Мракоборец. Кровь химеры

– Меня зовут Ардусом.

Путник спрыгнул с лошади, протянул жилистую загорелую ладонь.

– Кливент.

Они пожали друг другу руки.

– Помощь нужна? – спросил назвавшийся Кливентом, переходя на простой слог.

Ардус растерялся.

– Помощь?

– Ну да. Твоя повозка совсем плохо выглядит, – он кивнул в сторону телеги. – Видимо, ты куда-то сильно спешил, раз гнал её по такой ужасной дороге. Ямы и колдобины окончательно превратили её в рухлядь. И пары лиг не проедет – развалится. Вот и трещина глубокая на передней оси имеется. Нет, не доедет, точно тебе говорю.

– Да, действительно, спешил, – нервозно хохотнул Ардус, но быстро одернул себя, взяв в руки. – Я в Академию путь держу.

– Не в Академию Истиной Веры случайно ли? – заинтересованно спросил путник.

– В неё самую. Поступать намерен.

– Так значит, как говорят странствующие менестрели, наши дороги слились в одну. Я тоже туда путь держу. Не поверишь – тоже поступать!

Кливент откинул капюшон, обнажая худое с мертвенной мраморной бледностью лицо, угловатое словно вырезанное наспех из камня. И лишь живые подвижные с голубоватым отливом глаза выдавали в нем живого человека.

– А повозку я у одного старика купил, – спешно добавил Ардус, заметив, что новый знакомый как-то подозрительно пялиться на обоз. – Хлам подсунул. Радует только, что не дорого за нее отдал. Не жалко будет оставить.

– Это правильно, – кивнул Кливент. – Верхом быстрее будет, телега ни к чему тебе. Ты же не почтальон.

Ардус нервозно хохотнул. Внутри всё скрутило в тугой узел, холодный и тяжелый.

– А проходимцев нынче много развелось, – продолжал путник.

Будь у Ардуса сейчас нож в руке, за свои дальнейшие действия он бы не ручался. Но оружия, хвала Святым, у него не было и поэтому он лишь молча кивнул, судорожно сглотнув.

«Не похож на солдата королевской стражи», – отметил про себя Ардус, украдкой осматривая одежду путника. Может, действительно говорит правду насчет поступления в Академию? В этом ведь нет ничего удивительного. Одет не бедно – добротные сапоги из сыромятой кожи, серый с отливом плащ по последней моде, широкий черный пояс, украшенный, кажется, медью. Такому парню по статусу и финансовым возможностям вполне логично учится в одном из трех старших школ – Академии Истинной Веры, Академии Военного Дела или Академии Горного Дела. Никакой опасности.

«Надо взять себя в руки и успокоится, иначе точно доведу себя до помешательства».

Стало чуть спокойнее. Ардус облегченно вздохнул, подумав, что слишком накрутил себя. Произнес:

– И вправду, оставлю телегу здесь, ни к чему мне она.

– Это правильно, дружище, – вновь кивнул Кливент, так буднично и естественно, словно они были знакомы уже множество лет. – Пойдем верхом, налегке, так быстрее будет.

Ардус, смутившийся от такой беспардонности путника, с которым познакомился только что, только и смог ответить:

– Пойдем.

Соорудив из плотной парусины обоза подобие седла, набив между двух слоев ткани побольше тряпья и бумаги, найденной в багаже Куцего, Ардус водрузил подушку на спину лошади. Со второй попытки оседлал животное, едва усидев на плохо закрепленной самодельной конструкции.

Смотря, как Ардус вертит поясницей, пытаясь удержать равновесие, Кливент весело хохотал, похлопывая себя по коленям.

– Ну ты даешь, братец!

Ардус тоже рассмеялся в ответ, оправдывающимся тоном произнес:

– Поэтому и телегу купил – плохо владею конным искусством.

