пожилой бобыль, никого нет. Подняли мы их на палубу. Растёрли пожилого спиртом, дали немного спирта выпить. Ожил он, а молодого спасти не удалось.

– Слава! А что же с Никитой дальше сталось?

– Надо сказать, что не смотря на огромную его силу, был он очень нежный и ранимый. Своей невесте, Настеньке, он писал очень забавные, полные нежности, письма, и каждый раз начинал их одинаково:

Дорогая и ненаглядная моя, Анастасия Петровна, шлёт тебе привет и наилучшие пожелания матрос Краснознамённого флота – Никита Звонцов…

В часы досуга он вышивал крестом салфеточки и потом всем их дарил.

– Представляю картину, – не выдержала я, – слон, который вышивает салфеточки. Как он только иголку такими лапами держал?

– У него это ловко получалось.

– Ну, а что решил с ним суд?

– Прокурор 7 лет строгого требовал. Никита, как услышал это, залился слезами. Закрыл лицо огромными лапами, а сквозь пальцы влага сочится. Как увидели мы его плачущем, так все и зарыдали… Капитан корабля ему хорошую характеристику дал и просил суд проявить к нему снисхождение, ведь убил он не умышленно. Судили- рядили и дали 3 года условно.

– Вот это правильно решили. Он же не виноват, что такой сильный уродился- сказала я.

Славка ушёл, а я всё думала о Никите, о замёршем рыбаке. Вот ведь какая судьба – злодейка бывает.

УМНАЯ ВДОВИЦА

Жила в посёлке красавица Антонина. Муж её и два брата на войне погибли, отец с матерью умерли, и осталась она одна с двумя сыновьями в маленькой хатке развалюхе. Терпела она страшную нужду. И в хате холодно и в брюхе голодно.

Привлечённые её красотой, приходили к ней по ночам мужики, только она никого не принимала и не открывала никому дверь Соседка её, баба Мася, слыша по ночам стук и мужской голос: «Тонька, открой», дала ей совет:

– Что ты, дура, красотой своей не пользуешься и верность, не известно кому хранишь? Принимай кобелей да дери с них три шкуры.

Пришла ночь. Стук в дверь:

– Тонька, открой!

– А что ты принёс? – спрашивает Тонька.

– Булку хлеба и бутылку водки.

– Ну, ладно, заходи.

Взяла Тоня хлеб, разломила его пополам:

– Это детям, а это нам. Дети поели, залезли на печку и заснули. Василь ушел аж рано утром. А на следующую ночь Грицько пришёл:

– Антонина, открой! Моя Оксана к матери уехала, а я тебе магарыч принёс.

– Заходи.

Слух о том, что Тонька принимает мужиков, разнёсся по посёлку, и клиентура стала расти, а с ней росло и благосостояние семьи. Зажила. Тонька хорошо детей одела и обула, себе платьев новых накупила. Да и соседке за добрый совет немало перепало. Дети у неё выросли, с отличием окончили школу и поступили в мореходное училище. Баба Мася умерла, а свой крепкий, добротный дом Тоньке завещала. Перебралась Тонька в новый дом, а свою хатку продала. А осенью замуж вышла за заведующего промбазы.

ГОВОРЯТ В НАРОДЕ: Замуж – не напасть- замужем бы не пропасть. Свадьбу не играли, а только небольшой вечер сделали. Муж Тоньки был намного старше её, да к тому же еврей. Как большая часть евреев, он любил копить и был страшно скуп. Маленького роста, слазки- бусинки под толстыми стёклами очков, жиденькая бородка. Когда Тонька шла с ним по улице, соседи вослед шептали:

– Это надо же, такая красавица и такого урода выбрала.

Тоня рассчитывала, что раз он заведует промбазой, то дом её будет полной чашей, но не тут-то было. Тащил Абрам Моисеевич, как звали мужа, со своей базы всё подряд, только всё продавал и скупал золото. Золото он прятал в тайник, который находился на базе, а дома крупинки в супе считал.

– Что ты так много масла на хлеб намазываешь, – делал он ей замечание за обедом. – А сахару зачем три ложки в чай кладёшь? Хватит и одной.

Тонька молодая, сильная, красивая, а рядом такой сморчок. Стали мужики меж собой совещаться, как еврея извести и опять к Тоньке на ночь ходить. Выпили хорошо и к Абраму Моисеевичу пошли, с собой коньячок и закуску взяли. На халяву и уксус сладкий. Напоили еврея и ультиматум поставили:

– Дай нам возможность с твоей женой встречаться, а не то твою базу вместе с тобой спалим.

Испугался Абрам Моисеевич и согласился:

– Только, – говорит, – платите мне за удовольствие.

Ударили по рукам и разошлись. Стали к Тоньке в гости заходить и подарками её одаривать. Как придёт очередной гость, Абрам Моисеевич смывается, идёт на базу и золото своё считает. Свет он не включал, чтоб не привлекать внимание, а зажигал свечку.

