Чудовище Ихтео. Фэнтези, триллер

Эйден услышала, как Коман в телефоне недовольно засопел.

– Как это – дельфины вынесли? А ты в документы его заглядывала? Он, вообще, платежеспособный? – спросил Коман. В том, что он задаст подобные вопросы, Эйден нисколько не сомневалась.

Коман был верен себе. Для него деньги всегда являлись выдающейся материей. Даже в период жесточайшего курортного кризиса, когда змей распугал всех гостиничных клиентов, мысли Комана сохраняли прежнее устойчивое направление, неизменно связанное с извлечением прибыли.

– Не думаю, что он платежеспособный, – с неохотой ответила Эйден, хорошо понимая, что она сейчас вызовет у Комана бурю негативных эмоций, – когда дельфины выбросили его на берег, он был совсем без одежды. Спрашивать в подобной ситуации про деньги или документы было бы нелепо с моей стороны.

– А что он говорит? Как объясняет тот факт, что оказался в открытом море? – Коман спросил с нескрываемым раздражением.

– Никак не объясняет. Я думаю, что он моряк, случайно выпавший за борт своего корабля, но…

– Что, но?

– У него кожа совершенно незагорелая, белая. Ты видел когда-нибудь незагорелых моряков?

– Может, он в трюме работал мотористом каким-нибудь? – раздражение Комана достигло критической точки. Он не мог понять – зачем Эйден взяла полоумного постояльца.

– Нет, Коман. Он не моряк. Моряки другие.

– А, кто же он тогда? Водоплавающий лебедь в образе человека? – съязвил Коман.

– Я не знаю, – ответила Эйден с той интонацией, с которой стараются дать понять, что разговор уже исчерпал себя.

– Я сейчас приеду, – буркнул в телефон Коман, – возьму у тебя часть продуктов по закупочной цене для дайверов. Ну и посмотрю заодно на твоего морского прохиндея.

В телефоне прозвучали протяжные гудки. Эйден сделала недовольную гримасу.

Коман приехал, когда Юнг уже поел. Две тарелки ухи из размороженного хека подняли ему настроение.

По достоинству была оценена и речная жареная рыба, поданная Эйден на второе. Понравился Юнгу и сладкий чай. Морской как-то сразу подобрел. Его бледное лицо порозовело.

Коман широкими шагами вошел в столовую, назвал свое имя и протянул Морскому руку для знакомства. Юнг очень неловко ответил на приветствие.

– Два часа назад его принесли к нам в бухту дельфины. Я тебе рассказывала, – Эйден пришла на помощь своему постояльцу.

Коман в свойственной себе раскрепощенной манере подошел к окну, присел на старый деревянный подоконник, скрестил руки на груди и громко рассмеялся.

– Ты кто такой? – спросил Коман Юнга, сильно повышая на него голос.

Юнг от неожиданности вздрогнул и покраснел, как будто он совершил нечто предосудительное.

– Видишь ли, – интонация Комана смягчилась, – без паспорта мы не можем тебя поселить. Может, ты незаконный мигрант или, чего доброго, преступник, скрывающийся от возмездия.

На это было трудно возразить чем-то существенным.

– Я не помню, забыл, – только и нашел чем ответить Юнг.

Эйден хотела было снова заступиться за своего Морского. Она старательно вспоминала пример, когда человек терял память после какого-нибудь несчастного случая. Пример как-то не находился, и Эйден, закусив губу, теребила пальцами тесемки на своей тенниске.

– Я думаю, что тебе, Эйден, не следует его поселять, чтобы не создавать себе проблем. Пусть он идет своей дорогой, – Коман оглянулся и махнул рукой в открытое окно.

Его взгляд невольно пришелся на стоящего под окном невысокого полного человека в белом, свободного покроя летнем костюме и широкополой соломенной шляпе.

Сквозь мощные линзы больших круглых очков человек с любопытством смотрел на Комана и красноречивым жестом показывал, что ему нужно войти.

– К тебе пришли, – Коман повернулся к Эйден.

Хозяйка дома торопливо подошла к окну. Ее лицо тут же осветилось улыбкой, сродни той, которую она подарила Юнгу на пляже.

– Здравствуйте, Эйден. Я приехал и хочу остановиться у вас, – человек помахал ей рукой, напоминая о старых приятельских отношениях.

– Почему вы не позвонили? Я сейчас, – приветливо ответила Эйден.

