Обыкновенный индийский чай, или Странный побочный эффект

– Да, печальная картина, – грустно вздохнул Кукушкин.

– И пока неизбежная, – согласился Артемьев, – но, заметь, именно пока. Ведь если найти средство, с помощью которого можно заставить клетки делиться быстрее, границы смерти отодвинутся, и человек сможет жить в два, в три раза дольше. Человек за свою жизнь лишь только успеет накопить приличный опыт в какой-либо сфере деятельности или в науке, чтобы двигать ее вперед, а, глядишь, эта самая жизнь к концу подошла. Мозги готовы к решению более сложных задач, а организм уже износился. Да с помощью всякой гадости типа наркотиков, алкоголя и табака сами себя к смерти семимильными шагами подгоняем. Вот и напрашивается вывод, а самое ли разумное существо человек, раз не может правильно своей жизнью распорядиться?

– Черт возьми, Виталик, и как же я вовремя к тебе подоспел! – расплылся в хитрой улыбке Кукушкин. – И кто бы мог подумать, что вот именно здесь решается судьба всего человечества! Лично у меня уже голова кругом пошла. А есть ли у тебя уже какие-нибудь практические результаты?

– Одна теория без практики здесь никуда не уйдет. И у меня, как мне кажется, есть один интересный результат в виде побочного эффекта. Но пока я в нем до конца не разобрался.

– Что за побочный эффект? – впился глазами в товарища Кукушкин. – Ну-у, давай, не тяни, выкладывай. Ты же видишь, что я прямо весь дрожу, так и сгораю от нетерпения.

– Да смесь я одну, Олежек, интересную приготовил, – задумчиво проговорил Артемьев, – и решил испытать на каком-нибудь больном и старом животном. И за этим дней десять назад отправился к своей тетке в деревню.

Есть у моей тетки замечательный пес по кличке Ерик. Так звали шута у принца Гамлета. Дядька, когда был жив, по какой-то причуде так собаку назвал. Тетка души в нем не чает! Умный и сообразительный пес, но с годами состарился и нацелился бедняга в мир иной отойти. Я долго думал, взвешивал и из любви к животному и к тетке своей решился именно на нем опробовать мою адскую смесь. Будь что будет, а вдруг? Сам знаешь, что мы часто в ответственные моменты надеемся на наш великий и мудрый авось. Тетке я даже намеком не обмолвился, а когда она попросила меня отнести псу миску с похлебкой, капнул туда немного своей жидкости. И как ни странно, немощный Ерик к миске потянулся, понюхал, а потом с аппетитом набросился на еду.

– Так-так, и что дальше, Виталя? – ерзая на стуле, воскликнул Кукушкин.

– А дальше?.. Дело-то было вечером, а с утра мне домой надо было уезжать. Походил, поискал я Ерика по округе, самому не терпелось убедиться в результате эксперимента, но, к сожалению, его нигде не нашел. Пропал, бедолага, как в воду канул. И первое, что мне подумалось, что его уже нет в живых, и, быть может, я оказался тому причиной. Вернулся я к тетке, рассказал, что нигде собаку не нашел, а она даже в лице переменилась, и руки у нее задрожали. Очень сильно расстроилась она из-за своего четвероногого друга.

– И что же, ты так преспокойненько уехал и о собаке ничего не узнал?

– Пришлось уехать – работа. Но позвонил из города и узнал, что жив и очень даже наш Ерик здоров.

– Значит, зелье подействовало? – жестикулируя руками, нетерпеливо выпалил Кукушкин.

– Подействовало, да еще как! – тряхнул выразительно головой Виталий. – Мне тетка по телефону там такого о любимце наговорила… Хоть стой, хоть падай!