– Да какое к черту искусство! – утирая слезы сказал Кливент. – Обхватил кобылу ногами, наподдал и – вперед! А вот задницей ты вертишь – вот это, пожалуй, можно назвать искусством! Так в красных трактирах даже барышни не танцуют как ты извиваешься! Им поучиться бы у тебя надо! Ха-ха!

Они оба громко весело рассмеялись.

– Гони! – свистнул Кливент, наконец успокоившись. – Гони, ее ретивую! – и пришпорил коня. Лошадь встрепенулась, дернулась, поднимая клубы пыли и со всех ног помчала вперед.

Ардус последовал за ним.

Глава 6

Плечи старика опустились, голова повисла.

Сейчас он представлял жалкое зрелище. Совсем недавно предводитель племени степняков, коих многие не иллюзорно боялись и признавали их силу и право быть первыми во всем, теперь стоял на коленях перед ребенком, раненный и жалкий. Корке это понимал, но противно от этого не было. Никаких чувств вообще не было. Только боль и усталость. И ощущение белого снега, безграничного и вечного, его чистоты, в которую хотелось упасть и уснуть. Навсегда. Может, Тарун и в самом деле был прав и старику пора на отдых? Да, видимо так есть. Твой час, Корке, настал.

Морщась от боли, он севшим голосом произнес:

– Да, возможно, так будет лучше. Для всех нас. Для меня.

Девочка нахмурилась. Не скрывая раздражения, спросила:

– Что ты там бормочешь?

Старик задумчиво покивал головой, словно соглашаясь с кем-то. Потом, не в силах терпеть боль от раны, обхватил плечо и, выдавливая слова, сказал:

– Тогда, в той битве, все пошло не так. Мы ее выиграли. Но не той ценой, какую хотели. В самой первой схватке погибло много наших соплеменников, все мои близкие и родные, кого я знал множество лет, с которыми мы жили бок о бок практически всю жизнь. Они все погибли. У меня на глазах. Впервые я тогда почувствовал такую дикую злобу, когда ты теряешь контроль над своим разумом, превращаешься в камень и все тебе нипочем, ибо тобой движет только одно – месть. Мы ворвались в Дэбуриан и начали убивать всех, кто попадался нам на пути, опьяненные дикой яростью. За одну ночь мы уничтожили этот городок, не оставили камня на камне. И когда уже собирались уходить к нам навстречу выбежала эта женщина. Она проклинала нас даже не зная, что эту бойню затеяли не мы, а они, желая расширить границы своих владений. Они начали этот кровавый ужас. Мы лишь защищали себя и мстили за убитых. Но она этого не знала. Она лишь видела смерти своих соплеменников и делала простые выводы. Не страшась смерти, она выбежала нам наперерез и начала проклинать. И вновь во мне вскипело это жуткое неведомое, темное чувство. Я… – старику было сложно говорить. Он едва держался чтобы не упасть. – В тот момент мной управлял словно демон. Я не помню себя, лишь красный туман перед глазами, какую-то пьянящую вселенскую ненависть. Да, я надругался над ней. И теперь час расплаты настал. Да, так будет лучше. Сделать то, за чем пришла.

Старик медленно и с явным усилием распрямил плечи. Кулаки разжались. Корке внимательно взглянул на девочку. И вдруг понял, что перед ним стоит его дочь. Пусть появившаяся на свет таким жутким путем, но все же в ее венах текла его кровь. Внезапное осознание пробудило в душе странные чувства, толи радости, толи волнения.

«Моя дочь», – подумал он, разглядывая лицо девочки. И невольно стал подмечать знакомые черты. Такие же уголки рта, широкий лоб, тонкий короткий нос. А вот огромные сапфировые глаза достались от матери. Корке вздрогнул, вдруг на мгновение увидев в лице подростка образ той обезумевшей от горя женщины. Она до последнего дралась и вырывалась из рук солдат.