– Это – Бони, ученый – биолог из столицы. Он отдыхал у нас в прошлом году. Такой забавный человек, столько всего интересного знает, – проходя мимо Комана, пояснила ему Эйден.

Она сбежала по железной винтовой лестнице, пересекла маленький, закрытый со всех сторон строениями двор и открыла калитку.

Бони снял шляпу перед хозяйкой дома.

– Анагорию не узнать. Город будто вымер: безлюдные улицы, закрытые отели… Неужели всех отдыхающих распугал морской змей? – спросил Бони, входя на территорию гостевого дома.

– Даже не говорите, Бони. Мы все так расстроены. Такой хороший сезон был. У нас все комнаты были заняты. А теперь, вот, никого, – Эйден, рассказывая, провела Бони через двор к своему лучшему стейджинговому номеру, который являлся семейной гордостью, поскольку неизменно приносил высокий доход.

Бони вошел в комнату, поставил на стул сумку, вытер испарину со лба и с удовольствием вдохнул порцию гостиничного воздуха, насыщенного ароматом свежего постельного белья.

– Приходите обедать, Бони. Уха еще не остыла, – вежливо предложила Эйден. Придирчиво осматривая номер, она по привычке выискивала в нем незначительные изъяны, которые следовало бы при случае исправить.

После обеда Бони делился своими мыслями с Эйден и Команом.

– Я приехал сюда не отдыхать. Я приехал работать, как частное лицо… Произошло ведь уникальное событие, имеющее для науки, для ученых, для меня лично огромное значение… – Бони посмотрел в сторону Юнга, который с угрюмым видом сидел в углу столовой. – Подобные чудовища вымерли миллионы лет назад. В настоящее время появление в мировом океане гигантской живой рептилии не поддается объяснению. До появления змея не было ничего известно о реальном существовании столь масштабного чудовища… Масса рептилии больше, чем у крупнейшего кашалота. Вы только представьте… – ученый поднял вытянутый указательный палец, – предполагаемый вес чудовища свыше пятидесяти тонн… Принимая во внимание еще и агрессивный нрав змея, можно в дальнейшем ожидать от него чего угодно. В столице просто шокированы случившимся. Растерянность наблюдается не только среди ученых, но даже и в правительстве. Все объяснения большей частью строятся на уровне догадок и предположений, – Бони перешел на едва уловимый шепот, как будто он не очень хотел, чтобы его слышали.

Коман с весьма заинтересованным видом слушал ученого. Бони ему понравился своим горячим желанием разобраться в случившемся.

Ученый же, в свою очередь, интуитивно принял Комана за соратника в своем деле. Разговор обещал быть полезным и конструктивным.

– Я слышал, что змей – это своеобразная кара, наказание нашему курорту за то, что мы тут цены гнем, – с болью в голосе высказался Коман.

– Да нет, – резко возразил Бони, – не надо чьи-то инсинуации выдавать за чистую монету. Ваши высокие цены тут ни при чем. Нет же никакой связи между ростом цен на курорте и появлением змея в вашей бухте. К счастью, уже существуют и вполне обоснованные версии. Большинство наших ученых полагает, что чудовище Ихтео – это некий мутирующий комплекс, возникший вследствие выбросов химических отходов в мировой океан.

Коман ответил с глубокой досадой:

– Это хорошо, что уже есть версии. Но вот лично у меня сложилось мнение, что в столице все пребывают в каком-то необъяснимом ступоре. Пора бы уже перейти от слов к делу и начать, наконец, принимать хоть какие-то меры. Ведь кроме закрытия Анагории и оголтелой информационной шумихи вокруг этого события ничего не сделано.

Вопреки ожиданию Комана Бони не стал ему противоречить.

– К сожалению, насчет шумихи, вы правы. Телевидение и интернет хлебом не корми, только дай возможность посмаковать подобное событие… – Бони с пониманием посмотрел Комана, – рейтинг популярности каналов и сайтов на такой кричащей информации растет как на дрожжах. А вот насчет принятия мер… не знаю. Событие ведь беспрецедентное, сенсационное. Ничего подобного в реальном мире никогда не происходило. Никто толком не знает, что нужно делать, какого рода меры следует принимать… Я хочу провести собственное расследование и попробовать доказать, что однажды появившийся в бухте Ихтео змей – не мифический сверхгигант, не своеобразный мутант, а всего лишь, скажем, рептилия – переросток, случайный экземпляр, так сказать. Мне нужна информация из первых рук.

