Полная версия
Ларе-и-т’аэ
– Я прямо с дороги, – пояснил Лерметт, перехватив его взгляд. – Даже и переодеться не успел. Мне еще в городских воротах доложили, что посольство прибыло – так я свиту отправил во дворец, а сам навстречу и бросился.
С дороги?! Эннеари едва удержался от изумленного вопроса: что же это за дорога такая, куда ездят при всех регалиях? Какой-то год тому назад, в бытность свою всего-навсего принцем, Лерметт в дорогу собирался совсем иначе. Простая рубашка небеленого полотна, охотничьи штаны из тонкой замши, запасной майлет… а вот теперь король Лерметт куда-то ездил, разряженный словно для дворцового приема. Чудные, однако, дела творятся. Притом же навряд ли у него настолько переменились вкусы и привычки. Конечно, люди меняются быстро – с точки зрения эльфов, порой до неприличия быстро – но ведь не настолько же! Так что едва ли Лерметту разъезды в подобном виде нравятся – самое большее, забавляют. А и тяжелое же это дело – быть королем! Хочешь, не хочешь, а изволь соблюдать приличия. Не распахнутая на груди рубашка, а длинный нарретталь, и чтобы непременно шелковый, и чтобы все висюлины на своем месте – и янтарь на месте, и тигровый глаз, и вот эти золотистые топазы и желтые сапфиры, и вот эта узкая золотая цепь из резных звеньев… цепь? Из резных звеньев?!
Эннеари судорожно сглотнул. И как только он мог сразу не заметить? Побрякушки всякие вон сразу разглядел, а это… это… да когда Лерметт успел?!
– Лериме, – враз севшим голосом осведомился Эннеари, – когда ты успел получить цепь доктора наук Арамейльского университета?
– Почетного доктора, – поправил его Лерметт. – Этой зимой.
Лоайре, до того негромко беседовавший с Лэккеаном, развернулся к королю всем телом, да так и замер, уставясь на резную цепь. Эннеари ухмыльнулся. Все, пропал Лерметт, со всеми потрохами пропал. Теперь уж Лоайре от него нипочем не отцепится. На королевский сан Веселому Отшельнику было, в общем-то, наплевать: подумаешь, цаца какая – король! Да мы на своем эльфийском веку этих королей видели, что яблок на ветке – и еще увидим. А вот почетный доктор, да не какого-нибудь университета, а Арамейльского… это – да! Такого человека надо уважать всемерно. Ради этого уважения можно ему и королевское его достоинство простить: он же не нарочно.
Лоайре был не одинок в своих чувствах. Папаша Госс тоже взирал на Лерметта с подобающим умилением. Подумать только – такой молоденький, а уже такой ученый! Нет, вот не будь Лерметт королем, да окажись у мельника хорошенькая дочка или внучка на выданье, Эннеари точно бы знал, о чем сейчас помышляет папаша Госс. А что тут такого? Мало ли оболтусов в зятья набиваются… а вот такой обстоятельный юноша – это же находка, если кто понимает. Слову своему полный хозяин, да вдобавок совсем даже не свистоплюй… правда, все-таки король – эка жалость! Но ничего, про запас остается основательный эльф – за него ежели с умом взяться, такой мельник со временем получится, что просто загляденье!
Выбеленный мукой Лоайре представился мысленному взору Арьена до того явственно, что впору глаза протереть. Нет, лучше Веселому Отшельнику в Луговину не ездить – вдруг у папаши Госса и впрямь незамужняя дочка имеется?
– … когда от вас послание прибыло, я по степи носился, – повествовал между тем Лерметт. – Когда ко мне гонец заявился, я уж думал, не поспею в Найлисс к вашему приезду. Арьен, ты даже представить себе не можешь, как же ты вовремя!
И тут в голове у Эннеари обрывочные фразы наконец-то соединились в некое единое целое. Ну конечно!
– Это связано с твоим почетным докторством? – спросил он напрямик.
Лерметт одарил его одобрительным взглядом.
– Верно соображаешь, – заметил он, отламывая кусок горячей, с пылу, с жару, лепешки и дуя себе на пальцы. – С тобой вместе за дело браться – сущее удовольствие. Ни объяснять по десять раз, ни убеждать не надо. Эх, вот бы мне и с остальными так повезло… да где там!
– С какими «остальными»? – осведомился Арьен, одним глотком приканчивая темное суланское вино, плескавшееся на донышке его чаши.
