Потомок Белого Ягуара

Его охватила паника, которую сменили ужас и страх. Он оказался будто в сжиженном, похожем на кисель, пространстве, в эфире, различить в котором что-либо, не представлялось никакой возможности. То ли полное непонимание того, что происходит, толи овладевший им панический страх, заставили тут же остановиться, после чего, он обнаружил себя на поляне, среди какого-то леса.

9.

В висках стучало, рикошетом отдавая в затылок, с каждым ударом настойчивее и сильнее предыдущего раза. Тело знобило и лихорадило. Навязывалась жажда. Губы пересохли, потрескались. На зубах хрустел песок, видимо тот самый, который рассыпался в пределах всей видимости, экзотически багрово-красного цвета, такого зыбко-вязкого состояния, что ступни глубоко тонули в нем, но с невероятной легкостью вырывались из его объятий и, заглатывались вновь, на следующем шаге. Может от того, тело сделалось непривычно легковесным, каким-то ватным, неподатливым, непослушным, будто вынужденным принадлежать ему. В желудке закрутило. К горлу подкатила муть…

Закат, гармонично вписываясь в общую картину, был ледяным и отчужденным. Казалось, солнце не садилось за горизонт, а уплывало от него вдаль. Здесь все было непривычным, чужим и враждебным, настолько, что появилась мысль о четкой взаимосвязи между подкатившей тошнотой и этой местностью. Начавшаяся рвота, не облегчала состояния…

Где он? Как он сюда попал?

На горизонте, замаячила черная туча, которая, подобно рою бесчисленной армии саранчи, с бешеной скоростью мчалась в его сторону. Чем ближе она приближалась, тем больше становилась похожа на волну цунами, а когда приблизилась почти вплотную, стало ясно – это густая стена буро-багрового песка, гонимого мощным потоком ветра.

Удар, и его, словно пух, сорвало с места и понесло так же, как любую другую песчинку, поглощенную этой бурей. Его вертело и кидало из стороны в сторону, снизу вверх, где вихрь закручивал кубарем, а песок забивал глаза, нос, рот, уши, вонзался в кожу, пока сильный удар о что-то не задержал их на мгновенье. Но даже не дав передохнуть, поток агрессивного воздуха рванул еще выше и повлек за собой, окутывая песочной массой так, как паук заматывает свою жертву в паутину…

Он вспомнил об операции, которую провел накануне, вспомнил о белых ягуарах, марсианах и своем странном ускорении… Марсиане! Он на Марсе?! А несет его сейчас беспощадная марсианская буря? Видимо, так и есть. Но теперь, вопрос: как он сюда попал, интересовал гораздо меньше, чем тот – как отсюда выбраться? Судя по обстоятельствам, вряд ли он уже выберется отсюда живым… Это все, эксперимент с ускорением? Или что случилось? Он ускорился всего на короткое мгновение. Неужели, за это время, ему удалось попасть на Марс? Если так, как он преодолел космическое пространство между планетами и остался до сих пор жив? Операция… Стоп, космическое пространство он преодолел без последствий, а какая-то песчаная буря сейчас его вот так просто убивает? Очередной удар о марсианский грунт оборвал рассуждения и привел все мысли к единственно возможному сейчас правильному решению. И он, из последних сил, дал импульс и максимально ускорился…

Привычная реальность растворилась в каком-то эфире, так же, как и в первый раз такого ускорения, только теперь, в этом «киселе», явно различались величественные постройки в виде пирамид, больших, по сравнению с земными, в сотни, а то и тысячи раз. Помимо размеров, их отличало и то, что были эти строения не из камня, как на Земле. Их материал, по структуре и цвету, напомнил карбон, или что-то подобное, с переливками зеленовато-голубого свечения как у гранита, только гораздо отчетливее и ярче. Каждая из пирамид, была связанная межу собой несчетным множеством ярких лучей цилиндрической формы, с такого же вещества. А вокруг пирамид, в абсолютно непонятном, хаотическом порядке, тучей роились разноформенные объекты, похожие на летательные аппараты. Все это сверкало, мигало, переливалось и населялось, какими-то существами, которые, не были похожи ни на людей. На гуманоидов, они не были похожи тоже, их лица не были облачены в маски животных, у них не было ни рук, ни ног, как и яйцеподобных голов, с выпученными крупными глазами. Они были похожу на некую аморфную массу, напомнившую толи приведений из фильмов ужасов, толи бактерий или одноклеточных под микроскопом. И было все это, не большим и не маленьким. Находилось – не далеко и не близко, не низко и не высоко. Все это, даже не было здесь или там! Это все – просто было. Он наблюдал все и сразу. И видел он как бы и сейчас, и потом, и тогда… Видел: один единый организм, который был вне его, но при этом, являлся его неотъемлемой частью; а он сам, в тоже время, был частью этого же организма. И все, все, все здесь между собой как-то взаимодействовало, чем-то обменивалось, о чем-то общалось, как и он, взаимодействовал, обменивался и общался со всем этим…

