Эпоха пепла

Выражение лица принцессы ясно дало понять Джонасу, что она не в восторге от его затеи.

– И что же ты выдумаешь на этот раз? В прошлом году сломал руку, лишь бы не выступать. В позапрошлом – упал с крыши, и я до сих пор не выбила из тебя правду, специально ты это сделал или нет. Три года назад ты потерялся на два дня в лесу. Джонас, тебя и так уже называют слабоумным – не позволяй людям думать о тебе еще хуже, – попросила Айя, и жалость прокралась в голос, как ни пыталась принцесса задушить ее ростки.

– Пусть лучше считают слабоумным, чем знают правду. Ты ведь понимаешь, что со мной сделают в таком случае. Наши законы неизменны: раз не умею создавать огонь, воду по щелчку пальцев или поднимать землю в воздух, значит, лишен дара. А детей Владык без дара не бывает. Монахи сочтут меня опасным и обрекут на смерть, как и…

– Перестань, – попросила Айя, видя, как опасения загоняют Джонаса в тупик. Он ведь на самом деле не такой трус, как недальновидно считал Долор. Наследник Драконов любит свою жизнь вопреки тайне, с которой приходится существовать. Он и раньше не сдавался в поисках причины собственного бессилия и лекарства, которое могло спасти его от жизни во лжи. Но не получив результата, в последние пару лет Джонас перестал воспринимать себя обделенным. Жизнь без магии казалась ему ярче, насыщеннее, а возможность не прикидываться безэмоциональным куском гранита ради силы – подарком, которым он пользовался без зазрения совести.

– Ты не сможешь покрывать меня вплоть до своей коронации, – нервно продолжил Джонас, вышагивая поперек коридора, от одной стены до другой и обратно. – Она может состояться и через десять, и через двадцать лет. Твой отец, хвала Владыкам, молод и полон сил. Возможно, мне действительно стоит прикинуться дурачком? Что нужно, чтобы лекари из Круга Исцеления подтвердили это?

– Попросить меня приложиться кулаком об твою голову, – буркнула Айя и немедленно исполнила сказанное. Наблюдая, как Джонас потирает светлую макушку, пострадавшую от справедливого тумака, принцесса устало откинулась назад, опираясь о стену. – И что мне прикажешь делать с твоим признанием?

– Если я сойду с ума и рискну сделать тебе предложение, отказывайся как можешь! – Джонас сипло рассмеялся, представив подобную ситуацию. Он наконец остановился рядом и устало сполз по стене. Разговор выжал его досуха.

– Главное – не говори никому о том, что ты ляпнул за столом, – попросила Айя, легонько поглаживая друга по макушке. – Совет моего отца вполне может решить, что ты угрожаешь безопасности наших защитников. Папа, конечно, не поверит, но не нужно испытывать судьбу. У нас остался только Регус, и советники жаждут выдать меня замуж, чтобы поскорее увеличить число орлиных защитников. Будто я только на роль матери и гожусь.

Джонас нахмурился, а затем осторожно спросил:

– Ты же не расстроилась, что я не хочу делать тебе предложение?

На что Айя, мгновенно меняясь в лице, снисходительно ответила:

– Не волнуйся, я его ни за что не приму. Мое сердце уже занято.

Джонасу понравилось услышанное. Он довольно быстро решил, что тема исчерпана. Айя же, закрывая глаза, проглотила ком в горле. Разве она думала, что признаться будет так легко? «Нет, – возразила принцесса сама себе, – он просто не поверил».

Понимая, что разнос за глупые слова окончен, младший сын Драконов поднялся и, пятясь к столовой, предложил:

– Может, мне вообще сбежать? Тогда и проблем не будет. Представь только: наследник монаршего рода работает в порту где-то на окраине мира. Вот это была бы жизнь!

– Не глупи. Я что-нибудь придумаю, – уверила друга принцесса, интуитивно ощущая чужое присутствие. Секундой позже дверь столовой отворилась, и в ярком свете фигура Глубины показалась ей сплошной черной тенью.

* * *

Монотонно стучали колеса, увозя принцессу обратно в город, и Айя всецело погрузилась в раздумья, не замечая настороженного взгляда охранника. Вчерашнее Представление многие назвали неудачным для Орлов, но принцесса считала иначе. Провальное выступление принесло больше, чем она могла рассчитывать – шанс раз и навсегда обезопасить бессильного Джонаса от угроз, связанных с разоблачением. Прокручивая в голове вчерашний день, Айя все больше уверялась в том, что все случилось именно так, как должно было.