– Увидишь еще, – коротко ответил Лерметт, делая страшные глаза: дескать, нашел, где и о чем спрашивать – а еще посол называется.
Эннеари послушно примолк и плеснул себе еще вина из приземистой обливной бутыли.
– Так насмотришься, что и видеть не захочется, – добавил Лерметт. – Моя бы воля… а только выхода у меня нет.
Почетное докторство, значит… и эльфы… и еще какие-то неизвестные, которых Лерметт, будь на то его воля… нет, Эннеари при всем желании не мог представить себе затею, в которой все вышеназванное сочеталось бы разом.
– А мне, пожалуй, что и пора, – объявил папаша Госс, нимало не захмелевший, даром что успел истребить на три чаши больше, чем даже Лэккеан. – Теперь тебя, лучник, и без меня есть кому сопроводить. На кого другого я бы полагаться не стал, а тут сам вижу, что в надежных руках тебя оставляю, верно?
Эннеари слегка прикусил губу.
– Верно, – со всей серьезностью ответствовал Лерметт. – Сопровожу наилучшим образом.
– Ну вот, – кивнул удовлетворенно мельник. – А я что говорил!
И правда, посиделки с королем – штука приятная, однако не за тем папаша Госс в Найлисс из Луговины тащился, чтобы по трактирам рассиживаться, пусть даже и в столь изысканном обществе. Дело – не жена паломника, дожидаться не станет. На прощание папаша Госс степенно раскланялся с королем, дружески хлопнул по спине основательного эльфа Лоайре, взял с Арьена обещание урвать хоть немного времени и наведаться в гости беспременно и получил поцелуй в щеку от Илери. Когда мельник в ответ расцеловал «эту славную девочку» в обе щеки, Эннеари мысленно поблагодарил сестру от всей души. Вслух он скажет ей спасибо позднее, хотя это и не обязательно: Илери его и так поймет. Они всегда понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда.
– Право, жаль, что я никуда не ухожу, – расхохотался Лерметт, когда за мельником закрылась дверь трактира. – Глядишь, и мне бы перепало. Не каждый ведь день такой случай подворачивается. Я бы на месте папаши Госса тоже не растерялся.
– А ты и не теряйся, твое величество, – стрельнула глазами Илери. – Тут главное – начать уходить вовремя, а там уж тебе так перепадет, что и сам не заметишь, как останешься… разве что года через три, да и то едва ли.
Хорошо, что Арьен успел допить свое вино, иначе поперхнулся бы непременно. Ай да Илери! Такой прыти он от сестры не ожидал. Может, не так он хорошо ее и понимает, как ему казалось прежде?
А может, как раз именно так хорошо и даже лучше?
– К слову сказать, нам тоже пора, – объявил Лерметт, подбросив кверху золотой. Трактирщик объявился возле него мигом, словно из воздуха соткался: ну вот только что никого не было – ан вот он.
– Дела не ждут? – понимающе усмехнулся Эннеари.
– Знал бы ты, как ты прав, – вздохнул Лерметт. – Все мне казалось – вот только с этим управлюсь, тут мне и передышка обозначится… а потом еще вот с этим… и с тем тоже надо разобраться…. а такое и вовсе без пригляду не оставишь. Но уж потом-то… а не получается у меня покуда никакого «потом».
Небрежным взмахом кисти король пресек попытки трактирщика отсчитать сдачу с золотого и встал.
То ли суланское вино оказалось коварнее, чем ожидал Эннеари, и ударило в голову, то ли все, увиденное за день, закружило ее окончательно, а только дорогу до королевского дворца он не запомнил и даже не разглядел толком. Недавние воспоминания и реальность сплелись между собой, и Арьен не мог бы с уверенностью сказать, что он и вправду видит воочию, а что предстало перед его мысленным взором, вымелькнув из потайных карманов памяти. Тугие струны колонн замирали в ожидании напева, блестящие, словно ресницы, оконные решетки валились в распахнутый от изумления рассудок вместе с веселым узором наборной мостовой, золотые облака уносили ввысь стройную башню Малой Ратуши, четкие, будто нарисованные прямо на небесной синеве пером арки и легкие аркады летели где-то совсем уже в непонятной вышине, и в их проем дышала истомной жарой позднего лета белая дорога, расстилаясь искристой лентой, и по ней прямо в облака важно и неторопливо ехал, погруженный в свои раздумья, крестьянин верхом на бойком пузатом ослике цвета соли с перцем, высоченные травы Луговины щекотали конское брюхо, белые домики в придорожных городках застенчиво прятались за пышными шалями садов, лукаво вспыхивая навстречу Эннеари в рассветных лучах румянцем смущенным и радостным, и прохладные яблоки гнули тяжелые ветви прямо в придорожную траву, весело смеялось солнце на карнизах домов и выжидающе вздрагивали синие тени, растянувшись поперек улиц, диковинные, словно самая небывалая роспись по камню…
Он даже и не сразу заметил, что Лерметт направил коня куда-то в сторону от улицы Восьми Королей.
