Игра колибри

– Мне нравится! – прокричал я в ответ. – Ты отлично танцуешь.

– Спасибо, – крикнула она с первыми нотами мелодии, которая тут же поглотила ее полностью.

Я выдержал еще две композиции, почти одинаковые на слух, где отличались лишь несколько моментов, в одном из них пела женщина, а в другом звучал электронный голос трубы, напоминающий старый пионерский горн. Пробрался к выходу и только теперь осознал, как тут было прохладно. Бармен со звездами в глазах приветливо спросил:

– Впервые у нас?

– Да, – кивнул я, – виски со льдом и простой воды.

– Сделаем. – Он тут же заработал руками, доставая бокал и насыпая лед. – Нравится?

– Что? – не разобрал я из-за шумной компании за спиной.

– Я говорю, как вам клуб? Нравится? – повторил бармен, наливая виски.

– Да, отлично, но я просил один виски, – указал я бармену на второй стаканчик с напитком чайного цвета.

– Это акция, вы уже заказали в общей сложности шесть порций, а это за счет клуба.

Я не стал спрашивать, как он так считал, просто положил деньги на стойку и, взяв два стаканчика и бутылку воды, сел за столиком в том же углу, где познакомился с друзьями Алисы. Мрачный секьюрити бочкообразного телосложения, стоявший у входа в туалеты, улыбнулся мне, проводив взглядом до кресла, и с восхищением посмотрел, как я выпиваю залпом первую порцию крепкого напитка. Пусть смотрит, мне не жалко. Я с жадностью осушил бутылку воды и принялся смаковать оставшуюся порцию виски, думая о том, куда запропастился Ди Джи.

Вообще, мне тут нравилось. Некая территория молодости и необузданной сексуальной энергии, бьющей через край. Это совсем не походило на дискотеки в школе, которые я помнил весьма смутно, а скорее напоминало танцевальный шабаш, где мужчины и женщины сливались в экстазе, но не друг с другом, а с музыкой. Я допил виски и, пройдя мимо все еще толпившейся перед барной стойкой гомонящей толпы, вошел в двери танцевального зала.

Хриплый голос призывал людей кричать и любить. Надрывно, вкладывая в голос эмоции, чернокожий парень в бейсболке хоккейного клуба «Лос-Анджелес Кингз» повторял со сцены в серебристый микрофон:

– Вам нравится? Скажите мне, вам нравится?!

– Да! – ревела толпа в ответ.

– Я не слышу вас! Вам нравится? – продолжал голос.

– Да! Нравится!

– А теперь прижмите ваших девчонок, если, конечно, они у вас есть, и покажите самый страстный танец в вашей жизни!

По залу разлетелись овации, колонки выдали низкий и раскатистый гул басов, и женский голос разнесся по залу:

– This is the night for sex. Touch me. Touch my space.

Я увидел на сцене полуобнаженную красотку в короткой теннисной юбке и белом топе. У нее был по-настоящему мощный голос, низкий, но остающийся при этом сексуальным.

Я прошел вдоль стены и остановился у одной из колонн, выискивая глазами знакомые фиолетовые футболки. И тут мой взгляд зацепился за силуэт Ди Джи, который возвышался над толпой на целую голову. Алиса танцевала, стоя к нему спиной, а его огромные ладони скользили по ее телу, покрывая живот, грудь и шею. Алиса со всей страстью откликалась на эти прикосновения, кладя ладонь поверх ладони Ди Джи и направляя ее вниз живота, снова к груди, а потом и к лицу. Его пальцы дотрагивались до ее белых зубов, и язык Алисы нежно отвечал на это легкими дразнящими касаниями.

Не помню, что именно я ощутил, точнее, не помню отчетливо весь спектр этих переживаний, но самыми яркими из них были ревность и злость. Я не мог оторвать взгляд, и Ди Джи, кажется, каким-то образом почувствовал это. Он посмотрел мне прямо в глаза, продолжая сминать грудь Алисы огромными черными пальцами, и, склонившись к ней, оставляя мне возможность все видеть, поцеловал ее верхнюю губу, оттянув своими темными губами, а затем их языки прикоснулись на короткое мгновение друг к другу, и они слились в поцелуе.

