Первая заповедь

– Вот, добрый господин… Сегодня как раз первый день. Они и прославляют духов. Они ребята хорошие, но куража ради могут и начать задирать чужака… Вы уж не серчайте, помолчите лучше, они и отстанут…

– Посмотрим, уважаемый, – улыбнулся Шакнир. – Есть где заночевать?

– У меня-то комнат нету, но я договорюсь, одна бабка, Тари кличут, иногда даёт комнату у себя в домике. Путники не так часто у нас останавливаются, не завели как-то нумеров…

– Хорошо, – серебряный полуреал перекочевал из руки Шакнира в карман трактирщика. – Бутылку хорошего креплёного вина и мясо с пряными травами. Есть такое?

– Как же, мигом устроим, бутылочку прямо сейчас принесу, за мясом мальчишку на ледник отправлю… Кабанчик свеженький как раз имеется…

Трактирщик, улыбаясь и беспрестанно наклоняя голову, засеменил к шкафчику с выпивкой и достал бутылку вина. Когда он проходил мимо компании охотников, один из них, молодой смешливый здоровяк, явный заводила, выхватил бутылку из рук опешившего толстяка.

– Эй, путник! – улыбнулся он Шакниру. – Пусть это будет твой дар духам леса!

– Я никаких даров приносить не собираюсь. А с духами у меня вообще особые отношения, – в голосе убийцы звякнул металл. – Поэтому, уважаемый, будь так любезен, верни бутылку на её прежний путь следования.

– Умник, что ли? – поскрёб широкой пятернёй светловолосую макушку охотник. – Сказано тебе, традиция такая. Бутылочка твоя послужит благому делу. Лучше не зарывайся, а то мигом по рукам-ногам свяжем и на Медвежью поляну отнесём. То-то веселья будет!

Шакнир неспешно, будто даже лениво, выпрямился, подхватил дорожный посох и направился в сторону компании охотников. Светловолосый, явно не ожидая столь резкого развития событий, сначала на миг растерялся, но, покосившись на ухмыляющихся товарищей (числом не меньше десятка), вскочил на ноги, картинно поплевал на ладони и упёр их в бока.

– Ну, иди сюда, дохлик, сейчас буду репу тебе чистить… – увидев подскочившего трактирщика, до сих пор старавшегося решить вопрос миром, он сильно толкнул его раскрытой ладонью в голову, так, что бедолага отлетел чуть не к самой стойке. – Брысь с глаз моих, боров! Не лезь, спрячься где-нибудь, сейчас потеха будет!

Шакнир остановился в двух шагах, уперев в пол конец посоха. Что-то промелькнуло в его голубых глазах, заставившее охотника чуть податься назад, но в следующий миг убийца бросился вперёд и резко взмахнул посохом, сокрушив коленную чашечку светловолосого. Парняга взвыл и повалился на пол, остальные подскочили, хватая кто бутылки, кто ножи с поясов…

Шакнир отпрыгнул в сторону, прижался спиной к столбу, повернул что-то в верхушке посоха, а в следующий миг вытянул изнутри длинный обоюдоострый клинок, хищно сверкнувший в свете ламп. Посох был работы Горных, известных мастеров, с их металлом могла сравниться разве что знаменитая тервизская чёрная сталь, чей секрет вот уже четыре сотни лет хранило одно-единственное семейство потомственных кузнецов, выросшее за это время из маленькой кузницы в целый кузнечный район, где одних лишь подмастерьев насчитывалось не меньше трёх десятков.

Впрочем, как бы хороша ни была чёрная сталь, только Горные с присущей им дотошностью и аккуратностью смогли бы выполнить посох Шакнира, нашпиговав обычный с виду грубо оструганный сук хитроумной системой защёлок и пружин. Клинок покоился внутри, будто в специальном футляре, что прятался в искусно вырезанной полости, и ни одна капелька влаги проникнуть туда не могла – сталь была надёжно защищена от ржавчины, а если не знать, какой именно сучок является ещё и замаскированной кнопкой, догадаться, как клинок обнажить, было непросто, и появлялся он будто из воздуха.

