Субъект. Часть первая

Невидимые доселе механизмы в недрах автомобилей, аттракционов, кассовых аппаратов, смартофонов в руках и фонарных столбов беззаветно выдавали свое местонахождение с механическими потрохами и принципом их действия в общих чертах, излучая это непонятное, не подверженное гравитации, затенению и прочим преградам свечение, характер и направление которого менялись каждый момент.

Сам мир будто дышал светом, вспотевая моментально рассеивающейся испариной, а на асфальте некоторое время оставались блики от только что ступивших по нему подошв. Само пространство скукоживалось от гуляющего в нем ветра, подобно гладкомышечной ткани проголодавшегося желудка – который, кстати, я тоже видел, опустив глаза вниз…

Я тряхнул головой, смахивая наваждение. Ну не мог же я в самом деле настолько безошибочно угадывать местоположение запчастей, да и в целом анатомию навороченной и незнакомой мне техники. Неужто я в самом деле все видел насквозь?!

Закрыв лицо руками, я спохватился, что все равно продолжаю наблюдать светящиеся контуры и абрисы окружающих вещей, что вырисовывались в полноценный, хоть и лишенный красок ландшафт. Да, красок не было, однако он многократно превосходил по своему охвату угол обзора моих глаз. Это было сродни панорамному ландшафту, как у мухи. Все триста шестьдесят градусов.

Убрав руки, я неверяще крутанулся по сторонам. А вот это уже серьезно. Визуальная память, пусть даже и эйдетическая[3], не способна на такое, особенно если учесть людей, что разбредались от меня кто куда, в самые непредсказуемые стороны, а я продолжал наблюдать за ними вслепую.

Сомкнутые веки, как оказалось, тоже совсем не были помехой. Это новое чувство, или чем бы оно ни было, ориентировало не хуже глаз. Я видел не людей, а затухающий и снова воспламеняющийся шлейф от движения их конечностей. Цикличными вспышками пульсировал редуктор в карусели, затмевая все то, что менее активно копошилось рядом. Особо видимой яркостью обладали сигналы в голове каждого из людей. Болиды их биоэлектрических импульсов сновали по всему черепу, стукаясь о его стенки, а срикошетив, продолжали метаться, пока не натыкались друг на друга, чтобы слиться воедино и отправиться вниз по разветвлениям нервов и позвоночнику…

Стоило же глазам открыться, как весь этот салют разоблачающих мерцаний обрастал непроницаемым, разноцветным мясом. Но это все равно продолжало пробиваться лучами сквозь его пласты…

– С тобой все в порядке?! – прокричал человек за спиной. Но еще прежде, чем слова вырвались из его легких, я увидел их зарождение, а также заготовленную им громкость, что ясно читалась по степени яркости энергии, растекшейся вдоль межреберных мышц и диафрагмы. Еще раньше, чем я повернулся в его сторону, я уже желал убедиться в выползающем за ремень брюхе, что выдавало себя контуром энергии более высоких плотностей на фоне обычного и разреженного атмосферного газа.

– Давно хотел перепроверить надежность этих цепей, но все откладывал. И вот, как назло, такая беда… Сейчас еще отчитываться перед мэрией придется…

– Хмм, – ограничился я мычанием, засмотревшись на образование в виде заклепки, что засела, казалось бы, в самой толще его левой руки.

– Быть может, – промямлил он, тревожно теребя ворот своей жилетки, – мы договоримся? Просто сам понимаешь, не хотелось бы всей этой шумихи, тем более, я смотрю, ты парень крепкий. Дам тебе наличных на лапу, и сделаем вид, что все это тебе приснилось. Что скажешь?

– Давай, – не раздумывая, согласился я.

– Отлично, – облегченно улыбнулся толстяк, начав суетливо копошиться во множестве карманов своей жилетки.

– Второй слева внизу, – вырвалось у меня.

На какое-то мгновение застыв в замешательстве, он все же выудил из указанного кармана кошелек и, не сводя с меня подозрительного взгляда, отсчитал несколько купюр.

– Спасибо за понимание, – произнес он и уже хотел было уйти, как я, не удержавшись, спросил:

– А левая рука была сломана?

Его спина окаменела, он медленно развернулся.

– Мы знакомы?

– Нет, – я отрицательно мотнул головой. – Нет, просто взгляд наметан… В медицинском учусь.

