Меня зовут Ворн

Катэр Вэй

Две тысячи лет от второго сотворения мира

Книга 2

Меня зовут Ворн

Пролог

Багряные лучи заходящего солнца озарили стены города кровавым светом, наполняя людские сердца удивлением, восхищением, непониманием и инстинктивным страхом. Всполохи молний внезапно разразившейся средь ясного неба грозы еще не утихли, и липкий вонючий туман с запахом химической кислятины, который своим неожиданным появлением навел на жителей столько различных домыслов и паники, постепенно начал редеть, развеиваться, исчезать. Часть города исчезла, а на его месте образовался совершенно незнакомый ландшафт. Заметившие это люди в растерянности стояли у границы среза, отделяющего их мир от нового. Они еще не знали, что для большинства из них этот закат – последний.

Кто-то из зевак вдруг заметил на новообразовавшемся пригорке машину – внедорожник военного образца, весь обвешанный решетками, отбойниками и острозаточенной наваренной арматурой, торчащей во все стороны, словно иглы дикобраза, а рядом странных людей с оружием.

– Говорил я тебе, давай в лесочку постоим, покаместь перезагрузка завершится, а ты «поглядеть хочу, поглядеть хочу». Тьфу, растудыть твою коромысло! Сами как на обозрении тут, вон, пялятся уже все сюда, – недовольно бурчал здоровенный бородатый детина неопределенного возраста на белого, словно мел, парня с нечеловечески яркими синими глазами, одетого в черную, как смоль форму.

Подобный цветовой контраст многих непривычных вводил в ступор, но Мухе нравилось, когда на него смотрели ошалело. Белым он был не от страха перед гневом великана, а просто кожа у него такая, потому как и не человек он вовсе – скреббер двуногий. Стоящий рядом еще один парнишка, одетый в «песчанку» и с валом на плече, кучерявый, очень похожий на типичного еврея, примирительно хлопнул здоровяка по локтю.

– Да ладно тебе, Леший, ну каждый раз одно и то же, и мне надоело уже «в лесочку» сидеть. Это же быстрый кластер, ща раз-раз и все сделаем. А лазерное шоу при переносе и вправду красивое, сам же залюбовался. Тем более, сегодня на закат попали. Эх, ляпота, – он усмехнулся, с хитринкой во взгляде посмотрев на бородатого детину.

На капоте машины сидел мальчишка лет тринадцати, не больше, и с улыбкой наблюдал за говорившими.

– Будя вам ща представление, – с досадой отмахнулся Леший от говорившего, – ща, налюбуетесь. А ты че заперся туды? – обратил он внимания на мальчика. – Тоже мне, лыбится сидит. Чего с Доком не остался? Нашелся тут, наездник хренов.

Он покачал головой и, заметив на краю леса движение, уже во весь свой бас рявкнул:

– Так, по коням все! Время пошло. Пора хабар вывозить и иммунных отлавливать, покуда крупняк на обед не пожаловал! Эгей! Вона, наши уже в город покатили! – указал на вереницу машин, выехавших из пролеска по направлению к городу, а сам втиснулся на заднее сидение.

Муха уселся за руль, а его товарищ плюхнулся рядом. Мальчишка ловко соскочил на землю и, свистнув в два пальца, уставился в сторону леса. Вскоре оттуда показалась здоровенная зубастая тварь серо-оливкового цвета. Даже на вид ее кожа казалась шершавой, а на ощупь была хуже наждака. Мощные пластины природной брони и острые шипы украшали чудовище, но больше всего в глаза кидался череп, нарисованный на предплечье белой краской. Мальчишка махнул рукой отъезжающей машине и, цепляясь за шипастые наросты подошедшего чудища, проворно взобрался тому на спину.

– Ну, что, Умник, поехали иммунных искать, – хлопнул он монстра по шее и, вцепившись в край брони, зажмурился от предвкушения скорости.

