Я не местный. Книга первая. Плач младенца. Историческое фэнтези

– ты что мнешься у двери, Пантелей, мог бы малость и прочитать молитвы Богородице, да и поклоны перед ликом Царицы Небесной сотворить, совсем обленился старый, смотри рассержусь на тебя, да и епитимью наложу.

Неожиданно строго отчитала она вратного стража, тот от неожиданности и испуга совсем сгорбился, ощутив себя нашкодившим мальчишкой, и не зная куда себя девать, от колющего взгляда настоятельницы, на инстинкте попытался, пятясь задом, улизнуть из кельи настоятельницы.

Та заметив его поползновения, и удовлетворенно уяснив, что нагнала на Пантелея страха, уже менее строго, но все еще грозно, приказала.

– Ты вот что Пантелей, поспеши к ключнице, сестре нашей, к инокине Марфе. Да передай что бы поспешила она ко мне в келью. Да вот еще что сам сюда же возвращайся, будешь нужен еще.

Через некоторое время в келье настоятельницы появилась, тощая и высокая как жердь сестра Марфа, за ее спиной маячил Пантелей.

Когда они вошли в помещение, матушка настоятельница, держала на руках сверток с младенцем, увидев входящих, она аккуратно положила младенца обратно в корзинку, повернулась к прибывшей парочке, и снова выговорила сторожу.

– Пантелей, а ты что тут торчишь, ступай к себе, ты уже сделал свое дело, притащил нам подарочек.

Проворчала не довольно игуменья, сама уже забыв, что велела Пантелею вернутся. Тот что-то пробурчав себе под нос, но довольно сноровисто развернулся, захлопнул дверь в келью настоятельницы и зашаркал по коридору.

Дождавшись, когда исчезнет фигура сторожа, и закроется за ним дверь, обратилась с некоторой иронией к ключнице Марфе, которая так и осталась стоять у двери, как бы не решаясь пройти ближе, в позе абсолютной послушницы, и несколько Богу сколько самой настоятельницы.

– Ну что сестрица во Христе, подходи, подходи поближе, не стесняйся, и полюбуйся на очередной подарочек.

И развернувшись, махнула рукой в сторону лавки у себя за спиной, подзывая подойти по ближе.

Марфа не спеша, со всем своим уважением к матушке настоятельницы и благочестивым выражением на лице, подошла к лавке, на которой стояла корзинка где находился найденыш. Оказавшись у корзинки с ребенком, Марфа сначала бросила взгляд на корзину с содержимым, с ходу приметив все частные детали, во что и как был запелёнат ребенок, и не говоря ни слова вперилась в настоятельницу, ожидая продолжения, она зная свою наставницу, понимала, что та все уже про себя решила.

– ну что скажешь, Марфуша, что нам делать, с этаким подарком?

Ключница изобразила на лице глубокую задумчивость, пожала плечами и ответила голосом пророчицы.

– матушка, с одной стороны все в руках Божьих, а с другой младенца не гоже бросать на произвол судьбы – после чего многозначительно замолчала, давая понять своей начальницы, что она выполнит любое ее распоряжение.

Та в свою очередь, уяснив что со стороны своей помощницы, как обычно не будет ни каких возражений ее решению, продолжила.

– А, скажи-ка, мне Марфуша, что нового и вообще, как дела у боярыни Василисы, она все так же печалуется?

– Слаба боярыня, да и все слезы льет, верно ты матушка говоришь, печалуется она шибко, что и говорить, не наследник родился, как она надеялась и всенепременно молилась, а очередная дочка.

Доложилась своей начальнице Марфа, она в этом монастыре знала все или почти все и обо всех, не зря она была правой рукой у настоятельницы.

– Печалуется, говоришь, это хорошо.

В задумчивости проговорила игуменья, невольно выдав свои потаенные мысли, при этом даже не заметив, что проговорилась перед ключницей, впрочем та ни как не отреагировала.

В помещении повисла тишина, настоятельница несколько углубилась в раздумья, на ее обычно спокойном и властном лице, сейчас пробегали тени сомнения, отражая некоторый внутренней мыслительный процесс, тщательного обдумывания сложного решения.

– роды лекарица Лукерья принимала?

Утвердительно-вопросительно высказалась в сторону Марфуши настоятельница. Та в ответ молча кивнула головой, при этом внимательно наблюдая за своей начальницей.

