Элита

А звать на помощь Псаймонов из псайкорпуса – это еще хуже. Псаймоны владеют разными техниками воздействия на разум: телепатией, психокинезом, манипуляцией сознанием и всяким таким. Но по ту сторону Барьеров они в одиночку не работают – только с военными. Охотники Псаймонов недолюбливают. Впрочем, их все недолюбливают. Да и как иначе относиться к людям, которым в любое время дня и ночи ничего не стоит покопаться у вас в голове? А Псаймоны на Охотников смотрят свысока, словно бы думая: «Я могу сделать то, чего ты не можешь, и мне для этого не нужны никакие Гончие».

– Вас понял, Охотница Рада, – отозвался перском. – Ставлю на очередь.

Вот еще одно отличие между рядовыми Охотниками и Элитой. В штабе признают по умолчанию, что ты сама в состоянии оценить собственные силы: раз просишься на новое задание – никто спорить не станет. Помешать тут могут разве что медики. Но медики снимают с меня показания, видят, что все в порядке, и не возражают.

В шести футах[1] от шасси винтокрыла проплывали поля. Черника, помидоры, кукуруза, а дальше что-то незнакомое. Я размышляла о позывных Гвоздя и Молота. Это сочетание слов мне о чем-то смутно говорило, но о чем – я никак не могла припомнить.

Ну и ладно. Засуну эту мысль поглубже в подсознание. Авось осенит когда-нибудь посреди ночи.

Мы приближались к высоченным серебристым башням в форме конуса – эти башни и создавали Барьер. Изогнув шею, я могла смотреть в лобовое стекло. Винтокрылы, как и поезда, окружены особым полем, которое защищает при прохождении через Барьер. Но я все равно вся напряглась. Для человека столкнуться с Барьером – это как нырнуть в воду, с той только разницей, что вода обтекает кожу, а Барьер как бы проходит через тебя. Пришлецы от прикосновения к Барьеру, естественно, развеиваются в прах.

Правда, теперь-то я понимала, что не все так просто. Как выяснилось, многие Пришлецы неведомым образом научились протискиваться через Барьер, и за последнее время их в городе объявилась целая прорва. Куда больше, чем официально признают в Пике. Хотя Охотникам-то, конечно, все известно.

И словно в ответ на мои мысли запикал перском:

– Охотница Рада, как слышишь?

– Вас слышу, штаб, – поспешно ответила я.

– Как приземлитесь, пересядешь на другой винтокрыл. Твой старый друг Белый Паладин нашел еще одно гнездилище глазунов. Ты и Лучник отправитесь ему на подмогу.

– Вас поняла, штаб, – ответила я. – Конец связи.

Мыслями я уже была в гнезде глазунов, поэтому даже не заметила, как нас тряхнуло при прохождении через Второй Барьер и Прайм-Барьер. Когда мы снижались, я держала руку на замке ремня безопасности. Шасси только коснулись посадочной платформы, а я уже выпрыгнула и стремглав понеслась ко второму винтокрылу, из которого мне махал Лучник. Винтокрыл поднялся, и мы тут же занялись обсуждением стратегии.

2

По затылку у меня тек пот; вся головная повязка взмокла. Но потела я от напряжения, а не от страха. Я удерживала магическую сеть над бурлящей, мечущейся стаей глазунов. Мы укрылись за разрушенной стеной – гнездо было на другом ее конце. К счастью, глазуны не догадывались, где я прячусь – а то вместо мозгов у меня уже был бы кисель.

Вот уже несколько минут тишину нарушало размеренное пощелкивание. Это Марк – Белый Паладин – отстреливал из винтовки шакалов. Шакалы – симбиотические партнеры глазунов. Издали они очень похожи на обычных охотничьих собак вроде биглей. Но шерсть у них белая, а глаза и уши – багряно-красные. Вблизи кажется, что эти твари плачут кровавыми слезами. И зубы у них острее ножа. Марк нашел себе отличное убежище на ветке дерева: можно сколько угодно палить из винтовки – шакалам туда в жизни не забраться. А его Гончие – красивые белоснежные создания, напоминающие крылатых львов, – гоняли от него отбившихся глазунов.