– На Дворцовую площадь в другой раз посмотрите, – объявил он, оборачиваясь к своим спутникам.
Эннеари ничего не имел против. В другой так в другой. Оно и к лучшему. Не сможет он сегодня ничего толком разглядеть – тем более Дворцовую площадь. Наверняка она всем прочим площадям красотой не уступит – недаром ведь Дворцовая… а у Арьена в голове так и громоздятся дома, налезая друг на друга, выпирая фасадами, карнизами, балконами, шпилями – еще одна площадь туда просто-напросто не поместится. Попробуй втиснуть ее туда – и весь остальной Найлисс с беззвучным грохотом обрушится на ни в чем не повинную площадь, погребая ее под собой. Нет уж, лучше и в самом деле в другой раз.
– С дороги меня у главного входа никто никогда не ждет, – пояснил между тем Лерметт. – Мы въедем через Яблоневые ворота.
Эннеари даже и не спросил, что это за ворота такие, хотя название его очаровало.
– Думаю, вам понравится, – улыбнулся Лерметт.
Вот в этом Эннеари как раз очень и очень сомневался. Он не мог поверить, что сегодня ему сможет понравиться еще хоть что-нибудь: ему казалось, что за сегодняшний день ему уже понравилось все, что только возможно. Это какое же усилие надо сделать, чтобы самовластно оттеснить в сторону целый город и заслонить его собой!
Он ошибался – и понял это сразу же, как только Лерметт распахнул ворота в белокаменной стене. На какую-то долю мгновения Арьену показалось, что они проехали весь Найлисс насквозь и выбрались за черту города – хотя с какой бы это стати лес вдруг решился подступить прямо к городской стене? Да и не лес это вовсе. Не бывает в лесу столько тропинок, да и не так они расположены… и уж тем более лес не встречает путников двумя стройными рядами яблонь. Но во всем остальном… как же похоже! И как хорош собой этот лес-не-лес, как доверчиво тянутся золотые и румяные яблоки к его гостям, как гордо осеняют их вековые дубы своей тенью, словно удача невидимым плащом укрывает их от всех и всяческих невзгод! А липы в три обхвата толщиной Эннеари и вообще только в Долине и видел. Обычно эти мягкие деревья до столь почтенных лет просто не доживают.
– Ну как вам найлисский дворцовый парк – нравится? – невинно осведомился Лерметт. Глаза его торжествующе смеялись.
Эннеари молча кивнул, не в силах произнести ни слова.
– Он такой огромный! – восхищенно выдохнул Лоайре.
– На самом деле нет, – улыбнулся Лерметт. – Он гораздо меньше, чем кажется. Просто дорожки так проложены, чтобы так выглядело. Вот если бы мы ехали не вдоль стены, а вдоль решетки, ты бы сразу понял. Кстати, вдоль решетки к воротам было ближе… но мне очень хотелось вас немного удивить.
– И тебе это удалось, – ухмыльнулся Эннеари.
– А где дворец? – азартно блестя глазами в предвкушении, осведомился Аркье.
– Уже недалеко, – ответил Лерметт. – Просто его за деревьями не видно.
– Такой маленький! – огорчился Лэккеан, привставший было в седле и вытянувший шею, чтобы первым высмотреть над кронами деревьев дворцовые шпили и башенки.
– А у него не было надобности расти, – пояснил Лерметт. – Это Найлисс за минувшие шесть веков вырос – а население дворца никак уж не увеличилось.
Вырос? Разве дворец – это гриб? А город? Лоайре обратил на короля растерянный взгляд.
– Ну, ты же видел на стенах домов этакие… не знаю, как и назвать – вроде как перевязочки? – поинтересовался Лерметт.
Лоайре кивнул.
– Это следы прежних этажей, – улыбнулся Лерметт. – В самом начале Найлисс был хорошо если двухэтажным. Когда снимают крышу и надстраивают новый этаж, по стене проводят такую перевязку. Столица все-таки – за шесть веков народу приросло. Не стену же городскую всякий раз перетаскивать.