Глава 17

Интересное знакомство

Я брел по улице, совершенно не понимая, куда иду. Просто переставлял ноги, стараясь найти вывеску какой-нибудь забегаловки, где мне смогли бы плеснуть крепкого. Голова звенела после громкой музыки, но я почти не замечал этого звона. Перед глазами стояло лицо Ди Джи, и его взгляд, и она… Алиса. То, как она прикасалась к нему, как отзывалась на его ищущие руки.

Взгляд зацепился за яркую надпись «БАР 24», и я без раздумий толкнул видавшую виды деревянную дверь с маленьким смотровым окном, оказавшись в один миг в Америке тридцатых годов. Заведение не казалось какой-то стилизацией под ретро – оно было самым настоящим старым баром, бережно поддерживаемым в том стиле, который некогда придали ему строители. Пахло пролитым алкоголем, подгоревшим луком и кислым пивом. В баре царил полумрак. Из посетителей, кроме меня, были лишь мужчина, сидевший у барной стойки, не отрывающий взгляд от телевизора, и несколько человек у бильярдного стола в дальнем углу.

За стойкой красовалась пышногрудая дама в сером переднике, надетом поверх красной блузки. Она не обратила на меня внимания, продолжая читать потертую книжицу. Я прошел к стойке и сел прямо перед грудастой Кармен, по крайней мере, так было написано на табличке, висевшей, а точнее, практически лежавшей на ее огромной груди справа от глубокого выреза блузки. Девица, с виду лет сорока, с яркой красной помадой и густо подведенными веками, изобразила удивление и, отложив книгу в сторону, спросила:

– Выпить? Кухня не работает, могу предложить фирменный хот-дог: курица, говядина, говядина со свининой и свинина с сыром, – отчеканила она давно заученную фразу и замолчала, вопросительно глядя на меня.

– Водка есть? – Неожиданно мой голос прозвучал, словно чужой.

– Есть, но она недешевая, могу предложить виски…

– Водка, можно бутылку, – перебил я ее.

– Она последняя, все, что осталось. – Кармен повернулась к полкам за спиной и указала на литровую бутылку Smirnoff.

– Да, сойдет, – согласился я.

– Содовой? – поинтересовалась Кармен, снимая запыленную бутылку с полки и протирая ее полотенцем.

– Хот-дог и побольше огурчиков, если есть.

– Могу положить больше, но придется платить.

Я достал из кармана стодолларовую купюру и передвинул ей по заляпанной кетчупом и горчицей стойке.

– Если уйду в минус, скажете.

– Нет проблем, красавчик, – улыбнулась Кармен, довольная собой, и купюра тут же исчезла в кармашке передника. – Сядете куда-нибудь или здесь?

Я еще раз оглядел бар и решил, что посижу у стойки, составив компанию незнакомцу, явно не ищущему шумного общества.

– Пожалуй, здесь. – Добродушно улыбнувшись, я облокотился на барную стойку и принялся смотреть, как Кармен готовит хот-дог.

Наблюдая за ловкими движениями пухлых рук, которыми Кармен переворачивала булочку на электрогриле, я невольно задавал себе вопрос: что сейчас делает Алиса, вот в этот самый конкретный момент? Вспоминает ли она обо мне? Ищет там, среди распаленной толпы, или давно забыла в объятиях чернокожего гиганта? А если ищет, то почему не пишет и не звонит?

За спиной Кармен маячило мое отражение в зеркале, закрывающем заднюю стенку полок и создающем иллюзию большого пространства. На меня смотрели уставшие глаза мокрой дворняги, поскуливающей перед входом в супермаркет в надежде, что ей достанется кусок бургера или сосиска. Меня ждала сосиска.