Вот и сейчас охотники в нерешительности остановились чуть поодаль. План Шакнира сработал – орудовать ножом умел каждый, кинжалы, пусть даже выполненные из той самой чёрной стали, мало кого смогли бы смутить, но фехтование длинными клинками испокон веков считалось делом благородных мессиров, и охотники не смогли сразу сообразить, как им биться с противником. Убийца, воспользовавшись паузой, оглядел охотников и сказал, чётко произнося каждое слово:

– Калечить буду. Резать сухожилия. Чтобы долго ещё лук не могли натягивать. Пусть он извинится и вернёт бутылку. Тогда разойдёмся миром.

На несколько секунд воцарилась тишина. Шакнир знал, что настал момент истины – либо они навалятся всей гурьбой, либо отступят. Из толпы выступил седоватый охотник, выглядящий старше других, подошёл к распростёртому на полу светловолосому, похлопал того по плечу:

– Давай, Рагди, вставай. Извинись перед благородным мессиром. Верни ему бутылочку. Куража он захотел, молокосос… Ну! – прикрикнул он уже строже.

Здоровяк Рагди, хромая и охая, поднялся, взял со стола бутылку, доковылял до Шакнира, протянул, не глядя в глаза:

– Прощения просим, добрый господин. Ошибочка вышла. Не повторится.

Шакнир улыбнулся уголком рта, молча вернулся на место, поманил пальцем трактирщика, взиравшего на него чуть ли не с благоговейным ужасом:

– Уважаемый, пусть мясо несут поскорее. Я страшно голоден, – и, повысив голос, так, чтобы слышали притихшие охотники, добавил: – Пару бутылок чего-нибудь крепкого господам. Негоже не почитать духов леса, да ещё и в Зелёные Дни.

Охотники, совершенно переставшие что-либо понимать, уставились на убийцу в немом изумлении. Шакнир же, пригубив вино, подумал о том, что разом добился обеих целей – во-первых, заставил местных уважать себя, избавив от возможных проблем, а во-вторых, точно узнал, кто из них лидер – тот, седоватый. Значит, завтра, когда потребуется помощь опытного проводника, знающего лес, он обратится к нужному человеку.

***

Бабка Тари оказалась вредной старушкой, поминутно бурчавшей что-то о гостях в её доме, которые всё время норовят разбить глиняную посуду и сломать табурет. Настроение её, однако, кардинальным образом переменилось, стоило Шакниру пообещать оставить ей лошадь, если она будет приветлива, дружелюбна и сможет собрать ему в дорогу достаточно еды. Бабка удивлённо выпучила глаза, не веря, что «добрый господин» не разыгрывает «старую одинокую женщину», а когда Шакнир всё же смог убедить бабку, что в предложении нет ни капли шутки, проворно засеменила по соседям, собирая всю провизию, какую только можно было взять с собой в дальний путь. Кончилось тем, что бабка Тари вывалила на стол гору снеди, из которой убийца взял с собой едва ли половину. Хмыкая и благодаря старушку, он сложил в парусиновый мешок с лямками вяленое мясо, лепёшки, овощи, немного разной крупы (маленький металлический ковшик у него с собой был) и даже сваренные вкрутую яйца. Не забыл Шакнир и наполнить водой кожаные бурдюки, числом четыре штуки, которые обвязал вокруг пояса, по два спереди и сзади. Бурдюки сшил хороший кожевенник из Гарманта, столицы Альтерии, специально по заказу Шакнира, устроив лямки так, что, висящие на поясе, бурдюки ничуть не стесняли движения. Запас воды в бурдюках был дней на пять, через лес, по прикидкам Шакнира, идти необходимо было около семи, но убийца справедливо рассудил, что найти воду в лесу всегда можно – надо просто уметь следить за зверем, который всегда приведёт к водопою.

