Небесные люди

Петр Ингвин, Светлана Макарова

Небесные люди

Петр Ингвин и Светлана Макарова

Небесные люди

Часть первая

В чем сила?

Из щелей бил свет, слышались голоса и топот. Энт перевернулся на другой бок, но сон не шел: вернулись ловцы второй смены и, судя по крикам, вернулись с добычей. Надо глянуть, кого привели соперники.

С оружием к вождю нельзя. Лук с тесаком пришлось оставить, и Энт ощущал себя голым, когда запирал лачугу. Он влился в галдящий людской поток. Справа хихикали две девицы, их подведенные углем брови сходились неодобрительной дугой: «Почему не заходишь?» Энт отвернулся. Некогда. И не на что – последнее истратил на новые стрелы. И лучше бы об этом никому не знать, пока снова не повезет.

В спину как бы случайно толкнул сосед – больно, но с извинениями. Трус несчастный. Вчера Энт не позволил ему избить батрака – пригрозил, что голову открутит. Обоим. Чтобы после работы людям спать не мешали.

Толпа стягивалась к княжескому замку – облезлому вагону с решетками вместо стекол. Полинялый ковер, что заменял двери, сдвинулся, страж посторонился. Из тьмы появился князь. Калаш – символ власти – покачивался на груди, из-под выцветших бровей сверлил взгляд готового к прыжку хищника. Заполненная площадка перед вагоном притихла. Так стая волков присмирела бы, почуяв вожака. Ловец по кличке Рыжий, главный конкурент Энта, заговорил:

– Добрый князь, вылазка удалась. – Рыжий рывком поднял на ноги молодую женщину в обносках. – Взял шатунов на границе с Лесными Землями.

Энту шатунья понравилась. Высокая, ладная. Приодеть, отмыть и причесать – взбесила бы местных девок. Бросились в глаза пухлые губы и родинка на виске. На скуле бурела кровавая корка – Рыжий постарался при поимке или по дороге. Женщина прижимала к себе ребенка лет пяти, одетого в лохмотья, с закрытой капюшоном головой.

– Мелкого покажи, – распорядился князь.

Шатунья замешкалась, затравленный взгляд метнулся с вождя на окружающих.

Капюшон с ребенка резким движением сорвал Рыжий. Передние ряды отшатнулись, тесня остальных, кто-то грязно выругался.

– И не сожрешь. – Князь плюнул под ноги. – Сожгите эту тварь, пока не заразились.

Толпа расступилась, и Энт поморщился, когда разглядел ребенка. В детстве он видел таких. Проснулось забытое чувство омерзения – плечи передернулись, по спине словно протащили колючку.

Переносица вдавлена, вокруг маленьких косящих глаз – толстые складки, низкий лоб под странным углом переходит в затылок, а в уголках рта, растянутого в идиотской улыбке, пузырится слюна…

Как простуду, такое не подхватить. В прежнем мире это знал каждый, но за двадцать лет укоренилось: «Непохожее на тебя – опасно». Это суеверие спасло много жизней. И погубило не меньше. Но гибли чужие, а выживали свои. Итог всех устраивал.

– Добрый князь, мой сын не заразен, я не стала такой же! – Шатунья, как могла, закрыла ребенка собой. – Пощадите!

Ее глаза не косили, нос был с едва заметной горбинкой, тонкие пальцы гладили сальные патлы уродца. Князь не шелохнулся.

– Нельзя оставлять! – крикнули из толпы. – Сжечь обоих!

«Даун», – всплыло у Энта нужное слово. Так их звали – непохожих на прочих, с пустым взглядом и вечной улыбкой младенца. Надежды шатуньи не оправдаются. Могут оправдаться, если произойдет чудо, но ненадолго – однажды ночью кто-то не вытерпит и восстановит порядок.

Женщина всхлипнула. Слезы прочертили на щеках светлые дорожки.

– Я встречал таких, – бросил Энт в повисшую тишину. – Может быть, и меня сжечь?  Рыжий тоже знает, что к чему, вот и подумайте – привел бы он домой смерть?

То, что об этом знает и князь, лучше не упоминать, но кому надо, тот услышал. Их осталось трое из стариков, умеющих выживать – Энт, Рыжий и князь.