У Корке не было детей. Агила не смогла родить ему наследника. И это было его трагедией. В его племени эта тема была запретной, но некоторые, кто хорошо знал Корке, украдкой предлагали ему найти другую жену, способную родить приемника. Предлагали правда только один раз, и быстро замолкали, шамкая разбитыми носами и губами.

«Будь у меня сын, все сложилось бы иначе», – подумал старик, вдруг вспомнив родной аул.

Девочка медлила. Немигающий тяжелый взгляд буравил старика, но глядел будто бы сквозь него, выдавая глубокую задумчивость. Меч замер у горла Корке и даже не дрожал, говоря о невероятной выдержке ребенка.

– Как твое имя? – вдруг услышал свои слова Корке.

Глаза девочки блеснули хищным пламенем.

– Последнее желание – закон, – мягко пояснил Корке. – Скажи мне свое имя и можешь вершить свою месть, я приму от тебя смерть со спокойным сердцем.

– Нет. Мне не нужно чтобы ты умирал легкой смертью, – злобно проговорила девочка.

– Поверь, я сам себя уже сполна наказал, – старик долго думал о том, чтобы рассказать ей о себе, но не стал. Лишь произнес: – Меня зовут Корке. Скажи мне свое имя… и убей, раз пришла за этим.

– Меня зову Зора, – отчеканила девочка и меч, взметнувшись вверх, со свистом рассек воздух.

* * *

Удар пришелся в ледяной сугроб.

Но Корке даже не вздрогнул. Он уже принял неизбежное. Разум был чист как это снежное поле и находился где-то далеко. На губах сияла улыбка.

«А ведь смерть не страшна. Только обидно, что так мало пожил».

Не сразу старик понял, что еще жив. И лишь плачь и всхлипы девочки вывели его из какой-то эйфории и полного ощущения свободы. Он открыл глаза, пытаясь сообразить, что же случилось. Слева от него звенел меч, вошедший в лед почти на половину своей длины. Зора стояла поодаль, повернувшись к старику спиной. Плакала.

Старик попытался подняться, но не смог.

– Что ты? Что ты? – торопливо спросил он ее, не оставляя попыток встать. Ноги совсем не слушались, а боль, поутихшая было, вновь вернулась с утроенной силой. Рука ниже ранения полностью онемела.

«Плохой знак», – промелькнуло в голове.

– Я… я не могу! – со злобой произнесла Зора, и в сердцах пнула ледышку, отколовшуюся при ударе меча. Та звякнула и разлетелась на мелкие кусочки. – Демоны тебя дери! Не могу!

Старик потупил взор. Что он мог предложить ей? Самому убить себя? Корке не сдержался и хихикнул.

– Что ты смеешься?! – взорвалась девочка.

– Просто странно все это выходит. Моя дочь пришла убить меня, но не может этого сделать и поэтому плачет. Расскажи кто мне такое раньше – ни за что бы не поверил.

– Не смей называть меня так! – зашипела Зора, подскочив к старику и схватив того за грудки. – Не смей называть меня своей дочерью, дряхлый дикарь! Не смей!

Боль пронзила руку и Корке застонал.

– Я ждала этой минуты с самого рождения. И вот ты передо мной. Казалось бы, чего проще – и желанней, – перерубить тебе шею? Но я не могу этого сделать. Не могу! Проклятие!

– У меня в рюкзаке, – слова довались Корке с трудом, но он старался не подавать виду. – Есть чем перевязать рану. Я сейчас сниму его, а ты пока насобирай дров.

– Что? – от удивления Зора вытянулась в лице.

– Дров, говорю, насобирай. У меня пара лучин осталось в заначке, костер разведем. Чаю вскипятим. Знатный травяной сбор у меня имеется. В любую стужу согреет.

Не зная, что ответить на такую наглость, Зора лишь моргнула глазами.