Наутро, позавтракав овощами и сыром, поданными к столу бабкой Тари со всей возможной учтивостью, Шакнир приготовился к длинному пути через лес. Парусиновый мешок (на дне его покоилась небольшая матерчатая сумка с огромными деньгами – третью платы за Заказ) висел на плечах удобно, бурдюки прочно прилегали к поясу, не мешая ни ходьбе, ни извлечению кинжалов из ножен, посох лёг в руку крепко и привычно.

– Спасибо за гостеприимство, добрая женщина. Лошадь я оставляю, как и обещал.

– Ой, благородный господин, заходите ещё! Всегда буду рада! – бабка Тари, кажется, до последнего момента не верила в реальность происходящего – чтобы заработать на хорошую лошадь, крестьянину нужно жить впроголодь не меньше полугода. – Могу я ещё чем-то услужить?

– Да. Проводите меня к охотнику. Такой седоватый, кажется, старший из всех.

– Вилеамир? У вас давеча чуть драки не было, как же так-то?

– Вилеамир? Имя как у благородного… – Шакнир пропустил мимо ушей замечание о драке, наверняка об этом сейчас разговаривал весь посёлок.

– Он, кажись, благородный и был когда-то. Да давненько уж, видимо, если и бывал когда-то, – бабка пожевала губами, припоминая. – Уж полтора десятка зим тут, все его знают и уважают. У охотников нет главных или там неглавных, но к его словам все чутенько прислушиваются.

– Вот, к нему-то мне и надо. Ведите, – кивнул Шакнир.

Охотник Вилеамир жил в добротном деревянном доме, окружённом невысокой, но крепкой изгородью. Перед крыльцом дремал большой лохматый пёс, который покосился на Шакнира настороженно, слегка обнажил верхние клыки и утробно зарычал, но, заслышав шаги хозяина, успокоился и вновь положил голову на лапы.

– Кого там нелёгкая принесла… О! Благородный мессир! – лицо Вилеамира хранило следы прославления духов леса. – Чем обязан визиту?

– Мы вчера не познакомились. Меня зовут Шакнир, – не обращая внимания на некоторую ехидность тона, спокойно сказал убийца. – Тебя, я знаю, Вилеамир. Судя по имени, я могу тоже величать тебя мессиром? И, кстати, откуда ты узнал, что я из дворян?

– Видно. Речь твоя сильно отличается от обычного человека, а на учёного книжника ты не похож, да и на студентуса тоже, – охотник цепко окинул убийцу взглядом. – Вчера показал себя, да и глаза непростые… Вольный Странник?

Шакнир хмыкнул. Он не раз прикрывался в своей работе легендой Вольных Странников – так называли бродяг без крыши над головой, готовых на любую работу, что могла принести доход и интерес. Среди Вольных Странников, что удивительно, было немало дворян – из разорившихся, но гордых родов, или каких-нибудь четвёртых сыновей, могущих претендовать лишь на герб, но не на наследство. Впрочем, хватало и вполне перспективных отпрысков богатых родителей, не желающих прожигать жизнь на приёмах и балах, но и не испытывающих тяги к наукам и знаниям, а жаждущих жизни, полной приключений и романтики. Вольных Странников, принадлежащих к дворянству, весьма ценили, ведь в большинстве случаев они с детства были обучены владению оружием, верховой езде и многим другим наукам, что делало их неплохими наёмниками – если удавалось пережить первые несколько стычек. Была, конечно, и обратная сторона – невезучих и неумелых Вольных Странников, даже из дворян, иногда можно было встретить работающими у богатого землевладельца или скотопромышленника.