Кукушкин восторженно замер, слушая рассказ друга, а Артемьев продолжал:

– Тетка весь следующий день пса по деревне искала. Раньше добрым был пес, послушным. В обиду ни куриц, ни уток не давал. И за козой присмотрит, и кошек соседских отпугнет. А теперь-то двор без защиты остался. И вот она от людей узнала, что любимец ее, оказывается, живехонек, да еще носится по деревне как угорелый и ко всем без разбору собакам пристает… с целью продолжения своего собачьего рода. Да так агрессивно цепляется, словно клещ ненасытный, и отбиться от него невозможно. Прямо бес в собаку вселился!

– Вот это да-а! – сильно волнуясь, воскликнул Кукушкин. – Ничего себе, веселенькая ситуация!

– Да… Но тут быстро дошло до неприятностей. Некоторые из соседей заявили, что, если не посадят кобеля на привязь, они его точно убьют!

– Вот так мощь, вот так сила природы! – воскликнул Кукушкин.

– Как видишь… – многозначительно покачал головой генетик. – Ну, тетка, естественно, прислушалась к гласу народа. Поймала она Ерика и на привязь его посадила. А он нипочем не сидит, рвется, разбойник, лапами землю роет, а потом еще и страшно выть принялся. Да так громко, что по всей деревне этот жуткий вой разносился. Тетка не знала, что и придумать. И еду ему вкусную предлагала, и палкой увесистой грозила, а ему хоть бы хны! Не знаю, чем бы все кончилось, но тут к вечеру у него агрессия постепенно прошла. Пес успокоился, вновь стал послушным и тихим. Такие дела, Олежек, – глянул на приятеля Артемьев. – Вот такой побочный эффект неожиданно проявился.

– Слушай, Виталик, так это же отличный эффект! – сорвавшись с места, радостно потер руки Кукушкин. – Многие бы хотели такой результат получить. Это ж классное средство для потенции! Это ж как «Виагра», а, может, и получше того. Колоссальные деньжищи можно на этом побочном эффекте заработать. Слушай, а как твое снадобье действует на людей?

– До этого еще пока не дошло. Но на сто процентов уверен, что вреда от него не будет, – уверенно заключил Артемьев. – В составе смеси совсем безвредные природные компоненты. Это же средство для омоложения организма. А полученный результат – лишь случайный побочный эффект, способный проявляться, думаю, только у животных. В данном случае, как видишь, у собак.

– Все понятно, дружище, а что мешает нам это узнать? – снова вскочил с места Кукушкин и, засунув руки в карманы брюк, принялся возбужденно ходить. – Согласись, ничто не мешает. Нужно элементарное желание и… воля, как любят говорить политики. В данном случае воля изобретателя. Вот и давай опробуем его вместе. Проведем инкогнито первый научный эксперимент на человеке. И назовем его… операцией «Э», от слова «эксперимент».

– Товарищ Кукушкин, я чувствую, что ты метишь в научные руководители?! – иронично произнес Артемьев.

– Ну, что ты, Виталик! Я просто хочу поучаствовать. Это же так интересно! Ты сам сказал, что средство безвредное, средство для омоложения организма. А на ком его пробовать, как не на ком-то пожилом? Вот давай и попробуем, к примеру… – он помедлил, а потом уверенно произнес: – На твоем симпатичном соседе-полковнике, который за семьдесят перешагнул. Ты наблюдаешь его ежедневно, и тебе будет заметен возможный результат. К тому же чертовски интересно получить данные насчет этого самого побочного эффекта, – сказал он с хитрющим выражением лица. – Только надо капнуть ему снадобья поменьше. А в эксперименте с Ериком, товарищ Артемьев, ты явно переборщил.