Все-таки приятно, когда от тебя польза не в качестве наживки. Вот сейчас, например, я себя ощущаю полноправным членом команды.

Вам, наверное, любопытно, каково это: держать магическую сеть. Представьте, что у меня две гигантские руки и растопыренными пальцами я старательно придавливаю края сети к земле. А твари, попавшие в сеть, беснуются и рвутся наружу, как будто под сетью скачет целое стадо диких козлов. Однако глазуны – это вам не козлы. Глазун похож на гигантское глазное яблоко, сидящее на волосатом клубке. А снизу из клубка торчат жирные розовые щупальца. И если вы встретитесь с глазуном взглядом, то пропала ваша головушка: глазун вам мозги зажарит и подрумянит.

– Готова? – спросил Лучник. Он сидел рядом на корточках и разминал руки. В руках у него ничего не было.

Я кивнула. По моему кивку Лучник выскочил из укрытия, и внезапно в руках у него возник сияющий лук со стрелой на тетиве. За секунду, если не меньше, Лучник выпустил штук пять таких стрел и снова нырнул в наше убежище за разрушенной стеной. С другой стороны протрещали пять выстрелов. Я осторожно высунулась из-за стены. Пять глазунов лишились Щитов. Мерзкие глазастые клубки, теперь беззащитные, тряслись с перепуга.

«Давай!» – мысленно приказала я Ча, и пять моих Гончих бацнули из укрытия через сеть, похватали «голых» глазунов и стали их трепать, пока не затрепали до смерти. Глазуны сдохли и растворились так стремительно, что даже не успели издать свой душераздирающий предсмертный вопль. Гончие мигом бацнули назад, спасаясь от взгляда живых глазунов.

Если я колочу по Щиту глазуна магическим молотом, а Гончие поливают его огнем, то на один Щит у нас уходит несколько минут. А Лучник за считаные секунды разбил пять Щитов.

Лучник смотрел на меня. Ждал знака, что Гончие снова вышли из укрытия. Ча просигналил мне, и я кивнула Лучнику:

– Можно.

Он снова поднялся и начал стрелять.

Лучник – из Охотников постарше. Он приземистый, плотно сбитый и очень мускулистый. У него седеющие каштановые волосы, намек на бороду и усы и хмурое лицо, на котором почти всегда написана мрачная решимость. Правда, сегодня решимость была не столько мрачная, сколько яростная. Я выглянула из-за стены, убедилась, что он попал во всех глазунов, в которых целился, и кивнула Ча.

Гончие, которые не могли бацать, как Кусач и Дергач, занимались шакалами, поспешившими на выручку приятелям-глазунам. Шакалы, даже раненые, не издавали ни звука. Если вы не знаете, что тут у нас происходит, то вполне можете принять отстрел шакалов за тренировочную стрельбу по мишеням. Щелк! Щелк! Вспышка, вспышка, еще вспышка. Ну собрались друзья, ну решили пострелять забавы ради – почему бы и нет?

Усилиями Лучника и Гончих глазунов становилось все меньше, и держать сеть было легче. Высунувшись в очередной раз, я увидела, что уже можно затягивать. Что я и сделала. Меньше сеть – меньше расход магии.

«Что шакалы?» – мысленно спросила я Ча.

«Почти готовы. Кусач и Дергач славно потрудились. Ангелы приканчивают тех, кого ранил Паладин». При слове «Ангелы» у меня в голове отчетливо прозвучал сдавленный смешок. Так называли Гончих Марка у него дома. Марк был из Христовых, но не такой замороченный, как те, с кем мне доводилось иметь дело.

Винтовка смолкла. Видимо, у Марка иссякли мишени.

– Паладин вызывает Лучника, – раздалось из перскома. – Шакалы уложены. Шакалы уложены.