Все ясно! Он не ускорился. Он – умер. Разложился на кванты и стал частью Вселенной… Иле же, песчаная буря распотрошила его на песчинки, усилив так им, свою стремительную, непобедимую армию. Не зря же здешний песок, цвета запекшейся крови. До него, видимо, это была кровь когда-то проклятых богами марсиан…

«Организм» лишил его индивидуальности, не поглотив его «Я». Лишал таких привычных человеческих мыслей, но оставлял способность мыслить индивидуально в потоке, как-бы общего, мышления. Происходило что-то невообразимо странное и непонятное, но в то же время, понятное и будто бы давным-давно забытое. Ему хотелось продолжать мыслить свои человеческие мысли, но тот организм, в котором он и находился и нет одновременно, больше не давал делать этого. Не запрещал, а просто делал это занятие бессмысленным, а от того – бесполезным.

То, что с ним сейчас происходило – была не смерть. Понимание этого, пришло так же, как и всего остального, само собой. Или понимание всегда было в нем, а этот «организм» просто пробудил его? Не важно. Не важно было и то, что умереть – невозможно. Невозможно сделать то, чего нет. А смерти не было, не существовало. Как не существовало и ее причины – жизни… Это знание никак ни на что не влияло. Оно просто теперь было и все.

Удар…

Но постойте! Как же нет жизни, если мгновение назад, он жил?! Жить, значит чувствовать, переживать, желать, любить и ненавидеть… Он: возненавидел «элиту»; полюбил «сообщество», пожелав стать его неотъемлемой, полезной частью; переживал, что не выберется из бури и, чувствовал боль и дискомфорт, от забивавшегося песка под кожу, в глаза, нос, рот и уши. Это же так все естественно…

Еще удар…

– Разряд! Еще разряд!

– Появилось сердцебиение…

– Хорошо… Ты меня слышишь?

– Уууу…

– Он приходит в себя! Лей раствор…

– Где я?

– Все хорошо, ты дома…

– Что со мной?

– Тебя нашли на тренировочном полигоне без признаков жизни. Перегрузка, твою мать! Кто же сразу после операции ускоряется до таких скоростей?! А?! Хотя такого я еще не видел… Ты какую скорость развивал?

Больше говорить не хотелось. Ему бы самому понять, что эта была за скорость, что за состояние, кто были эти аморфные существа и как он попал на Марс в эту проклятую, смертоносную бурю…

– Песок сильно въелся в кожу? – вдавил он из себя.

– Какой песок? Проверьте ему голову еще раз, нет ли там серьезных повреждений…

Дальше он не слушал. Никакого песка, следовательно – никакого Марса. Обычный гипоксический бред. Что же тогда все это было? Свет в «конце тоннеля»?

Он припомнил как вышел на тренировочный полигон, максимально возможно ускорился, вошел в непонятное состояние, испугался и остановился, оказавшись в каком-то лесу. Развернулся в обратном направлении и тут же, чтобы не сбиться, постарался ускориться на такое же время, для возвращения хотя бы приблизительно в то место, с которого начал. Больше, он ничего не помнил, кроме сна про Марс, бурю и странный «город-организм», частью которого он становился, пока его не реанимировали.

«Если оклемаюсь, нужно будет срочно встретиться со стариком, где бы он ни был. Думаю только он способен будет ответить на мои вопросы… Как я попал на поляну в лес? не задев при этом ни единого препятствия… А может задел и сейчас мое тело в кашу? Голова раскалывается…»

– Наркоз!