– Так ведь оно все, того и гляди, обвалится! – ужаснулся Лоайре.
– Ни за что, – успокоил его Лерметт. – Найлисс сразу строился на вырост. Ты просто невнимательно смотрел. У всех домов такой фундамент, что ого! И нижние этажи так сложены, что на них хоть башню крепостную надстраивай. Даже гномам, и тем пришлось помудрить изрядно. Сам подумай, какое искусство потребовалось, чтобы дома потом выглядели соразмерно при любой высоте, да вдобавок чтобы не только красиво, но и прочно было. На самом деле еще этажа два можно надвести спокойно.
– А потом? – не успокаивался Лоайре.
– Можно, – спокойно повторил Лерметт. – Но не нужно. Акведуки на такую прорву народу не потянут. Даже с колодцами и водосборниками.
– А зачем они вам? – Ниест, как всегда, задавал вопросы редко, зато по существу.
– На случай осады, – сообщил Лерметт. – Город, который зависит только от акведуков, можно оставить без воды в одночасье. С Найлиссом этого не случится. Воды хватит, и даже не в обрез. И не только воды, еды тоже. Глупо на одни лишь провиантские склады полагаться. Здешние сады и парки не только ради красоты заведены. И рыбные озерки в них – тоже. Сейчас в них малоимущим ловить позволяется, но случись война… одним словом, король Илент все заранее продумал и с гномами недаром советовался. Устроено на совесть, не сомневайся. Как бы город ни прирастал, а садов никакая застройка не коснется. Никогда.
– А дворцовый парк… – Лэккеан замялся. – Он что… тоже?
– Конечно, – подтвердил Лерметт. – Сам подумай, если все это под огороды вскопать, сколько человек эта красота прокормит.
– Но ты же сам говоришь, – не успокаивался Лоайре, – если город вырастет сильнее…
– Разве что самую малость, – покачал головой Лерметт. – Он уже и не растет почти. Еще немного, и в него не втиснуться будет, как взрослому в детский сапожок – а кому такая жизнь нужна? Для того, чтобы получать от Найлисса все прелести столичной жизни и отдавать ему свой труд, вовсе не обязательно в нем жить. И чтобы воспользоваться в случае беды защитой его стен – тоже. Сейчас прирастают маленькие городки вдоль Найлисской дороги – того и гляди, сольются в этакую единую ленту. Ну, и предместья, конечно.
– Такие, как Гусинка? – сообразил Лоайре.
– Ну, нет, – засмеялся Лерметт. – Только не такие, как Гусинка. Она едва ли не постарше Найлисса будет. Это случай особый. После как-нибудь расскажу.
– А почему после? – разочарованно спросил Лэккеан.
– Потому что мы уже почти приехали, – безмятежно ответствовал Лерметт. – Сейчас вон по той тропинке свернем, и сразу будет дворец.
Если бы Эннеари в эту минуту спросили, каким ему виделся дворец, он ответил бы, не задумываясь, одним-единственным словом – соразмерным. Когда Эннеари спешился возле самого дворца, забросив поводья на луку седла, в голове у него шумело и сверкало – судя по ошалелым взглядам остальных эльфов, не у него одного. Он уже не мог толком понять, что именно создает подобное впечатление – собственная ли прелесть камня, резьба ли на нем, удивительно точно найденный ритм расположения стрельчатых окон, арок и прочих зодческих измышлений с неведомыми ему названиями, а то и вовсе четкие синие тени ветвей, прочертившие стены на свой, особый лад – но вот само это ощущение стройной соразмерности, неуловимое, как тающее облако, снизошло на него уверенно и спокойно. Оно пребывало во всем – даже в очертании дворцовых ступенек… ступенек, на которых уже поджидала вновь прибывших очень и очень Арьену знакомая фигура.
– Илмерран! – радостно ахнула где-то у него за спиной Илери.
– Мы вовремя? – весело осведомился Лерметт, спрыгивая с седла.
– Как нельзя более, – степенно кивнул гном. – Впрочем, я в тебе и не сомневался.
– А во мне? – нахально поинтересовался Арьен, соскакивая прямо на нижнюю ступеньку. Сердце его так и летело гному навстречу, руки так и тянулись схватить Илмеррана в охапку, поднять, закружить – как же он, оказывается, стосковался по этому неумолимому зануде! – а вот слов, должных слов почему-то не было… может, оттого, что в глубине души Арьен лишь несмело надеялся, но никак не ожидал, что Илмерран Лерметта окажется тем самым?