– И сейчас она при боярыне?

Продолжила свой экспресс допрос игуменья, подводя к нужному решению ни сколько ключницу сколько себя.

– так ты же знаешь, матушка, Лукерья болящих, в немощи не оставит, покуда или на ноги не поставит, или ко Господу душа не отлетит.

Выразила свое мнение ключница.

– Да, знаю, знаю, за это и ценю. Ты вот, что Марфуша, отнеси младенца сестрам, что принимали роды, пусть позаботятся, и пусть что бы больше никто не знал, да и пусть не болтают как прошли роды, и кто родился.

Немного помолчала, а затем добавила.

– Да, и Пантелея предупреди что бы язык за зубами держал, так и скажи ему, будет болтать, выгоню, все поняла? А с Лукерьей я сама поговорю.

Та кивнула головой, подхватила корзинку с младенцем, и удалилась из кельи, закрыв за собой дверь в помещение. Настоятельница встала на колени перед иконами, и крестясь зашептала слова молитвы.

С самого начала, как только сторож притащил подкидыша, и поставил корзинку с ребенком у ног монахини, она сразу подумала пристроить младенца, на воспитание боярыни Василисы.

Но когда она взяла на руки младенца, пока Пантелей, как обычно, где-то в коридорах монастыря пропал, пока не спеша ходил за Марфушей, и тот ей улыбнулся протянув к ней свои ручонки, у нее возникло некое сердечное чувство к этому малышу, что она вдруг загорелась идеей, не просто отдать его на воспитание, как сироту, а уговорить боярыню, принять как своего родного.

Матушка Антония не могла иметь своих детей, в далекой юности она была схвачена в полон степняками, чуть ли не ежегодно грабившими земли рязанского княжества, вот в очередной из таких набегов ей и не повезло. Не успело тогда ее семейство добраться до Рязани и укрыться в крепости, захватили их тогда татары, батюшку с матушкой и братьями порубили да из луков постреляли, а ее с сестрицей повязали.

Набеги татар на Русь в это время были привычным делом, мурзы буквально жили работорговлей, так как ничего другого делать не умели. Пленников, татары продавали в рабство в Кафе, главном центре работорговли. Количество несчастных исчислялось десятками, а то и сотнями тысяч людей.

И хотя длился плен вовсе не долго, их караван полонян был отбит, но после того как над ними с сестрицей покуражились эти степные стервятники, родить она уже не могла. Да что там вспоминать, сестрицу супостаты до смерти замордовали, преставилась раба божья, не снесла истязаний.

А вот ей в тот раз повезло, Бог не оставил рабу свою грешную, в полоне с пленниками не церемонились, обращались жестоко. А дальнейшая судьба вела к пожизненному рабству с правом продажи в другие заморские страны. Но по мимо этого, еще многих пленных подстрекали сменить веру.

В голове у монахини, при этих воспоминаниях всплыли слова старой русской песни:

Что в поле за пыль пылит, Что за пыль пылит, столбом валит? Злы татаровья полон делят, То тому, то сему по добру коню.

В одном из монастырей, она прочитала книгу Иосафат Барбаро, где он писал, что татары из всех рабов особенно высоко ценили русских женщин. Автор описывал свое путешествие в 1436 году по Нижнему Подолью, там он упоминает родственника хана Эдельмира, который подарил ему в Тане восемь русских девушек, говоря, что это часть добычи, приобретенной им в набегах на Русь.

И не случись, что их многолюдный караван пленников был отбит княжеским войском, нести бы ей ярмо рабыни по жизни.

Умом она это понимала, но сердце не могло принять то что с ней сотворили проклятые степняки.

Да и вообще жить ей тогда совсем не хотелось, и если бы не религиозный страх о погибели своей души, а этот страх вбит в нее был с младенческих лет, она точно бы не раздумывая рассталась с жизнью, но и жить в миру стало не возможно.

В результате всех этих несчастий, приключившихся с ней, она и ушла в монастырь, но невозможность иметь своего ребенка лежала тяжким грузом на ее душе.

И вот сейчас, когда этот найденыш, потянулся к ней своими ручонками, ища у нее защиты, некое материнское чувство всколыхнулось в ее душе, и ей захотелось что бы у этого малыша непременно все сложилось в жизни, что бы он не рос неприкаянным сиротой. А вот это она могла устроить для этого малыша, тем более устроить судьбу невинного младенца, богоугодное дело.