Киселеподобный эфир укрывал, обволакивая своей пеленой, сладко, по родному, будто лоно матери, подарившее ему когда-то, самые чудесные 282 земных дня абсолютного комфорта и благополучия. Почему так долго у него не было воспоминаний о тех чудесных днях? Кто лишил его этой замечательной памяти? Умиротворение… Только абсолютное умиротворение вернуло те пережитые им когда-то первые ощущения в этом мире, как оказалось, самые яркие и приятные за всю последующую жизнь.

Цилиндрические нити, соединявшие пирамидообразные структуры из гранитного карбона, теперь светились ярче. В некоторых из них, можно было даже разглядеть бег импульса в движении самой чистой энергии. Аморфные существа бывшие почти прозрачными, приобрели чуть розоватый оттенок. И все в этом «городе-организме», частью которого он и был и ни был, как будто бы расцветало.

Жить – это значит чувствовать, переживать, желать, любить и ненавидеть… Жизнь – своеобразная виртуальная реальность, позволяющая прокатиться на аттракционе из чувств и ощущений. Не более. Но, зачем забирать воспоминания о внутриутробном развитии, если эти ощущения наиболее приятны? Идеальный, высокотехнологичный «город-организм» позволявший существовать сразу и везде, не мог дать ответа на последний вопрос. В этом городе все было идеально, от чего, аморфные существа, теперь подсвеченные розовым, не знали ни печали, ни радости. Они никогда не катались на аттракционе «Жизнь», почему и не задавались бессмысленными для себя вопросом о каких-то воспоминаниях. Они здесь существовали, существуют и будут существовать в едином бесконечном состоянии своего идеального комфорта. Поэтому у них нет мотивации понимать, кто украл его воспоминания о тех прекрасных 283 днях, проведенных в лоне матери, как и нет любой другой мотивации, что-то пытаться понимать. Они, просто имели все ответы на все вопросы всегда и сразу. У них нет прошлого, настоящего и такого мотивирующего будущего.

«Город-организм» свободно дарил ему воспоминания о внутриутробном периоде лишь потому, что они здесь откуда-то были, и были они здесь всегда, а он почему-то акцентировался именно на них и… Он мог мыслить? Размышлять? У них есть все человеческое прошлое, настоящее, будущее. У них, есть сама оболочка этой всей человеческой реальности. Но у них не было ни малейшей информации о том, зачем вся эта оболочка вообще существует, и кто ее создал. Аморфные существа идеального города-организма не имели ни малейшего представления откуда взялись они сами и зачем, собственно, они сами существуют в своей постоянной, одинаково стабильной системе… Вне времени, вне пространства… Без малейших чувств и эмоций, таких известных и не понятных для них одновременно. Но им было все равно, их ничего не беспокоило. Даже то, что он почему-то теперь мог мыслить внутри них по-своему, по «человечески», их тоже ни грамма не беспокоило.

А его, прошлое, настоящее и будущее, все еще беспокоило. Разумеется, беспокоило сугубо эгоистично, лишь то, что касалось его непосредственно. И он, мог видеть всю свою жизнь, от самого зачатия, до сейчас. Видеть в любом ракурсе, в любой проекции, в виде фильма, фото, даже в виде любых физических изменений на любом уровне организации… От каждого кадра его жизни тянулись мутные вереницы, похожие на паутину, вероятно состоящих из допустимых вариаций или последствий… Было непонятно. Но как он не пытался, так и не смог видеть свое будущее. Ему был непонятен сам алгоритм осознания того, как увидеть то, чего с ним еще не было. Так как, он мог чувствовать, любить, ненавидеть, а поэтому и фантазировать, он не мог отличить вымысел от реальности, ибо его сознание было запрограммированно на существование в земной парадигме, где скорость ходьбы равнялась в среднем пяти километрам в час, а в сутках было приблизительно двадцать четыре часа… И так далее. Он был как одно целое с этим организмом, но и «организму-городу» явно было невозможно осознать, на базе его чувств и предыдущего опыта, что есть такое 24 часа и 5км в час…

Из всего сложившегося логического парадокса его вывели чувства. Точнее, способность чувствовать. Не единственная ли это особенность, позволявшая ему взобраться на ступень выше в плане развития? По крайней мере, так хотелось верить. Ведь, по всем остальным характеристикам и параметрам, человечество явно проигрывало аморфным существам. А чувства нарастали, трансформируясь в еле ощутимую боль, в области лица.

– Очнись! Ты слышишь меня?

– Слышу, – отозвался он слабым, охрипшим голосом, понимая, что его довольно сильно хлещут ладонью по щекам, пытаясь привести в чувства.