Они еще немного выпили, закусили, и Артемьев после некоторых колебаний дал согласие опробовать действие своего средства на соседе, отставном полковнике Голицыне. Друзья ударили по рукам…

В коридоре раздались какие-то чересчур длинные звонки, а затем послышался сердитый голос соседки Кузовковой:

– Я так и знала! Опять твои алкаши заявились. Такие вежливые – все расшаркиваются, извиняются. Будто из областной библиотеки в гости пожаловали! Да и что удивительного? Алкаш к алкашу тянется, как грош к грошу, – в рифму съязвила она, брезгливо взглянув на нежеланных гостей…

Высунувшийся из своей комнаты невзрачный муженек, натягивая брюки, начал спешно оправдываться перед женой:

– Нинок, ну не сердись ты. Ну что ты так быстро заводишься, как японская автомашина. Сегодня спортивный день, ребята в домино собрались поиграть, и одного человечка там просто не хватает. Вот и заскочили за мной, чтоб полная команда набралась.

– Понимаю, третьего спортсмена-алкаша им как раз и не хватает. Тут и экстрасенсом быть не обязательно. Это на их пропитых физиономиях заглавными буквами напечатано.

– Нинуль, ну ты зря это, мать. Мы пару разков козла забьем, да, может, рыбу хорошую сварганим, вот и все. Отдых на свежем воздухе. И стоит из-за этого так шуметь?!

– Да-да, как же. Рыба-то у вас, небось, килька или хамса пряного посола. Я тебя предупреждаю: попробуй только пьяным домой заявиться, я тебе такое рыбное заливное устрою – мало не покажется!

Мужичок, бочком проскочив мимо жены, выскользнул из квартиры. Хлопнула входная дверь, и в коридоре воцарилась тишина.

Глава третья

Ах, какой вы бессовестный кобель!

Тут надо пояснить, что чаепитие отставного полковника Голицына проходило по кем-то строго написанному сценарию. Он наливал большую фарфоровую кружку кипятка, добавлял туда крепкой заварки, доставал хрустальную сахарницу с кусками пиленого сахара, откусывал блестящими щипчиками мелкие кусочки и, положив их в рот, маленькими глотками отпивал из кружки темную чайную жидкость, шумно причмокивая и жуя. Процедура могла продолжаться долго, но неизменным оставалось то, что содержимое кружки до конца никогда не выпивалось, а оставалось там в энном количестве до следующей церемонии. Этим и воспользовался Артемьев, капнув в остатки старого чая одну каплю желтоватой жидкости, и экспериментаторы стали ждать, что за этим последует…

Хлопнула дверь комнаты Голицыных, и слегка шаркающей походкой отставной полковник авиации в старом спортивном костюме проследовал на кухню к своему столу. Недавно Валерьяну Владимировичу стукнуло семьдесят пять. Несмотря на почтенные годы, в его немного ссутулившейся фигуре еще угадывалась былая военная выправка, а в приятном голосе часто слышались командирские нотки.

Отставной полковник носил усы, оставшиеся со времен военной службы, и аккуратную небольшую бородку, которая присоединилась к усам уже после выхода на пенсию.

Пройдя на кухню, Голицын присел к своему столу, и процедура чаепития началась. Минут через десять, решив произвести разведку, Виталий тоже появился там.

– Здравствуйте, Валерьян Владимирович. Как ваше драгоценное сегодня? Коленка не болит, а то вы жаловались на нее недавно?

– Здравствуйте, Виталик, здравствуйте, дорогой! – откликнулся Голицын, погладив усы и бородку. – Спасибо за заботу и внимание. Но знаете, сегодня вроде бы, голубчик, ничего. Не болит, не ноет, не плачет. Видать, вняла моим словам, я ведь ее три дня подряд крепко стыдил. Да и не только стыдил, а, признаюсь, ругал самыми последними словами. Ну, вы и сами понимаете, какими. Но, боже упаси, никто этого не слышал. И вы знаете, помогло. Не стрельнет, не скрипнет. Молчит умница! – погладил он рукой свое правое колено.

– Интересная методика лечения, – весело улыбнулся Артемьев, – всем бы так помогало. Дешево и сердито. Незачем и к врачам обращаться.