– Как сказать, – мудро уклонился от ответа гном, окидывая его испытующим взглядом с ног до головы. – А вырос-то как, вытянулся, – заключил Илмерран, неодобрительно задрав растопыренную бороду.
– Вот еще! – фыркнул Эннеари, пригибаясь и демонстративно подставляя шею. – Каким был, таким и остался.
Илмерран не смог сдержать ухмылки.
– Эдайг, – прогудел он, награждая Арьена символическим подзатыльником.
– Ну, нахалом я всегда был, – успокоенно заметил Эннеари, выпрямляясь. – Это не новость.
Конечно, Эннеари еще дома всем все объяснил: посол – это тот, кто в гостях у медведей тоже ест тухлятину, да еще и нахваливает. Одним словом, если что по нраву и не придется – не привередничать. Чтобы никакого нытья, капризов, язвительных замечаний и прочих попреков. А если совсем уж невтерпеж – все равно стерпеть, стиснуть зубы, навесить на лицо улыбку, а после Эннеари с глазу на глаз пожаловаться: он потихоньку все уладит. Ясно?
И все-таки, когда участники посольства под водительством русоволосого быстроглазого пажа один за другим входили в предназначенные для них покои, дыхание Арьена невольно участилось, а шаг, наоборот, замедлился: что, если вот сейчас, вот прямо сейчас высунется из дверей недовольная рожа и начнет честить гостеприимного хозяина – мол, то не этак и это не так?
Рожа из дверей высунулась. Такого восторга на лице молчуна Ниеста Эннеари еще не видывал.
– Вот это… вот это да! – ошалело сообщила рожа и скрылась.
Из комнаты Илери послышался совершенно девчоночий вскрик восхищения.
Арьена потихоньку начало разбирать любопытство: да что же за апартаменты приготовили во дворце, если и Ниест, и Илери – такие разные! – не могут сдержать восторга.
– А вот это твоя комната, – молвил Лерметт, открывая перед Арьеном дверь. – Входи же.
Арьен окинул комнату быстрым взглядом и едва не рассмеялся. Нет, ну что он себе напридумывал? Чтобы человек, пусть даже и такой, как Лерметт, сумел убрать комнату на эльфийский лад, руководствуясь одними лишь советами гнома, пусть даже и Илмеррана… нет, Лерметт и не пытался. Да и времени у него не было. Хотя он и начал готовить эти покои год назад в надежде залучить Арьена с друзьями в гости – все равно не было. Чтобы создать настоящее эльфийское убранство покоев, а не жалостное подобие, на которое и смотреть-то неловко, человеку полжизни потратить придется, да и то не сказано, что научится. Так и стоит ли тратить время на такие глупости?
Правильно Лерметт сделал, что и не пробовал.
Очень человеческая комната. Более того – очень дворцовая: одни уже окна, к примеру, чего стоят! Какой нежный и веселый свет струится через цветные стекла витража – просто сердце тает. Вот только витражный переплет сделан не из свинца, как это обычно водится. Не в свинец забраны цветные стекла, а в несокрушимую темную бронзу, и не переплет это вовсе, а решетка оконная – поди, выломай, коли охота вспала! Через такую решетку никто снаружи не ворвется. А тут еще и скользящие ставни – не снаружи, изнутри! – способные в два счета превратить эти восхитительные покои в неприступную крепость.
Очень человеческая комната. Очень дворцовая. Невероятно красивая.
Ай да Лерметт!
– Нравится? – поинтересовался король, вручая Арьену ключ.
– Нравится-нравится, – рассеянно отозвался Эннеари, принимая ключ от комнаты. Неуловимо быстрым движением он оказался возле двери, запер ее на два оборота ключа и опустил его в свой привесной кошель.
– А теперь рассказывай, – потребовал Арьен, располагаясь в кресле.
Лерметт удивленно взметнул ресницы.
– Лериме, – с опасной задушевностью в голосе произнес Эннеари, – ты мне только голову не морочь. Дескать, устал с дороги, оттого и вид у тебя такой. Я, знаешь ли, и сам едва из седла. Вот только твоя дорога подлиннее моей будет. Этак в год длиной, не меньше.
Лерметт не то коротко рассмеялся, не то просто резко выдохнул, и провел рукой по лицу снизу вверх. Движение это было растерянным и вместе с тем усталым – настолько усталым, что Арьен лишь с превеликим трудом удержал вскипающий в нем гнев.
– Ты же сам сказал, – настаивал он, – что приехал я вовремя. Значит, я тебе нужен. Тебе нужна моя помощь, верно?