– Можешь видеть гнездо со своего места? – спросил Лучник в перском.

– Так точно. Устроим двойной обстрел?

– Понял. Радка ослепит их вспышкой. – Лучник кивнул мне, я кивнула в ответ. Сейчас уже не надо держать сеть с двумя-тремя десятками барахтающихся глазунов. Вспышку я осилю. – Сначала вспышка, потом мы стреляем. Три… два… один!

Я подскочила и врезала по уцелевшим глазунам заклинанием. Обычный гигантский всполох света максимально возможного спектрального диапазона. Я такой применяла против драккена. Когда свет рассеялся, я быстро юркнула в укрытие.

Выжившие глазуны ослепли, и теперь Лучник мог пускать в них свои магические стрелы сколько душе угодно. Снова затрещала винтовка: как только Лучник разбивал Щит глазуна, того тут же укладывала пуля Марка. Вот выстрелы стихли. Значит, все кончено.

Я отпустила сеть. Та растворилась, а я размяла сведенные судорогой руки. Лучник привалился спиной к стене и устало съехал вниз. Покопавшись в рюкзаке, я протянула ему бутылку с водой и несколько энергетических кубиков для подкрепления сил.

Он принял все это и поблагодарил меня слабой улыбкой. Мы с ним вместе поели и попили, дожидаясь, пока Марк слезет со своей ветки и присоединится к нам.

– А почему такие лук и стрелы? – Мне не терпелось спросить об этом Лучника с тех самых пор, как я впервые увидела его в деле. – Почему не стрелы-молнии? Не огненные стрелы?

Тут подошел Марк. Он уселся рядом на корточках, и я протянула ему еще одну бутылку.

Лучник пожал плечами и сделал большой глоток.

– Магия идет больше от чувств. Не отсюда, – он постучал пальцем по лбу, – а отсюда, – он коснулся груди. – Молнии мне казались не очень мощными. А с магическим ружьем у меня не заладилось. Что-то в нем было не то. Мой наставник в Озерном крае пользовался огненным мечом, и я подумал: не попробовать ли лук? Попробовал – и вроде пошло. Вот потому и лук со стрелами.

– Зато стрелы никогда не кончатся, – хмыкнул Марк. Он глянул, сколько у него боеприпасов, и поморщился. – Жаль, я не могу делать магические пули. Я вообще ничего не могу – только Щит, да Письмена чертить, да Путь открывать…

Лучник покосился на Марка и невозмутимым тоном произнес:

– Это не так.

Марк очень рослый парень. Высокий, плечистый, светловолосый. Ему очень подходит фамилия Паладин – он совсем как рыцарь из историй про короля Артура. И выбить его из колеи довольно трудно. Но сейчас он изумленно хлопал глазами на Лучника, словно тот с размаху залепил ему по лбу.

– Так ты ничего не замечаешь? – Лучник потрясенно покачал головой. – Невероятно. А ты не обращал внимания, что каждым выстрелом ты без промаха укладываешь наповал? Кроме тех случаев, когда ты хочешь оставить тварь Гончим. Тогда ты не укладываешь, а ранишь.

Марк так остолбенел, что, казалось, ткни пальцем – упадет.

Лучник заговорил с ним медленно, отчетливо, как с ребенком:

– Твоя магия направляет пули. И видимо, уже достаточно давно. Я не удивлюсь, если однажды обнаружится, что ты, если захочешь, можешь стрелять из-за угла.

Марк беззвучно шевелил губами. И наконец пробормотал:

– А как… а откуда ты узнал?

– Я Видел, – просто ответил Лучник. Он имел в виду то самое магическое видение, которым мы все наделены. – Ты сам не Видишь потому, что сосредоточен не на пуле, а на цели. Это единственное объяснение. И это нормально: если бьешь с помощью магии, ты и должен думать о том, куда бьешь.