# 2. Глас Владык

Ежегодный день Представления на протяжении сотен лет считался праздником для всех, кто не имеет прав на престол. Жители столицы, как и всего континента, в этот день оставляли привычные заботы, уделяя время самому главному в жизни. Одни посвящали его детям и семейному очагу; другие в уединении городского собора тишиной почитали Владык, надеясь однажды услышать голос Санкти. А те, кто рвался прочь из дома, подальше от рутины, навстречу людям, неизменно оказывались в саду городской школы. Он пестрил толпой: фокусники и торговцы, старцы и дети – каждый хотел пробраться вглубь сада, к массивным статуям, глашатаям Представления. Безмолвные и бездвижные – они выглядели безжизненными, но к вечеру, повинуясь магии, одна из статуй – Дракон, Орел, Медведь или Куница – оживала, чтобы объявить победителя Представления. Застывшие в камне звери, исполинами нависающие над хрупкими человеческими головами, были плодом кропотливой, изнуряющей работы, но отнюдь не радовали глаз. Весь их внушительный облик служил напоминанием о том, что дар Владык – это сила, которую стоит почитать и бояться.

Сейчас статуя речного Дракона собрала вокруг себя наибольшее количество почитателей. Осознавая свою численность, они вели себя раскованно, снисходительно поглядывая на остальных посетителей. Спустя несколько минут возле статуи Медведя с оскаленной пастью прибавилось магов, и перевес почитателей оказался на медвежьей стороне. Группа девочек в белых платьях и с браслетами из цветущего разнотравья обступила его, не прекращая жарко спорить.

С другой стороны сада за ними наблюдала еще одна девчушка, внешне ничуть не отличавшаяся от сверстниц. На ее коленях лежал такой же браслет, а белое льняное платье тон в тон совпадало с ее легкими кудрями.

«Земные маги всегда за Медведей», – подумала Антея, вяло перебирая цветы в браслете. Ей бы сейчас быть рядом с родственницами, а не прятаться от горячего солнца в тени статуи на единственной незанятой скамье. И браслет стоило бы надеть на руку, как полагается, но украшение, указывающее на принадлежность к земному дару, Антея продолжала держать на коленях. Наденет – и ее точно заметят, а потом начнут ругать за то, что она остановилась у статуи Орла, тогда как вся семья почитала Медведя.

Антее было страшно идти против родных, но сегодня ей отчаянно хотелось поддержать орлиную наследницу. Вопреки сплетням, которые, будто косы по вечерам, распускали ее двоюродные сестры, Антея не считала принцессу жестоким человеком, жадным до власти. Она знала, что Айя не такая, какой ее рисуют медвежьи дочери, и не раз вступалась за нее. Только вот слова четырнадцатилетней девочки с большими наивными глазами быстро расценили как неуместное обожание и восхищение той, кого положено ненавидеть.

«Медведи презирают орлиную принцессу, – напоминали ей старшие и назидательно добавляли: – Так говорит Матушка. Не смей ей перечить».

Девочка сощурилась, пытаясь рассмотреть витражное окно на четвертом этаже школы. Антее нестерпимо захотелось оказаться по ту сторону цветного стекла, среди магов, в которых течет кровь прошлых и теперешних королей.

Недалеко от входа в донум – зал, в котором проводят Представление, – маялся Джонас. В маленькую комнатку, где стены от пола до потолка занимали пыльные полки, его затащила Айя, лихорадочно сверкая глазами. С утра она была сама не своя – алый румянец на щеках, учащенное дыхание и бешено стучащее сердце подруги серьезно пугали и без того взвинченного юношу. Чем он думал, когда пришел в школу? Тем более в этот чулан? В этом пыльном месте они с Айей выглядели как пуховые подушки в хлеву. К тому же не хотелось испачкать накрахмаленные наряды с родовой символикой.

Стоило только подумать об этом, как что-то липкое капнуло на рукав. Еще немного, и Джонас готов был поверить, что к его плечам привязали невидимый мешок, полный невезения – от такого силы держать спину ровно будто иссякали, а ноги едва передвигались под тяжестью тела. Чувствуя настроение хозяина, у него на руках заворочалась Лацерна. Айя фыркнула. Черная атласная лента, бантиком завязанная на шее защитницы, живо нарисовала в голове принцессы восхитительную картину. Представив, как намучился Джонас, украшая свою строптивую любимицу, Айя попыталась скрыть смех за кашлем. Обман не удался, и Лацерна приподняла верхнюю губу, обнажая ряд острых зубов.