Коман не скрывал своего желания быть полезным Бони:

– Я видел чудовище своими глазами, поскольку находился на набережной в момент его появления. Могу поделиться с вами впечатлениями.

– Так расскажите, – с огромной заинтересованностью попросил Бони.

Коман вспоминал подробности того страшного вечера:

– Я выехал к набережной на машине, чтобы забрать выручку из своего небольшого продуктового магазинчика. Настроение было благостное: народу на курорте – тьма-тьмущая, доходы выше ожидаемых. Ничто ведь не предвещало бедствия… Когда посреди бухты в наступающих сумерках вдруг выросла огромная змеиная голова, а через долю секунды появилась вторая, я не поверил своим глазам. Да и никто на набережной сразу не поверил. Народ при виде змея оживился, как это бывает при появлении на публике популярных актеров. В первые секунды люди даже приветствовали чудовище. Многие щелкали фотоаппаратами, полагая, что змей – это какая-то новая необыкновенная анимация… Машина моя остановилась – мотор заглох. Я смотрел на чудовище через открытое окно и, к своему ужасу, быстро осознавал, что это не какое-то масштабное реалити-шоу, а настоящее живое чудовище. Когда я это понял, у меня сердце ушло в пятки, коленки и руки затряслись. Да что там руки, меня всего зателепало от страха. Дрожь быстро превратилась в ступор. Я будто остолбенел, и тут же пришла мысль о смерти… Еще помню, что в тот момент поднялся необычно сильный для наших мест ветер. Со всех сторон полетел и закружил веером мусор: стаканчики, бумажки, салфетки и прочее… Вся наша набережная задвигалась, как сумасшедшая река с бешеными порогами. Народ побежал по единственной дороге, ведущей от набережной в город. Сталкиваясь друг с другом, люди падали, поднимались и снова падали. Женские голоса выли от ужаса, как будто вовсю работали десятки спецсигналов…

Вы запомнили какие-нибудь внешние особенности чудовища? Ведь вы же вживую видели змея! – Бони с нескрываемым воодушевлением попросил Комана дополнить рассказ.

Особенности?.. – Коман напряг память, – Когда змей раскрыл одну из своих пастей, я увидел два его белых клыка. Затем он вытянул язык: белый, длинный – мерзостней никогда ничего не приходилось наблюдать. А когда он поднялся на своем вибрирующем хвосте, от страха я сполз под руль, – Коман побледнел, вспоминая подробности самого страшного в его жизни события.

– А фонтан?! – спросил Бони, – репортеры передали, что набережную едва не смыло потоками воды с гор.

Коман тяжело дышал и держал руки на голове.

– Фонтан я не видел, поскольку выскочил из машины и, как ошпаренный, побежал в сторону города вместе со всеми. Набережная у нас большая, широкая. Я бежал по краю, стараясь никому не мешать… Помню, что помог какой-то молодой женщине, обезумевшей от страха. С ней ребенок был… Я взял женщину за руку, мы подбежали к полицейским, которые тоже были напуганы. Пытаясь отогнать Змея, они беспорядочно стреляли в воздух… Дома я выпил виски, потом еще… Всю ночь в городе была страшная паника, шум, гам. Отовсюду доносились истеричные вопли. Люди боялись, что змей выйдет на сушу и всех нас съест… Утром в новостях объявили, что змей ушел из бухты под водой в неизвестном направлении. Нашлась куча свидетелей, которые подтвердили, что видели змея, покидающего бухту. Сообщили также о прибытии спасателей и экстренных медбригад. Информировали об открытии пунктов психологической помощи. Утром по телевидению выступил президент, заявивший, что мыслями он со всеми пострадавшими…

– Невероятно. Уж сколько дней прошло, а все еще невозможно во все это поверить, – заключил Бони, примериваясь взглядом к Эйден, ожидая от нее не менее интересного отчета.

Эйден, вспоминая, едва не плакала:

– Мне было легче, чем Коману. Змея своими глазами я не видела, поскольку весь вечер провела дома. Если бы тогда я была на набережной, точно бы с ума сошла. У меня впечатлительность дикая. Каждый раз, когда я включаю телевизор и смотрю передачи про змея, меня дрожь берет и я плачу. Мне жалко людей, которые приехали к нам отдыхать и так сильно пострадали. Наш курорт закрыли… Никто к нам больше не приедет…

– Эйден, милая. Я понимаю ваши переживания. Но, все-таки, найдите в себе силы и расскажите, что вы видели в тот вечер? – Бони по отношению к Эйден был гораздо более снисходительным, чем к Коману. Тем не менее, он ожидал от нее не проявления женских эмоций, а вполне объективного рассказа о том страшном событии, которое она пережила.