– Я… э-э-э… – промямлил Марк. Лучник испытующе посмотрел на него и увидел то же, что и я. А именно: Марк Паладин совершенно сбит с толку.

– Знаешь, в чем разница между тобой и Радкой? Если не считать количества Гончих? – спросил Лучник и продолжил, не дожидаясь ответа: – Радка уверена, что всегда есть чему учиться. Есть куда расти. Всегда отыщутся новые пути магии, которые можно освоить. И она постоянно учится, никогда не останавливается и делается все сильнее и сильнее. Поэтому Кент без раздумий допустил ее к испытаниям, хоть она и была совсем зеленая. Магия – это как мускулы, Белый Паладин. От работы она становится крепче. А ты становишься искуснее.

– Я… – Марк помотал головой. – Мне всегда говорили, чтобы я довольствовался тем, что есть. От добра добра не ищут.

– А, вон оно что. Это тебя дома так учили? – уточнил Лучник. А я сидела и помалкивала в тряпочку. – Ну вот, теперь ты узнал про себя кое-что новенькое. Как распорядиться этим знанием – дело хозяйское. Главное, помни, что силком ничего не добьешься. Магия отзывается на веру, не на разумные доводы. Просто поверь, что ты умеешь направлять пули, и потренируйся, постреляй по мишеням. Говорю тебе: совсем скоро будешь стрелять из-за угла. Исключительно полезный навык. – Тут Лучник испытующе посмотрел уже на меня и поинтересовался: – А тебя кто научил искать добра от добра?

– Никто не учил, – ответила я. – Сама догадалась, это же логично. Ты ведь сказал: мускулы крепче от работы. Ну и упорство, наверное, тоже. – Я лихорадочно соображала, что можно сказать насчет одного-единственного Охотника, которому действительно полагалось быть на Горе. Это один их тех недотеп, каких Пик-Цивитас сбагривает на сторону по принципу «на́ тебе, Боже, что нам негоже». Охотник все еще у нас. Но сразу по прибытии он зачем-то затеял поединок с диким Жителем. Очень глупая затея. И в итоге Житель расплавил ему мозги. Поэтому этот олух сидит в комнате с мягкими стенами и пускает слюни. А один из Учителей строчит за него рапорты в Пик. – Мой наставник не сильно одаренный, да к тому же не любит отрывать зад от стула. Он не знает тех людей, среди которых я выросла, и знать не хочет. Ему на них плевать. А мне нет. Вот я и стала учиться сама, чтобы защищать их. – Я отпила большой глоток, чтобы успеть еще подумать. – А ты видишь в этом особый смысл?

– Если ты сама его видишь – значит, он есть. – Лучник чуть улыбнулся. – Это одна из первых истин, которые усваиваешь в Элите: то, что работает, имеет право на существование. Кстати, с вами обоими приятно было Охотиться. Джон Шепард. – Он подал мне руку, и я пожала ее. Потом он также протянул руку Марку.

– Марк Паладин, – представился Марк, пожимая протянутую руку. – И спасибо, что прибыли так быстро.

– Работа у нас такая, Марк, – отмахнулся Лучник. – И кстати, хватит дурью маяться. – Он развернул перском к себе и произнес: – Элит-отряд ЛР запрашивает транспорт. Гнездо глазунов нейтрализовано.

– Вас понял, отряд ЛР.

Лучник поднялся:

– Может, и тебя захватим, Паладин? А то ведь буря идет, помнишь?

Марк посмотрел на Гончих, собравшихся вокруг него. Они пофыркивали – как будто насмешливо. Он улыбнулся и покачал головой:

– Мы доработаем. До конца смены буря все равно не грянет. У нас перед этим гнездом были одни гоблины.

– Для шоу самое оно, – хмыкнул Лучник и изобразил гримасу, которая у него шла за улыбку. По крайней мере, при мне.