Стариков? Слегка за тридцать. В новом мире редко доживали до сорока. Естественный отбор безупречно срабатывал в их племени, откуда до плодородных земель было как до Луны, а неядовитые колодцы можно по пальцам пересчитать.

Энт поймал взгляд шатуньи – благодарный и умоляющий. Энт отвернулся. Женщина видела в нем защитника. Она ошиблась. Он за справедливость, но не против князя.

Князь по-звериному втягивал воздух и молчал. Избавляться от выродка бессмысленно, рабыня превратится в лютого врага или в безжизненную аморфную массу, это понятно любому.

– Он не будет обузой, – тихо заговорила женщина. – Нам хватит самой малости. Я отработаю. Он добрый, ласковый, терпеливый. Подрастет – тоже будет работать, а пока сможет развлекать. Он поет и танцует…

Энт покачал головой: зря она. Пока уродца не видят, есть хоть какая-то надежда. Если же вывести перед всеми…

– Я решил, – объявил князь.

Лицо женщины побелело, руки опустились.

– Первую неделю шатунья живет у меня, затем по жребию. Днем будет готовить для стражи, первой пробовать и разносить на посты.

В другой ситуации Энт непременно кивнул бы. Хороший ход. Там, где завистливый ближний подложит свинью, зависимый сделает на совесть. Князь со своей сворой выиграют. А женщина? Для нее это не милость, не уступка, это каторга – жуткая, изнурительная, бесконечная. На постах скучно, чужаки незаметно не подберутся, им неоткуда взяться – племена сидят на источниках воды, а до ближайшего, в Лесных Землях, трое суток пути. Только если одиночки-шатуны забредут – из тех, что совсем жизнью не дорожат.

– Выродка поселим в одной из клеток, ключи – у ловцов. – Князь опустил взор на шатунью. – После работы можешь навещать, убирать и кормить.

«После работы». Ни Энт, ни прочие ловцы не поднимут задницы, чтобы переться к расположенным на окраине клеткам со скотом и добычей бесплатно. Отработка станет постоянной, кошмар – нескончаемым.

А шатунья… улыбалась. Энт вздрогнул и протер глаза. Не привиделось. Спятила? Не понимает?!

Женщина понимала все. Она смотрела на спасенного ребенка, и на ее умиротворенном лице сияла счастливая неземная улыбка.

Энт не понял, почему задрожали руки, защипало в носу, а в горле возник странный ком.

Уснуть не получалось. В голову надоедливыми насекомыми лезли ненужные и даже опасные мысли. Главный вопрос в любом деле – «Поможет ли это выжить?» Утвердительный ответ снимал ответственность и устранял угрызения совести. Шатунья в систему не вписывалась. И не давала покоя улыбка на обращенном к сыну-уроду лице. Стоило прикрыть веки, и выражение мадонны, со вселенской любовью глядящей на божье дитя, как наваждение вспыхивало перед глазами.

За двадцать с лишним лет после катастрофы желания у людей стали просты: выжить и, если повезет, продолжить род. «Женщина – вещь, слабак – еда, больной – беда», – гласил главный закон выживания. Каким-то чудом шатунья с ребенком оставили естественный отбор в дураках. Опыт ловца говорил: сила не в том, что выглядит силой, сила – то, что побеждает. Энт ворочался на постели из тряпья, глядел сквозь сгущенный сумрак на стены из фанеры и не мог взять в толк, каким образом постороннее событие пошатнуло устоявшуюся жизнь. «Каждый за себя!» – кричал опыт прошлого, но тысячи подтверждений этого перечеркивала одна улыбка самопожертвования. Сила должна побеждать, это ее неотъемлемое свойство, проигравший не может быть победителем.

Оказалось, что может. И что теперь делать, если прозрение отменяло смысл прежней жизни?

Ответ лежал на поверхности. Энт поднялся, собрал все ценное и выскользнул из лачуги.

Перед вагоном дремал стражник. Энт потряс его за плечо. Нельзя убивать спящего, он обязательно вскрикнет.

Нож привычно и легко вошел в сердце. Труп остался приваленным к стенке – для окружающих страж продолжал нести службу. За сдвинутой завесой ковра слышались два дыхания. Оба ровные. Перешагнув растяжки и простенькую для опытного ловца западню, заголенищным тесаком Энт полоснул князя по шее.