Голицын взял кружку и, смакуя напиток, отпил из нее еще глоток:

– Какой замечательный чаек сегодня, Виталик, такой вкусный, такой бодрящий! Прямо какой-то особенный! Что ни говори, а умеют в Индии чаек-то производить! Не как у нас! Не желаете ли отведать за компанию? Я сейчас еще заварю, – предложил он Артемьеву.

– Спасибо за предложение, Валерьян Владимирович, – вежливо ответил Виталий, – но я только что из-за стола. У меня же гость – школьный товарищ. В другое бы время непременно присоединился, но не сейчас.

– Ну, да, конечно. Я же сам дверь открывал. Солидный у вас приятель, – сказал Голицын и в очередной раз погладил усы и бородку.

Артемьев поковырялся для приличия в навесном шкафчике и, выходя из кухни, напоследок сказал:

– Согласен с вами, Валерьян Владимирович, хороший чай индусы выращивают. А что вы хотите? Древняя культура, тысячелетние традиции, и это очень важно, – и направился к себе в комнату, где его поджидал Кукушкин.

– Ну что, Виталик, как там полковник себя чувствует? Заметил ли у него какие-нибудь перемены?

– Да, кое-что обнадеживает. Он сказал, что чувствует сегодня себя как-то по-особенному хорошо. И считает, что всему виной отличный индийский чай. Даже мне предложил к нему присоединиться за компанию.

– Ну и отлично, ну и пусть себе думает так, – обрадовался Кукушкин, потирая руки. – Интересно, что будет дальше.

А дальше события развивались стремительно: Голицын, почувствовав исключительное расположение духа, включил радио, висевшее у него над столом, и помещение тут же наполнилось звуками знакомой для каждого из летчиков мелодии. Под мощные звуки марша сильный мужской голос бодро пел:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,Преодолеть пространство и простор…

Зачарованный звуками марша, Голицын начал сначала тихонько, а потом все громче и громче подпевать:

Нам разум дал стальные руки-крылья,А вместо сердца пламенный мотор.

С началом же припева отставной полковник и вовсе встал с места и, энергично дирижируя обеими руками в такт музыке, громко запел:

Все выше, выше и вышеСтремим мы полет наших птиц,И в каждом пропеллере дышитСпокойствие наших границ.

Из комнаты вышла соседка Кузовкова с банным полотенцем в руке. Она хотела пойти в ванную комнату, но, услышав громкое пение Голицына, заглянула на кухню и с удивлением наблюдала за Голицыным, а потом язвительно произнесла:

– Валерьян Владимирович, что с вами? Мне кажется, вы сегодня излишне эмоциональны. Я заметила, что вы пристрастились заваривать крепкий чай. Это не чай, а настоящий чифирь! Поверьте мне, не доведет он вас до добра. В вашем-то возрасте это очень опасно.

– Здравствуйте, Нина Петровна, – перестав петь, вступил в разговор Голицын. – И почему у вас все время плохое настроение? Причем тут мой возраст? Человек выпил хорошего чаю, услышал зажигательную песню, и ему тоже захотелось немного попеть. Хороший чай, хорошая песня, хорошее настроение! Это же прекрасно! – Голицын привычным движением взбодрил усы. – Вы прислушайтесь только к словам: «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор». Какие точные слова, какие сильные образы! Ну, давайте же, голубушка, подхватывайте, подпевайте.

– Вот еще, только мне этого и не хватало! – скорчила кислую гримасу Кузовкова. – Скажите, пожалуйста, что такого хорошего вы в этих словах разглядели? Я лично ничего замечательного в них не нахожу. По-моему, это ужасные слова! Как слышу про эти грубые стальные руки, так сразу ужас холодный душу охватывает. Правда, у моего-то муженька вообще никаких рук уж не осталось. Пропил их незаметно. А-а! – махнула она сокрушенно рукой. – Нет, Валерьян Владимирович, когда рук нет – это беда, и, когда руки стальные, тоже никуда не годится. Нам, женщинам, нужны нежные, ласковые и выносливые руки, но уж никак не бесчувственные стальные, про которые вы так радостно распеваете. Вы за свою долгую грешную жизнь уж должны бы это уяснить! А так ваше пение про эти дурацкие стальные руки только нормальных людей изводит, раздражает и злит. – И она быстро прошла в ванную комнату.