Марк лишь молча пожал плечами. Я хотела что-нибудь сказать, но тут вдалеке застрекотал винтокрыл. Наверное, тот, который доставил нас, сел где-то неподалеку и ждал, пока мы его вызовем. Поэтому я лишь сказала:

– Увидимся в штабе, Марк.

А он кивнул и наконец улыбнулся.

Тут как раз показался винтокрыл, и мы залезли внутрь. Марк помахал нам и двинулся дорабатывать смену; Гончие кружили у него над головой. Винтокрыл набрал высоту и начал ускоряться, как вдруг Лучник нахмурился и немного высунулся из открытой дверцы. Я не успела и рта раскрыть, как он постучал пилота по плечу и показал ему пальцем: мол, сделай круг, приятель. А потом обернулся ко мне.

– Вон там, внизу! – крикнул он, указывая куда-то. Винтокрыл тем временем накренился, закладывая круг. – Быть того не может… Но могу поклясться, я видел… – Он не договорил, давая понять, что видел что-то несусветное. Не обычное чудище.

Меня прошиб холодный пот. Я тоже подалась вперед, насколько позволял ремень безопасности, и вгляделась туда, куда показывал Лучник.

И там… там правда что-то было! Оно появилось и исчезло стремительно, за долю секунды, но я разглядела мелькание чего-то лавандового и пурпурного – то ли ткани, то ли волос – а возможно, и того и другого. И еще что-то блеснуло. Драгоценность? А затем…

Оно пропало. Под нами тянулись заросли кустов и сорных трав. Я подняла глаза и встретила ошеломленный взгляд Лучника.

– Ты видела?! – выкрикнул он.

Я медленно кивнула.

Винтокрыл выпрямился и вернулся на прежний курс.

– Сделать еще круг, Охотник? – спросил пилот.

Лучник выразительно глянул на меня и ответил:

– Да нет… Хотел убедиться, что глазунов не осталось. Мне вроде один недобиток померещился – но нет, обознался. Просто куча хлама.

Я помалкивала. Если Лучник не хочет докладывать об увиденном, то и мне не стоит. Да и, в конце концов, что мы с ним видели-то? Что-то промелькнуло, и все… Может, это нам почудилось от усталости. Мы же только что укладывали глазунов, а они как раз туманят мозги. Впрочем, как и Жители.

И все-таки… этот лавандовый проблеск… Лавандовый – цвет того самого Жителя-Волхва, который так интересовался моей персоной. Вот честно: стоило мне об этом подумать – у меня сразу живот скрутило и я вся заледенела от испуга. Не знаю, что ему от меня понадобилось. Знаю одно: если вас заприметил Житель, а в особенности Волхв, хеппи-энда у вашей истории не случится.

Я понимающе кивнула старшему Элит-Охотнику. Он пожал плечами, скривился и покрутил пальцем у виска, как бы говоря: «Совсем мозги всмятку». Я опять кивнула. Мы оба вздохнули и уселись поудобнее.

Я прикрыла глаза. Может, стоит снова встать на очередь? Сейчас, после Охоты меня отпускало довольно быстро. Я ведь и сделала-то всего ничего: сеть да вспышки. Лучник – вот он совсем выдохся. А я чем дольше сидела в винтокрыле, тем больше ощущала в себе силы для продолжения. Когда мы садились у штаба, я уже решила, что пойду на Охоту еще. Перекушу по-быстрому и пойду.

Но едва мы ступили на землю, Лучник вцепился в мой локоть и потащил куда-то прочь, подальше от стрекочущего винтокрыла. Чтобы можно было разговаривать нормальным голосом, без крика.

– Пойдем-ка внутрь, потолкуем о том о сем, – сказал он. – И заодно пожуем чего-нибудь.

У Элиты есть собственная кухня. Потому что в столовский режим мы обычно не вписываемся: нам надо есть то раньше, то позднее.

На нашей кухне стоит морозильник, набитый полуфабрикатами, скорогрей и еще холодильник с прозрачной дверцей – там еда, которую не надо готовить или разогревать.