Однажды свечка упала и начался пожар. Пока пожарные приехали, база уже догорала. От Абрама Моисеевича один скелет остался, но Тонька его похоронила и поминки раскошные сделала, так как его тайник сумела найти.

ВАКУЛА

У евреев есть странный и дикий обычай: если человек на последнем издыхании не отдал Богу душу до заката, то ему надо помочь это сделать. А для этой цели был в поселке Вакула. Небольшого роста, но жилистый и сильный. Взгляд бульдожий, короткая шея, морда – кирпичом и огромные ручища, которыми он душил умирающих евреев.

Жил Вакула в старом, покосившимся, домишке, одевался в рваную грязную одежду, и был вечно пьян и голоден. Работник он был незаменимый и, можно сказать, штатный еврейский киллер. За каждого задушенного его ждала мзда. Кто-то, подобрее и побогаче, ему хорошо заплатит и напоет и накормит досыта. Но однажды пригласил его к себе Изя Рабинович, чтобы тот придушил его умирающего отца. Вакула успешно отправил отца на тот свет и стал требовать расчёт. Но Изя был скупой, на редкость скупой еврей, и не дал ему ничего. Вакула очень рассердился. Вышел за ворота и разразился бранью:

– Ах, вы, жиды поганые, всех вас порешу. Всех передушу.

А Изя слушает и нож на Вакулу «точит». Собрал он еврейскую общину и говорит:

– Братья, евреи! Нехорошо про нас Вакула говорит, зазнался он, надо его проучить.

– И что ты предлагаешь, Изя?

– Давайте самого сильного из нас объявим умирающим и пригласим Вакулу. Он и проучит его.

Выбрали Фроима, как самого сильного, а Фроим уперся:

– Платите, иначе не соглашусь.

Делать нечего, скинулись евреи и заплатили ему. Лег Фроим в постель и стонет:

– Ох! Ох! Умираю.

Приходит Вакула с хлорофосом в руках к нему.

– Да ты что-то на умирающего не похож. Смотри, какой розовый да справный.

– Нет, Вакула, это только тебе так кажется, умираю я.

– А может в больницу тебя отвести, да еще поживешь?

– Ой, нет, Вакула. Не доеду я до больницы. Умру.

Вакула достал из кармана тряпку, обрызгал её хлорофосом и заткнул Фроиму рот своей огромной пятерней. Чувствует Фроим, что дело не шуточное. Сейчас коньки откинет. Вскочил он с постели и дал Вакуле кулаком в нос. Что тут началось. Грохот, маты, бой не на шутку, а на смерть. Дом ходуном ходит, а евреи стоят во дворе и слушают. Видит Фроим, что Вакула берет над ним верх, и смерть на пороге стоит, и заорал:

– Сволочи! Суки! Убийцы! Будьте вы прокляты!

– Это он до нас, – сказал Изя, – а мы ему столько золота дали. Неблагодарный.

Шум затих. Открылась дверь, и из неё вышел Вакула. Весь в крови, под глазом фингал.

– Ну, жиды, за такого еврея надо еще пятерку добавить и литр самогонки дать.

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ

Хася, жила хорошо, можно сказать, как сыр в масле каталась. Никогда и нигде она не работала, а все у нее было. Прошли годы, жизнь двигалась к концу и Хася Абрамовна стала думать о смерти. Было ей тогда 89 лет.

– Везите меня в Израиль, – заявила она сыну, – хочу на Обетованной земле умереть.

Жила она в доме одна, и дом у неё был полной чашей. Был у Хаси сын, а у сына еще сын, внук Хаси Абрамовны, некий Зюзя. Был этот Зюзя непутевый: алкоголик и наркоман. И дружков таких же имел. Вот как-то собрались дружки и решили выпить и марихуаны покурить, но нет ни того, ни другого. Тут Зюзя предложил:

– А пошли к моей бабке. У нее только птичьего молока нет.

Собрались и пошли. Подходят к дому, стучат, а Хася уже собирается спать ложится.

– Бабуся, пусти меня, – говорит Зюзя, – замерз я. – Дай обогреться.

Старуха, скрепя сердцем, открыла дверь, и вся компания ввалилась в дом.

– Что это вас нелегкая носит? – стала ругаться старуха, – поспать не даете.

– Молчи старая. Давай нам выпить и пожрать.

Открыла Хася холодильник, а он от продуктов аж ломится. Дружки стали все в пакеты складывать, а бабка ругается и причитает. Один из них толкнул её, упала она и головой о кровать ударилась и тут же её кондрашка хватила.

– Бежим! – крикнул Зюзя. И схватив пакеты с провизией, они смылись.