То, что задумала матушка Антония, прежде чем осуществить, требовало молитвы, иначе сомнение в душе будут мучать, и мешать выполнять задуманное, это она знала из опыта, и всегда руководствовалась правилом, пока есть сомнения, не начинай дела.

Глава вторая. Подкидыш

Резкая перемена моего состояния, из взрослого, полноценного мужика, пусть и на склоне лет, прожившего большую часть своей жизни, в младенчество, вогнало мое сознание в шок. Да я и не сразу осознал, что со мной приключилось.

В момент, когда пришел в себя, ощутил скованность всего тела, только и мог что вертеть головой. Я находился в чем-то, весь запелёнатый в какое-то тряпье.

Кругом была темнота и только над головой сияли звезды, их было так много, что я никак не мог высмотреть ни одного созвездия. Звезды выстилались какой-то одной небесной дорогой, эта картина звездной дороги приковывала к себе взгляд. На какое-то время я даже залюбовался этим звездным, млечным путем. Впитывая в себя это звездное пространство, сознание как бы соприкасалось с вечностью. Я тихо лежал, в голове не шуршала ни одна мысль, ощущая себя охваченным вечным покоем вселенной.

Постепенно небесный свод стал затухать, темнота еще окутывала пространство, но на каком-то интуитивном уровне становилось понятно, что приближается рассвет. Очнувшись, от картины звездного неба, я вошёл в новое земное бытие, и оно мне не понравилось.

Стали слышны звуки предутреннего леса, щебетание просыпающихся птах, какие-то шорохи лесного зверья, послышалось где-то далеко, хруст ломаемых веток. Мне вдруг представилось как меня сейчас сожрет какой ни будь лесной хищник, страх беспомощности проник в сознание, и я заорал, нет даже не заорал, а заголосил, так как членораздельное что-то сказать у меня не получалось.

Затем послышался скрип, открываемой двери, и в предрассветных сумерках, какое-то бородатое чудо, само не очень четко различимое, наклонилось на домной, пытаясь видно рассмотреть, что там так орет, потом, это чуда, подхватило то в чем я находился и куда то меня потащило.

Его кряхтение и сопение по чему-то меня успокоило, и я перестал орать. Движение было нестабильным, до семенив до крыльца, мой носильщик, опустил корзину, на ступеньки, затем малость отдышавшись, вновь ее подхватил, и начал подъем. Поднявшись на крыльцо, перед входной дверью, вновь ее опустил, открыл входную дверь, перетащил через порог корзину, вновь поставил на пол, затем закрыл дверь, вновь поднял корзину и пошаркал по коридору.

Это чудо в конце концов приволокло корзину и меня в ней, в какое-то помещение, не слишком освещенное, с запахами ладана и восковых свечей, где нарисовался еще один персонаж, дородная тетка в монашеском облачении, она грозно и не довольно с начало выговорила, принесшему меня мужичку, затем они еще о чем-то говорили, но я ничего не понимал, разбирая лишь отдельные слова, но не въезжая в смысл сказанного.

Затем, мужичек куда-то у семенил, через некоторое время, заявилась какая то тощая тетка, и переговорив с тои первой теткой, утащила меня уже в другое помещение, где пошла целая череда теток в монашеском облачении.

По началу, они с интересом меня разглядывали, затем вытащили меня из корзинки, стали передавать меня с рук на руки, при этом мило так у сюсюкая, наконец уложив меня на кровать, распеленали, обмыли, запеленали уже в чистое. Затем наконец накормили каким-то молоком, из маленькой глиняной посудине вроде маленького кувшинчика, обмотанного сверху тряпицей в виде соски. В итоге я просто утомился и тихо уснул.

Проснулся от того что наконец почувствовал свободу, правда вся свобода заключалась в том, что мог произвольно дрыгать ногами и руками, изображая из себя одновременно велосипедиста с трактористом. Меня тетки монашки распеленали, и проводили, так сказать водные процедуры, в виде обтирания влажной тряпкой. После чего снова замотали в тряпки, на что я стал издавать недовольное повизгивание, те меня поняли по-своему, и всунули в рот влажную тряпицу, обмазанную какой-то фигней. Подержав некоторое время ее во рту, и проникнувшись не вкусным вкусом, я ее выплюнул. Кстати, на протяжении всего последнего времени, мне по чему-то абсолютно не хотелось есть, как будто, меня кто-то кормил чем-то более съедобным, чем вот эта склизкая тряпица. Поняв меня по-своему, монашки стали дите убаюкивать, и добились своего, я снова задрых.