Впрочем, такие истории быстро забывались, но до сих пор передавался из уст в уста рассказ о Вольном Страннике из древнего и известного, но спустившего всё состояние рода Дервейнов, что владел землями неподалёку от Скирота. Карл Дервейн, третий сын, будучи шестнадцати лет от роду, покинул отчий дом, оставив отца и двух старших братьев, а также многочисленную дальнюю родню, тратить остатки денег на увеселения и забавы. Спустя семь лет, успев побыть наёмником на четырёх небольших войнах, объездить половину континента, заработать немалое состояние и сколотить отряд из двух десятков сорвиголов, Карл вернулся в родовое поместье, развесил на деревьях в старинном парке отца, братьев и ту родню, что не успела уловить текущий политический момент и вовремя сдаться, и на вполне законных основаниях пришёл к власти. Тогдашний Император, всегда сквозь пальцы смотревший на междоусобные развлечения дворянства, объявил Карла Дервейна законным наследником, и юный отпрыск принялся со всем усердием восстанавливать славу рода, изрядно преумножив заработанное потом и кровью состояние множеством выгодных вложений.

– Можно сказать и так, – Шакнир кивнул. – Я кто-то вроде Вольного Странника, да. Когда-то имел и дворянский титул, но это было давно, и разгневанный папенька наверняка уже отрёкся от меня. А ты, Вилеамир? Твоя речь тоже не слишком напоминает речь простого охотника.

– Мы с тобой в похожей ситуации, с той лишь разницей, что я сам перечеркнул свой герб чёрной полосой… – Шакнир удивился. Перечёркивали герб, то есть отказывались от дворянства, в исключительно редких случаях, какие можно было пересчитать по пальцам. – Это случилось давно. Сейчас никто не титулует меня «мессиром». А мне и не нужно.

– В таком случае, Вилеамир, давай опустим церемонии и перейдём к делу. Мне нужно пройти через Эленвильский лес, чтобы оказаться как можно ближе к столице. Я готов хорошо заплатить. Ты возьмёшься провести меня до тех мест, что знаешь сам?

Теперь настал черёд охотника удивляться. Он почесал голову, зашевелил крыльями носа, подумал. Ответил:

– Через сердце леса хочешь идти? Не советую. А другой короткой дороги я не знаю. А если идти по кромке леса, будет то же, что по тракту, только без лошади.

– Почему не советуешь идти напрямик? – осведомился убийца.

– Я и сам не знаю, Шакнир. Но нехорошие там дела творятся. Не знаю ещё никого, кто смог бы пройти. Хотя, конечно, легенды есть, и немало – и что-то мне кажется, что не все из них беспочвенны. Но я за такое не возьмусь, в сердце леса не пойду.

– Я тебя и не прошу. Говорю ещё раз – доведи меня до тех мест, что знаешь сам, и скажи хотя бы примерно, куда идти дальше.

– Ох, непростой ты малый…, – Вилеамир ещё поколебался, но махнул рукой. – Ладно. Сейчас, сапоги дай надену.

– Сколько будет стоить? – счёл нужным уточнить Шакнир, чтобы не вызвать подозрений.

– Сколько не жалко, – пожал плечами охотник. – Я за такое вообще брать денег не хочу, но если ты предлагаешь, отказываться не стану.

– Вот. Пойдёт? – Шакнир достал из кармана заранее приготовленный мешочек с пятью десятками реалов. Вилеамир заглянул в него и, надо отдать ему должное, почти не изменился в лице, хотя крайнее изумление величиной суммы всё же на миг затуманило взор.

– Как тебе сказать… Странно всё это. Не нравишься ты мне, – откровенно сказал охотник. – Драку учинил, поколотил Рагди, двигаешься ловко, словно зверь. Деньжищами трясёшь… Большими. Для наших мест так вообще. Ладно, оставляй свои тайны при себе. Проведу я тебя. И не за деньги, а потому что попросил. Чую, что надо это тебе. Не бойся, в лес не заведу и там не брошу, духи никогда мне не простят, тем более в Зелёные Дни.