Соседка слышала, как у Хаси ругались, а теперь все затихло. Вызвала она милицию и скорую помощь. Привезли Хасю в больницу, стали осматривать и нашли на животе пояс с золотыми монетами. Что-то врачи взяли, что-то милиционерам дали. А история эта на весь поселок разнеслась. Дошла она и до ушей её сына Абрама, а его от злости аж затрясло:

– Вот, сука старая! Знал бы я, что у неё золото есть, я бы её сам придушил.

МЕДВЕДИК

Авдотья Ивановна была женщина экономная, если не сказать, что скупая. А как гласит народная мудрость: скупой платит дважды.

Решила она на день рожденья внучки Дашеньки купить подарок. Жила она в селе, держала хозяйство: кролики, куры, коза и гуси. Был у нее огород в 25 соток да еще колхозный пай. Пенсию она придерживала, так что не голодала и бедной не была. Встала она с рассветом. Вывела козу на луг, накормила кроликов и птиц, позавтракала и, не спеша, отправилась в сельпо.

Вчера в магазин завезли новые детские товары с Польши. Яркие, красивые, глаз не оторвать. Но Авдотья Ивановна даже на них не посмотрела, как только продавец, Григорий Пасько назвал ей цену.

– Внученьке своей подарок хочу на день рожденья купить. Игрушку бы ей какую-нибудь не дорогую.

Пасько показал на полку, на которой стояли игрушки.

– Выбирайте Авдотья Ивановна. – Но бабка только отрицательно мотала головой.

На самой верхней полке сидел большой плюшевый медведь. Сидел много лет, никто не обращал на него внимания. За годы он сильно запылился и выцвел и притерпел уценку. На нем-то Авдотья Ивановна и остановилась (цена копеечная привлекла).

– Гришуня, мне вот этого медведика дай, – попросила Авдотья Ивановна.

Гришка только плечами пожал. Но делать нечего, приставил стремянку и полез наверх. Достал медведика за ногу, но удержать его не смог, и медведик упал в кастрюлю с подсолнечное маслом, стоящую на полу. Гришка выругался и спустился вниз. Вытащил медведя из кастрюли за ухо, но медведь опять выскользнул у него из рук и упал в пятилитровую банку с яблочным джемом.

– Это что же за напасть? – не выдержал Григорий и опять вспомнил мать.

– Да что же ты такой безрукий? – возмутилась Авдотья Ивановна.

– Да это все потому, что ты скупердяйка, – отпарировал Гришка, – и теперь плати за масло и джем.

– Да ты что, рехнулся? У меня и денег таких нет, – возмутилась старуха.

– А это мы сейчас проверим!

Гришка позвал брата, курящего у входа. И они вдвоем раздели и обыскали старушку. Нашли в лифчике пачку денег и, отсчитав плату за масло, джем и медведика, отдали оставшиеся Авдотье. Авдотья запричитала и заголосила:

– Душегубы! Насильники! Злодеи! Чтоб вам пусто было.

Но делать нечего. Взяла медведика за ухо и, оставляя за собой дорожку из масли и джема, подалась домой.

ТРУСИКИ

На торговой базе заканчивался рабочий день. Четыре женщины собирались домой. Самая молодая и самая красивая из них Настя собиралась на свидание со своим женихом. Она накрасилась, подщипала брови и подмылась на всякий случай. Одела чистые трусики, а грязные аккуратно свернула в газетку и сунула в ящик письменного стола.

Рабочий день кончился, и женщины поспешили домой. Утром на работу пришел директор базы Саныч. Он был холостяк и приходил самый первый. Открыв ключом входную дверь, он прошел в зал, где обычно сидели все служащие. Был он не высокого роста, сморщенный и сгорбленный с противным скрипучим голосом. И больше напоминал не начальника базы, а гриб сморчок. Он сел за свой письменный стол, высморкался в смятый носовой платок, снял трубку с телефона и, услышав гудок, положил обратно. Потом он полез в ящик за папкой с накладными и увидел небольшой газетный сверток.

– Это еще что такое? – вслух сказал он и развернул газету. Женские трусики с бантиком и милыми рюшечками предстали его взору. Он понюхал их и разразился бранью. В этот момент пришли работницы базы.

– Это чье? Откуда эта порнография? – обратился он к ним, размахивая трусами. В этот момент в дверь вошла Настя.

– Отдайте мои трусы!

– Не отдам. Я всем покажу. Я всем расскажу.

– Отдай! – резко крикнула Настя, и схватилась за трусы, но Саныч крепко сжал их в кулаке.

– И не стыдно тебе начальнику такой срам подкладывать?

– Да вы хоть женский запах почувствовали, – не унималась Настя, продолжая тянуть трусы к себе. Она резко рванула их, и послышался треск разрываемой ткани.

– Это же надо? Новые трусы порвал, урод! – возмутилась Настя и, завернув клочки в газету, засунула в сумочку.