На сей раз Лерметт усмехнулся вполне явственно.
– Что ж, можно и так сказать, – кивнул он. – Почти. На самом деле это звучит несколько по-другому. «Помоги им, чтобы помочь мне, потому что иначе ты и сам себе помочь не сможешь». Вот так будет правильно.
– Рассказывай, – вновь потребовал Арьен, с наслаждением стягивая сапожки и забираясь в кресло с ногами. – Прямо сейчас. Чем раньше, тем лучше. Незачем откладывать на потом.
– Потом, – неожиданно ухмыльнулся Лерметт совершенно на прежний лад, – это такая странная штука, которой не бывает, если не позаботиться о ней сейчас. Собственно, для этого ты мне и нужен. И дорога эта не в год длиной, а куда как побольше. Хотя последний год, конечно, такой выдался… все словно с цепи сорвалось, да не поодиночке, а разом.
Он опустился в соседнее кресло, снял корону и неосознанным привычным жестом повесил ее на подлокотник. Лицо его вновь сделалось серьезным… Свет и Тьма – да что же такое он на себя взвалил? Сколько и вообще может взвалить на себя человек и не сломаться?
Это смотря какой человек.
– Я уж как твоего Белогривого гнал, – глухо молвил Лерметт, не подымая головы, – а отца едва в живых застал. Если это можно так назвать. Ему дня за два до того умереть полагалось. На одной только воле и дотянул. Меня дождаться… и тогда только…
Арьен не посмел перевести дыхание. Комок воздуха застрял в груди. По крайней мере, проститься с отцом Лерметт успел. Теперь понятно, в кого он такой удался. Покойся с миром, король Риенн – ты сумел заставить себя дождаться сына. И передать королевство в надежные руки ты тоже сумел. Что застал бы в Найлиссе Лерметт, умри ты за два дня до его возвращения – сумятицу? Заговор?
– Хорошо еще, что Селти действовал в одиночку, – добавил Лерметт. – Никаких сообщников по сговору, ничего. Иначе совсем бы скверно вышло.
Куда уж хуже – начинать новое царствование с расследования заговора… а значит, и с расправы над заговорщиками. Хотя бы от этого судьба Лерметта уберегла.
– Только-только похороны окончились – тут же из степи вести: умер великий аргин. Это…
– Я знаю, кто такой великий аргин, – нетерпеливо перебил Эннеари.
Теперь знаю. Я этот год тоже недаром потратил. Я теперь много чего знаю. И про великого аргина в том числе. Умер великий аргин, пора избирать нового… значит… значит – война?! Война со степью? Но Найлисс вовсе не выглядит, как страна, воевавшая меньше года назад. Даже если тяжкая туша войны не успела доползти до этих мест – все равно. И не в разрушениях и жертвах дело… не только в них. Даже на самые дальние от поля боя, самые мирные поселения война неумолимо накладывает свой отпечаток – иной раз почти неуловимый, но несомненный. А над Найлиссом ее длань не отяготела. Эннеари, как ни бейся, не в силах уловить ее недавнего дыхания.
Лицо Лерметта озарилось внезапной улыбкой – такой усталой, что она казалась беспомощной.
– Сам ведь знаешь, у них в степи традиция – каждый новый великий аргин должен Заречье воевать. Но тут мне повезло. Прошлую войну они не в свой черед затеяли. Великий аргин был еще жив. Сами они, получается, традицию нарушили… остается похоронить ее поглубже, чтоб не выползла. Я над этим с первого своего посольства работал, еще с четырнадцати лет… и все равно, если бы не Сейгден, не сказано, что сумел бы.
О Свет и Тьма – Лерметт, да от тебя с ума сойти впору! Похоронить многовековую традицию, обильно политую кровью, освященную десятками столетий… но как? Люди меняются быстро, а вот их традиции, напротив, держатся крепко. Чтобы схоронить одну традицию, нужно подыскать другую взамен. Чем, во имя всего мироздания, ты сумел ее заменить?
– Кто такой Сейгден? – машинально спросил пораженный Эннеари совсем не о том, о чем собирался.
– Король Сулана, – ответил Лерметт. – Очень дельный, знаешь ли. Такой… ну, да ты его вскорости сам увидишь, незачем и рассказывать. Главное, без него бы мне не вытянуть. Я – что, на троне без году неделя… а вот его слово для Восьми Королевств многое значит. Он меня крепко поддержал. Я по степи мотался, а он тем временем шестерых королей уговаривал.