– Я бы тоже тебе никогда такого не простил, – вполне серьёзно, без тени иронии, ответил убийца.

– Но учти – я выполню свою часть работы честно, но не ожидай, что враз сделаюсь твоим другом.

– Я не ищу твоей дружбы, – покачал головой Шакнир, – веди, если готов.

Охотник кивнул, ненадолго вернулся в дом – переодеться и взять припас – и пошёл вперёд, в сторону леса, на краю которого виднелись увешанные цветными лентами деревья. Шакнир, поправив дорожный мешок и поудобнее перехватив посох, последовал за ним.

Вилеамир двигался ходко, несмотря на ощутимые последствия вчерашних возлияний. Вскоре они достигли границы Талеро и вышли к лесу.

– Вот и древний Эленвильский лес, – наставническим тоном промолвил Вилеамир и повёл рукой. – На протяжении веков он даёт возможность существовать сотням людей. Охота, собирательство, деревообработка, уголь, пасеки с лесными пчёлами… Много разного. Талеро, как и многие другие посёлки и города, живёт только благодаря лесу. Поэтому мы и чтим лесных духов. Без их благоволения и звери обходят наши ловушки, и пчёлы не дают мёд, а особенно провинившиеся, бывает, и пропадают в лесной чаще. Люди освоили лишь малую часть, самый край, а вглубь никто и не думает лезть.

– И что там? Я многое слышал. И про чудовищ, и про опасности, и про несметные сокровища, – Шакнир всерьёз заинтересовался. Рассказывал Вилеамир интересно.

– Как я уже говорил, точно никто не знает, – пожал плечами охотник. – Есть легенды о лесном народце, что живёт там тысячи лет, владеет всеми тайнами и не лезет во внешний мир. Многие утверждают, что видели их, но все описывают настолько по-разному, что я склонен считать эти рассказы байками. Кто-то твердит, что в самом сердце леса до сих пор стоят города Первых, пронизанные их страшной древней магией, – Вилеамир хмыкнул. – И, конечно, записные врали утверждают, что там скрыты артефакты, дающие всемогущество, и уж они-то знают, как их найти. И обычно просят поставить бутылку крепкого, чтобы было легче рассказывать.

– А во что ты веришь сам? – полюбопытствовал убийца.

– Я предпочитаю не ломать голову, – после долгого и почему-то тягостного молчания ответил охотник, – не собираюсь лезть туда. Жизнь дорога. Просто стараюсь делать своё дело, не задумываясь над тайнами, которые мне никогда не познать. Лесных духов я уважаю, ибо в их реальности сомневаться не приходится – для тех, чья повседневность связана с лесом, это столь же очевидно, как и то, что солнце всходит на востоке. И, думаю, лесной народец всё-таки существует. А остальное – не моего ума дело.

– Ох, непростой ты мужик, Вилеамир, – заметил Шакнир.

– Никто не простой, – охотник замолчал, погрузившись в свои мысли. Убийца ожидал продолжения, но его не последовало.

Они уже изрядно углубились в лес, но эта часть была заселена – тут и там виднелись тропинки, хижины охотников, пасеки на полянах. В одном месте поднимался столб дыма – там, как разъяснил Вилеамир, орудовали углежоги. Охотник не слишком одобрял их работу, тем более в Зелёные Дни, но вынужден был признать, что дело это важное и нужное.

Вскоре обитаемые места закончились. Лишь изредка попадались следы деятельности человека – охотничьи силки, едва видимые тропки, плохо засыпанные кострища. Сюда охотники ещё ходили, но вскоре, как сказал Вилеамир, им придётся расстаться.

Так и произошло спустя примерно час непростого пути. Охотник остановился и придержал Шакнира за локоть:

– Всё, дальше я не пойду. Я тех мест знать не знаю, никто из наших даже сюда не забредает. Видишь, и тропок уже нет.