И вот так продолжалось последний три дня, а почему именно три, да Бог его знает, просто мне так подсказывало мое внутреннее чувство времени.

А вот сегодня меня передали очередной тетеньке, как говорится, помыли, накормили и передали с рук на руки.

Ну до чего же эти монашки хитропопые. Взяли и сплавили младенца тетке какой-то, я уже к этим теткам в рясах привыкать стал, а они просто отдали меня первой встречной, и что прикажите думать об этих, мягко говоря не адекватностях.

Да, бабы в очередной раз мне показали какие они верные создания. Несколько дней меня донимали своим вниманием и можно сказать любовью, а тут взяли и всеобщего любимца задарили не понятной клуше, да мне по барабану, что она высокородная боярыня, чуть ли не от Рюрика пра… пра… пра… правнучка, я просто не хочу, из принципа и из вредности, вы божьи невесты меня спросили или поинтересовались моим мнением, прежде чем меня отдавать не весть кому. Ну и что, что мне всего ничего как говорится с не большим хвостиком, от роду. Аз покамест безгрешный младенец, но при этом имею своё мнение.

Ну кто они после этого, вот сколько раз убеждался нельзя верить бабам, вот теперь мой опыт еще более усугубился, теперь не буду верить бабам и в рясах.

Вот на этом моя мысль в очередной раз, за последние время, вступила в клинч. Мне пятьдесят с хвостиком лет по сознанию и одновременно, я реально, младенец упакованный в пеленки так, что мама не горюй, и не смеющий ни слова вякнуть, по объективным причинам, а именно просто пока еще не умею говорить это, во-первых, а во-вторых у меня во рту был постоянно кляп в виде тряпицы с какое-то клейкой гадость, ну нафига спрашивается ее мне постоянно пихать в рот, хотя с третьего дня, вместо этой тряпицы, мне эта тетка которой меня задарили, грудь свою в рот пихает.

Мдя…, а собственно мне то какая разница, эти тетки в рясах или вот ни пойми кто, но симпатичная ни чего так, а главное кормит и заботится, а там посмотрим.

А ни чего так, повкусней молоко будет, той тряпицы. Но как же так получилось, что я взрослый и можно сказать старый дядька, вот сейчас конкретно баюкаюсь на руках женщины, которая что-то мурлыкая, сунула мне в очередной раз свою грудь, а я причмокивая насыщаюсь ее молоком.

Ну бред же, но если бы это был бред пациента желтого дома, то это было бы понятно и объяснимо, а посему мой мозг не впадал бы в клинч периодически, от ситуевины ни каким образом невозможной в реальной жизни, и ни при каких обстоятельствах, но тем не менее абсолютно реальной.

Кстати, а с чего это я взял, что моя новая кормилица праправнучка Рюрика? Да все с того же, сильнючая интуиция понимаешь во мне проснулась, сверх сознание какое-то иной раз проявляться стала, стоило мысленно сосредоточится на каком-то предмете, каким-то сверх естественным образом прозревал суть этого предмета. Причем это понимание приходило никогда я бодрствовал, а в моменты сна, или лучше сказать, в промежуточный момент между сном и явью. Вот это сверх сознание меня наверно от клинча собственных мозгов и спасало, то есть в этом своем полусне я что-то такое осознаю, а уже в своем естественном сознании, разбираю. Так мозги и отвлекаются и не клинит их до определенного момента, благо момент этот если и наступает, то младенческая жизнь, поспать, поесть и под себя сходить, как-то его преодолевает.

Ладно клинч, клинчем, а жить или выживать, кому как нравится все едино надо. Хотя не очень то и понятно, как жить младенцу с сознанием взрослого или как жить взрослому сознанию в теле младенца. Дилемма, однако, тфу, зафилософствовался. Сие мой друг не дилемма, а реалии жизни, понимаешь. Но и это только полбеды, хотя, как эту самую беду вычислить в процентом соотношении не очень понятно, ну да ладно отвлекся чей-то.