После этого случая Саныч стал обнюхивать всех женщин, и при этом на лице его разливалось блаженство. А через месяц пригласил всех сотрудниц на свою свадьбу.

«ЗВЕРЬ ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ»

Я работала дворником. И однажды, когда я подметала, ко мне подошёл казах. Он был небольшого роста, а его узкие глаза были добрыми. Я сразу расположилась к нему, и мы разговорились. Я пожаловалась ему, что мои дети ко мне плохо относятся.

– Это нехорошо, сказал он, – как можно обижать родную мать? Я своей матери слова плохого не говорю.

– Хороший человек, – подумала я.

– Может, Вам работа нужна? – спросил он меня. – Мой брат, майор милиции, тут недалеко дом строит. Там нужна уборщица. Я поговорю с братом.

– Хорошо, – согласилась я, – поговорите.

Через три дня мы снова встретились.

– Я договорился с братом. Пошли.

Я поставила метлу в кладовку, закрыла дверь на замок и мы пошли. Дом, который строил его брат, был действительно недалеко и мы вскоре пришли.

Он был художником, но попал в тюрьму, попал по пьянке за драку. В тюрьме просидел недолго 1,5 года, но она наложила на него свой отпечаток. Там он получил туберкулез, кличку «зверь цивилизованный», а желание рисовать навсегда исчезло. Он стал бояться чистого листа. А вдруг не получится? Многие люди, зная какой он был когда-то хороший художник, просили его нарисовать свой портрет, но он не соглашался.

– Я боюсь, – признавался он мне.

– Не бойся, все получится, – уговаривала я его.

Но он в отчаянье бросал карандаш и сидел, тупо глядя на чистый лист. Я стала работать с ним по своей системе «смятого и развернутого листа». Сначала я выгоняла из него отрицательную энергию. После моей работы с ним, его всего трясло. Я положила ему руку на плечо и мы с ним спустились по лестнице вниз с третьего до первого этажа. Пока мы шли, он не переставал трястись.

На завтра я пришла снова.

– Забудь про тюрьму, – сказала я. – Начни новую жизнь.

– Не могу. Разве это забудешь?.

– Ты постарайся.

– Не могу.

Как многие художники он был склонен к выпивке. Как только в кармане заводились деньги, он сразу бежал в магазин. Он любил компании, и часто собирались вокруг него его друзья- собутыльники. Однажды они пили с одним молодым парнем. Парень напился, упал с высоты и сильно расшибся.

Он прибежал ко мне взволнованный, в глазах страх.

– Что делать? Его отец подумает, что я его столкнул. Посоветуй, что мне делать.

– Иди к нему и узнай состояние его здоровья.

– Я боюсь.

– Не бойся. В этом нет ничего криминального. Приди, как ни в чем не бывало.

Он так и сделал. Парень ушибся, но не так сильно, как он предполагал. Он успокоился.

Однажды я пришла утром и увидела два отличных портрета, нарисованных углем на холсте. Один мой, а другой его. Он рисовал по памяти, и надо сказать, что память у него была великолепная. Все хвалили его портреты. И успех окрылил его. Он нарисовал бабочку. И так здорово, что казалось, что она шевелит крыльями. Он хотел ее продать, но племяннице она так понравилась, что она забрала ее себе. Потом он сделал витраж. И это была лучшая работа в доме, где было полно разных картин. Так шаг за шагом он снова начал творить.

МОНАХИНЯ

Она была инвалидом с детства. Большая, полная, с толстыми губами и широким носом, с маленькими серенькими глазками, толстым подбородком, она была некрасива. Шея у нее была короткая, а фигура нескладная. Никто из парней не обращал на нее внимания. И она обратилась к богу. Стала ходить в церковь, молится. А когда умерла её мать и она осталась одна без друзей и родных, она решила пойти в монастырь. Обратилась в один, ее не взяли, обратилась в другой, третий. И, наконец, ей повезло. Ее согласились принять прихожанкой. Она купила билет села в поезд и поехала. С собой она взяла небольшую смену белья, и библию. В поезде она всем рассказывала о том, что едет в монастырь. Показывала библию, молитвенник.

– А что в монастыре- то хорошо? – спросил ее один седой дядька.

– А там монахи, – сказала она. И ее маленькие глазки засветились, а лицо приняло сладострастное выражение.

– Вот так- то. Природу, мать, не обманешь, – сказал седой

ПОШУТИЛИ

Мы с мужем хотели взять билеты на поезд и поехать из Алма – Аты до Жангиз-Тобе. Было лето и желающих ехать было много. Я стояла за билетами в кассу, а муж остался с вещами. Впереди меня стоял какой – то не высокий блондин. Так себе ничего примечательного. Билетов на Жангис – Тобе уже не было, но когда подошла его очередь, ему сказали из окошечка:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.