Мелодия в репродукторе умерла. Голицын выключил радиоприемник, но все еще продолжал потихоньку напевать и дирижировать в такт руками. Неожиданно он остановился и с досадой произнес:

– Нежные и ласковые ей руки нужны. Ха, вы видали?! – Он вытянул ладони рук перед собой и, шевеля пальцами, внимательно на них посмотрел. – Моей-то старухе уж никакие не нужны. И, извольте заметить, давно не нужны. Она всю жизнь от них только отбрыкивалась да убегала. Вот старая калоша! А я бы вот вроде еще… – Он снова вытянул руки перед собой, закрыл в предвкушении удовольствия глаза и начал делать манипуляции, словно трогал женскую грудь. – Ох, а чаек-то хорош! Как приятно бодрит! – проговорил он довольный и снова отпил из кружки приличный глоток. – Эх, давненько так себя отлично не чувствовал. Пойду-ка свое мертвое болото попробую расшевелить!

Голицын бодрой походкой, напевая: «Все выше, все выше и выше…» и энергично жестикулируя руками, направился к своей комнате и, открыв дверь, решительно вошел…

Кукушкин выглянул в коридор, прислушался, а потом, закрыв дверь, радостно сообщил:

– Твой Валерьяныч пошел домой былую молодость вспоминать. Сейчас он там устроит разбор полетов. Твое зелье уже подействовало. Вот сейчас будет умора.

Через некоторое время из-за стенки послышалась какая-то возня и сердитый голос жены Голицына, которая отчитывала мужа.

Друзья многозначительно переглянулись, приоткрыли пошире дверь в коридор и внимательно прислушались…

Шум в соседней комнате все нарастал. Стали слышны отдельные фразы жены Голицына:

– А ну, прекрати… Совсем ополоумел на старости лет… И как же тебе не стыдно! Не подходи, грешник, а то ботинком в тебя запущу…

Хлопнула дверь комнаты Голицыных, и в коридоре раздался обиженный голос Веры Андреевны:

– Совсем из ума на старости выжил, обалдуй! Я ухожу от тебя, безумец! Как хочешь, так и живи здесь один! Ишь ты, он еще и щипаться вздумал! Ты в зеркало на себя, дуралей, хорошенько посмотри! Кому рассказать, так стыда не оберешься…

– Иди на все четыре стороны! Холодильник на ногах! Айсберг неприступный! Нечего пугать, как-нибудь и без тебя обойдусь! Все равно от тебя толку никакого! – прокричал ей вслед Голицын.

Хлопнула входная дверь, и в коридоре воцарилась тишина.

– Слушай, Олег, а ведь серьезный скандал приключился. Как бы из-за меня старики-то совсем не разбежались.

– Да брось ты, Виталик, ты же знаешь поговорку, что милые бранятся, только тешатся. Пройдет время, и бабка, вот увидишь, вернется. От таких бравых мужиков далеко не уходят.

– Думаешь? – с сомнением спросил Артемьев.

– На сто процентов уверен! – запальчиво проговорил Кукушкин. – Не бери в голову. Думаю, что эксперимент нужно продолжать. Давай дозу полковника увеличим еще на одну капельку. Надо же исследовать воздействие на организм разных порций твоей чудодейственной вакцины. Ради науки, ради счастья миллионов людей кто-то один может немного и пострадать. Зато какие перспективы, Виталик, ты только подумай! Да человечество сейчас замерло, затаив дыхание, в ожидании результатов твоего научного эксперимента. Мы же не можем все человечество разочаровать?! – Он с большой надеждой посмотрел на Артемьева.