– Вижу, – убийца оставался совершенно спокоен, – Тогда я пойду? Скажи только, какого направления придерживаться.

– Подожди, – охотник помялся, затем полез в наплечный мешок, – вот, возьми, – он протянул Шакниру угловатый сучок, на котором было повязано несколько разноцветных лент. В одном месте была аккуратно снята кора, виднелся зеленоватый лубяной слой, такой свежий, будто сучок срезали не больше часа назад. – Он очень долго мне помогал. Он всегда указывает направление на Талеро, если зажать его в кулаке. Оставляя наш посёлок справа-сзади, рано или поздно ты выйдешь примерно туда, куда тебе нужно.

– Выглядит свежим, – отметил Шакнир, бережно принимая и зажимая в кулаке сучок. Он исправно повернулся в ту сторону, где находился посёлок.

– Это путевик. Он и есть наглядное доказательство существования духов леса. Ладно, я пойду, – Вилеамир выглядел смущённым своей добротой.

– Подожди. Почему? Ты мог бы не давать мне его. Наверняка это ценная и редкая вещь.

– Я не знаю, хороший ты человек или вовсе худой, – после недолгого молчания ответил Вилеамир. – Скорее худой, конечно. Но, каким бы ты ни был, тебя наверняка ждут опасности. Мне кажется, что нужно помогать людям, даже если они тебе не очень нравятся. А себе я новый попробую сделать – меня когда-то давно научили, – охотник подумал ещё и, когда Шакниру уже показалось, что больше он ничего не скажет, тихо произнёс: – Мне самому однажды не хватило храбрости поступить так, как должно. А тебе, видимо, хватает. Удачи, Шакнир. Будешь проезжать когда Талеро – заглядывай на огонёк. Расскажешь, что там, в сердце леса.

Вскоре широкая спина охотника скрылась за деревьями. Шакнир остался в полном одиночестве. Глотнув воды и сверившись с путевиком, он бодро направился в нужную сторону. Яркое солнце пробивалось меж кронами деревьев, высвечивая изумрудный травяной ковёр под ногами.

Дорога в лесной чаще была не самой простой, но спокойной. Убийца шагал споро, даже периодически насвистывал себе что-то под нос, пребывая в отличном настроении. Предстоящие трудности и возможные опасности его мало пугали – он предпочитал не думать о них раньше времени, пока не придётся столкнуться лицом к лицу. Однако лес казался спокойным и умиротворённым, погода стояла превосходная, и сложно было поверить, что где-то здесь пропадают одинокие путники, организованные отряды и даже имперские научные экспедиции, как уже несколько раз бывало.

Заслышав чуть в стороне журчание воды, Шакнир вышел к небольшому ручью, протекавшему по краю маленькой круглой поляны, и пополнил запасы воды. Неподалёку он заметил одинокого непуганого тетерева и сразил его метким броском кинжала – птицу он решил запечь на ужин, если где-нибудь встретится глинистая местность. Пока подвешенный за лапы тетерев истекал кровью, убийца передохнул, поправил снаряжение, сверился с путевиком, завернул тетерева в холстину и направился дальше, периодически поглядывая на волшебный сучок. Обычный компас у Шакнира тоже имелся, однако убийца, убедившись несколько раз, что путевик не врёт, предпочёл переложить его в дорожный мешок и не трогать лишний раз ценный прибор.