Таким я быть не хотел. Рука сама потянулась к бутылке, и я наполнил стакан почти до краев. Взгляд пошарил по стойке, но закуска пока не появилась. Кармен продолжала колдовать, подрумянивая на гриле бордовую сосиску, размеру которой мог порадоваться любой голодный человек.

– Держи, – прозвучал голос откуда-то слева. Знакомый, я мог поклясться, что уже слышал его, но мозг пока не находил никаких ассоциаций. – Водку без закуски пьют или русские, или спятившие парни, – закончил голос, и крепкая мужская рука с аккуратно подстриженными ногтями и косым шрамом на кисти поставила передо мной тарелку с чипсами.

Не говоря ни слова, я опустошил стакан, взял картофельный кружок, понюхал и положил перед собой на стойку.

– Спасибо, старина, я русский, – прохрипел я, пытаясь избавиться от неприятного ощущения после выпитой теплой водки.

– Поставить в морозилку? – поинтересовалась Кармен, глядя, как я пытаюсь изо всех сил вернуть лицу нормальное выражение.

– Да, будь добра, – прохрипел я, – и налей содовой, и тому господину повтори, что он там пил.

– Пиво, – довольная тем, что, несмотря на столь поздний час, клиенты продолжают тратить наличные, заговорщицки прошептала она.

– Отлично, и мне тоже, – закончил я.

– Один момент, – ответила барменша, ставя передо мной тарелку с хот-догом. – Все сделаю в лучшем виде.

– Думаешь, водка поможет? – проговорил все тот же голос.

Я посмотрел на профиль мужчины, сидящего в двух метрах от меня, и сразу же узнал его. Это был тот самый агент из новостей, с итальянской внешностью, я даже запомнил, как его зовут, – Патрик Гассмано. Он безучастно смотрел новости, улыбаясь каким-то своим мыслям. Его серый плащ висел на спинке стула, словно спущенный флаг павшей крепости. Перед ним стояли пустой пивной бокал и пепельница с двумя окурками.

– А вам помогает? – ответил я вопросом.

Он посмотрел точно такими же глазами, которые взирали на меня минуту назад из отражения в зеркале, и я понял, что помощи следует ждать только от общения. Одиночество сейчас не самый лучший друг. Патрик пожал плечами.

– Теперь уже все равно, – обреченно выдавил он.

– Я видел вас в новостях, вы тот агент. Кстати, мне понравилось, как вы держались с этими крикливыми курицами.

– Вы так считаете? Спасибо, и за пиво тоже. – Он отсалютовал мне бокалом, поставленным перед ним Кармен. Я сделал то же самое.

– Как у вас продвигаются дела? – поинтересовался я. – Не отвечайте, если это…

– Да все нормально, меня сегодня выперли, так что какая на хрен разница. – Он тихо рассмеялся и тут же утопил губы в пышной пивной пене.

– Мне жаль, – искренне промолвил я.

В конце концов, он был почти старик, и для него увольнение – огромный шок, а мои проблемы – всего лишь разбитые надежды или даже не надежды, а обычные мальчишеские мечты.

– Так бывает, не со всеми, но дерьмо случается, так что… – Гассмано поджал губы и сморщился, словно откусив лимон. – Я еще жив, а это уже неплохо.

Привычным движением он пошарил руками по скругленной спинке стула и, нащупав рукоять трости, с облегчением выдохнул.

– Все время боюсь, что где-нибудь оставлю эту чертову палку, – проворчал он.

– Это ваша трость? – осведомился я, глядя на совсем непростую рукоять в виде сидящей на ветви птицы. По задумке мастера птичка превращалась в довольно удобную рукоять, с впадинкой перед вздернутым кверху хвостиком.

Трость висела на птичьем хвосте, украшенном голубыми камнями. Морские оттенки присутствовали и на поверхности самой трости. Я точно знал, что видел это раньше, но только на разных рисунках, и было это, как мне казалось, в те дни, когда я изучал историю Древнего Египта.