Единственно чем хорошо мое нынешнее состояние, так это тем что никто и ни что не мешает думать. Все последнее время, как только осознал себя в новом качестве, не давала покоя одна мысль, как же это я умудрился вляпаться в такое дело, и вообще я это я или кто другой.

И более важной казалась вторая половина вопроса, живейший интерес вызывала, то что я все тот же я, только маленьких размеров, или это не я физически, а мое сознание подселилось в тело младенца.

Вот такие вопросики, стал сам себе задавать, а что есть тема, для размышлений, и интересно и мозги отвлекает. А решение задачки вовсе не тривиальное.

Ну, не верил я, всем своим рациональным разумом, в переселение душ из одного тела в другое, и были на то веские, опять же рациональные соображения. А именно, человек рождается, где ключевое слово рождается, как-то одновременно и со своим ему единственно присушим телом и только ему единственно присущим сознанием единовременно и совместно, а, следовательно, Другова тела для не его сознания нет, так как, то в свою очередь, оно тело, рождается со своим сознанием, а фактор смерти это или разделение тела и сознания, или совместная кончина и тела и сознания, это уже дело веры, живет ли душа после смерти или нет. Но в любом случае, чужое сознание полностью поселится в не своем теле не может, так как тело без своего сознание мертвое.

Правда вполне допускал, что подселится нечто может, что-то на вроде духовного вируса, стороннее сознание, но это уже больной с раздвоением сознания, то есть больной шизофренией человек.

Как-то еще в том времени разбирался, а что такое собственно шизофрения, даже прочитал книгу Жана Клода Ларше Исцеление Психических Болезней, где автор утверждал, что собственно с такого рода болезнями не все так просто, и мол нужно четко различать, когда у человека сама по себе крыша поехала, ну там с крыши дома головой обо асфальт звизданулся, а когда она едет в следствии подселения неких внешних сущностей, подселяющихся из вне, в душу человека.

Эти самые сущности, с православной точки зрения бесы, могут в силу определенных причин, вполне себе вселится в человека, ежели сознание человека им это позволит, ну что-то вроде как произошло с Фаустом в незабвенном произведении Гете, хотя там вроде как не совсем это произошло, но не суть, главное ежели по какой-то причине чел позволит с собой такое сотворить, то они обязательно это сотворят, вот и получается вот в результате раздвоение личности, то бишь шизофрения.

Я же хотя и впадал, время от времени в клинч, от непонимания как такое может быть, но шизофренией все-таки не страдал, в этом маленьком теле, было одно только мое сознание, никого больше, точно не было.

Одно время у меня была тяга к познанию, что такое есть человек, в это время и интересовался сутью шизофрении, да и по мимо этого, много чего было перелопачено, прочитано да изучено, в итоге остановился в понимании данного вопроса на православной точке зрения, или лучше сказать теории о человеке, просто по тому что она мне показалась наиболее логичной и завершенной, по отношению ко всем другим теориям.

А по ней получалось, что человек создан существом триединым. Три части человеческого существа – это его дух, душа и тело, в переводе на собственное упрощённое, понимание, это сознание, психика с ее эмоциями, ну и естественно тело.

Душа связана с телом в определенных пунктах, но проникает собою все тело, имеет его форму и потому называется в древней науке о человеке, антропологии, тонким телом.

Дух, в моем понимание это сознание, то есть ум, разум, интеллект, связан с душою и телом опять же в определенных пунктах тела, но не проникает все тело, а связан с телом в основном через душу, но имеет и некие конкретные точки соприкосновения непосредственно с телом.

Нервная система является носительницей и проводником элементарных психических функций, таких как желания, влечения, общего чувства, чувственности, раздражительности, то есть бессознательной и подсознательной сферы, и имеет центры этих функций в мозгу. Через нервную систему проявляется и разум, сознание в виде ощущений, восприятий, представлений, понятий, суждений, умозаключений и тому подобное.

Духовные центры в теле, то есть центры сознания – это пункты, где сознание непосредственно соприкасается с материей тела. В этом органе материя находится в состоянии такого развития, что дает такие колебания или вибрации, которые способно воспринимать сознание. Благодаря этим материальным центрам мозга сознание человека оказывает воздействие на психику и тело. Из центров наибольшее внимание мистиков и окулистов привлек головной центр, под названием, пинеальная железа, соединяющий желудочки мозга с мозжечком через канал, переводящий туда психическую энергию.