Тут же сорвавшись с места, Умник понесся неимоверно быстро, как камень, выпущенный из пращи. Почти севшее за линию горизонта солнце прощально грело спину мальчишки, а давно нестриженые волосы развивались на ветру темными кудрями. Взрывник был счастлив. Он был дома, в Стиксе.

– Калин, вернись Калин…

* * *

С трудом разлепив глаза, мальчик увидел расплывчатый силуэт человека, склонившегося над ним. Кроме мерного бормотания непонятных слов он расслышал потрескивание огня на фоне многоголосого гомона.

– Ну, вот и молодец, – сказал склонившийся над ним человек, перестав бормотать свой речитатив, – ну, вот и отлично. Слава Богу.

Голос звучал тихо, устало, но мягкий низкий тембр баюкал слух, успокаивал. Сознание плавно погрузилось в сон. На этот раз в самый обычный, простой сон, даже без сновидений.

Глава 1

Запах… странный, непривычный и довольно неприятный – пахло землей, немного гарью и еще чем-то кислым.

«Туман?!» – в ужасе подумал Взрывник и тут же распахнул глаза. Подскочил на ноги. Полумрак разжижал слабый желтоватый свет, проникающий сквозь стены. Стены, изрисованные прожилками венозной системы. И тут же в голове вспыхнули воспоминания о том, где остановился их отряд на дневку, и что здание оказалось вовсе и не зданием, а страшным существом – Лоно. И он теперь не Взрывник больше, он Калин.

«Я жив? Цел? Еще не переварили? – скакали мысли яркими вспышками, поставляя в мозг картинки его путешествия, пока он сам лихорадочно ощупывал себя и стену. Лаки, Норг, Нушик… – Вот черт! Живы ли? Где я? Где они?»

Паника потихоньку накатывала все больше и больше.

– Мрук.

– Полкаша? – узнав голос друга, Калин несказанно обрадовался. – Полкаша, дружище, – стараясь не орать, на всякий случай, шепотом позвал мальчик и, всматриваясь в пространство, попытался отыскать в помещении мрякула.

У противоположной стены стояла люлька. Обычная детская люлька, а в ней кто-то копошился, усердно фыркая и порыкивая. Стараясь ступать как можно мягче и тише, мальчик подошел ближе. Завернутый, словно куколка бабочки, там лежал Полкан и тщетно силился высвободиться. Аккуратно взяв мрякула на руки, Калин размотал темное тряпье и, прижав к груди зверя, уже более внимательно осмотрелся. Что-то не очень на желудок смахивает комната эта. Хотя воняет тут прилично, но все же кажется, это обычное жилище… или снова глюк? Продолжая поглаживать мрякула, Калин неспешно прошелся по помещению и, вернувшись к месту, на котором лежал до своего внезапного пробуждения, уселся. Котомыш, переместившись на колени мальчика, слегка выпустил когти, но тут же их втянул, прогнул спину, ластясь о руку, замурчал, натурально так, прямо как настоящий кот. Немного потоптавшись и потершись о Калина, зверек принялся вылизываться, наводя лоск на всклокоченной шерсти.

Мальчик прислушался – там, за стеной, откуда проникал свет, говорили люди. Много людей. Они ходили, общались, стучали, что-то чистили или точили. Где-то вдали резвилась детвора и хныкал младенец – за этими стенами кипела жизнь. Странно, как он раньше не обратил внимание на такое количество звуков? От удивления брови вздернулись вверх, и только сейчас он обратил внимание на полог – вход в шатер. Судя по форме и деревянным стропилам, на которые и была натянута выделанная грубая кожа, сшитая из множества кусков, он находился именно в шатре. Ну, или в очень большой самодельной палатке. Протянув к стене руку, мальчик ощупал ее, убедившись в своей догадке полностью, и собрался подняться, чтобы посмотреть, что же там, снаружи, как вдруг полог откинулся, и внутрь вошел человек. Маленький, худой и низкий, ростом меньше, чем сам Калин, но разглядеть вошедшего лучше не давал ослепляющий свет от светильника, который тот нес с собой.