«Какие красивые», – отметил про себя старик и сердце разлилось какой-то горячей беспричинной радостью. Поторопил:

– Ну, давай, чего замерла? Вон там сугроб, видишь? Наверняка куст. Капнуть два раза – и дрова будут. Сходи, пожалуйста. Да не переживай ты так, убежать далеко с такой раной я все равно от тебя не смогу. А так чаю попьем, ноги совсем занемели. Да и ты, я погляжу, замерзла, нос совсем синий.

…Костер развели в небольшой низине, укрывшись от ветра. Корке растопил снега, не скупясь бросил добротную горсть заварки в кружку.

– На, пей, – протянул девочке.

Та сморщила носик.

– Отравить решил, старый?

Корке улыбнулся.

– Что ж я, по-твоему, отраву с собой всегда ношу? Вот смотри, если не веришь, – старик, с удовольствием покряхтывая и с присвистом швыркая, отпил из кружки несколько глотков горячего крепкого чаю.

– Ух! – крякнул в кулак. – Знатно заварился. Ну, будешь?

Зора с подозрением приняла кружку. Грея руки об глиняные бока, опасливо отпила. Не смогла сдержаться, произнесла:

– Да, и в самом деле хорош. Согревает.

– Ну, а я что говорил? – старик улыбнулся.

Они сидели молча, не зная какие подходящие слова найти друг для друга. Корке как мог держался, но боль в плече прошивала так, что он не вытерпел и сквозь зубы закряхтел, пытаясь подавить крик. Зора глянула на него, нехотя произнесла:

– Давай, помогу.

Корке замотал головой, но Зора не стала даже и слушать его, подсела ближе, на удивление крепкой рукой усадила на место попытавшегося слинять старика.

– Надо вынуть, иначе ничего хорошего не жди. В кость не вошла, только в мягкие ткани.

Корке притих, ссутулился, покорно дал себя осмотреть, морщась от боли.

– Сейчас будет больно, – предупредила девочка, осторожно освобождая пораженное место от одежды.

– Ничего, стерплю…. Ох!

– Тихо! – шикнула Зора. – Пустяк! Как я и говорила – кость не задета. Стрелок я так себе. Сейчас выну наконечник. Выдохни и приготовься – насчет три. Три!

В плече что-то противно чавкнуло и сразу же разлилось обжигающей болью по всей руке. Старик едва сдержался чтобы не разразиться самой крепкой бранью.

– Ну вот и все, – произнесла Зора, демонстрируя ему окровавленный наконечник стрелы. – Сейчас перевяжу. Заживет как на собаке.

– Да, это точно! – сказал старик. На белом как снег лице появилась слабая улыбка. – Уже лучше. Правда лучше.

Зора вернулась на свое место. Отхлебнула из кружки и протянула старику.

– На, попей.

Дрожащей рукой Корке принял стакан.

– И что дальше? – спросила Зора, ковыряя носком ботинка снег. – Что будем делать дальше?

– Не знаю, – честно признался старик. – Пить чай будем.

– Я не смогла этого сделать, – вдруг без всяких эмоций сказала она. – Я не смогла тебя убить. Я – слабый человек, ничтожество.

Вытирая взмокший пот со лба, старик ответил:

– Слабость проявляется ни в том, смогла ты убить человека или нет.

– А в чем тогда? – вновь вспыхнула злостью Зора.

«Характер у нее как у меня в молодости, горячий!», – отметил про себя Корке.

– Слабость – это неспособность идти дальше, сдаться. Вот что такое слабость.

– Мне некуда идти дальше. Этот день был конечной точкой моего пути. Я всю свою сознательную жизнь жила этим моментом, множество раз представляла, как это будет, какие слова скажу тебе, ты даже не представляешь сколько раз! Я проигрывала этот момент каждый день. А теперь… вот, не могу сделать последний шаг. Тряпка!