Эйден не без сожаления посмотрела на Бони.

– Я в тот вечер была дома. Досмотрела фильм по «онлайн» и вышла на балкон. По улице как никогда резво разъезжали машины. Водители, как сумасшедшие, то жали на газ, то давили по тормозам. Со стороны набережной выли сирены, раздавались выстрелы. Кто-то испуганно кричал: «Змей, змей». Я ничего не понимала: Какой змей? Откуда змей? И только когда постояльцы стали хватать свои вещи и драпать, оставляя оплаченные номера, я поняла, что произошло нечто ужасное. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что все это произошло на самом деле.

Ничего существенного к рассказу Комана Эйден добавить не смогла.

Весьма взыскательный взгляд Бони плавно, органично переместился к Юнгу, который прислушиваясь к разговору, проявлял очевидные признаки заинтересованности.

– А вы, молодой человек. Где вы были в момент пришествия змея? Чем вы можете поделиться? – мягко, но при этом весьма требовательно спросил Бони.

Юнг молчал, а Эйден как-то по особенному заулыбалась, предваряя улыбкой необычайную сенсацию, которую она сейчас сотворит, повествуя столичному ученому уникальную в своем роде историю.

Она едва сдержалась, чтобы не щелкнуть пальцем, и не закричать «але», как цирковой артист перед своим лучшим, коронным номером.

– А этот молодой человек не был в Анагории в тот вечер. Он и не мог там быть… – Эйден будто извинялась, что именно ей довелось стать носительницей новой сенсации, – ведь всего три часа назад его в бессознательном состоянии принесли на наш пляж дельфины.

Бони вытянулся в лице.

– Дельфины?! Принесли в бессознательном состоянии. Не может быть. Хотя, впрочем, да… такие случаи имели место. Они описаны в литературе. Моряков спасали дельфины после кораблекрушений. Но бывало и противоположное, когда дельфины не давали людям спастись… А что он сам говорит, этот ваш, спасенный? – спросил Бони у Эйден, не очень рассчитывая, разговорить самого Юнга.

– Ничего не говорит. Он не помнит, что с ним произошло. Единственное, что Морской вразумительно сказал мне по дороге домой, так это то, что морское чудовище здесь больше никогда не появится, – Эйден знала, что попала в самую точку. При ненасытном любопытстве Бони и его несомненных коммуникативных способностях она не сомневалась, что ученый сможет вытянуть из Юнга все, что тот знает.

– Бони буквально подскочил к спасенному.

– Так-так, молодой человек. Объясните нам, откуда у вас такая уверенность, что змей больше не пожалует сюда? Ведь никто не знает, что у него на уме, у змея этого. Никто не знает, что ему придет в голову. Я, например, полагаю, основываясь на научной базе, что возвращение змея более чем вероятное событие. Поведение рептилий достаточно хорошо изучено. Из противности они возвращаются в те места, где уже были, чтобы просто напомнить о себе.

Юнг перед ответом на вопрос Бони, поднялся со своего места, поправил на себе мятую майку и шорты. Эйден с удовлетворением отметила, что выглядел Морской вполне адекватно той сложной ситуации, в которой он оказался.

– Змей не вернется сюда, я знаю… Этот змей не опасен. Да, он причинил людям зло. Но он не хотел, понимаете, – Юнг после своих слов опустил голову, как нерадивый школьник, который на вопрос учителя дал заведомо неверный ответ.

От внимания Эйден не ускользнуло то обстоятельство, что у Бони после ответа Юнга попросту отвисла челюсть и, чтобы скрыть сей нелицеприятный факт, ученый прикрыл ее своей белой пухлой рукой.

– Что вы говорите? Змей не опасен. Он не хотел. Да откуда вы знаете? А как быть с теми несчастьями, которые змей причинил? Хорошо еще, что никто не погиб. Но есть раненые, есть серьезно пострадавшие люди. Вы пойдите в больницу и скажите там, что змей не опасен, что он не хотел. Слабое оправдание… А почему вы его защищаете? – Бони с таким пристрастием посмотрел на Юнга, как будто увидел в нем лицо, способное в будущем стать едва ли не адвокатом чудовища.