– Нет, эту штуковину я должен был отвезти в полицейский департамент Лос-Анджелеса как улику по делу Разоблачителя, но мне позвонили и сообщили, что улики их не интересуют. Их, видите ли, дело Разоблачителя не волнует.

– Надеюсь, это не орудие убийства?

– Кто знает, все случается, и время от времени повторяется все. Вещица необычная, хотел узнать, что это может быть, и посмотреть картотеку в полицейском департаменте.

– Я могу вам сказать. Тут ничего загадочного…

– Вот как? – Он удивленно посмотрел на меня, внимательно и с нескрываемой подозрительностью к каждой детали.

– Эта птичка – символ египетской богини Хатхор, в чьем образе часто изображали царицу Клеопатру. Ее считают одной из самых мудрых правительниц древности, а голубой цвет трости означает не что иное, как небо. Владелец трости словно опирается на власть небес, являясь носителем божественного.

Я закончил и увидел округлившиеся глаза Патрика, а затем и Кармен.

– Это было, черт побери, сногсшибательно, и никак иначе, – с чувством отметил Патрик и посмотрел на трость, как будто на старого приятеля. – А это? Что значит это? – Он снял трость со спинки и, протянув ее в мою сторону, показал мне надпись: – «СОΤЭ».

Я пересел на соседний с ним стул, Кармен передвинула тарелку с нетронутым хот-догом, и я внимательно осмотрел рукоять трости. Птичка была отлита как бы в профиль, в египетском стиле, и с одной ее стороны, рядом с клювом, неизвестный мастер решил изобразить эти четыре буквы, разделенные точками. С другой стороны значилась только одна буква «Я».

– Я – СОТЭ, или СОТЭЯ, – прочитал я надпись по-русски, поставив «Я» в конец слова. – Это, судя по букве «Э», написано на кириллице, возможно, на русском, а может, на другом языке, использующем тот же алфавит, но что это значит, не скажу, никогда такого не встречал.

Какое-то время мы сидели молча, каждый думая о своем, пока перед нами не материализовалась пышная Кармен, водрузившая на стол запотевшую бутылку водки, в которой оставалась добрая половина содержимого. Вечер переставал быть вечером потерянных надежд и превращался в вечер новых интересных знакомств.

– Ну, с тростью мы разобрались, а что тебя привело сюда посреди ночи? Или ты просто решил выпить водки в излюбленном баре отставных копов? – Патрик усмехнулся одними глазами, как умеют делать старики и актеры.

Я несколько секунд молчал, решая, что отвечать этому уставшему от бесконечной рутины человеку. Мне было понятно, что он лишь похож на искренне интересующегося собеседника, коего можно без труда встретить в любом ресторане Москвы. Обычный американец не станет лезть в душу, а уж изливать свои горести и обиды новому знакомому наверняка не будет. Но Патрик был копом, точнее федералом, а это порода особая, любопытная и цепкая к словам. Мне же хотелось выговориться, хотелось получить оценку собственным страданиям и мыслям, пусть даже если я не озвучу самое их дно, а лишь пройдусь по краю.

– Влюбился в соседку, но у нас такая разница в возрасте, что, боюсь, мне совсем ничего не светит. К тому же ее мать явно будет против такого романа. – Я все это время старался смотреть на лицо Патрика, чтобы уловить малейшее изменение в его настроении. – Она, знаешь ли, строгая католичка, к тому же мексиканского происхождения.

Лицо Патрика не дрогнуло, он не нахмурился, не улыбнулся, а просто, причмокнув губами, сказал:

– Понимаю.

Неожиданно он протянул руку и представился:

– Патрик Гассмано.

– Адам Ласка, – проговорил я. – За знакомство?

Патрик не возражал. Мы выпили, потом еще выпили, пока беседа сама собой не вернулась к работе Патрика, о которой знал весь штат. Не знаю, почему Гассмано так разоткровенничался со мной, но мне показалось, что он был более многословен, чем в репортажах по ящику.