Универсальность мозга, в том, что он является материальным центром всей тримерии, носителем соматических, психических и духовных функций. В мозгу осуществляется наиболее полный и всесторонний контакт души с телом, и в нем же осуществляется непосредственный контакт сознания с телом, то есть духа с материей непосредственно, в определенных пунктах. Мозг призван быть посредником и представителем души и духа в эмпирическом, ну, то есть в нашем мире.

Деятельность мозга, как наиболее совершенного телесного аппарата души, лежит в основе всех суждений и теорий о взаимодействии и взаимоотношении души и тела, и нигде эта связь не выражена так тесно, как в деятельности мозга.

Связь души и тела – демиургический акт, совершаемый в момент рождения человека. Здесь имеет место не параллелизм, а взаимопроникновение душевного и телесного. Душа проникает тело, как дух проникает душу. Тело есть обитель души, как душа есть обитель духа. Дух через душу, а душа непосредственно, входят в тело, как его внутреннее, интимное, существенное. Тело является оболочкой души, а душа – оболочкой духа. Внутреннее действует во внешнем, как его двигатель, и живет во внешнем, как его внутреннее ядро. Внутреннее обладает ключом к внешнему и потому входит в него. Тонкие энергии проникают в грубые энергии и стимулируют их, питают их, являются для них источниками силы. Без внутреннего стимула внешние энергии перестают действовать. Без души тело умирает, а душа не работает без духа, то есть сознания.

Рассуждая так, подумалось, что дух, душа, тело, с начало возрастают совместно, до определенного возраста, а затем организм начинает угасать, а вот дух и душа, могут как продолжать возрастать, так деградировать.

Вот такие мысленные эквилибристические выверты у меня выходили, в общем в итоге я сам себя убедил, что ни в кого не переселялся, просто слегка сократился в размерах и в возрасте, но именно в своем теле, а то что это мое сознание имело ум пятидесятилетнего человека, находясь в этом теле, так это, логически то же можно было бы объяснить.

К примеру, логика могла быть хотя бы в том, что нет никакого смысла кого бы то не было переселять в младенца, хотя, как сказать, может и есть смысл, хотя бы в том, что сие бессмысленно, впрочем, в сем умозаключение есть исключение самой логики, в общем в результате наступал логический тупик.

Посему рассуждения как правило, прерывались, и тогда переходил к решению первой половины заданного самому себе вопроса, а как так получилось.

Что бы ответить приходилось напрягать память и вспоминать, то что со мной произошло, еще в том моем взрослом состоянии.

Последнее что я помнил, это дурацкий разговор в парке на скамейке с каким-то благообразным седым старичком, с православными четками на руке, и с пронзительным взглядом, который подсел ко мне на лавочку в парке, предварительно спросив разрешение.

Память перенесла в тот летний, солнечный, июньский день.

Глава третья. Прежде чем сказать, подумай

В свой полтинник с хвостиком Иван, оставался все тем же Ванькой, конечно годы оставляли свой отпечаток на физиономии, но внешне Иван был поджарым мужчиной, брюха, то бишь трудовой мозоли, или иначе пуза, не было и даже вовсе не намечалось.

Более того, Иван до сих пор посещал спортзал, и даже не ради здоровья, а ради друзей. Была у него компания спортивных фанатов, примерно его возраста, из бывших спортсменов всяких разных видов спорта, где махали кулаками, ногами, и другими частями тела.

А вот внутреннее, душевное состояние было отнюдь не юношеское, не было былого энтузазизма, он перегорел, пропал интерес к жизни. Нельзя сказать, что его заело одиночество, просто не было в жизни ни каких целей. Верней цели конечно же были, но все они сиюминутные, так сказать на потребу. Не было настоящих, глобальных, что ли, целей, а их отсутствие приводило к осознанию бессмысленности существования. Иной раз на него накатывала какое-то отупение безысходности. И это случалось, все чаще и чаще, и в такие моменты поглощающей апатии, было абсолютно плевать на все и вся, но и это не самое главное, а главное терялось понимание смысла не только собственного существования, но и смысла существования всего окружающего мира.