– Наконец-то! Мы тебя вторые сутки дожидаемся.

Вторые сутки… Знали бы вы чего они стоят на самом деле. Чего стоит вся эта ваша мнимая реальность…

– Я в норме – резко подскочил он и уселся на край медицинской кушетки. – Подозреваю, что послеоперационная реабилитация закончилась, тело и разум пришли в норму, благодарю вас за заботу и проделанную надомной работу. Мне очень срочно нужно поговорить с главным…

– Так. Давай все по порядку… Вначале с тобой давай разберемся. А то сразу с главным. У нас нет сейчас данных о его местоположении. Возможности связаться с ним, у нас тоже отсутствует. Кстати, твоего возвращения в сознание, еще со вчера, дожидается один из глав другого филиала, возможно он станет тебе полезен.

– Где я могу его найти?

Ему объяснили, где он сможет найти прибывшего за ним главу боевого филиала, и он, в одно мгновенье, оказался рядом с необходимой дверью, ускоряясь в этот раз лишь на ту скорость, которая была оптимально необходима в данной ситуации. Без стука толкнув дверь и войдя в комнату, он увидел там азиата в свободных черных одеждах, вольготно развалившегося в мягком кресле из белой кожи. Тот поднял голову, приподнял один глаз и косо, будто с хитрецой, улыбнулся:

– Кажется, уже знакомы, – скорее констатировал, чем спросил, приподымаясь уже всем телом и протягивая руку для пожатия. – Признаюсь, не надеялся тебя так скоро увидеть.

– Не соглашусь, что знакомы, скорее виделись как-то раз.

– Скорее да. Ну ничего, теперь у нас будет предостаточно времени познакомиться. Успеем еще устать друг от друга.

– Не думаю, что я столь навязчив, чтобы позволять уставать от себя.

– Надеюсь – засмеялся азиат. – Не могу похвастаться тем же, тем более учитывая твою цель визита ко мне. Ты же еще не передумал ехать к нам на побывку? После такого-то… Что у тебя случилось? Никогда не слышал, чтобы после имплантации, впадали в кому. Мне говорили, ты довольно способен, и тут такое…

– Именно об этом я и хотел бы поговорить со стариком, но никто из мною виденных не знает где он и как с ним связаться. Ты, случайно, не в курсе?

– В курсе. И не случайно. Но уверен, тебе ничем не поможет это мое знание. Старик слишком занят, чтобы выходить даже на связь, не говоря о возвращении, хоть даже если нас сейчас решат закидать ядерными снарядами. Я сообщил ему о происшествии с тобой еще вчера. Он должен быть уже в курсе. Ты мне пока поведай, что лучилось. Возможно, и я смогу помочь. Имеется небольшой опыт работы в экстремальных условиях.

– Я не знаю, что случилось. В этом то все и дело. После операции, мы плотно пообедали со стариком, распрощались и я, чувствуя необузданную бодрость духа, отправился на тренировочный полигон. Там я дал максимальный импульс, после чего, попал в какой-то кисель, что меня довольно сильно смутило. Я остановился. Помню только то, что оказался на поляне в каком-то лесу, на совершенно незнакомой местности. Осознав, что нахожусь далеко за пределами нашей территории, я развернулся и дал точно такой же импульс в обратном направлении.

– Интересно, – с большим любопытством слушал его азиат, внимательно вглядываясь в глаза, с таким видом, будто хотел понять, не обманывают ли его. – И что потом?

– Потом началось самое интересное: я бродил по Марсу, пока не попал в песчаную бурю…

– По Марсу? В смысле планете? – немного расслабился и заулыбался азиат.

– Мне так показалось, во всяком случае. После того как я попал в песчаную марсианскую бурю, я снова дал импульс и оказался в том же киселе, только уже населенном какими-то строениями, механизмами и существами. А потом, я очнулся в нашей реанимации…

– Галлюцинации?

– Не знаю.

– Странно… Не понимаю, что тебя могло так вырубить. Или врубить? Так ты ускорялся или нет, я не понял? В лесу и правда оказался?

– Не знаю…

– Плохо. Больше не пробовал давать такие импульсы?

– Еще нет. С твоих слов, я был в коме…

– Но собираешься?

– Естественно!

– Естественно нет? Или, естественно да?

– Да!

– Обратно в кому не боишься попасть?