– Гляжу, проснулся уже, – прозвучал детский девчачий голосок, но тоном совершенно серьезным. – А ты добрый, зверюшку приручил, заботишься о нем. Зверь, он чует доброту.

Раздвинув полы своей меховой юбки, она присела на край лежака, поставила источник света на деревянную табуретку, а затем, не произнеся ни слова, положила перед Калином деревянную миску, большую и глубокую, со вставленной туда ложкой.

– Ешь.

Голос ее хоть и звучал пискляво, но при этом был тихим и, казалось, отдавал эхом, словно потусторонний. Привыкнув к яркому свету, Калин присмотрелся к девочке. Поставив поднос на пол, она уселась поудобней – сложила ноги по-турецки – и тоже изучала Калина своими светящимися в полумраке фиолетовыми глазами.

Мальчик моргнул несколько раз, прищурился, но нет, глаза ее были именно фиолетовыми, мерцающими, точно два пурпурных огонька. Такого необычного цвета не может быть у человека, ровно как и подобных волос у маленькой девочки – пепельно-стального оттенка. Они торчали во все стороны, и если бы не сдерживающий их плетеный ободок, то, наверное, они не касались бы ее плеч, как сейчас, а топорщились бы, словно от удара током. Но и это было не самым удивительным в ее внешности. На лице девочки сквозь бледную белесую кожу проступали черные, бугрящиеся венозной системой тонкие нити жуткой паутины. Длиннополое платье, сшитое из кусков шкурок пушистых зверьков бурого, желтого и различных оттенков фиолетового и синего цветов так же добавляло необычности ее виду. А вот ноги босые, без обуви, и даже простых обмоток на них Калин не увидел.

Сердце мальчика пропустило удар. Незнакомка была… ее нельзя назвать красивой, но, увидев хоть раз, точно никогда не забудешь, намертво отложится в памяти.

Уголки бледно-розовых губ разошлись в стороны. Она хихикнула, обнажив белесые зубы.

– Ешь, пока не остыло. Мной еще успеешь налюбоваться.

Калин смутился. Уши и щеки предательски запылали. Он очень надеялся, что при подобном освещении его смущение останется незамеченным.

Мрякул чихнул, а затем ткнулся мордой в ногу своего друга. Словно выйдя из оцепенения, мальчик спешно взял в руки тарелку, поставил ее на колени и, с предвкушением вкусно поесть, втянул парящий аромат… Глаза его сами собой собрались к переносице, туда же сползли и брови. С подозрением глядя в тарелку, он размешал ложкой содержимое. Мрякул, видимо, тоже уловил непередаваемые «ароматы» и, чихнув, замотал головой, потер нос лапой, затем разом раскрыл крылья и прыгнул-порхнул на стенку, вцепившись в грубую кожу когтями. Резво взобрался под потолок, где и затих, поглядывая своими глазами-бусинами то на еду, то на людей. Подобное поведение зверька еще больше поселило в душе сомнения в съедобности этого зеленоватого варева с плавающими в нем бурыми ошметками.

– А…

– Все вопросы после, – безапелляционно произнесла девочка, покачав головой. Сеть вен на ее лице отдалась при этом легкой пульсацией.

Передумав задавать какие-либо вопросы, Калин подчерпнул ложкой жижку, косясь на незнакомку, все же решился попробовать, надеясь, что на вкус оно более съедобно, нежели на запах. Но обоняние не обмануло – носки, приправленные тухлой рыбой, паленой резиной и тонной жгучего перца, видимо, так и должны пахнуть.

Месиво, чем бы оно ни было, едва оказавшись во рту, незамедлительно опалило все, что можно. Лицо тут же покраснело, покрывшись испариной, а на глаза накатили слезы. Не в силах это проглотить, но и удерживать в себе тоже уже не в силах, Калин как можно деликатнее отвернулся и выплюнул все прямо на пол.