– Я защищаю змея, потому что знаю, что он опасен для людей не более чем обыкновенный океанский кит… В любом случае, змей сам исправит положение.

После ответа Юнга у Бони нервный ком подкатил к горлу. А потом вдруг к нему пришла несусветная мысль, что этот Юнг и есть тот самый змей, перевоплощенный в человека какой-то высшей силой.

Прогоняя от себя эту бездоказательную мысль, ученый только и нашел, что сказать:

– Да это же, знаете ли, бред. Да, бред, то есть, ничем не подтвержденные инсинуации. Каким это образом, позвольте вас спросить, змей исправит положение? Да и зачем ему исправлять положение? – почти без эмоций, выхолощенным голосом спросил Бони. Ученый хорошо понимал, что он устал и нуждается в отдыхе. Иначе как было объяснить сам факт вступления в серьезный разговор с безумцем?

Юнг от обиды, что его не воспринимают всерьез, потряс головой, как юный бычок. При этом на его голове сбились в копну аккуратно расчесанные длинные волосы.

– Ага. Я понимаю, молодой человек, теперь я вас очень хорошо понимаю. Вы обладаете тайной, экстрасенсорной связью со змеем. Он посылает вам какие-то смысловые сигналы. Вы их принимаете, по своему интерпретируете и передаете нам, – Бони подмигнул Эйден и приставил палец к своему виску, показывая, что сомнений в сумасшествии Юнга у него осталось немного.

Понимая, что с Юнгом он теряет время, ученый переключился к Эйден и Коману.

– Ну а ваши друзья, знакомые, сослуживцы? Ведь кто-то из них наверняка в тот вечер был на набережной? – осиплым голосом спросил Бони. Безуспешно пытаясь справиться со своим носом, ученый довольно сильно чихнул.

Первым ответил Коман:

– На набережной в тот день работала моя продавщица Соня. Она оставалась в магазине до последнего момента. Дуреха боялась бросить товар. Ее едва в море не смыло. Швырнуло потоком воды так, что мало не покажется… Когда я с ней на следующий день разговаривал, она находилась в некоторой прострации.

– Где сейчас ваша продавщица? – спросил Бони, рассчитывая на очередное сенсационное сообщение.

– Я выплатил ей зарплату, такую, как если бы она до конца сезона у меня отработала, ну и… отпустил домой. Она же приезжая.

– Ладно, хорошо. Оставим вашу продавщицу. А друзья, знакомые? Наверняка кто-то из них во время пришествия змея был на набережной? – Бони не унимался со своими расспросами.

Ответила Эйден, которая всем своим видом показывала желание быть полезной для Бони:

– Все мои знакомые были дома. Мы, местные, без дела на набережную не ходим. Разве только соседский мальчишка – Гарник. Он точно был там. Я знаю. Если только детские впечатления будут интересны для вас?

– Мальчишка! Детские впечатления! Да они самые точные бывают, не зашоренные никакими предрассудками. У детей другое восприятие событий. Эйден, дорогая моя, зовите его скорей, – Бони едва не закричал, поторапливая Эйден.

– Хорошо. Сейчас приведу вам Гарника, если он дома.

Эйден ушла. Минут через десять она вернулась с рыжим круглолицым мальчуганом лет двенадцати. Его озорные любопытствующие глаза быстро окинули комнату и остановились на Бони. Он безошибочно определил, кто здесь главный.

– Здравствуй, Гарник. Присаживайся, чтобы тебе было удобно, – Бони улыбался, предвкушая нечто необыкновенное. Такой парнишка, будучи тем вечером на набережной, мог увидеть там больше, чем любой взрослый.

Гарник забрался на высоковатый для него стул.

– Ты был на набережной, когда там появился Змей? – спросил Бони с выраженным снисхождением в голосе, которое обыкновенно применяют преподаватели младших классов в школах.

– Да, я был там. Мы с пацанами – постояльцами катались по набережной на великах. Я на своем, а они в аренду брали, – непринужденно болтая ногами, ответил Гарник. Он смотрел только на Бони, как будто в комнате кроме ученого больше никого и не было.

– Ты сильно испугался змея? – спросил Бони, почему-то ничуть не сомневаясь, что Гарник даст ему отрицательный ответ.