– Там оказалось не так уж и плохо…

– Может сейчас попробуем тогда? Готов? Ты дашь свой импульс, а я за тобой, и посмотрим, что там происходит? Если что, сразу помогу тебе, только заскочим в лабораторию. По началу, у многих сознание отключается. Из-за перегрузок… Но в кисель, с комой, попал ты первый.

– Пойдем. Мне самому очень любопытно разобраться, где правда, а где гипоксические галлюцинации. Но после комы, я чувствую себя совершенно по-другому. И это «по-другому» исключительно в положительную сторону…

– Естественно. Реабилитация после имплантации закончилась, вот ты и приободрился. С одним тебя поздравлю точно – теперь, ты полукиборг, – засмеялся азиат, приобнявши его за плечо, – звучит грубо, но устрашающе!

– Спасибо… Буду ждать тебя на полигоне.

– Давай.

Встретившись на полигоне, они обсудили план действий, из которых следовало, что наш герой дает максимальный импульс, а его новоиспеченный, но уже довольно опытный наставник, следует за ним по пятам и наблюдает, что там, собственно, происходит. Если что-то идет не так, тот ему оказывает всяческую помощь и поддержку, а для того, они запаслись целым арсеналом полезных датчиков, инструментов и медикаментов.

Сосредоточившись, он послал максимально возможный импульс и, тут же увидел, как все сущее растворяется перед ним и превращается в мутный кисель, в котором различить что-то не представлялось никакой возможности. Резко остановившись, он оказался на широком, многополосном шоссе и едва успел отскочить на отбойник, чтобы его не сбила несущаяся фура. Рядом, помимо проносящихся автомобилей, никого не было. Датчик скорости, который они предусмотрительно подцепили, был на нуле и его значения, за все время, никак не изменялись. Он включил прибор определения геолокации, но не стал дожидаться пока тот настроиться, а решил быстрее ретироваться с опасного шоссе. Перепрыгнув через ограждения, он пошел в глубь поля, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Водитель фуры и так, наверное, поседел от увиденного. Запищал датчик, давая понять, что геолокация установлена.

Значит, это были не гипоксические галлюцинации. Он достал телефон и набрал своего нового наставника, который, по каким-то причинам, двигаться за ним не соизволил.

– Ты куда делся? – без единого гудка услышал он из трубки.

– Хотел тебя спросить о том же…

– Я не смог за тобой никуда двигаться… Ты просто исчез.

– Это как так?

– Не знаю. Ты где есть? Что приборы показывают? – тараторил азиат в трубку.

– Датчик скорости на нулях, а я за три с половиной тысячи от полигона, рядом с каким-то автобаном, на котором, чуть не попал под большегруз. Короче, я сбился и ума не приложу с какой стороны очутился здесь. Поэтому вернуться назад как в прошлый раз, у меня вряд ли получиться. Не видать мне комы…

– Скинь мне свои координаты, я свяжусь с ближайшим филиалом, и они заберут тебя. Попрошу, пусть потом переправят сразу ко мне. Я прямо сейчас тогда буду выдвигаться обратно. Там и решим, что с тобой происходит. У нас для этого более подходящие условия, чем здесь.

– Договорились, жду.

– Отлично. Главное, в свой «кисель» не впадай снова, а то умаемся за тобой гонятся…

10.

Кроваво-красное солнце клонилось к закату, придавая бескрайнему песчаному океану, над которым они летели уже несколько часов, ржавый оттенок. Картина в иллюминаторе самолета завораживала таким невозмутимым спокойствием и пугала своим безжизненным, но определённо мнимым, постоянством. Он вспомнил недавние «гипоксические галлюцинации», в которых брел вот по такому же безжизненному, кроваво-ржавому песчаному океану, заполнившему собой всю соседнюю с ними планету, такому же невозмутимому, до тех пор, пока его в миг не поглотила безжалостная буря.

– Подлетаем, – кротко сообщил один из двух сопровождавших его парней. – Я совсем недавно был здесь целый месяц – тренировали.

– И как впечатления? Многому научился? – скорее для поддержания беседы, спросил его он.

– Это боевой лагерь, а мне больше гуманитарные науки по душе, – задумчиво ответил парень, демонстративно подчеркивая свой крайне пацифистический настрой.

– Ты не одобряешь существование таких филиалов?