От хрипа и бульканья лежавшая рядом шатунья проснулась. Энт зажал ей рот.

– Ты шла в Лесные Земли? – тихо спросил он.

Испуганные глаза над ладонью медленно моргнули.

***

Новый день они встретили в степи. В сиянии рассветных лучей Энт любовался сильной поджарой фигурой спутницы. Губами. Родинкой на виске. Суровым взглядом. А перед глазами стояла улыбка – полная любви в момент, когда другие кричали бы от ужаса.

Женщину звали Мия.

– Папа? – ударил по ушам чуть хрипловатый детский голос.

Энт вздрогнул, взгляд метнулся  к источнику звука, но сбился, будто подстреленный. Пересилить себя не удалось. Ребенок внушал отвращение на уровне инстинктов.

– Помолчи, милый. – Мия опустила глаза. – Этот хороший дядя отведет нас в Лесные Земли.

Хороший дядя?! Энт криво усмехнулся. Голова повернулась чуть не со скрежетом – он все же заставил себя посмотреть на ковылявшего рядом коротконогого уродца.

Маленькие глазки в мерзких складках. Открытый рот. Жуткая плоская переносица. Энта передернуло.

И вновь: пухлые губы. Родинка. Но главное – улыбка, о которой не забыть. До вчерашнего дня Энт представить не мог, насколько самоотверженной бывает любовь. Просто не знал любви – настоящей. Если все получится, и эта женщина будет так же сильно любить пусть не его самого, но хотя бы их будущих детей… Этого достаточно для счастья. И тогда…

Тогда, возможно, и он научится любить.

Энт остановился. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло.

Мия с сыном повернулись к нему. На этот раз взгляд Энта не отскочил, а протянутая рука приняла в себя маленькую ладонь.

Ничего страшного. Просто рука ребенка – теплая, почти невесомая, беззащитная.

Просто. Рука. Ребенка.

Энт сжал ее крепче.

– Мама не права. – Он помедлил и твердо завершил: – Папа.

Часть вторая

Идеалистка

Глава 1

Ее не заметили. Ночью мало кто смотрит в небо. Затянутое облаками, оно казалось потолком, что навис над макушкой и давит, давит, давит… От горизонта до горизонта раскинулась свинцовая тьма, она делала мир маленьким и неуютным, необозримый простор сузился до размеров площадки с ограждением из бетонных плит. Черноту накрывшего гору мрака прорывало только зарево костров за стеной, а тишину нарушали гомон из хижин поселка внизу и периодическая перекличка часовых. От промозглой прохлады Нора вздрогнула, вновь захотелось двигаться, чтобы превратить ненастье из врага в милого друга. Небо, такое знакомое и родное, было рядом, но отныне все станет по-другому. Решение принято.

Небо. Бездонное, могучее, зовущее. Ласковое, как мать, и строгое, как отец. Иногда брюзжащее, как вредный дед, нетерпеливое, как Лек, и сильное, как старший брат, которого у Норы никогда не было.

– Прощай, – сказала она в пустоту, застегнула рюкзак и протяжно выдохнула.

Долгий путь окончен.

В небе много опасностей, но на земле – больше. Нора осмотрелась. Обидно, если все рухнет сейчас, когда рукой подать до Небес. Нет, «обидно» – не то слово. Точнее будет – непоправимо.

Из-за окружавшей площадку стены несло гарью, доносился треск дров, в воздух взмывали веселые искры. Дорога, Ворота и внешние подходы охранялись надежно: на деревянных вышках день и ночь дежурили наблюдатели, сквозь амбразуры внешней стены стрелки держали на прицеле освобожденную от камней и кустов голую землю, где не спрятаться даже в ночи. Между стенами – внешней, возведенной из камня и обломков зданий, и установленной в прежние времена стальной внутренней, которую называли Границей миров – дымили домашними очагами дома племени стражей. Жизнь каждого члена племени, мужчины и женщины, старика и ребенка, подчинялась единственному требованию: охранять Границу миров. Но никому не приходило в голову, что запертые на ночь ворота и многочисленная охрана – не проблема для того, кто умеет больше.