– Все его жертвы, все эти бедняжки, – говорил он вполне трезвым голосом, но крайне тихо, так что мне приходилось склоняться к его плечу, – они были настоящими красавицами, Адам. Ты бы видел их, ты бы видел… Юные, живые и счастливые! Но выход из паучьих сетей всегда один – смерть. Он их укутывает, ласкает своими грязными лапками долгие месяцы, чтобы в конце выбросить, как пустой мусорный пакет. Этот человек умен, за столько лет ни одной ошибки, так что даже общественность, кажется, свыклась с его неизбежным существованием. Я таких не встречал, Адам…

Патрик закашлялся и занюхал очередной глоток водки кружком огурца. Последние полчаса мы говорили об Октябре, и Патрик пытался объяснить мне, почему не удается прижать его к стене.

– Вот ты, Адам, ты умный? – Он склонил голову набок в ожидании ответа.

– Лауреат Нобелевской премии, – честно сказал я.

– Да иди ты… – Патрик всплеснул руками, выдув из пепельницы облако пепла.

– Я не шучу, работаю в Калтехе, там же и преподаю.

– Выходит, ты потенциально можешь быть Октябрем. – Патрик усмехнулся. – У нас нет даже фоторобота, так что я могу сказать только одно: эта тварь умна, умна и хитра.

Он налил еще и, не дожидаясь меня, осушил рюмку.

– Но ты не он! – Патрик раскурил очередную сигарету и предложил закурить мне, что было очень кстати.

– Я тоже так считаю, – попытался пошутить я.

– Ты считай как хочешь, но будь ты Октябрем, то уже трахал бы свою куколку в укромном местечке, и плевать бы тебе было на то, чего хочет она или ее мать… Понимаешь разницу? Ты… Ты! – Патрик буквально воткнул палец в мое плечо. – Ты человек, ты испытываешь стыд, боишься, сомневаешься, люди это называют жизнью, да, тут согласен, но он не такой.

– Он ведет себя, как хищник. Никакого сожаления, – вставил я догадку в его уже не совсем стройную речь.

– Возможно, Адам, очень даже возможно, но вполне вероятно, что мы и вовсе далеки от истины… Он может быть психом, или их может быть целая группа, и тут все силы ФБР и полиции стоят перед пропастью, да что там пропастью, перед кучей дерьма, и имя ей – полное ничто!

– Жутко думать, что, пока мы тут сидим, Октябрь выбирает очередную жертву на этих самых улицах, возможно, на соседней улице или на другой стороне дороги, – проговорил я, пережевывая хот-дог.

– А еще хуже, если он заправляет твой автомобиль или же ты каждый день покупаешь у него пару фунтов хлеба.

Он тихо рассмеялся и снова закашлялся, прикрывая рот кулаком.

– Предлагаю перейти на текилу, – прохрипел он, прочистив горло. – Теперь я угощаю.

– Отлично, я совсем не против.

Глава 18

Тихая-тихая жизнь

Я проснулся около полудня от жуткого желания сходить по нужде. Решив, что возвращаться в постель – это все равно, что проспать до вечера, буквально заставил себя принять душ и уже через полчаса сидел у бассейна с чашкой крепкого кофе и бутылкой холодной воды. Одно должно разбудить, второе – утолить нескончаемую жажду. Мысли о вчерашней ночи, словно спутанный клубок нитей, крутились, переворачивались и подпрыгивали в надежде быть распутанными. Но сделать это было непросто.

Окунувшись в прохладный бассейн и выпив еще одну чашку кофе, я занялся резьбой. Разложил на верстаке стамески для вырезания мелких деталей, выбрал заготовку, брусок липы, почти белой с желтоватыми прожилками, и очертив контур птички, сидящей на ветке, как на запомнившейся мне трости, приступил к работе. Трость почему-то никак не шла из головы, и, желая обзавестись точно такой же, пусть и чисто в декоративном плане, я принялся за работу.