– Если тебя это успокоит хоть немного, то мне на самом деле не много осталось. Возраст уже, сама понимаешь, не молодой. Да еще раненный я. К тому же теперь я изгнанник – старик, у которого нет ни еды, ни сил чтобы добыть ее.

– Изгнанник?

Корке аккуратно здоровой рукой подкинул веточек в костер. Покусывая нижнюю губу, ответил:

– Да, меня отправили на покой. Молодая кровь, амбиции. Старый вожак уже слишком слаб, чтобы повести за собой людей. Вот они и выбрали более молодого.

Девочка улыбнулась.

– Это ты про того ошалелого говоришь, который людей жрет? Это он тебя сверг? Ха!

– Что? – старик выпучил глаза, не понимая, о чем она говорит.

Не скрывая ехидства, Зора пояснила:

– Я выслеживала тебя последние два месяца. Ваш аул часто кочевал, тяжело было обнаружить след. Но я нашла. И, прежде чем понять, что тебя уже нет в этом племени, я день и ночь следила за ним. Дикари. Вожак у них совсем обезумел. Страшный голод там. Все истощены сильно. Вчера, прежде чем окончательно понять, что тебя там нет, и уйти в новую погоню, я наблюдала один странный обряд, который они проводили. Они молились каким-то богам, танцевали как пьяные, а потом по указанию этого вожака охватили обухом одного старика по голове. Тут же развели костер и…

– Хватит! – крикнул Корке. – Этого не может быть! Просто не может быть! Ты врешь!

– Зачем? – резонно спросила Зора. – До твоего племени мне нет ровным счетом никакого дела. Я просто выслеживала тебя. И рассказываю всё, что видела.

– Не могли же они за один день так пасть… – начал старик, но запнулся.

«Еще раньше, до того, как меня изгнать, они уже решили так делать. Тарун говорил, что они будут пережидать зиму на месте, значит изначально планировали жрать друг друга!»

Пульсирующая боль пронзила висок. Корке обхватил голову, пытаясь справиться с эмоциями, но не смог и по-медвежьи закричал. Ярость наполнила тело, внутри все вскипело. Старик встал, не обращая внимания на боль в ногах, от которой сильно кидало в стороны, начал выбираться из низины.

– Куда ты? – спросила Зора, все так же оставаясь на месте и спокойно отхлебывая из кружки.

– Я… его… убью… – прохрипел старик.

– Да, мне это знакомо, – улыбнулась девочка.

Но старик не понял ее сарказма.

– Я разорву его в клочья! Этими самыми руками!

– Стой, старик! – вдруг жестко сказала Зора. В ее голосе зазвучала сталь и Корке невольно остановился. Обернулся.

– Чего тебе?

– Не время сейчас.

– Почему? – теряя терпение спросил Корке. Налитые кровью глаза метали молнии.

Зора глядела куда-то сквозь старика, пристально, не мигая. Уже теряя терпение, он собирался повторить вопрос, как девочка ответила:

– Метель идет с той стороны. Не успеешь, на перевале поймаешь самую вьюгу. Переждать надо.

– Переждать? – переспросил старик, словно, не понимая сказанного слова. Первый приступ ярости начал проходить, заставляя мозг работать. И в самом деле в воздухе уже явно ощущалось приближение бури – Корке, который без труда мог определять погоду, этот сыроватый простуженный запах поветрия был до боли знаком. И как раньше не заметил?

– Да, – кивнула девочка. – Переждем метель и пойдем.

– Ты тоже пойдешь? – удивился старик.