– Тебе идет, честно, – успокоил дракониху Джонас, видя, что она распознала причину смеха.

Лацерна зажмурилась, надеясь вернуться ко сну, но Айя, устав от сюсюканья, подхватила пухлое тельце защитницы и бесцеремонно усадила ее на пол.

– Здесь поспишь, соня. Не у двери же тебе куковать, а внутрь зала нельзя. Ты ведь не хочешь досрочно отправить на покой старый шар? – поинтересовалась принцесса, и Лацерна, раздраженно виляя длинным хвостом, щелкнула зубами в миллиметре от ее пальцев. Сомнений не было: она не против. – Вредная малявка, – как можно мягче протянула девушка, и дракониха подозрительно подняла уши, вслушиваясь в голос Айи.

– Перестань ее дразнить, – попросил Джонас, видя, как сужаются зрачки зверя. – Может, слов ей и не понять, но Лацерна далеко не глупая.

– Будь по-твоему, – согласилась принцесса и под ворчание драконихи протянула Джонасу зажатый в перчатке медальон. – Я едва успела обыскать королевское хранилище в поисках твоего спасения, а потом чуть не погорела на краже, пока ты свою защитницу как куклу наряжал.

Лацерна, сморщив черный нос, повела им за амулетом Айи и тут же растеряла всякую сонливость. Разинув зубастую пасть, дракониха издала протяжный рев и в прыжке попыталась лапами вцепиться в украшение. Айя, удивившись не меньше друга, выкинула защитницу за дверь.

– У нас нет времени на нежности, – пробурчала принцесса. Пряча в лацкане Джонаса артефакт, Айя напомнила: – Как подойдешь к шару, рукой прижми медальон к коже. Он тут же среагирует и потянет мою магию. Ненадолго, но должно хватить. Как бы ни было страшно, не давай эмоциям себя захлестнуть, иначе магия исчезнет. Не паникуй и помни – ты там не один. Я всегда рядом, – пообещала принцесса, указав пальцем на лацкан. Крепко обняв друга, она услышала, как открывается за их спинами дверь, и натянула на лицо самую дружественную улыбку. Рев Лацерны привел к ним непрошеных гостей.

* * *

Джонас остался один в донуме, едва за его спиной захлопнулась дверь. Наследник без дара, он мечтал оказаться здесь, будучи равным не только Айе, но и своему брату. Мечтал больше не прятаться, а предстать перед взором Санкти сильным, полным бесстрашия и веры в свои способности. Но на деле пришел к их Гласу с ложью в руках. Только вот сейчас его больше пугала мысль о столкновении с шаром, нежели возможность разоблачения. Страх перед Гласом Анте подстегнул Джонаса узнать о древнем шаре все, что знали маги, только бы найти способ обмануть его.

Много силы видело творение Санкти, столетия сохраняя ее отголоски в стеклянном теле. Как и любой маг, Джонас знал, что на заре мира четыре рода боролись за трон, и он в полной мере мог обвинить их в теперешнем раскладе сил. В те времена, когда магия не знала ограничений, стоило одной семье надеть на отпрыска вожделенную корону, как другая, предъявив более сильного мага, оспаривала власть нового короля. Битвы следовали одна за другой, и сила росла с каждым днем, распаляя и без того горячие головы. Корона переходила к победителю, не столько преподнося могущество, сколько отбирая жизни. Земли страдали, залитые кровью. Народ, наблюдая за кровавыми распрями, не желал более подчиняться жестоким королям.

Однажды, устав от бесконечных войн, земля породила человека, который смог умерить пыл всесильных магов. Говорили, что в ушах спасителя голос Санкти был подобен грому, и Владыки, управляя его руками, создали необычный шар, напитав его собственной силой. Санкти велели четырем семьям предстать перед артефактом, обещая вечно поддерживать власть того, кто сможет разрушить их творение.