Высунув язык, задышал часто-часто, стараясь остудить пожар во рту, при этом нагоняя ветер руками. Он махал ими, чуть ли не стукая себя по носу.

Девочка захихикала.

– На, запей, – протянула она кувшин с белой жидкостью в нем. – С непривычки у всех так. Дед Карман говорит, что это лучшее лекарство, и он сам для тебя его готовил.

– Пусть сам тогда и ест… – сипло ответил мальчик, тяжело дыша.

– Тебе нужно восстановить силы. Ешь давай!

– Не-а, – замотал Калин головой, отставляя в сторону миску, – я и так себя нормально чувствую, спасибо.

– Ешь, говорю, не противься, – и голос ее зазвучал словно эхом из бочки, а взгляд стал таким, что Калин понял, лучше не спорить.

Он нехотя взял тарелку обратно и жалобно посмотрел на жуткого вида девочку, но та лишь сунула ему в руки кружку.

– Пей, а потом ешь. Это молоко моши, оно собьет огонь во рту, и будет легче. Пей и ешь.

Нехотя парень приступил к трапезе, с трудом сдерживая рвотные порывы.

Пока он давился с жалобным видом, незнакомка с интересом наблюдала за ним, накручивая на палец прядь пепельных волос. Наконец-то эта пытка подошла к завершению, тарелка опустела.

– Спасибо, – еле выдавил из себя Калин, отвесив ей благодарственный кивок, чисто из уважения, хотя на самом деле хотелось послать куда подальше.

Девочка расплылась в улыбке, прикрыв глаза. Потом распахнула их и ткнула в себя пальцем.

– Меня зовут Нара. А тебя, мне сказали, Калин?

– Мряк! – с потолка раздался недовольный звук и шорох.

Дети только подняли взгляд, а черная тень, юркнув на пол, уже хотела сунуть морду в кувшин с молоком. Только рука Нары оказалась стремительней, спасла кувшин от разорения мрякулом.

Девочка прижала кувшинчик к груди, точно младенца, и хмуро посмотрела на зверька.

– А ты не лезь, куда не просят!

Зверь и Нара сверлили друг дружку взглядами, при этом Полкан даже слегка порыкивал, сфокусировав плотоядный взгляд на кувшине.

– Да ладно тебе. Дай ему, он проголодался.

Девочка покосилась на Калина. Надула щеки.

– Он меня укусил, когда я его пыталась кормить. Только старику без ног неохотно давался и еду брал лишь у него.

– Старику без ног? – Калин растерянно приоткрыл рот.

– Этому, с поверхности. У него еще глаза такие злые-злые, печальные, но очень сердце доброе. Так Дед Карман сказал.

– Лаки? – мальчик почувствовал, что он что-то пропустил. – Подожди! Сколько я…

– Четыре дня, – девочка подняла глаза к потолку. – Да, где-то так. Ешь давай! Потом расскажу, – она показала кулак мрякулу. – А ты – цыц! Пошипи мне тут!

Дальнейший рассказ Нары оказался крайне любопытен. С ее слов сознание Калина попало в некий «Лабиринт Психеи», так сказал дед Карман. Что это и с чем это едят, взрослые не стали распространяться, ограничившись тем, что из него, мол, не все возвращаются. А если возвращаются, не все сохраняют рассудок. Дед Карман почти трое суток не спал – вытягивал его из этого лабиринта своим даром. В их клане только у четверых есть подобный дар, но у Кармана он очень сильный, потому что лет деду уже много, а она еще так не умеет. Опасно это – к человеку в голову проникать, можно навсегда там остаться, и тогда оба погибнут. Но дед, он умный, многое знает.

Калин задумался. Что это за такой многомудрый дед? Надо бы выяснить.