– Конечно нет. Судя по его оснащению, в него вбухали такие силы и средства… А зачем нам все это? Лучше бы развивали наш филиал… Ты сам видел, сколько там всего еще не доделано.

Оба его проводника были четырнадцатилетними подростками, филиал которых был ближе всех от того места, в котором он оказался посреди автомагистрали. Эти двоя считались самыми опытными из всех остальных «послушников» филиала, поэтому их к нему на выручку и послали. За двое суток проведенных с ними, они очень сдружились, особенно с этим пареньком-гуманитарием. У него он узнал, как происходит отбор, как строится обучение, как, их одногодки, принимают известия о собственной непохожести на большинство. Оказалось, что большинству из них то, как раз жилось и не очень, в том самом «большинстве», поэтому известия о собственной оригинальности они принимали с радостью и, с удовольствием, отправлялись на все уроки да испытания, индивидуально разработанные и тщательно подобранные для них сообществом. В свои четырнадцать лет, паренек уже глубоко изучил гуманитарные науки, досконально разобрался в точных науках и успел даже попрактиковаться в области медицины, тонкости которой он с ним обсудил с большим интересом, исходя из собственного опыта. Программа у каждого из этих ребят, была строго оригинальная, с учетом их способностей и возможностей. Этот парень заканчивал последний курс и через месяц, готовился стать полноправным и полноценным членом сообщества, с рекомендациями в отрасли, связанные как раз с биологией и медициной.

Второй парень из сопровождения, был чуть менее опытным и амбициозным, но более скромным, молчаливым и вдумчивым. Приоритетными областями познания у этого паренька была математика, физика и химия. А если с ним затрагивалась тема космоса, то говорить о ней, казалось, он может бесконечно, что и было в их случае, когда они несколько часов обсуждали один только Марс, разбирая не только саму планету, но и все возможные пути следования к ней или с нее до Земли. Этот парень не успел окончить свой текущий курс, так как его отправили по случаю вылета самолета проходить военную подготовку, посчитав что это сейчас важнее.

Пилот, по громкой связи, сообщил что самолет пошел на снижение и попросил всех пристегнуть ремни. Внизу, признаков посадочной полосы видно не было, из-за чего казалось, они будут садиться прямо на песок.

– Полоса и лагерь находятся под землей, – объяснил бывалый здесь паренек, вероятно предугадывая недоумение вновь прибывающих.

Уже на подлете к самой земле, стал заметен черный прямоугольник, в недра которого и нырнул самолет. Шасси ударились о твердую поверхность и еще глаза не успели адаптироваться к возникшему полумраку тоннеля, как самолет ворвался в ярко освещенный простор подземного города. Остановились они рядом с стеклянным зданием, выполнявшим функцию аэропорта, из которого, тут же вышли несколько человек в просторных черных одеждах, на манер той, что носил их лидер. Когда они спускались по трапу, встречающие склонили головы и сложили ладони перед грудью, приветствуя их в азиатском стиле, хотя на азиатов похожи не были. Пилот и бывалый здесь паренек, спускавшиеся первыми, остановились рядом с ними и ответили на приветствия так же наклонив головы и сложив ладони на уровни грудины, а он, спускавшийся сразу за ними, протянул им руку и они, не мешкаясь, ответили традиционным рукопожатием. Все это происходило в молчании. Так же, в молчании, они проследовали в стеклянный аэропорт, где им приятная девушка в белом кимоно, предложила напитки и закуски, на которые, с радостью, согласились даже встречавшие.

После трапезы, их усадили в беспилотные авто, причудливой футуристической формы, и доставили в уже подготовленные апартаменты. За время следования к новому жилью, удалось вдоволь восхититься подземным городом, масштабы которого не могли не поражать. Здания здесь были, за редким исключением, все из темного стекла, в котором с забавной вычурностью отражались проплывающие мимо многочисленные автомобили, все как один похожие на тот в котором двигались они. Высотой здания были максимум по шесть этажей и казалось, что их хрупкие, стеклянные крыши подпирают собой тонны песчаных масс. Освещение улиц города было по домашнему уютным, мягкий ламповый свет сеял умиротворение, наполняя собой, вселял покой. На многих из домов весели большие мониторы и мигали разными цветами, не показывая никакого внятного изображения. За все время поездки, они не встретили ни единого пешехода. Здание, к которому их привезли было таким же, как и множество других в этом городе, от чего возникал резонный вопрос, как же здесь ориентироваться.