– Красиво говоришь, пламенно, цветасто и… убедительно. Мне самому, Олег, не терпится узнать, как дальше пойдет эксперимент, – шумно вздохнув, согласился Артемьев. – A-а, будь что будет! – махнул он рукой и, решительно пройдя на кухню, добавил в кружку Голицына еще две капли своего чудодейственного вещества…

Отставной полковник, бормоча под нос ругательства в адрес жены, вновь появился на кухне. Там он добавил в кружку горячего кипятка, отщипнул еще сахара и принялся потягивать так полюбившийся ему сегодня индийский чай.

Из ванной комнаты в красном махровом халате с розовым полотенцем на голове вышла Нина Петровна Кузовкова. Она машинально заглянула на кухню и, пораженная увиденным, произнесла:

– Боже мой! Что вы делаете, Валерьян Владимирович?

– Брею бороду и усы, Нина Петровна, вы же видите, – отозвался Голицын.

– Но зачем?

– Что значит, зачем? Вот заглянул в зеркало и увидел, что этот белый мох мне совсем не к лицу. Я думаю, что еще рановато мне бороду с усами носить. А, возможно, они мне и совсем ни к чему. Вон наш замечательный сосед Виталик никакой растительности на лице не терпит, а я чем хуже его?

Голицын перестал бриться, внимательно посмотрел на Кузовкову и, облизнувшись, произнес:

– Мм-да!.. А вы замечательно выглядите сегодня, Нина Петровна, – страстно произнес он. – Этот красный халат вам явно к лицу. Он удачно подчеркивает все преимущества вашей богатой фигуры! – Он снова облизнулся и шумно вздохнул. – Вы сегодня просто… исключительно сексуальны!

Кузовкова от удивления открыла рот и на какое-то время застыла с изумленным выражением лица.

– Как вы сказали? Исключительно сексуальна?.. И от кого вы таких слов-то набрались, Валериан Владимирович? Ну, совсем вас сегодня не узнаю… – произнесла она растерянно и тут же скрылась за дверью своей комнаты.

– Нина Петровна, ну куда вы, голубушка? Я ведь с недавнего времени опять холостой, – обиженным тоном произнес Голицын и с еще большей тщательностью принялся соскабливать растительность с лица.

После того как он сбрил свою аккуратную бородку и усы, вид у него преобразился. Он придирчиво вгляделся в зеркальную бездну и сообщил своему отражению, что явно им доволен. Затем прошелся легким массажем по лицу, нанеся на него густой слой белого крема. Закончив с лицом, Валерьян Владимирович принялся и за остальные части тела: подрыгал в разные стороны руками и ногами, покрутил головой, несколько раз присел, держась за спинку стула, а в заключение, согнув руки в локтях, пробежался по коридору туда и обратно. Движения его стали более уверенны и быстры. По всему чувствовалось, что в его тело возвращалась былая энергия. В довершение ко всему старенький спортивный костюм сменили черные брюки и клетчатая рубашка светлых тонов.

На кухне вновь появилась Нина Петровна Кузовкова. Она была уже без полотенца на голове, ее волосы были аккуратно уложены, глаза подведены, а губы подкрашены яркой помадой. Увидев Голицына в совершенно непривычном облике, Кузовкова открыла рот.

– Вы ли это, Валерьян Владимирович? Не верю своим глазам! Определенно вас кто-то подменил. Впервые вижу в человеке такую поразительную перемену. Не может быть, мои глаза точно лгут! – И она притворно прикрыла лицо рукой.