Яркий дневной свет сменился мягким вечерним, а после и ранними сумерками. Лес сгущался, в некоторых местах становясь непроходимым, и Шакниру приходилось делать крюк, чтобы обойти очередной завал или неожиданный овраг. Но в остальном путь проходил на удивление беспроблемно – никакие лесные чудища Шакнира не тревожили. Обычные звери попадались неоднократно, но опасности они не представляли – травоядные предпочитали скрываться в чаще, хищники же, оценив и почуяв исходящую от человека уверенность в своей силе и уловив слабое дуновение магии от лежащих в сумке камней ким, решали найти себе добычу попроще. Лишь однажды за ним увязался лайлек, характерный для этих мест родственник волка и лисы, хитрый и жестокий зверь, предпочитавший нападать на спящих, больных и слабых жертв. Он крался за Шакниром по пятам, шагах в двадцати, то немного отставая, то сокращая дистанцию. Спустя четверть часа Шакниру это надоело, и он, внезапно развернувшись, поднял над головой дорожный посох и бросился на лайлека, бешено размахивая своим оружием и надрываясь в истошном вопле. Зверь, опешивший от внезапного нападения, трусливо поджал хвост и скрылся в кустах, испуганно подвывая. Убийца довольно осклабился и направился дальше, попутно благодаря всех богов (и, на всякий случай, лесных духов) за везение – одинокий лайлек для крепкого человека опасности не представлял, однако стаи этих хищников изредка нападали даже на деревни, терзая и калеча как двуногих, так и четвероногих её обитателей. Видимо, зверь отбился от стаи или был изгнан вожаком – лайлеки редко становились одиночками, это противоречило самой их природе.

Когда мрак стал почти непроглядным, и даже Шакнир, с его неплохим ночным зрением, уже думал о ночлеге, он вышел к небольшому, шагов тридцати в диаметре, лесному озеру, где и решил остановиться. Его немного смущали слабые отголоски магии, витавшие над поверхностью озера, но очень уж оно было привлекательно: один берег был достаточно крут для того, чтобы соорудить укрытие, использовав изрытый мелкими грызунами склон в качестве природной стены, а неподалёку убийца нашёл пласт глины, вполне подходящей для его кулинарных целей. Но главное – вода в озере была кристально чистой. Убийца сгрузил пожитки у самого склона и с удовольствием опустился на невесть откуда взявшийся здесь квадратный камень, принявшись за тетерева.

Сначала он выпотрошил птицу, вынув внутренности и прикопав их чуть в стороне, чтобы на запах не пришли ночные хищники. После отрезал голову, бросив её к потрохам. Налитый кровью птичий глаз смотрел туповато и укоризненно. Вырыв ямку глубиной в локоть, Шакнир взял глину и густо обмазал ею тушку тетерева, даже не выщипывая перьев, опустил её в ямку и прикопал глиной и землёй. На этом месте убийца, набрав охапку валежника, развёл костёр, не очень высокий, но достаточно жаркий. У Шакнира было примерно два часа, и он принялся проверять оружие и снаряжение, удобнее укладывая его в мешке, попутно подлатав балахон – в одном месте он зацепился за сучок, и крепкая ткань слегка надорвалась.

Спустя положенное время, когда Шакнир уже запаривал в металлическом котелке горячий ароматный настой из лесных трав, костёр начал затухать. Дождавшись, пока останутся лишь мерцающие угли, убийца широким суком сгрёб их в сторону и выкопал тетерева. После того, как раскалённая глина немного остыла, Шакнир легко снял её вместе с перьями, и в руках у него осталась ароматная, истекающая мясным соком тушка птицы, пропечённая ровно так, как нужно. Он с удовольствием впился зубами в ножку, утоляя первый голод.

Через час, когда перестали мерцать последние угли, от тетерева осталась лишь одна нога (на завтрак), а снаряжение было многократно осмотрено и уложено, казалось, наилучшим образом, Шакнир приготовился ко сну. Лёг на мягкий ковёр травы, накрылся плащом, что скатанным лежал на дне мешка, раскинул простенькое охранное заклинание – оно будет, конечно, всю ночь тянуть энергию Фай, которой в камнях осталось не так уж и много, зато мгновенно разбудит его, стоит кому-то приблизиться с дурными намерениями, будь то зверь или человек. Почти мгновенно, как, впрочем, было всегда, убийца заснул.