Сколько силы ни обрушивали на стеклянный шар, все без толку; земля вокруг горела, тонула, а после всех попыток и вовсе стала мертвой, но шар сохранил свою форму, неуязвимый перед чужой силой. Лето успело закончиться и начаться вновь, пока маги, наконец, не признали свое поражение. И тогда шар ожил. Впервые магическое творение показало собственную силу: снопом света в небо взмыла размытая фигура, и в ушах каждого прозвучал голос Владык.

Так Санкти указали на самого сильного среди претендентов на трон. Он стал первым королем, который правил более одной недели, и последним, который видел кровавые распри. В честь окончания войны Владыки подарили каждой из четырех монарших семей по защитнику, отметив их как равных. С тех пор звери-защитники украшали их знамена, а корона мирно переходила от одной семьи к другой.

Творение Владык, их Глас – шар Анте – так и остался на том месте, где впервые маги обратили свою силу не друг против друга, а на сам артефакт. Вокруг него выросло гигантское дерево – анима, способное поглощать магию. Спустя века вокруг анимы выстроили школу как дань земле, где отныне маги не разрушали, а творили, надеясь очистить не только место битвы, но и собственную кровь, хранившую память о былых безумиях. Каждый год в школе обязались проводить Представление монарших отпрысков Гласу Владык, чтобы тот указывал на достойного человека, который будет править их детьми на земле.

Джонас во все глаза смотрел на Анте, а Анте молча взирал на него со стеклянной подставки. В небольшом округлом зале они были вдвоем. Джонас впервые оказался в донуме и, даже зная, что его ждет, все равно удивился.

Здесь пахло лесом. Влажный воздух оседал на деревянном полу и стенах, плавно переходящих в потолок. Неровные, с глубокими бороздами, они походили на кору столетнего дуба. Джонас присел и опасливо коснулся пола. Чуть теплый. Живой зал, как утверждали записи из королевской библиотеки. Донум был полой внутренностью анимы – древа, способного поглощать и удерживать магию так, как земля поглощает влагу после проливных дождей. Анте стал сердцевиной этого древа, и благодаря ему магия не выходила за пределы донума. Оседая в шаре и живых стенах, она порождала диковинные иллюзии. Джонас знал: не стоит волноваться, если вдруг пол под его ногами исчезнет – это не худшее, что могло предложить напитанное чужой силой дерево.

«Только я и Глас Владык» – эта мысль пугала наследника Драконов. В горле стало сухо; юноша прокашлялся и тут же поморщился – слишком громко разнесся его голос. Робость неожиданно накатила горячей волной: как посмел он думать об обмане? Шар Анте был творением Владык, и он, бессильный человек, вознамерился пойти против них? Где была его голова, когда он согласился?

В лацкане сюртука, прямо над сердцем, ощущалось тепло медальона. Джонас постарался выкинуть из головы все, кроме слов Айи. Они справятся и сохранят его секрет, а затем будет еще целый год, чтобы найти другой выход. Да, сейчас им было чего стыдиться – пришлось пойти на вынужденный обман. Но большая часть работы уже сделана, дело за малым. За ним.

Юноша рывком вытащил круглый амулет, с силой прижав его к ключице под воротом рубахи. Медальон, опалив кожу, прилип к ней, и Джонас, опустив ладонь, почувствовал, как закололо в пальцах. Между ним и Анте появился кто-то третий.

К счастью или неудаче, наследник Драконов не знал это чувство, да и не мог сравнить его ни с чем другим. Задыхаясь от обуявшей его силы, он быстро поверил, что такой она и должна быть; что именно так чувствует себя Айя, когда огонь сходит с ее рук. Сколько же силы она сейчас передавала через амулет? Джонас не знал ответа и впервые не волновался по этому поводу. Будь в медальоне капля или целое море, этого хватило бы, чтобы выжечь все вокруг.

Обессилевшему юноше вдруг стало дурно от чужой силы, которая никогда не рождалась в его теле, но никто, включая его самого, не мог понять ее пагубного действия. Анте же, способный поглотить любую магию, продолжал впитывать предложенный дар, и только.

Огонь все сильнее разгорался в руках Джонаса. Последняя капля неуверенности растворилась, уступая место эйфории. У него получилось! Пламя, настоящий дар, так легко срывалось с рук, будто действительно принадлежало ему. Что же это за чудесный амулет? Юноша не хотел прощаться с найденным в королевской сокровищнице артефактом. Если бы его можно было оставить и использовать каждый день, сколько бы возможностей ему открылось! Он бы забыл о страхе перед разоблачением, перестал прятаться в тени Айи, стал бы нормальным, даже сильным… Вот бы огонь не прекращался и всегда был с ним, становясь все больше, больше…

Медальон в груди Джонаса радостно горел, пульсируя в унисон с мыслями опьяненного чужой силой человека.

По другую сторону от входа, ведущего в донум, нервничал господин Маттео. Защитница его младшего сына вела себя странно: Лацерна скулила, подобно голодной собаке, привлекая ненужное внимание. От метаний родственницы проснулся дракон его старшего сына, Мейсона. Теплолюбивый Навис лежал на подоконнике, недовольно помахивая длинным хвостом. В лучах полуденного солнца его чешуя казалась почти прозрачной – защитник, обладающий даром воздуха, умел скрываться от чужих глаз и часто пользовался этим умением, доводя пугливую Селену до слез. Дракон Селены вступался за хозяйку, и дело быстро доходило до драки. Стычки между зверями были привычны господину Маттео – схлестнись Лацерна с другим драконом, он не повел бы и глазом. Но защитница Джонаса, не обращая ни на кого внимания, крутилась у входа в донум, продолжая протяжно выть.

Присутствие защитников так близко к донуму не поощрялось, но Драконы, как и другие семьи, не раз клялись, что владеют своими подопечными в достаточной мере, чтобы предотвратить их вмешательство в ход Представления. Именно эти слова сейчас и припомнила отцу Джонаса матушка Медведей, наблюдая, как драконья защитница норовит расцарапать деревянное полотно входа в зал.

Господин Маттео с присущей ему легкостью отмахнулся от замечания. Главе Драконов и так хватало забот. Его старший сын исчез сразу же, как только Джонас зашел в донум. Отсутствие Мейсона не сулило ничего хорошего, как и то, что исчезла Айя: принцесса должна была подпирать двери зала в ожидании, ведь по жребию в этом году она шла следом за Джонасом. Глава Драконов был удивлен, что мать принцессы, Миранда, похоже, совсем не волновалась из-за отсутствия дочери. Королева сидела на стуле у вьющегося по нагретым стенам плюща; ее руки перебирали складки тяжелого платья, а большой перстень на безымянном пальце то и дело цеплялся за черные кружева. Но Миранду это не злило. Орлиная королева, сохраняя величественное спокойствие, слушала собеседницу, Куницу. Однако взгляд ее украдкой нет-нет да и возвращался в конец длинного коридора, где исчезла принцесса.

Гортанный вой Лацерны заставил господина Маттео отвлечься от мыслей. В пасти драконихи под нарастающее недовольство магов полыхнуло пламя, обрушиваясь на вход в донум; вырезанная прямо в теле анимы массивная дверь загудела, беззащитная перед нечеловеческим созданием.

– Держи ее, – приказал господин Маттео Навису, жалея, что оставил своего защитника дома. Навис подчинился без раздумий: взлетев к потолку, он камнем обрушился вниз на округлое тельце Лацерны. Защитник Мейсона был больше Лацерны в два раза и, родившись речным драконом, располагал длинным змееподобным телом, которым сейчас и заключил родственницу в тиски. Лацерна царапала и кусала белесую чешую противника, но Навис, словно удав, постепенно затягивал петлю. Игнорируя недоумение наследников четырех семей, глава Драконов, опираясь рукой на любимую трость, присел у Лацерны. Ее испуг был неподдельным. Души защитников лежали вдали от человеческих пороков, на самом краю тени хозяина. Драконам были знакомы ярость и жажда расправы, как и любой другой животный инстинкт; но обман, исключительно человеческий порок, оставался им неведом. Потому поведение Лацерны глава рода распознал по-своему.

– Милая, – начал он, но дракониха перебила его, протяжно взвыв. – Не бойся. Джонасу ничего не грозит, – пообещал Маттео, касаясь двумя пальцами темно-красной кожи зверя. Вой сошел на нет, и дракониха закрыла глаза, не в силах бороться с Навязанным сном.

* * *

Айя задыхалась. Она медленно брела по коридору, хватаясь за стены. Сердце, казалось, вот-вот разорвется. Ранее светлые стены потонули во мраке, а перед глазами орлиной наследницы возникла пугающая темная пелена. Рука в поисках опоры провалилась, и Айя упала в приоткрытую дверь. Судя по тишине, это был не класс для занятий, а маленькая комната – кажется, та самая, где она наставляла Джонаса. Запах тот же. Айя мысленно поблагодарила Санкти, что боль накинулась не сразу – она успела отойти от матери не заподозренная, и даже Глубина остался возле донума, молча уважив просьбу подопечной. Но слабая тошнота давно ушла, и теперь ее легкие горели в груди, норовя расплавить ребра. Принцесса догадывалась, что медальон сработал не так, как ей хотелось.

Испытать его не было времени – за три дня до Представления Айя еще не знала о существовании артефакта. А когда узнала, то почувствовала громадное облегчение. Их спасение было совсем рядом, в королевской сокровищнице! Лежало практически на виду, в то время как Айя уже отчаялась найти выход. Полученный в уплату долга десятилетия назад медальон мог решить проблемы Джонаса с Представлением раз и навсегда. И если бы он сработал как нужно, то ни один, даже самый искусный, маг не уличил бы наследника Драконов во лжи. Ему больше не требовалось бы выдумывать глупые оправдания, подстраивать несчастные случаи… Правда, риск все же был: как призналась Айе полоумная прабабка Куниц, сама она медальоном никогда не пользовалась. Знала только, что артефакт передавал магию одного человека другому, будто мост между двумя берегами. Куница получила его в наследство от своей матери, а та – от своей; творец медальона терялся где-то в начале их семейного древа. Старая Куница клялась, что его использовали как оберег, который вешали на шею больному ребенку. Через медальон мать делилась своей магией, защищая дитя от рук смерти, пока тот не окрепнет. Расстояние между ними не имело значения – Куница рассказывала, что ребенок мог находиться за сотни километров от матери, но все равно чувствовал ее силу. Однако все это были только истории.

Айя решила, что раз магия, переданная через медальон, поддерживает жизнь в слабом малыше, не калеча его, то Джонасу точно ничего не грозит. Да и другого выхода у них не было. Принцессу немного забавляла мысль о том, что она станет для друга «матушкой», но это, бесспорно, лучше, нежели во второй раз отправить драконьего наследника в больницу с переломом ноги накануне Представления.

Айя попыталась подняться с пола, опираясь на стену, но руки дрожали и не слушались. Спасительный амулет оказался неконтролируемым – он вытягивал из нее все силы, передавая их Джонасу, и принцесса не могла оборвать эту связь. Ее магия не была бесконечной. Айя не знала, что последует за полным опустошением – никто и никогда не доводил себя до той стадии, когда последняя частичка Владык покидает тело.

Принцесса больше не чувствовала ног; ее вздохи превратились в хрипы. Из носа по контуру губ потекла липкая кровь, и Айя подумала, что это будет самая нелепая смерть за всю историю ее рода. Погибнуть, валяясь на полу в кладовой в день Представления – похоже, принцессу запомнят не столько убийцей, сколько неудачницей.

В ушах гудело, отчего она не услышала шаги, раздавшиеся совсем рядом. Затем голову девушки резко подняли вверх, а на запястье оказались чужие пальцы. Из-за пелены на глазах Айя едва различала свет в дверном проеме, а размытое лицо Глубины и вовсе выглядело черной маской с пустыми глазницами.

«Твое настоящее лицо», – неожиданно поняла принцесса. Спустя миг она ощутила, как по венам растекается целительная магия. Без лишних слов – маг воды редко спрашивал разрешения.

Свет иссяк так же быстро, как и появился, оставляя за собой поразительную пустоту. Глубина рывком поднял ее на руки и направился к двери, чувствуя, как от волнения учащается пульс. Охранник отвечал головой за жизнь принцессы, и еще не настал тот день, когда он будет готов понести это наказание.

– Положи меня обратно, – сказала Айя, ударив его вялой ладонью в плечо. До двери оставалось полшага, но охранник остановился, ожидая объяснений.

– Нельзя к лекарям, – прохрипела наследница трона, и мужчина целую секунду всерьез подумывал отправить ее в Навязанный сон. – Положи меня на пол и закрой дверь, – твердо повторила она, и Глубина услышал в словах явный приказ.

Деревянное полотно оборвало поток света, повинуясь невидимой силе, и Айю вернули на прохладный пол. Она не чувствовала ног, ширился разрыв между мыслью и действием. Слова рождались, но язык высказывал их неохотно, устало, будто рот налился свинцом.