– А ты думал я тебя просто так отпущу? – Зора рассмеялась звонким смехом. – Вроде и голова вся в сединах, а такой наивный. Нет. Не мечтай, что ты так просто избежал смерти напоив меня чаем и пожалев. Не считай меня ребенком, я хоть и выгляжу молодо и годков мне мало, но повидала я уже многое. Меня такими глупыми трюками не проведешь. Считай это просто отсрочкой твоей смерти. Сегодня ее ты избежал, но это только на сегодня. Значит еще не наступило время. – Девочка положила руку на рукоять меча, спрятанного в ножнах. – Но оно обязательно наступит. Я дала клятву своей матери что обязательно отомщу за нее. Умирая от чахотки у меня на руках, она все рассказала про тебя и про то, как я появилась. Даже перед смертью не могла говорить о другом. Знай, старик, я всегда выполняю свои обещания. Поэтому я пойду с тобой. Не чтобы помогать тебе, но, чтобы дать тебе отомстить за своих соплеменников перед тем, как умрешь ты сам. Месть – это все что есть сейчас у нас с тобой.

Корке и Зора долго смотрели друг другу прямо в глаза, и никто не отводил взгляда первым.

– Спасибо, – наконец сказал старик, и опустил глаза. – Спасибо что дала мне такую возможность.

Зора холодно улыбнулась.

– Теперь мы на одном с тобой корабле, под названием «жажда мести». И, демоны меня дери, если этот корабль не идет ко дну! Не долго осталось ждать.

Глава 7

Постепенно унылый равнинный пейзаж тракта начал сменяться пологими холмами, набухающими густой порослью кустарника словно бубонными нарывами. Дорога, из монотонно-ровной, вдруг начала пьяно качаться в разные стороны, то круто уходя под гору, то змеясь между валунами и обветренным скальником.

Путники спешились, решив дать немного отдохнуть уставшим лошадям.

– Привал сделаем, – сказал Кливент, взглядом выискивая подходящее место. – По карте, которую втридорога продал мне один торгаш, где-то неподалеку должен быть ручей. И если его не окажется, то я этого проходимца из-под земли достану!

Впрочем, карта продавца не обманула, ручей и вправду нашелся, укрытый в тени раскидистого кряжистого дуба. Путники вдоволь напились ледяной воды, напоили лошадей. Решив охладиться, умылись.

– Хорошо! – протянул Кливент, фыркая от удовольствия.

Ардус провалился к дереву, устало кивнул. Вода утолила жажду, но вскоре захотелось есть. Звериный голод скрутил живот, парень попытался отвлечься от навязчивых мыслей, но в голову ничего, кроме домашней мясной похлебки, не лезло, такой густой, наваристой, обжигающей, с печеным картофелем и свежим хрустящим лучком… Стоп! Живот громко запротестовал, потребовав еды.

– Держи, – сказал Кливент, протягивая сверток.

Ардус колебался, не решаясь взять угощение – кусок хлеба и пару ломтиков вяленого мяса.

– Бери-бери! – улыбнулся парень, увидев сомнение в глазах спутника. – Тут обоим нам хватит перекусить. А к завтрашнему полудню уже и деревушки пойдут, там и пополним провиант.

– Долго еще до Амальтара, не знаешь? – устало спросил спутник, принимая угощение.

– Думаю, дня два пути. Может быть, три.

Ардус, услышав такие новости, обрадовался. Дорога его изрядно вымотала и, кажется, надолго отбила желание путешествовать.

Они неспеша поели, смакуя каждый кусочек. Утолив голод, выбрали места в тени дерева и легли отдохнуть. Кливент начала насвистывать себе под нос незатейливую мелодию.

Впервые за их дневной путь, Ардус решился задать вопрос своему путнику.

– А ты в Академию Истинной Веры по собственным убеждениям решил поступить? Я ведь имею ввиду, что есть и другие Академии, более престижные, чем эта… ну, то есть я не хочу сказать, что Академия Истиной Веры плохая и не престижная, но…

– Что за бред ты несешь? – прервал его сбивчивую речь Кливент. – Какие еще убеждения? Просто там меньше всего надо зубрить эти занудные манускрипты.

Ардус хотел уточнить, точно ли он понимает, чему их будут обучать в Академии и сколько пыльных фолиантов нужно будет заучить чтобы сдать хоть один экзамен, коих за шестилетний период учебы будет очень много. Но тактично промолчал.

– Я ведь вообще не хотел никуда поступать. У меня у отца отличная свечная мануфактура, которая должна была перейти мне по наследству. Мануфактура «Красный огонь», может слышал? Но обстоятельства сложились так, что пришлось бежать.

– Бежать? – не смог сдержать удивления Ардус. Но тут же как следует отчитал себя за столь бестактное поведение.

– Ну да, – просто ответил Кливент, не обратив внимание на манеры спутника. Закатив глаза мечтательно, с улыбкой на устах, словно вспоминая что-то теплое и приятное, произнес: – Было дело. Есть в нашей богом забытой дыре начальник городской ратуши. Скверный такой старикан, его никто не любит. Гад, каких поикать еще надо. То налогами всех душит, то житья не дает, пытаясь в дела ремесленные лезть. Кто как от него спасается. А он чем старше, тем дурнее становится. Власти много в руках у него, поэтому нет на дурака управы. Так бы давно его в колодец скинули или камнями забили. У-у, гад! – Кливент сжал кулаки, в бессилие стукнул по коленке. – Так вот, у этого старика дочка есть. Красавица, скажу я тебе, глаз не отвести! Походка грациозная, соблазнительная, идет по улице, а её глазами весь мужской род раздевает. Знатная красавица! С таких картины рисуют да мраморные статуи делают. А она цену знает своей красоте, никого к себе не подпускает. Такая вся из себя, недоступная, к ней на хромой кобыле не подъедешь. Этим еще больше парней заводит.

И случись мне однажды мимо неё пройти. Я по делам мануфактурным бежал, а она так, гуляла просто. Снял перед ней шляпу, в приветствии, все-таки дочь головы городской ратуши. А сам книгу у неё в руках заприметил. Возьми да ляпни с дуру что-то про силу человеческой мысли, закованную в печатное слово. Она так сразу преобразилась, расцвела, румянец на щеках выступил, по-другому на меня как-то посмотрела. Спросила, не доводилось ли мне случаем читать сей труд? А сама протягивает книжицу эту. Малёхонькая такая книжица, а кожи на неё телячьей переведено – уму не постижимо! Одни растраты! Сразу видно – философичный труд перед глазами. Читать то я умею, да только подобную тоску в жизни в руки не возьму. Но, не будь дурак, отвечаю дескать да читал, и не раз. Замечательный труд и мысль глубокая у достопочтенного автора. Девушка еще больше начинает млеть. И губку прикусила, и кудряшку на палец начала накручивать.

Чую – рыбка клюнула, надо подсекать. В общем, слово за слово, проводил её для более подробного обсуждения достоинств книги в сарай. И так мы там общались – м-м-м! – Кливент закрыл глаза. – Закачаешься! А наутро старик её нас в этом сарае и застукал. Я в чем мать родила едва успел убежать. Старик хоть и в годах, а саблей орудует – фору любому даст. Он, говорят, пиратом по молодости ходил в Змеиной бухте, страх на всех наводил. А что толку убегать, если он знает кто я и чей сын. В общем, пришел он к отцу моему и выложил все как есть, сказав, что я опорочил его дочь, а значит и его опозорил перед людьми. Спорное конечно убеждение, девица в сене такие кульбиты выдавала – я думал сарай сгорит от её огненных телодвижений, фору любой портовой бабе даст. Потребовал, ни много ни мало, мою жизнь. Видал какой паскуда?! Ни денег ему не надо, ничего другого. Подавай голову. Отец, зная старика, и что житья он не даст, пока своего не получит, лишь кивнул, мол, бери. А сам незаметно слугу за мной послал и записку передал. Успел предупредить. Вот я, не будь дурак, сел на лошадь и помчал прочь, только пыль столбом. Отсижусь в Академии, а там, глядишь, и старик уже помрет. Как думаешь?