– Кого я испугался? Змея?.. Да я его вообще не испугался. Только засмотрелся, блин, и врезался в парапет. Колесо погнулось у меня, восьмеркой сделалось.

– Колесо ты выровнял, я надеюсь? – спросил Бони, удивляясь тому обстоятельству, что Гарника больше интересовало колесо своего велосипеда.

– Да выровнял я колесо, конечно же. В тот же вечер и выровнял. Я умею. У меня дома есть такая штучка, которая спицы вытягивает.

– Ну а змей тебе понравился, я надеюсь? – Бони попытался вернуть Гарника в тему, чтобы вытянуть из него впечатления о чудовище.

Мальчуган сморщил усыпанный конопушками нос. После чего зрачки его небольших глаз сделались крошечными острыми точками.

– Так себе змей… Немного был похож на настоящего. Но, на самом деле, это вовсе не змей был, – ответил Гарник. При этом выражение его лица сделалось таким отвлеченным, будто змей, как таковой, его мало интересовал.

Бони, у которого самых разных впечатлений за весь этот день накопилось более чем в избытке, на сей раз даже не улыбнулся.

– Вот как? А кто же тогда это был? – спросил ученый с родившейся в его сознании реальной надеждой. Ему вдруг показалось, что разгадка тайны морского змея близка как никогда, что сейчас этот совершенно необыкновенный мальчуган возьмет, да и раскроет ее.

Ожидание новой невероятной сенсации сделалось утомительным, поскольку Гарник никуда не торопился.

– Да вы сами подумайте, откуда ему взяться, змею этому… Таких больших змеев в природе не бывает… – Гарник говорил медленно, поясняя свои мысли последовательными рассуждениями. Он явно наслаждался производимым на Бони эффектом.

Эйден и Коман тихонько хихикали.

Бони с укором на них посмотрел, а ответил Гарнику на этот раз со строгой научной авторитетностью в голосе:

– Да, действительно. О происхождении змея-гиганта пока мало что известно. Правильнее было бы сказать, что ничего не известно. Его появление в бухте Ихтео стало невероятной научной сенсацией и застало всех нас врасплох. Никто не знает, как совладать с таким огромным агрессивным существом, как обезопасить людей, как предотвратить его возможное повторное вторжение. Требуются невероятные усилия всех ученых – теоретиков, практиков, специализирующихся в изучении современного животного мира.

Гарник нахмурил лоб и провел рукой по голове, приглаживая торчащие в разные стороны рыжеватые волосы. Тихо, но так, чтобы его обязательно услышали, он с акцентом заговорщика сказал:

– Ничего не требуется, не надо прилагать никаких усилий, потому что змея в бухте не было… Его, вообще, не существует. Я точно знаю. Вы посмотрите видео про змея. Очертания у него нечеткие, размытые. Да и слишком большой он… Я читал и знаю, что морские змеи большими не вырастают.

Коман на этот раз не сдержался:

– Как это не бывает, когда я сам его видел. Да что там я, сотни людей видели. Не надо говорить глупости.

– В том-то и дело, что змея все видели, но руками то его никто не трогал. Я уверен, змея не было, – таким же тихим голосом, но теперь уже по той причине, что ему не верят, возразил Гарник.

И в самом этом возражении, в самом его тоне, прозвучала такая уверенность в своей правоте, что Бони решил сразу не отвергать эту незрелую детскую мысль, а досконально все для себя выяснить и проверить.

– Я согласен с тобой, – ответил Бони Гарнику, неожиданно поддержав мальчугана, – я согласен, что змея никто руками не трогал, что очертания чудовища на всех снимках, действительно, какие-то нечеткие. Но, если взять и очень смело предположить, что змей – это мираж, обман зрения, то как тогда быть с разрушениями и пострадавшими людьми? Иллюзия, какая-бы невероятная она ни была, не способна совершить ничего подобного. С этим, я надеюсь, ты спорить не станешь?

Гарник будто ожидал подобного утверждения от Бони.

– Вот! В том-то и дело! – воскликнул Гарник, – разрушал набережную вовсе не змей.

– А кто тогда, если не змей? – почти синхронно спросили Коман и Бони.

Гарник продолжал торжествовать.

– В тот вечер и последующие дни все взрослые были заняты только змеем. Никаких других версий ни у кого и не возникло. Никто даже в сводки погоды не заглядывал. А ведь я об этом читал, в тот самый вечер в районе Анагории был зафиксирован необычно сильный ветер, и произошло несколько подземных толчков.