– Подожди! – вдруг осенило мальчишку, и он уставился на Нару, которая деловито собирала посуду обратно на поднос. – Но если оттуда возвращаются безумцы, то откуда вы знали, что я вернусь нормальный? Как они могли тебя пустить к потенциально опасному человеку? Я ведь мог тебе навредить.

– Да ничего опасного в тебе нет. Карман тебя еще вчера вытянул, а потом ты просто уснул, а у дядьки моего тоже дар хороший – он наперед может посмотреть, ну, то, что будет. Так что, Калин, ты бы связанный проснулся, если чего не так.

– А кто твой дядька, провидец, что ли?

– Нет, его Гобла зовут. А Провидца у нас в клане вообще нету, ты, верно, спутал с кем-то.

– Гобла? – голова у мальчика начала медленно закипать от переизбытка информации.

Мрякул, надутый, лежа у ног хозяина, недовольно мрякнул. Рука Калина сама собой скользнула зверю на голову.

Далее рассказ незаметно сместился в сторону… глотов.

– Разве Гобла глот?

Мальчик получил ложкой по лбу. Ложкой. Которая сама собой поднялась в воздух и вмазалась между бровей. Потирая ушиб, мальчик покосился на Нару. Та, скрестив руки, смотрела на него недовольно, поджав губы. Ее вены проступили чуть сильнее, заметно пульсировали. Между тем ложка, описав дугу, приземлилась обратно в пиалу.

– Никогда не говори, что мы глоты! Понял? А то обижусь, – тон ее голоса был холодный, жесткий.

Калину чем-то напомнило Борга, когда его ученик серьезно косячил. Или Лаки, когда тот становился по-настоящему злым.

С ее слов «глоты» в их среде – чуть ли не самое страшное ругательство, которым можно наградить таких, как она, жителей старых городов. Сами себя те называли «Хуманы». Глотами хуманы презрительно называли или своих недругов, или же… глотов.

Глоты – те, кто потерял разум, окончательно отдавшись «Во власть зверя Вавльского» (так говорит Дед Карман!) Иначе говоря, оскотинившиеся, совершенно одичавшие твари, которым уже давно безразлично, кого и как жрать. Ими управляет лишь жажда крови. Потому и глоты. Выглядят… жутко. Полностью безумны.

Хуманы же вполне цивильные ребята. Не считая того, что их внешний вид может вызвать дикий ужас и икоту у обычного человека. Они умеют читать и писать, есть своя религия и обучение будущей профессии, куда берут в ученики с семилетнего возраста. Только после обряда становления сдают экзамен на мастера и являются полноценными членами общины. Нара уже третий год обучается у Кармана, так как является носителем такого же дара и собирается стать целителем клана и говорящей с духами.

– Ты, Калин, не пугайся внешнего вида наших жителей, не переживай, тебя никто не обидит, ты же гость у нас! – говорила она, улыбаясь.

Итак, Калин находился в подземелье приблизительно четверо суток, а до этого несколько дней на поверхности. Но раньше перенести его сюда не получалось – было очень опасно. Так что выходит, что он в этом Лабиринте Психеи пробыл гораздо дольше, чем сказала Нара. И да, по ее рассказам это подземные туннели, вырытые предками еще до начала нового мира. Зачем предкам нужны были эти подземелья, если те жили в высоких домах на поверхности, девочка не понимала, но она искренне радовалась, что предки создали нижний город, а иначе не было бы их, хуманов. Все бы стали глотами или мечеными.

При упоминании меченых девочка зябко передернула плечами. Видимо они ее страшили больше, чем безумные глоты. Она быстро сменила тему и сказала, что за эти четыре дня кого только в шатре не было – хуманы приходили посмотреть на особенного мальчика, и даже пошел слух, что это именно тот, кого послали предки для их спасения. Что именно этот отрок выведет их род обратно к солнцу. Но Карман быстро всех прогнал, а она, Нара, все это время заботилась о нем, ухаживала.

– И даже несмотря на то, что мне всего десять, – гордо заявила девочка, – я уже знаю много про врачевание и по уходу за больными, и даже могу делать перевязки, – с этими словами она подмигнула и, взяв поднос, направилась к выходу.

– Постой, Нара, оставь молоко. Пожалуйста.

Девочка недовольно вздохнула.

– Ну, ладно, ладно, – покачав головой, она нехотя поставила кувшин на пол, с укором глянув на мрякула. – Но только потому, что ты попросил, – и уже почти выйдя наружу, добавила: – Я скоро вернусь за тобой. Тебя ждут.

Нара вернулась довольно быстро. Полкаша сидел с довольным видом и чистил морду после еды. Завидев девочку, он тут же напыжился, словно меховой шар, и быстро юркнул за спину Калина.

– Ну, что, собрался? Идем? – прозвенела она, словно колокольчик.

– Нам собраться ток подпоясаться. Да, Полкаша? – криво ухмыльнувшись, пошутил мальчик и поднялся с лежака. Подхватив под пузо недовольного мрякула, он направился к выходу. – Все, готовы мы. Пошли.

* * *

Вокруг него раскинулся самый настоящий город. Хотя городом это не назовешь, скорее кочевой лагерь или стоянка индейцев. Но главное – он шумел и кипел бурной жизнью.

Ряды самошитных палаток, подобных той, из которой он только что вышел, расходились во все стороны широким веером. Повсюду горели костры, на веревках, натянутых между палаток, сушились вещи. У стен лежали различные предметы утвари, сушились растянутые на дыбах шкуры, кучками лежали видимо нужные в быту части мутантов: кости, зубы, когти, черепа. Люди, вернее, хуманы занимались своей повседневной рутиной: одни оружие точили, другие мастерили чего-то, третьи есть готовили. Детвора носилась, оголтело пиная сшитое подобие мяча, а те, что помладше, возились рядом с женщинами. Вид этих существ и в самом деле ввел мальчика в некий ступор. По сравнению с ними Нара со своими черными венами выглядела просто идеалом человеческой красоты. Где-то в районе горла мальчик почувствовал вставший ком и подступившую тошноту – такого разнообразия мутаций он себе даже и вообразить не мог.

Костры давали много света, позволяя оглядеть пещеру во всей красе. Потолок был довольно высок, структура гладкая, без наростов, но щербатая, с трещинами и рельефом. Цвет рознился: в большинстве своем грязно-серый, где-то переходил в рыжий, черный… Пол такой же щербатый и грубый, но ровный, да и стены полностью идентичны. А сама пещера, хоть и большая, но прямоугольная, с колоннами, соединяющими пол с потолком. В памяти мальчика шевельнулось что-то знакомое, ранее виденное, но он так ничего и не вспомнил. Обратил внимание на то, что Хуманы предпочитали ходить по камню босиком, хотя на некоторых обувь была. И еще на то, что костры жгли не на дровах, а на брикетах, и этих брикетов почти у каждой палатки лежало довольно много. Калин, как самый настоящий ребенок, лупал глазами и крутил по сторонам головой, наблюдая и вслушиваясь в бурлящую какофонию жизни. Вот две женщины, уложив белье в ванночки, подхватили их и пошли куда-то вдаль от лагеря, вероятно, к воде. Лица их закрывали вуали, прятавшие облик.

Нара шла неспеша. Видя, с каким любопытством гость разглядывает ее племя, девочка улыбалась.

Дети прошли мимо группы мужчин, собравшихся вокруг костра. Видно, что это охотники. Они правили оружие, затянув явно боевую песнь. Слов ее мальчик не понял, но мотив ему понравился.

Пройдя еще немного, Калин обратил внимание на еще одну группу, сидевшую вокруг костра, над которым на вертеле жарилось неизвестное мальчику животное размером со среднюю собаку. Эти хуманы ели, пили, громко смеялись и… курили.

Присмотревшись, Калин заметил там Лаки – его было сложно не узнать. Безногий старик, греясь у синеватого пламени, был занят тем, что пытался раскурить длинную деревянную трубку и, пуская густые клубы дыма, кашлял, утирая слезы, мотал головой, но вновь прикладывался к мундштуку. Рядом с ним, как обычно, расположился Нушик. Усевшись по-турецки, он ел мясо с костра, и количество костей, приличной горкой сложенных рядом с ним, как бы намекало, что пожор в самом разгаре.

– Ну, как тебе, Калин? – из состояния транса и неподвижности мальчика вывела Нара, ловко щелкнув по носу.

– …вас много, – ответил тот после секундного замешательства.

Девочка хихикнула.

– Это еще не много. Вот когда большой базар собирается – не протолкнуться просто. Или… – в этом месте улыбка ее сама собой увяла, – …если меченых бить идут. Против них все собираются вместе, – ее глаза уставились в пол.

Калин покосился на девочку и поднял бровь в ожидании продолжения.

– Все, пошли, тебя ждут! – Нара, помотав головой, припустила в сторону костра, где расположились Лаки и компания.

Калин, сам не понимал, почему так обрадовался, увидев этого старого обманщика, и очень надеялся, что и остальных ребят он тоже сейчас встретит. Он поспешил вслед за Нарой, огибая различные препятствия на своем пути.

– Деда! – Нара обратилась к хуману, сидевшему спиной к подошедшим. – Вот он, – кивнула в сторону немного растерянного парнишки, – я привела его.

Калин обратил внимание, что волосы этого старика были такого же цвета, как и у девочки – пепельно-стальные, только совершенно прямые, длинные, по самые плечи. Передняя часть головы облысела до середины и сверху, стоя над сидящим человеком, хорошо было видно кожу. Она отдавала неестественной для живого человека синюшностью и была покрыта темными разводами.

– Здоров ты спать, малой, – пробубнил с набитым ртом Нюша, обгрызая здоровенную кость и в то же время приветствуя мальчика.

Калин в ответ лишь кивнул и уставился в макушку деда, который так и не повернулся к нему лицом, продолжая смотреть на огонь.

Лаки, расплывшись в блаженной улыбке, старательно пытался сосредоточить свой блуждающий взгляд на детях, и как только ему это удалось, оскалился еще шире с протяжным «ы-ы-ы…»

Нара, прикрыв ладошкой рот, рассмеялась.

– Люциков перекурил, – шепнула девочка. – Ничего, с непривычки все такие. Пройдет скоро.

– Ну, присаживайся, чего встал, словно копье проглотил, – указал на свободное место тот, кого девочка назвала дедой. – Ну-с, молодой человек, будем знакомы, – протянул он руку, не снимая перчатки. – Дед Карман. Можно просто по имени, – и повернулся.

– Кх… – поперхнулся мальчишка воздухом и громко сглотнул. Нара вновь захихикала.

Дав Калину немного времени прийти в себя, старый хуман ровным и мягким баритоном учтиво поинтересовался:

– Ну, все, успокоился?

Калин кивнул, продолжая таращиться на обезображенное лицо, и до успокоения его нервной системы было еще ох как далеко. Складывалось впечатление, что когда-то давно этому хуману плеснули в лицо кислотой или кипятком. Неровно зажившая кожа оттенка несвежего трупа была изукрашена темными оплывшими разводами. Если присмотреться, было видно явное сходство этих разводов с узорами из вен на лице Нары. И если ее цвет лица был просто бледный, то дед походил на ожившего мертвяка. А его зубы, мелкие и острые, словно у пираньи, едва скрывались за практически отсутствующими губами. Глаза, видимо, в молодости, были синими, но сейчас белесая пленка, как у дохлой рыбы, сделала их мутными, неживыми. Непроизвольно по телу мальчика пробежала дрожь. Он передернул плечами и густо покраснел.