– А-а, – понимающе протянул толстяк. Однако напряжение, сковавшее его лицо, не пропадало. Выдавив из себя неровную улыбку, он ретировался в комнату управления сломавшегося аттракциона. Я же, пошатываясь и с изумлением озираясь по сторонам, двинул к выходу из парка.

* * *

Неровным шагом брел я по тропинке каменных джунглей. Данное сравнение, что популярно среди утомленных городским ритмом жизни клерков, на этот раз праведно занимала свое место. В недрах выстроенных в ряд высоток, словно в деревьях, текли питательные соки, что циркулировали по трубам, проводам и всему этому энергетическому мицелию, объединяющему все постройки, подвалы и прочие сооружения в поле моего трехсот шестидесятиградусного зрения.

Шаг был неровен не столько из-за сотрясения мозга, сколько из-за необычайно разоблачительной информации, что откровенно и без нижнего белья представала передо мной. Пожалуй, я был способен видеть даже звук, и он был вовсе не таким, каким я его представлял раньше. Все вокруг напоминало океан, что рябил и волновался от многочисленных пузырей и сильных глубоководных течений. От более сильных бурлений шли круги, что подавляли на своем пути всю рябь и круги поменьше. Сходство воздушной среды с водой было просто поразительным, за исключением одного но… Если рябь воды отображалась на поверхности, то здесь же все это приобретало дополнительную мерность, перерастая в волны по всему трехмерному, сферическому объему. Ну и, конечно же, эти волны были несколько быстрее тех, что омывали скалы и песчаные берега…

Люди ярко выделялись на фоне неоживленной материи, переливаясь огоньками следов своей жизнедеятельности. Я никогда не мог подумать, что среди них столько носящих имплантаты. Благородный свет исключительно плотной материи, находящейся в пределах человеческого тела, горел ровным фоном, не подвергаясь влиянию биохимических превращений, что соседствовали неподалеку. В бедрах, в плечах, в черепе, особенно в зубах почти каждый пятый человек, так или иначе, познал на себе симбиоз с металлоконструкциями. Но еще чаще встречалось нечто более рыхлое, разреженное относительно металла, с плотностью, близкой к людской плоти, но при этом определенно чужеродное. Судя по местам локализации этих формирований, я убедился, что это силикон. Даже и не подозревал, что им настолько часто злоупотребляют…

Боль в месте ушиба, про которую я почти позабыл, вновь решила напомнить о себе. В теле проснулась слабость. Параллельно с этим острота моего всевидящего ока вдруг начала стремительно снижаться. Темные круги поплыли перед глазами, а во рту возник привкус ржавчины…

Я плюхнулся на первую попавшуюся лавку. Потоки энергии продолжали напоминающе блистать, но уже непосредственно в фокусе моего естественного зрения. Остальное же, что выходило в зону периферии, стало прежним. Скучным и скупым на информацию. Скрытым и недоступным. Непредсказуемым и потенциально опасным.

Ко мне приближался человек. Подняв на него мутный взгляд, я ощутил в нем имплантат. Где-то в пояснице. Или даже на ее поверхности. Похож на букву «Г». Пистолет!

Передо мной стоял полицейский и пристально рассматривал одежду. Я не стал, как с предыдущим человеком, заострять его внимание на моей подозрительной осведомленности, подтверждая вслух свои догадки о местонахождении пистолета, наручников и других его полицейских аксессуаров. Вместо этого мое лицо разгладилось, подбородок патриотически выпятился, а глаза перестали моргать.

– Можно ваши документы? – буднично поинтересовался полицейский.

Я мысленно восхвалил свою, как выяснилось, не никчемную привычку носить с собой паспорт. Негнущимися пальцами нашарил в кармане свое право на жизнь в виде цифр и текста и протянул ему.

Глаза бегали по строчкам, иногда поднимаясь на меня, чтобы сверить или найти к чему придраться.

– Интересная фамилия, – наконец, то ли с сарказмом, то ли на полном серьезе произнес он, вернув паспорт. – Что принимал?

– Предполагаемое за действительное, – осторожно отозвался я. – Ну и алкоголь немного. А так больше ничего. Просто сегодня явно не мой день. Да и вообще, неужели я так похож на какого-то торчка?

– Больше, чем ты думаешь, – отметил он, красноречиво окинув взглядом мою испачканную одежду. – Ступай домой и не смущай людей…

Спорить я не стал.

* * *

Мягко закрыв входную дверь, я все равно скривился от звучного щелчка замка, что словно топнул по моим барабанным перепонкам. Любой, даже незначительный звук сейчас воспринимался более чем утрированно, все раздражители стали раздражать в буквальном смысле этого слова. Перед моим плавающим взором возникло продолговатое лицо соседа.

– Ты снова не убрал… – начал он, но я тут же, поморщившись, прервал его замечание жестом.

– Прошу, не сейчас…

Еле стянув с себя обувь, я заплетающейся походкой побрел в свою комнату. Чуть не запнувшись об приветствующего меня кота, я рухнул на кровать, изнемогая от раздирающих в разные стороны желаний. Поесть и поспать. Я был слишком голоден и энергетически обесточен, чтобы позволить себе провалиться в сон. И, в то же время, слишком слабым и уставшим, чтобы найти в себе силы приготовить пищу, жевать и орудовать кухонным инструментарием. Даже просто встать казалось непосильной мне задачей. Даже раздеться. Я бесповоротно проваливался в сон. Последней мыслью было то, что происходящее сегодня как раз и было тем, во что сейчас я погружался.

* * *

По груди кто-то настойчиво топтался, выдавливая из меня остатки сна.

– Ну-ка, отсюда! – невнятно проворчал я и, спихнув с себя кота, повернулся на бок. Но вернуться в сон уже не удавалось. Я недовольно открыл глаза. Судя по углу теней, было уже довольно-таки позднее утро. Сколько же я спал… Я перевел взгляд на настенные часы, но тут же возле них заметил скользящий по столу телефон. Удивленно приподнявшись, я увидел отображающийся на дисплее входящий звонок. Но где же звон?!

Чертыхнувшись, я вскочил с кровати, и тут же в уши мне ударил запоздалый звон телефона. А вместе с ним врезался в нос запах подгорающей яичницы, про систематичность приготовления которой я даже успел позабыть. Обеспокоенно потрогав место ушиба на голове, я все же взял разрывающийся телефон. Звонил, как оказалось, друг.

– Ты где был вчера?! – не удосужившись начать диалог с приветствия, выдал он. – Почему только сейчас взял? Я уж думал, что тебя тот мужик прихлопнул…

– Звонил? Я не слышал. Извини, я слишком крепко спал.

– Спал?! Ты почему ушел, не дождавшись меня после концерта?!

– Кое-что произошло… В общем, долгая история, ее надо рассказывать только при встрече. А вот конкретно сейчас мне надо бежать… Кстати, спасибо, что разбудил…

Закончив разговор, я глянул пропущенные и присвистнул. Похоже, друг и в самом деле всерьез допускал мысль, что я уже валяюсь в канаве возле парка. Сняв с себя грязную одежду, я спохватился, что не так уж и голоден, каким был накануне сна. А спал я долго, поэтому голод уже должен был попросту изъязвить мой желудок. Хотя кто знает, насколько серьезные сбои в гуморальной системе могло повлечь за собой такое падение на землю.

Я провел пальцами по волосам и скривился, ощутив под ними болезненную шишку. Надеюсь, мозг не пострадал. Одним из симптомов серьезной травмы могут быть зрачки разного размера. Надо проверить… Я дернулся было посмотреть, но запоздало вспомнил, что зеркала у нас в квартире отсутствуют.

Немного приуныв, я побрел на кухню под одобрительный возглас проголодавшегося кота. Дорогу мне перегородил угрюмый сосед.

– Там, похоже, холодильник сломался, – хмуро произнес он. На его лице тускло проступила полость носовой пазухи, а следом за ней – темный тоннель евстахиевой трубы, по которому пронеслась тень его голосового эха. Я тряхнул головой. – Еда вся испортилась.

– Замечательно, – мрачно ответил я. – Хоть раз порадуемся, что у нас ее немного.

Оглядев холодильник, мне показалось, что он подвергся разгерметизации. Захлопывая дверцу, я не услышал привычного шлепка. Тогда я начал водить рукой по обрезиненному краю дверцы, пока не наткнулся на выемку. В этом месте резина как будто съежилась – вот и нашлась причина разморозки продуктов.

Впрочем, пропала не только скоропортящаяся еда, зависимая от низкой температуры, но и почему-то долгосрочная. Не обнаружив в этом логики, я с усталым вздохом заварил себе сухой овсянки. Конечно же, предварительно не забыв насыпать корма неугомонному животному, что непрестанно терлось о мои голени.

Не успел я приступить к овсянке, как меня отвлек телефонный звонок.

– Здравствуйте. Вы не…

Голос в трубке заглушил рев дрели за соседской стенкой. Опять этот ублюдок с дрелью… Дождавшись, пока в его стене, наверняка уже походившей на пемзу для отшелушивания пяток, появится новая дырка, я снова поднес телефон к уху.

– Повторите, пожалуйста, еще раз.

– …вы не забыли, что сегодня у вас начинается первый рабочий день?

– Здравствуйте. Конечно, не забыл, – ответил я секретарше, смутно удивившись построению ее вопроса – своим содержанием он допускал существование людей, способных признаться в своей безалаберности, да еще и в самом начале испытательного срока.

– Ждем вас, не опаздывайте.

Глава 4. Длань Господня

– Ты должен был объявиться двадцать… – директор вскинул свое волосатое запястье, – семь минут тому назад… – у его губ возникли твердые складки, глаза разочарованно сузились. – Пунктуальность не твой конек, не так ли?

– Простите, – пропыхтел я, нарочито тяжело дыша, – я вчера…

– Я подумал, – повысил голос директор. – И решил, что начнешь ты в качестве ассистента.

Я запнулся, горько сглотнув невысказанный протест.

– Хорошо.

Он красноречиво глянул вдоль лестницы.

– Тебя ждут.

Атмосферу офиса я невзлюбил с первого же ворвавшегося в уши замечания. Стационарные телефоны захлебывались в нетерпеливых звонках, болтовня операторов сплеталась в монотонный гомон. По стеклянной офисной перегородке громко постучал какой-то клерк, привлекая мое внимание.

– У нас тут вытирают ноги! – донесся глухой выкрик.

Кивнув, я тщательно испачкал ноги об замызганный и очень грязный коврик у входа. Идя вдоль перемежающихся тесных кабинок, я слышал яростный стук клавиш вперемешку с выдрессированными репликами по телефону.

– Вы так и будете молчать? – послышалось из глубин офиса. Ускорив шаг, я приблизился к столпившимся в кучу сотрудникам, которых, судя по всему, отчитывал генеральный менеджер.

– Кто украл столовые приборы? – с нажимом повторил он, пожирая выпученным взглядом понурившиеся лица моих будущих коллег. Все исподлобья посматривали друг на друга.

– …десертные ложки из мельхиора, антикварные посеребренные вилки, – загибая пальцы, перечислял он. – Я их из собственного дома любезно предоставил вам для общего пользования… А вы, как животные!..

– Да никому они не нужны, – вырвалось у одного из клерков.

У генменеджера округлились глаза так, будто ему влепили пощечину. Подойдя вплотную к выступившему, он с приоткрытым ртом окинул того взглядом с ног до головы.

– И это ваша благодарность?

Я невольно засмотрелся на очертание его подвздошного ребра. Да. Вчерашние видения все же не были сном или галлюцинацией.

– Вы все такие умные, значит, никто не брал, да?

Встряхнув головой, я еще раз украдкой глянул на поглощенного расследованием генменеджера. Его ребро казалось чересчур ровным и интенсивным. В тон моему недоумению картинка проступила четче, и я различил абрис тонких четырех зубьев вилки, что скрывалась во внутреннем кармане его педантично застегнутого пиджака. Вместе с ней обозначились и остальные исчезнувшие столовые приборы, компактно расфасованные по остальным карманам, под рубашкой и заложенные за пояс кожаного ремня. Тот поймал мой изучающий взгляд, отметил его направление, и на его лице впервые промелькнуло беспокойство.

– А знаете что? – замер генменеджер. – Мне все равно, кто это сделал. Я вычту это из ваших зарплат, – сказал он и, развернувшись на каблуках, быстро удалился из офиса.

Сотрудники сердито загомонили ему в спину.

– Поищи получше, никому они тут не нужны…

– Да кто вообще его просил тащить сюда свою посуду!

Меня кто-то дернул за рукав.

– Новенький? – протянул один из сотрудников. – Это тебя заждались? Иди к тому дядьке, – он глумливо указал пальцем на хмурого, одутловатого менеджера по продажам, что растекся за рабочим столом в самом углу конторы.

Подойдя к нему, я кашлянул, привлекая к себе внимание. Глаза из-под набрякших век даже не сдвинулись. Решив обратиться к нему по имени и отчеству, я осекся – бирка с именем на рубашке толстяка была перевернутой.

– Изволил заявиться, – неожиданно пробасил он, медленно переводя на меня заплывший взгляд.

– Да, прошу прощения, больше не повторится.

– Надо заскочить кое-куда, – продолжал он, доставая ручку и отрывая от блокнота листик. – Вот адрес. Вручишь им этот документ, удостоверяющий контроль поставок. Пройдешься для виду, глянешь парочку холодильных установок, подпишешь и возвращайся.

– Это же другой край города, – воскликнул я, глянув на бумажку.

– Ну и что, проветришься, – осклабился он. – Здесь тебе все равно делать нечего.

* * *

Во внутреннем дворе стоял весенний, заплесневелый смрад, а стены жилого дома взмокли, словно их лихорадило – они потели ржавыми потеками воды и шелушились рыхловато-красной крошкой.

Тесный проход забаррикадировала рефрижераторная фура. Туда-сюда сновали грузчики. Неброское предприятие, специализирующееся на производстве холодильной техники, оборудовало под себя просторный подвал. Воздух тут был сухим, прохладным, пропахшим едкой вонью полиуретана. Путь мне преградил дородной наружности рабочий, с сонливым лицом и сцепленными толстыми пальцами на брюхе.

– Ты из Технополиса, да?

Я кивнул, протягивая папку с документами. Недоуменно помедлив, он все же взял ее и ленивым поворотом шеи повлек за собой. Плетясь следом, я то и дело оглядывался на громыхание работающих станков, морщился от верещания экструзионных линий, выдавливающих горячие пластмассовые листы, вздрагивал от шипения термоформовочных машин и полязгивания неторопливо разъезжающих складских тележек. Встречные рабочие провожали нас меланхоличным взглядом. Однажды мне уже доводилось работать пару месяцев на такой же производственной фабрике грузчиком, и эти взгляды сразу мне напомнили, почему я оттуда так быстро ушел.

– Кажется, все в порядке, – произнес я, с умным видом пройдясь вдоль выстроенных холодильных витрин и продуктовых морозильников. – Где расписаться?

Пряча кривую усмешку, он обратно протянул мне мой же документ.

– Разберешься сам или указать где?

– Разберусь, – неловко кашлянув, заверил я. – А у вас тут, кстати… мм, мог бы поинтересоваться насчет резинового уплотнителя? Просто у меня дома холодильник…

– Да, конечно.

Дождавшись, когда я закончу, он проводил меня до мерно жужжащего конвейера с дрейфующим по нему сборочным материалом.

– Вот, сидит, видишь? – указал он на скучающего старичка в желтых защитных очках. – У него спроси.

Я послушно двинул к нему. Тот повернулся, заинтересованно сдвигая очки на лоб. Но мой заготовленный вопрос так и не слетел с языка. Взгляд приковала стоящая рядом компрессорная установка, а точнее, головка ее цилиндра, что светилась для моего внутреннего ока неистово и ярко, как затухающая звезда.

– Я слушаю, – напомнил о себе техник.

А я уже и забыл, что хотел сказать. Вместо этого я взволнованно окинул взглядом стоящий вблизи огромный баллон с отпочковывавшимися от него длинными трубками, по которым струился…

– Гм… Подскажите, это… – я уточняюще ткнул пальцем баллон. – Легковоспламеняемая жидкость, да?

– Разумеется, аммиак – горючая жидкость, – подозрительно сощурился он. – А что?

– Кажется, у вас с этой штукой проблемы, – я неуверенно указал на компрессорный цилиндр. – Перегрев, кажется…

Он недоверчиво смерил взглядом установку.

– С чего взял? Датчики контролирует перегрев. Да и манометр, вишь, отображает идеальное значение…

– Но почему там тогда так… – замялся я.

– Как так?

Запнувшись от волнения, я не сумел подобрать нужных слов, поэтому пришлось снизойти до унизительного языка жестов. Снисходительная усмешка рабочего и отмалчивающийся манометр нагнетали во мне стыд. Я чувствовал, что выставляю себя на посмешище.

Но я ведь видел!

Буквально кожей чуял нарастающую температуру в разбухшем и накалившемся патрубке. А чуть ниже с ним соседствовал резервуар с прозрачным, но довольно плотным светом. Высокое давление. Вопреки железобетонному спокойствию старичка в желтых очках, моя интуиция подсказывала, что вот-вот произойдет взрыв. А уж как он скажется на рядом стоящих баллонах с горючим хладагентом, мне и думать не хотелось…

– Что тут такое? – подошел к нам рабочий с сонливым лицом.

Распирающее сияние в патрубке нарастало. Тугоплавкий металлический сплав наверняка уже раскалился до вишневого оттенка, озаряя внутренности компрессора изнутри.

– Отсюда надо бежать, – пятясь и качая головой, решительно промолвил я. – Срочно.

Техник неверяще скривился. Уверенно протянув морщинистые пальцы к головке цилиндра, он тут же с матом отдернул руку. Стукнул по манометру.

– Чего это он… Слушай, а возможно ты и прав…

Лицо сонливого внезапно стало собранным.

– Все на выход, живо! – проревел он и, подскочив к настенной панели, дернул за рычаг. Тут же в подвале пронзительно заверещал сигнал тревоги. Мужик запоздало протянул руку в мою сторону, чтобы ухватить за локоть и повлечь, но я и так уже, обгоняя всех, мчался на выход. К счастью, фура уже уехала, в противном случае на выходе сейчас образовалась бы страшная, паническая давка. Грузчики и техники выбегали один за другим, во внутреннем дворике становилось невыносимо тесно.

Из недр подвала донесся зычный вопль, а следом хлопок и мощный взрыв, от которого у всех тряхнуло под ногами землю. Последний рабочий едва успел выскользнуть и прикрыть за собой тяжелую железную дверь, как в нее ударило тугой волной раскаленного газа. Мужика отшвырнуло на ступеньки, но рядом стоящие не растерялись и оперативно захлопнули дверь. Вырвавшаяся из подвала пыль заклубилась, быстро растворяясь в атмосфере.

– Не дышите, – сквозь ладонь прокричал один из тех, кто уперся спиной в дверь. Остальные закашлялись, спрятав лица в сгибе локтя и оттянутых воротниках комбинезона.

– Двоих не хватает! – внезапно заорал один из техников.

– Львовича не видно…

– И Игорька, – мрачно добавил тот, которому я принес документы.

– Где чертова спасгруппа?!

– Думаешь, живы?

– А вдруг?! А вдруг они еще живы, а мы ждем?!

– Там же ядовитый газ! Отворишь дверь – и все подохнем!

Толпа рабочих взорвалась грубыми перебранками. Мнения разделились. Подавляющая часть предпочитала дожидаться спасательных служб. Но те немногие, что были против, взъярились не на шутку и начали силой проталкиваться к двери, крича что-то про трусость и братские узы.

Тем временем я уже успел оправиться от шока. Мое внимание уже вовсю шарило поверх искореженных останков техники и пыльных булыжников, беспрепятственно пронизывая толстые, закоптившиеся стены, гарь, с легкостью вспарывая тьму и пренебрегая маревом аммиачных испарений. Мне удалось нащупать пару обездвиженных тел. Один из них, помассивнее, безжизненно повис, нанизанный на торчащий арматурный штырь. Другой укромно скрючился в уцелевшей нише, но я не чувствовал биение его сердца. В его мозгах не брезжило ни малейшей искры.

– Они мертвы! – мощно выкрикнул я, сбив назревающий дебош.

– Да откуда тебе знать?! – перекосило от гнева одного из взбунтовавшихся.

– Он спас нас, – вмешался сонливый. – Это он предупредил всех!

– Там мой друг жив и ждет подмогу, – прорычал самый буйный, еще раз попробовав прорваться к двери. – А ты боишься только за свою шкуру! – рявкнул он в мою сторону. Его бурно поддержали единомышленники.

– Поверьте мне, они мертвы, – слабо повторил я. – Я вижу…

– Ты не можешь видеть! – выплюнул тот.

– Откуда он тогда знал, что рванет компрессор?! – вмешался техник, который некогда сидел рядом с взорвавшимся устройством. – Я и то ничего не подозревал! Да если бы не он…

– Да мне плевать, что он там знал, – взревел рабочий, снова предприняв попытку растолкать всех. – Мой друг умирает! – внезапно он обмяк в сдерживающих его крепких объятиях и неумело расплакался. Все, кто разделял его рвение, потухли взглядами. Каждый здесь в глубине души подозревал, что страшные слова юнца – сущая правда.

Я круто повернул голову, уставившись на стену дома. Заступившийся за меня техник заметил, что мой взгляд внимательно скользит по выцветшей кирпичной кладке.