– О, Нина Петровна! – увидев ее, возликовал Голицын. – Вы так шикарно, вы так обворожительно выглядите. От вас нельзя взгляд оторвать! И как я, слепой осел, этого раньше не замечал?! – Голицын приблизился почти вплотную к Кузовковой и, закрыв блаженно глаза, шумно втянул ноздрями воздух. – Уфф! Какой ошеломляющий аромат! Вы соблазнительно благоухаете! Этот пряный нектар нежно щекочет мое обоняние и будоражит разгоряченную страстью кровь! – Он оскалил зубы и, как голодный зверь, постучал ими друг об друга. – Нина Петровна, мне так и хочется вас куснуть!

Кузовкова испуганно сделала шаг назад и с фальшивым страхом в голосе произнесла:

– Боже мой! Что вы говорите! Как это, куснуть? Да вы опасный человек, Валерьян Владимирович! От вас надо держаться на безопасном расстоянии.

– Да я не более опасен, чем мартовский кот для кошки в шальную лунную ночь, – снова сокращая расстояние, тихо, но со значением произнес Голицын. – О каком безопасном расстоянии вы говорите?! Я сам жертва ваших дьявольских чар. Вы так волнуете мою кровь, вы прямо… сводите меня с ума, – сжимая пальцы в кулаки и непроизвольно пританцовывая на месте, проговорил он. – Сжальтесь надо мной, бездушная обольстительница! Не мучайте больного страстью человека! Сейчас мое сердце так и кровоточит поэтическими строками!

И он начал читать стихи:

Только станет смеркаться немножко,Буду ждать, не дрогнет ли звонок.Приходи, моя милая крошка,Приходи посидеть вечерок…

Не дочитав до конца, Голицын еще ближе придвинулся к Кузовковой и, пытаясь дотронуться до нее, снова застучал зубами.

– Нет, Нина Петровна, вы просто не представляете, как мне хочется вас покусать, желаннейшая!

Кузовкова выставила руку вперед.

– Вы меня пугаете, Валерьян Владимирович! Что значит, хочется покусать?! В вас зверство какое-то проснулось. А эти стихи вы сами сейчас сочинили?

– Нет, это Афанасий Фет… сочинил больше ста лет тому назад… – пробормотал Голицын, не сводя горящих глаз с Кузовковой. – Но какая разница, кто их сочинил!.. Эти слова вечно молоды, они сейчас, как летний дождь в изнуряющую жару, пролились из моего пылающего сердца.

– Да? Как вы сказали: летний дождь в изнуряющую жару? Как это поэтично! Но я не понимаю, что с вами вдруг приключилось? Вы что, с ума сошли? – без всякой злобы проговорила Кузовкова. – И какой же вы все-таки кобель и развратник, Голицын! Я и не подозревала. А вы не боитесь, что вот сейчас ваша дражайшая примадонна внезапно вынырнет здесь и устроит вам головомойку? Да и мне заодно достанется на блины.

– Ну и пусть я кобель, моя милая крошка, ну и что с того?.. – возбужденно шептал Голицын, все ближе придвигаясь к Кузовковой. – Вы напрасно волнуетесь. Моей тундры сейчас дома нет, и уверен, не скоро появится. – И вдруг, нежно взяв ее руку, он отодвинул рукав халата повыше и, двигаясь губами снизу вверх, начал неистово и громко покрывать руку соседки горячими поцелуями.

– Что вы делаете… Валерьян… Владимирович?.. Я ведь… замужняя женщина…

Разомлев от приятных слов и действий Голицына, Нина Петровна закрыла глаза и перестала сопротивляться.

– Ах, Валерьян Владимирович! Ах, какой вы бессовестный кобель! – отдаваясь во власть стихии, томно шептала она. – Вы так бурно, так приятно настаиваете, что перед вашим темпераментным напором… я просто не могу устоять… Я сдаюсь… – прошептала она и, вдруг резко схватив его за руку, быстро увела к себе в комнату…

Хлопнула дверь, щелкнул замок, а мгновениями позже комнату заполнил надрывный голос Александра Серова, который пел, признаваясь кому-то в страстной любви: