Семиречинская академия: наследство бабки Авдотьи

– Что же делать? Мы не можем повесить ее на твою мать.

– Завтра последний экзамен, потом месяц практики – и два месяца я проведу дома. Я мог бы взять над ней шефство. Повкалываем на огороде. Женщинам нужна помощь. Полазим по горам. Славке надо запастись материалом на зиму, заодно физически окрепнет, подучу ее обращаться с компьютером, попробуем разобраться с гигиеной и вкусом. Одеваться она совершенно не умеет. Освоит компьютер, начнет учиться удаленно. Тетя Вера с ней занимается. У нее это неплохо получается.

– Полежи десять лет голый, посмотрю на тебя… – проворчала Авдотья Захаровна. – Травки бы ей попить. Зелень-то она хорошо, да не наша, не чувствует она человека. Если бы сами посеяли, – вон, как на тебе прижилась, – она через прищуренный глаз приценилась к нему. – Так то живая! А в таблетках другая, редкая просыпается – ген не тот! Соберу тебе мешочек. На-ко, иди, посмотри! – старушка вышла в сени, увешанные травяными вениками, уверенная, что Кирилл идет за нею. И недовольно остановилась возле пустого места. На шесте болталась веревочка. – А то собирайся, поможешь мне. Индурама шелковидная тут только в одном месте растет, а раз за нею потопаем, заодно попробуем Исейник вешенковый отыскать. Самое для него время.

– Может, послезавтра? – перепугался Кирилл. – А то у меня завтра с утра…

– И ночь будешь сидеть? – с кривой усмешкой бросила через плечо Авдотья Захаровна. – Обычное дело перед испытанием проветрить голову, а в дыму она и с банным листом в тяготу.

– Вы как Никола! Он второй день по Семиречью шляется, голову проветривает.

– Ты за него не переживай, за него Дарья думает – слизнет, как корова языком. И его зови! Поработать всегда полезно. На день раньше вас отпущу. Чего время терять?

Глава 28

Кирилл оставил уютный домик с семью сараями и лабораторией за ним, вернувшись через сеть дверей в академгородок, нос к носу столкнувшись с Николой и Максом. Оба с печальным видом сидели на крыльце общежития, глазея на прохожих. Максу на экзаменах пришлось тяжелее всего. Он привык решать все сам, редко обращая внимание на других. Если бы не Машка, которая сразу после обнародования экзаменационных вопросов осталась в Семиречье, доставая гуманоидов и выпытывая их на предмет их речевых оборотов, ни в жизнь бы ему экзамены не сдать. Последний экзамен – признаки разумности вида – вроде и простой, но сама мысль об этом могла оказаться ловушкой. Тысячи рас – и многие из них жили на и в деревьях. Не то же ли делали многие виды животных? Рыли ямки и обживали пещеры – а медведи пещерные, которые передавали пещеры своим наследникам, тоже люди? Или речь? Тогда и дельфины – люди, и собаки, могущие проявить интерес к гавкающему собрату.

Экзамен этот был туманный и расплывчатый. Экзаменационная комиссия из шести человек на каждом экзамене придиралась к каждому слову, улавливая и иногда выворачивая смысл наизнанку. Каждому по способности, от каждого по стандарту. Или выставят из Семиречья на год – иди, размышляй, авось чего надумаешь! Гуманоидам хорошо, они и здесь, и там у себя в одном месте, а на земле как драконий язык осилишь?

Но как-то справлялись, голова работала на грани. Сами себе удивлялись. И внезапно вспоминали, что дины именно так и подзывали друг друга, и иногда и тебя. И тыкали во что-то носом, яростно размахивая хвостом. Сами тексты были не сложными, перевести туда и обратно. По большому счету, все это слышали не раз. Пока языки были только тех народов, представители которых учились в группе. И сразу же стала понятной безусловная истина – самыми трудными оказались те, чьи представители были по одному, как например, Сеня Белый. Он жертвовал собой, используя любой язык, чтобы его понимали.

– Я вот смотрю на все, что тут происходит, сверху вниз, и понимаю, с жиру бесимся. Как можно нас сравнивать с той же птицей, которая срет где попало? Мы помним, что срать надо в определенном месте, – философски заметил Макс.

– Ну, а когда Эльфа пронесло, что же, перестал человеком быть? – скептически бросил Никола. – Тогда и дины не люди, весь сад засрали! Мухи налетели… Надо их на субботник выгнать…

– Ты не прав! – покачал головой Макс. – Они это со смыслом, не посередь дороги, а под куст, удобряя землю, чтобы добро не пропало! Это, брат, глубокая философия в прозе жизни.

– Че сидим? – поинтересовался Кирилл, подсаживаясь на ступень ниже.

– Размышляем, – безразлично пожал Никола плечом. – Вот ты, как думаешь, сдадим или не сдадим?

– Я не думаю, я вспоминаю, – ответил Кирилл, немного подумав. – Мы как на зеленых вышли? Раз – и стрела прилетела!

– А если белка шишкой по голове? – скривился Никола. – Стопудово, именно такой вопрос и последует.

– Белка шишку, а эти стрелу!

– Ну а если бы и они камнем, но метко?

– Ну, не первый же признак надо брать за основу!

– Кир, если бы на их месте были дины, мы б с тобой ни за что не признали в них человека. Судили так: руки есть, голова есть, стрелять умеют… А по динам я бы мог пальнуть, наложив при этом в штаны, – признался откровенно Макс. – И они нас тем же местом…

– Они нет, мы для них нелюди, но люди. Машку вдарили, но так, для острастки… Но согнуть пистолет, на мол вам – признак глубокого мыслительного процесса. Короче, мы об этом можем в другом месте поговорить. Авдотья Захаровна позвала нас за травами. Чувствую, не просто так, подскажет что-нибудь, один раз она уже нас выручила. Да к тому же обещала зачесть день в практику и отпустить пораньше.

– Круто! А че сидим? – оживился Макс, поднимаясь.

– Там девчонки поесть приготовили, позавтракаем и с собой что-нибудь соберем, – вскочил Никола. – Это, наверное, на весь день. Давайте быстрее, мужики, Авдотья Захаровна ждать не любит. Блин, Кир, как у тебя получается иметь всех и сразу?

– Он же свободный радикал! Куда хочу, туда причалю! – пошутил Макс.

– Ты че, вместо языков химию зубришь? – хихикнул Кирилл, приподнимая бровь.

– Да хотел понять, как этот мир-то устроен, а потом что-то захватило. Ну, еще чтобы понимать, о чем ты там лепечешь, когда камни пинаешь. И поперло, и поперло, пока до конца не дочитал. Уверен, без ворона не обошлось. Кстати, решил физику за лето осилить.

– Молодец, – похвалил Кирилл. – А то не пойми, что ждать.

– Маш, я тебе розы не дарил?

– Дождешься от тебя!

– Смотри, какой веник приволок! За прошлое и на будущее! Бери, бери! Когда еще сюда попадем!

– Макс, не порти красоту такую! Я тебе что сказала?

– Не растут они больше нигде! – Авдотья Захаровна прошлась мимо диких огненных роз, вдохнув аромат.

Голова слегка кружилась. И не понять, то ли бабочка сидит, то ли еще какой диковинный цветок. А от птичьего крика и пролетающих пчел и шмелей закладывало уши.

– Царство цветов! – Дарина, которую Авдотья Захаровна почему-то всегда называла Дарья, вопила от восторга, охала и ахала, прикладываясь к каждому и носом, и руками, и обнималась с ними, и фотографировала во всех ракурсах.

– У нее на цветы всегда была такая реакция, – Никола восторгов суженной не разделял. – С ума с вами с бабами сойдешь! Я понимаю, если бы я щуку вытащил на удочку метра на полтора.

– Главная особенность этого мира, что здесь нет растений, которые вытесняют цветковые. Прежде, чем войти сюда, мы переоделись. Именно по той причине, чтобы не занести семена осота, вьюнка, и прочих корневищных, которые быстро отвоевывают территории. Здесь собрано девяносто пять процентов насекомых опылителей и видов бабочек, а в земле специальные черви и бактерии, которые делают землю рыхлой и плодородной. И птиц, их естественных врагов. Иногда Бог, открыв для себя что-то новое, внезапно начинает изучать свойство, признак или содержание во всех их проявлениях. К примеру, налепил топтыжек, и дал им в пищу папоротники и хвощи. Мягкие, растут быстро, размножаются споро. А когда развелось их, задался вопросом: а как сделать так, чтобы ходили они без присмотру, но под присмотром – и так появились хищники. Поначалу, неказистее топтыжек. Не радовали они его – лениво ходят, лениво ищут, изо дня в день, изо дня в день. Стал на ноги их смотреть, на зубы, на то, во что одеты. И так появились большие зубы и маленькие, и вогнутые внутрь, и вывернутые наружу, и лопатой, и иглой, и широкие, и узкие, и острые, и тупые, и для травы, и для мяса… И про ноги то же не забыл, про панцирь, про шкуру… И стало их много, и разных. И снова понял – смотрит на творения свои, и один радуется. И сотворил первого человека. Дал ему самые крепкие зубы, самые быстрые ноги, самый полезный хвост, одел, как ему на то время казалось, краше солнца ясного.

– Итак, появились дины! – хохотнули Маша и Ядвига, о чем-то пошептавшись, взглянув на троих динов и Валидола между ними, рассматривающих медовуху бочковидную, пытаясь слизнуть с огромного цветка липкий нектар.

– Так вот, – не обратив на них внимания, Авдотья Захаровна чуть укрепилась в голосе, – первый признак разумности – если представители вида умеют распознать красоту и оценить ее. Животные существуют по принципу: они и есть мир. Они тоже копируют друг друга, учатся, обращаются к опыту, но сам опыт приходит к ним, как данный свыше. Тогда как человек держит опыт при себе и размышляет, оставляя за собой право выбора поступить так или иначе. Человек не копирует бездумно, испытывая себя перед тем, как применить увиденное на практике. У животных – коллективная память. Тогда как человек несет ее в себе. Пример, вывели животное из природы, пожил месяц другой в клетке, вернули, а он отвык от всего, не узнает никого. Или человек, для которого и клетка опыт.

Пока Авдотья Захаровна говорила, слушатели глотали ее слова, как воду живую, навострив уши и не проронив не слова, не отрывая от нее взгляда. Гром, тот смотрел влюбленными глазами – нигде и никто больше не смог вырастить сразу сотню растений с его планеты, да чтобы еще дали семена. Словно попал домой. Упал на колени, щупая их, не мог поверить глазам.

– Перспективный ответ! – Макс переглянулся с ухмыльнувшимся Кириллом.

– Авдотья Захаровна, дайте-ка я коротенько… – в руке Яна как по волшебству появилась ручка и блокнот. – Как вы там сказали, коллективная память?

Старушка махнула рукой, присаживаясь в тенечке на опушке.

– Вот он, клад! Исстари хорошая примета – увидишь цветущий папоротник – желание сбудется… Скоро уже, совсем скоро! Папоротник цветущий. Листья широкие, а корень толще. Редко цветет, но красота неописуемая. Ишь, дураки-то, рвали его бездумно, никто не прошел мимо, а красоты его не видели. Так вот, второй признак разумности. Не всякий думающий человек имеет право называться человеком. Лишь тот народ благ у Бога, кто редкое явление сохранит и для потомков, и для Бога, прославляя его. Не войдет в Семиречье человек, который побежал собирать папоротник. И Богу такой не нужен: не рвать его, а навозом обложить.

– Бабушка, а когда он зацветет, можно на него посмотреть? – поинтересовалась Северина.

– Ну, конечно, милые вы мои чада, для человека красота такая кажется, – Авдотья Захаровна погладила листья цветущего папоротника рукой. – На третью ночь придем сюда. Ишь, бутон прячет! Хитрит!

Женщины склонились над папоротником, рассматривая его во все глаза.

– Пойдемте отсюда, не надо его пугать, – попросила старушка, загораживая папоротник, но через несколько шагов остановилась. – А это Баломелия розовидная. Еще одно растение, избитое кривотолками. Земляне в народе его называют Дурман вонючий, Черный сглаз или Белена черная. Сильно ядовитое и галлюциногенное.

– Отряд пасленовые, – вспомнил Кирилл. – Только цветы у него…

– Растет только здесь, – Авдотья Захаровна постояла возле высокого растения, заложив руки за спину и залюбовавшись им.

За ней семенили паровозиком, стараясь не ступить мимо тропинки. А когда останавливалась, собирались в кучу. Дины позади то и дело воровато оглядывались, чтобы подсчитать ущерб, нанесенный хвостами. Все женщины украсились венками. Даже дины. Венки им плели сообща, взяв за основу побеги лозы. Плохо, когда из-за большой головы плохо видишь свои руки. Узнав, что Кирилл, Макс и Никола собираются к Авдотье Захаровне, сбежались все, кто был в это время в общаге. Даже те, кто сдал экзамены еще месяц назад и теперь заканчивал практику, собираясь на три месяца домой.

– Всегда связывали с демонами. Если чуток придавить его и намазать виски, произойдет нечто невероятное. По Закону всякая Тьма обязана прибежать к человеку и показать лицо свое. Тот, кто знает, поймет, откуда набежали. А тот, кто не знает, падает с ног и за голову хватается. Мы, сейчас, конечно, не будем пугать самих себя, но, когда начнутся занятия, проведем исследования. И вот, казалось бы, зачем Бог столько яду положил на всякое место? Ведь сорняк придорожный. Семен с растения до десяти тысяч штук. Да нешто другим растеньицам место не оставить?

Но спросите себя, к чему же защищать себя видениями?

А был Бог в гневе! Сила войска темного нашла на человека, а он спит, сорняки не выпалывает. Нет человека, земля его пуста и безвидна. Пошлю еще один сорняк, сказал сам себе, на сорняки их, и кто примет его, тот умрет, а кто о сорняках знает, пусть лечится. А кто мимо прошел – не поклонился, не оглянулся, не мой это человек.

И вот третий признак разумности: всякое явление исследует человек. Животное не берет ядовитое растение, а человек пытается применить его. И яд имеет пользу. Только человек способен взгляд обратить в ту сторону, куда никто не ходил…

Авдотья Захаровна вела по тропинке и рассматривала каждое растение, где-то собирая листья, где-то выкапывая корень, а которое просто срывали, зная, что корень даст новые побеги. Ей помогали, вооружившись перчатками. У каждого уже была охапка за плечами, о растениях узнали не мало, и страх перед экзаменом прошел. Все как-то само собой уложилось в голове. По записям Яна насчитали с сотню признаков, когда человека можно считать разумным, когда бестолковым, а когда он и не человек вовсе.

– … сохранить достоинство – стремление человека, заложенное в основе его. И невдомек живущим с насильником и убийцей, что нет под ним опоры. Свое достоинство он не имеет, и чувствует, пытаясь выбить опору из-под своей жертвы… И как бы человек не оправдывал себя, он грамоте не обучен. Если ты не знаешь, как быдло сделать человеком, ты не лезь, ты пройди мимо. Ты будешь править им, или кто-то другой, результат, может, тот же, но греха на тебе не будет… Истинная красота – большое в малом и малое в большом. Мало вас, единицы, но по малому признали – жив народ! И знают, не огородить вас, большая боль исторгнется, как огонь, и пожрет…

– Бог – телепат, только так. От голоса его содрогается вселенная. И те, кто слышит его, поймут. А что такое телепатия? Передача образа на расстоянии. К примеру, все вы видите Кархардию пестролистную. И каждый мог словами сказать по-своему, но образ ваш – един. И если вы скажете образом, на каком бы языке не говорил человек – поймет вас. А то поймете образ глубже, дополните новыми ощущениями. Например, Тархур и братья его видят Кархардию в большем диапазоне частот, чем Максимка или ХрёмКахари. Сказали вслух, но, если ты телепат, со словами выйдет образ и упадет в землю каждого услышавшего. И не важно, разговаривали ли вы между собой, или обращались к другим народам. Телепатическая речь – выработанная с годами привычка. Она дублирует речевые обороты голосом. А общение между собой – привычка обращать внимание на образную речь, чтобы лучше понять собеседника. Землянам, к сожалению, только предстоит освоить новый для них язык общения. Но, как мы все убедились, еще одна особенность разумности, данная человеку свыше, дается им с такой же легкостью, как остальным. Практика, практика и еще раз практика. Лучше один раз пощупать, чем сто раз услышать. С пятого курса ваши предметы в большинстве своем будут облечены лишь в образ, который сжато и емко передает то, что словами можно описывать долго, много – и не приблизиться ни на йоту…

День клонился к закату. Вернулись к домику Авдотьи Захаровны, нагруженные под завязку. Помогли развешать травы под навес, накрыв марлей. И с удовольствием остались на ужин. Знатные грядки и теплицы знаменитой травницы ломились от плодов и ягод. И как-то по-домашнему. Женщины настрогали салатов, пока запекались пироги в духовке и поджаривался бычок на вертеле, которого доставили через десять минут после заказа, а мужская часть пробовала наливки и бальзамы.

А после любовались крупными звездами, испытывая и трепет, и волнение. Земляне, что где-то там каждый из них откроет еще не один мир, который позвал их, выдав неограниченный кредит доверия, а инопланетяне, что где-то там остался дом, который скоро обретут. Галактика Млечный Путь, наполненная звездной пылью и темной материей, рассеивала звездный свет – и не каждый дом можно было рассмотреть. С Авдотьей Захаровной было так же легко, как, наверное, с собственной бабушкой. Она разбиралась не только в растениях – она разбиралась во всем. Даже Гоблин, будучи опытным наставником, коренной семиречинец, прибегал посоветоваться, в иных вопросах полагаясь на нее, как на самого себя.

Кроме того, она была провидица. Подбирая учеников, никогда не спешила. Редкий случай, чтобы ее избранник не прошел испытание. И при этом часто рисковала, тогда, как другие подбирали уже сформировавшиеся пары.

Но когда вернулись в академгородок – сумерки только-только начинались. Время в мирах Семиречья было не одинаковое. И сразу, пожелав друг другу спокойной ночи, отправились спать, чтобы не проспать начало экзамена. Следующий день предстоял волнительный. Особенно волновались гуманоиды. И всем им хотелось быстрее попасть домой и сообщить радостную весть – поступили! А пытаясь заснуть, каждый еще долго не мог сомкнуть глаз. Кирилл ворочался полночи – одеяло казалось колючим, и то холодно, то жарко, а то разные мысли лезли в голову, и когда выходил на балкон, кто-то да стоял уже там и вздыхал, как он, а титаны безмолвно взирали на них, не проявляя ни капли сострадания.

«Мы строим дом, мы строим до-о-ом…»

А дальше никак. Практика телепатического синхронного пения не давалась никому. Мало того, что в словах не было никакой рифмы, так еще голосовое воспроизведение каждый на своем становился сущим кошмаром. У кого-то это была последняя практика, для кого-то только ее начало. Профессор Кряжинский Игнат Раденович был неумолим

– Никто не выйдет отсюда живым, пока я не услышу созвучное: Слава, слава, Боже наш дом храни!

– Может мы сразу с последней строчки и начнем? – предложил кто-то.

– И не надо трясти хвостами, они вам не помощники – лучше шевелите извилинами! – издевался он, помахивая в такт рукой.

Репетировали третий день. Репетировали до полночи, собираясь у динов, понимая, что могут вообще лишиться каникул.

– Ну как можно такое спеть? – горестно восклицали те, чьи корабли вот-вот должны были прилететь или улететь, а кому-то уже пришлось отказаться от брони.

– Ну давайте попробуем сначала спеть вслух на каком-нибудь языке, а потом попробуем мысленно.

– Да не могу я это петь, что за хрень? – всклоченный Макс отбросил от себя текст, потоптавшись на листе ногами. – Это ни на одном языке не звучит! – он поднял лист, расправляя его. – проверяли же уже!

– В том-то и суть, – философски заметил Горгуль. – Нас пытаются научить думать синхронно. – Представьте галактические символы – мы думали нам их не осилить, но, когда разобрались, оказалось проще простого. Да, он может быть не так удобен, как тот алфавит, к которому мы привыкли, но он понятен всем. И на любой язык символы переведут одинаково.

– Кир, а как ты догадался? Помнишь, ты объяснял нам с Максом, что такое письменность?

– Не знаю… В голову прилетело… У меня тетя филолог – радуется каждому символу. Если бы не было письменности, она бы ее изобрела. Так что, для меня это было нетрудно…

– Послушайте, есть предложение, – Машка похлопала в ладоши, взяв руководство на себя. – Давайте на минуту забудем, кто мы и что мы, и дружно родим общегалактические символы… Ну, возьмите Авдотью Захаровну или Гоблина, или… – она покраснела, заметив, что профессор Игнат Раденович стоявший у окна и кормяший с руки голубя, обернулся и усмехнулся. – Извините…

– Нет, нет, продолжай… – махнул он рукой одобрительно. – Вы совершенно правы. Все мы открываем вам суть созвучно вашему восприятию. Именно это я и хотел бы от вас услышать. Вы, Марфа, идеально раскрыли содержание задания.

– Не называйте меня Марфой, лучше Машей, я привыкла, – Машка снова покраснела.

– Необоснованно отказываетесь от имени, оно красивое и древнее. Ваше имя означает жрицу самой Марены – «Мару хвалить». «Ф» пришло в русский язык с христианством и завоевателями, а коренное звучание этой буквы глухое «хв». Быть жрицей Смерти – знать демона смерти во всех его проявлениях. Посвященная в тайны бытия, открывающая причины видений, лжи и обмана. Я буду рад за тебя, когда ты примешь свое имя с должным почтением. Или Дарина, Дарья – подаренная. Итак… не будем терять время!

Польза от пения оказалась немалая. На следующий день слова шли от сердца и звучали тихо, но громко. И как-то в лад. Сначала промычали, потом попробовали использовать те или иные слова, а после обрушили свод громким, на разные голоса звучанием своего гимна уже на девять последующих лет.

– Отряд, становись! Смирно! – пошутил Макс, перед тем как профессор Кряжинский поздравил студентов с окончанием его практики, попрощавшись с ними до следующего учебного года, не преминув упомянуть, что летние каникулы должно проводить с пользой.

– Вы, наверное, и не заметили, как все вы изменились. Но для нас это очевидно. Сущая, казалось бы, безделица, пожать гуманоидному собрату руку или заменяющую ее конечность, но кто станет отрицать, что даже на самых гостеприимных планетах существует некий барьер между коренным населением и пришельцами. Вы преодолели его и вошли в общество, как полноправные его члены, открыв для себя, что жить среди людей гораздо приятнее, чем среди себе подобных, но нелюдей. Не буду вас задерживать! – он развел руками. – Мы еще много обсудим с вами, когда соберемся в этом зале вновь. Бегите, бегите… Собирайте чемоданы! – благословил он. – А у кого практика продолжается, желаю вам успехов.

– Вы на чем теперь? – обступили Эльфа и Лейлу, корабль которых улетел два дня назад. В галактике до их звезды было дальше, чем до остальных. Располагалась она за ядром галактики, и все земляне смутно себе представляли, где это.

– Доберемся с ребятами до Руны, сделаем пересадку. Там самый крупный порт и наше представительство. Наши там бывают постоянно, а если нет, попросят ближайший корабль забрать нас.

– А сколько до вас лететь? – испытующе взглянув на небо, спросил Ян.

– Чем дальше, тем быстрее. Корабли пользуются такими же гиперпространственными переходами, как в Семиречье. Корабли летают не в пространстве, а в под или над ним, а после входят в пространство, вынырнув неподалеку от звезды. Чтобы набрать такую скорость, нужно иметь приличное расстояние. Рум и Мальв, которые живут несоизмеримо ближе, будут добираться столько же. И билет, кстати, стоит не дешевле!

– Круто! – задумчиво почесал голову Никола, изменив о космосе мнение. – Может, сгоняем куда-нибудь?

– Вы из закрытого мира, вам пока нельзя, – напомнили ему. – Только по Солнечной системе и на базах – вам не выдадут разрешения для высадки на планетах других звездных систем.

– Хоть бы издалека полюбоваться! – помечтал Никола.

– А смысл? Деньги лишние? Заблудишься, даже ведь не сможешь объяснить, откуда, чтобы вернули. Мы понятия не имеем, как вы называете звезды, у нас другие звездные карты и навигация. Подожди до конца третьего курса…

– Честное слово, у меня голова кругом идет от больших перспектив, – признался Ян. – Я здесь, и вроде сложного ничего нет… А как подумаю, что я на земле, и только-только в небо поднялись, в животе урчать начинает, и все кажется таким маленьким, бесперспективным, суетным…

– Не тебе одному, – ответил Макс, направляясь к общежитию.

Без Грымза, Горгули, без Эльфа, Рума и Мальва в общаге сразу стало пусто. Даже женского пола как-то перестало хватать. И в академгородке прохожие стали редкостью. Экзамены закончились, многие разъехались на летние практики, которые у старшекурсников проходили на других планетах. И им предложили до конца практики закрыть свои комнаты и перебраться на закрепленный за ними участок, где должна была пройти практика по океанологии, а после в цветущий мир, где проходила практика по травологии, разрешив на стенах кровью нацарапать любые послания новым абитуриентам. Академгородок закрывался на ремонтные профилактически-восстановительные работы.

– Интересно, что они на этот раз придумали? – собирая вещи, гадал Макс. – Если они у меня тут выбьют дверь, я им головы поотрываю!

– Когда мы вернемся, в любом случае их уже тут не будет. Может, записку им оставить – не сидите, дурни, радуйтесь жизни, пока есть время?