Дерево поддавалось легко, впуская в себя стальное жало стамески. С каждым движением на стол падал очередной липовый завиток, а брусок постепенно приобретал необходимый контур. Уже начинало темнеть, когда я крутил в руках деревянную птичку, решая, стоит ли вырезать буквы «СОΤЭ» и «Я», как на оригинале. Смысл букв был неизвестен, но почему-то хотелось повторить все, вплоть до мелочей. Единственное, в чем я сомневался, – это значение написанного. А что, если это какое-нибудь сатанинское послание, которое, например, может прочесть и расшифровать любой послушный прихожанин церкви?

Покрутив птичку еще немного, я решил отложить принятие решения на завтра и, окунувшись еще раз в бассейн, отправился спать, не обращая внимания на пару неотвеченных звонков и непрочитанных сообщений. Вотсап молчал, а остальное могло подождать до завтра.

Воскресенье, как и все начало следующей недели, я провел, погрузившись в работу. Готовил документы для очередного проекта, обсуждал план лекций, на которых хотел использовать новое оборудование для трехмерного изображения в пространстве и очки виртуальной реальности. Домой удавалось добраться лишь поздно вечером, и сил оставалось совсем не много. Быстрый ужин перед телевизором и сон – это все, на что меня хватало.

Алиса вновь пропала, как это уже случалось. Не было ни сообщений, ни звонков. Окна ее дома оставались мертвенно-темными по вечерам, на основании чего я сделал вывод, что она либо живет у Ди Джи, либо уехала куда-то по работе. Писать, а тем более звонить ей не хотелось. Я все еще злился, и тупое чувство ревности никуда не делось, а это означало только одно: если я и напишу ей хоть что-то, то буду совершенно необъективен в суждениях. Это может только оттолкнуть, так мне тогда казалось. А еще я боялся, боялся, как никогда, что могу допустить ошибку и навсегда потерять тонкую нить надежды, связывающую меня с Али.

Боялся я и того, что слишком быстро принял желаемое за действительное, и Алиса, чтобы не дарить мне ложных надежд, невольно проведет черту между нами… Проведет ее лишь для того, чтобы не давать мне лишний повод, отчертит ее острой бритвой, раз и навсегда отсекая меня как мужчину. А я так хотел просто мечтать, что роман между нами возможен, хотя бы теоретически. Пусть шансы малы, пусть она молода – все это лишь условности. Если она захочет быть со мной, то все остальное отойдет на второй план.

Где-то внутри своего сознания я уже принял решение ждать, именно ждать, а не добиваться. Бриджид, моя милая Бриджид, упрекала меня за эту пассивность, рассуждая о роли созерцателя в том же ключе, что и о роли излишне осторожного и трусоватого человека. Может, я и был таким. Может, остаюсь им и теперь. Не знаю. Так или иначе, я готов был терпеть и ждать, это всегда мне удавалось отлично.

Глава 19

11.03. Пятница

Вернувшись домой в пятницу, я увидел на пороге пакет. Внутри оказалась бутылка калифорнийского вина и маленькая записка:

«Прости за вечер.

Как-то мы потеряли друг друга. Надеюсь, у тебя все в порядке. Видела тебя за работой, но заходить было стыдно. Я сама пригласила тебя и теперь чувствую себя виноватой. Еще раз прости.

Α.».

Я перечитал записку несколько раз, сам не знаю зачем, понюхал ее, ожидая уловить аромат рук, но пахла она обычной бумагой. Что это? Осознание вины или просто нотки хорошего воспитания? Может быть, это было и тем и другим, а может, и чем-то третьим, я не был уверен. Записка отправилась на дно корзины.

Усталость, которая только что валила меня с ног, улетучилась, и чувства, взбудораженные запиской, снова проявились на поверхности. Это походило на то, как незадачливый муравей попадает в песчаную воронку паука-убийцы и в попытках выбраться по крутому склону раз за разом скатывается вниз, все ближе к смертоносному жалу хищника. Так и эта записка сдернула меня с отвесного склона, за который мне удалось зацепиться, и я вновь катился в объятия грез о ней, моей Али.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.