Лучник набрал три тарелки всякой заморозки, а я соорудила себе сэндвичей с помидорами. Мы уселись за столик, где могли бы впритык поместиться шестеро, и принялись за еду.

В кухню зашел еще один Охотник из Элиты – молодой (и, между прочим, очень симпатичный) парень с позывным «Ретро». Он взял несколько фруктов. Ретро, как и мы, был в Охотничьем костюме – в серо-серебристо-зеленом наряде без рукавов. И очень облегающем. Заметив нас, Ретро широко улыбнулся. Мне улыбнулся. Я заморгала.

– Радка, привет! – сказал он.

И вдруг как давай жонглировать фруктами! Я опять заморгала. У Ретро поразительно синие глаза, худое лицо, выдающийся подбородок и лохматая светлая шевелюра. И когда он вот так смотрит, я почему-то теряюсь.

– И тебе привет, – пролепетала я.

– И когда мы с тобой идем на свидание? – осведомился он таким тоном, будто наше с ним свидание само собой разумелось.

– Я… э-э-э… – промямлила я. – Я как бы уже встречаюсь кое с кем…

– Со злыднем Псаймоном, да? С ним одним? – И он вопросительно поднял брови, не переставая жонглировать.

– Н-ну-у… – изрекла я. А чего я удивляюсь? Пора уже привыкнуть, что все в курсе моей личной жизни. Все же смотрели мой канал, пока я не вступила в Элиту.

– Значит, не с ним одним. Тогда подумай! Сама гляди – разве можно на меня не клюнуть? Я ведь клевый малый!

– Чего-чего? Клева мало? – невозмутимо переспросил Лучник.

– Душа поет, когда клюет, – подмигнув мне, дурашливо пропел Ретро.

Лучник закатил глаза. Ретро закончил жонглировать, ловко поймав яблоко ртом, и удалился.

Я не знала, что и сказать. К счастью, Лучник вообще не смутился.

– У нас на одну девчонку – трое парней, – заметил он. – Он бы по-любому пригласил тебя на свидание. Зная Ретро… Даже странно, что он тянул так долго.

– Э-э… ну ладно, – булькнула я. – А ты о чем хотел со мной поговорить?

Хоть бы он-то не завел эту песню про свидание. Я восхищаюсь Лучником, у него можно куче всего научиться, но для меня он все же староват…

– О тебе. – Лучник уставил на меня картофельную соломинку. – Ты не как другие новобранцы, Рада Чарм. Почему?

Я впилась зубами в сэндвич, давая себе время собраться с мыслями.

– Может, это из-за того места, где я выросла. Это община, она возникла еще до Дисерея. – Чистая правда. Если разобраться – чем Монастырь не община? – И кажется, по здешним меркам у меня… несколько другие взгляды.

Лучник кивнул:

– Тут не поспоришь. Итак. – Он доел свою картофельную соломку и приступил к чему-то похожему на жаркое. – Скажи мне, Охотница Рада, чему ты хочешь научиться?

Действительно – чему? Ясно, что всему на свете, но если поконкретней… Я примолкла и задумалась.

– Я еще мало знаю, чтобы верно судить о том, чего не знаю, – ответила я. – Скажем так: всему, чему меня готовы учить.

Лучник опять кивнул:

– Я это передам. И я бы предложил тебе почитать кое-что. Но самое важное я уже сказал Белому Паладину: магия идет от чувства, а не от разума.

Что-то в этом духе говорили мне Учителя. Но я сделала вид, что насчет магии и чувств – это для меня новости. Однако Лучник не закончил.

– И важно еще кое-что. Ты, надо думать, пока не совсем тут обвыклась, – продолжил он, отодвигая стопку пустых тарелок. – Все, что ты видишь, – либо наносное, либо поддельное. Кругом маски. Ничто в этом мире не является тем, чем кажется.

Лучник смотрел как-то загадочно. Это он не о пришлецах, пронеслось у меня в голове. Он, наверное, говорит обо всем Пик-Цивитасе. Я ведь уже хлебнула городской жизни, немного понимаю, что к чему.

– Каждый носит маску, – медленно произнесла я.

Лучник с ухмылкой ткнул в меня пальцем:

– Вот-вот. Точнее и не скажешь.

– Ну ладно. – Подкрепившись, я сразу почувствовала себя человеком. – А теперь я, пожалуй, снова встану на очередь…

– Это ни к чему, – перебил он.

И указал на экран за моей спиной. На этом экране обычно крутился новостной канал. Я обернулась: сейчас там транслировали метеокарту с Пиком в центре. На нас стремительно надвигался грозовой фронт – не красный, не оранжевый, как обычно у нас на Горе, а почти фиолетовый с алым хвостом.

– Грозовой фронт, – невозмутимо прокомментировал Лучник, подтверждая мои мысли. – И довольно большой. Ты тут недолго, не видела здешних бурь. В такую бурю никто носа не высунет, даже гог с драккеном. Нас уверяли, что гроза пройдет стороной, но… – Он пожал плечами, словно говоря: «Вот и верь этим синоптикам».

Оба наши перскома испустили какие-то особенные трели – сигнал был мне незнаком. После этого прозвучало объявление – видимо, предварительно записанное:

– Всем Охотникам. Идет грозовой фронт. Всем Охотникам. Вернуться на базу.

Я дважды ткнула в перском: подтвердить, что извещение получено, и закрыть сообщение. Лучник спустя секунду сделал то же самое.

– Наши большие бури – это чаще всего метели, – пояснила я. Лучник изучал что-то у себя в перскоме. – Они не стихают по нескольку дней.

И мне вспомнилась одна такая метель. Большая часть Монастыря вкопана в Гору, поэтому Учителям только и дел было, что навесить на окна тяжелые деревянные ставни, перенести все тренировки на воздухе в залы для боевых искусств и целиком положиться на ветер, который снабжал нас электричеством. Но деревенским приходилось всю осень сооружать крытые соломой коридоры между домами. Зато, когда налетали метели, с такими коридорами снежные завалы были не страшны: подумаешь, лишняя пара футов снега на соломенной крыше. У нас иногда случались и сокрушительные, гибельные бураны – но раз в пару лет, не чаще.

– А мы теперь заперты минимум на двенадцать часов, а то и на все два дня. – Лучник красноречиво глянул на меня. – Помнишь, ты несла дозор в ливневых водостоках? Они недаром такие широкие. – Лучник потянулся. Я пыталась вообразить водостоки, куда с ревом низвергается вода. – Хорошо, что мы сегодня успели как следует Поохотиться. Гончие не оголодают до конца бури. Но все каналы станут крутить повторы, и в гостиной на этот счет бухтеть будут погромче грома. – Уголок его рта дернулся в усмешке, и я фыркнула.

– А если кто-нибудь ужасный выскочит за пределами грозовой тучи? – с тревогой осведомилась я.

– Надеюсь, нет. – Лучник уже поднялся, чтобы уходить. Он хлопнул меня по плечу и указал на карту. – Погляди сама. Видишь, какая огромная территория бури? За край бури надо добираться несколько часов, даже без грозы. А за пределами бури есть свои Охотники. Плюс еще армейские Охотники.

Но они же не Элита, чуть не крикнула я. Хотя Охотники, и военные, и старые добрые Маги управлялись с пришлецами задолго до того, как появилась Элита. Да и сам Пик тоже. Поэтому я молча кивнула. Когда Лучник уходил, я заметила, что он немного прихрамывает. Может, это он когда устает? Интересно, что у него с ногой?

Меня разобрало любопытство, поэтому я вышла наружу поглазеть на бурю. И у меня дух захватило! Я видела как-то идущий большой буран, когда помогала прилаживать ставни. И это было мощное зрелище. Но эта буря… Она рубила сплеча и сразу давала понять, какая ты на самом деле букашка перед буйством стихии.