Вдох полной грудью, прощальный взгляд вокруг – и Нора обернулась к центру площадки. Вот она, цель долгого страшного путешествия. Если спросят, Нора расскажет, как чудом избегла плена, как уклонялась от стрел и металась в бреду после огнестрельных ран. Хотелось забыть, вычеркнуть из памяти. Впереди – другая судьба, невероятные возможности и новые друзья. Теперь Нора сможет перевернуть жизнь людей, все зависит от нее и от тех, кто ее увидит. И от слов, которые она подберет. И от желания Небесных людей все изменить.

Такое желание у них должно быть. Если нет, она попросит сделать ее такой, как все. Это тоже выход. Быть как все – главное требование окружающих, необходимое условие выживания.

О Колеснице-в-Небеса говорили многие, но мало кто видел – увидевшие уезжали на ней, а не верившие считали выдумкой, наживкой для простачков, чтобы несли ценности неизвестному племени, где искателей новой жизни, надо полагать, просто сжирали. Слухи оказались слухами, теперь Колесницу можно было потрогать – вот она, абсолютно реальная, похожая на вертикально поставленный контейнер, гость из другого мира. Три иллюминатора глядело в разные стороны, внизу скругленное дно опиралось на основание из бетона, потрескавшегося за годы. Сверху поблескивала нить из металла – она, словно луч, указывала на звезды, туда, где другие люди живут по другим законам. В мир надежды.

Собравшись с духом, Нора протянула руку к стальной поверхности. Стук в стенку отдался гулом внутри. Долго ничего не происходило. Эти минуты показались вечностью. После стольких лет ожидания и подготовки, после отчаянья и надежды, после слез и потерь…

Через невыносимо долгое время в иллюминаторе мелькнул силуэт и сразу пропал. Человек боялся – может быть, выстрела, или самой ситуации, когда его застали среди ночи врасплох.

– Отойди, чтобы я тебя видел, – раздалось изнутри.

Слова гудели в стальной коробке, будто завывал ветер, и доносился не столько сам голос, сколько вибрации. Человек боялся открыть. Нора понимала его. Как ни всесилен и уважаем посредник между людьми земными и небесными, а желающих занять его место предостаточно. С другой стороны, будь управление Колесницей простым делом, Извозчика давно сместило бы племя, что охраняло посадочную площадку. Этого не произошло, значит, без особых знаний и умений не обойтись. Но защита от наглых недоумков, в алчном кураже уверовавших в собственную исключительность, быть обязана, потому Извозчик и осторожничает. На его месте Нора даже не разговаривала бы с посетителем вроде себя. Она подождала бы, пока утро и открывшиеся ворота не прояснят ситуацию. И все же Нора пришла ночью – по-другому не могла. Ждать утра – равно ждать палача и приговора, стражи границы отплатят ей за нарушение правил, и вердикт известен заранее – вариации возможны лишь в степени жестокости при казни, которую ей подберут.

Нора отошла, достала огарок свечи и чиркнула огнивом. На полированной поверхности Колесницы отразилась тонкая безоружная фигура, на металле заиграли оранжевые отсветы. Нора надеялась на любопытство Извозчика, и это сработало. Изнутри прогудело:

– Одна?

Глупый вопрос. На голой каменной площадке спрятаться негде: только Колесница в центре и стена по кругу с наглухо запертыми изнутри воротами.

– Одна. – Нора развела руками, показывая на пустоту вокруг.

– Ночью проход закрыт, как тебя пропустили?

– Я не спрашивала разрешения. Вот плата за проезд. – Нора указала на лежавшую в ногах сумку. – Мне сказали, что берете продуктами, любопытными вещами и историями. У меня хватает всего.

В иллюминаторе вновь появилось прильнувшее лицо.

– Расставь ноги шире и разведи руки в стороны. Оружие есть?

– Нет. Мне объяснили правила: явиться без оружия, с дарами и рассказами, которых должно хватить на долгое путешествие. Я хорошо подготовилась к поездке.

– Не опускай руки. Сделай круг на месте.

Нора медленно провернулась вокруг оси. Ее предупреждали, что будет досмотр, и что любая угроза Извозчику или Колеснице приведет к моментальной гибели. У нее не было при себе ничего, что могло вызвать тревогу. Только рюкзак. Но он одновременно и приманка, на которую клюнет скучающий человек. Нора должна не напугать, а заинтересовать, тогда дверь, несмотря на ночь, откроется, и мечта осуществится.

Ниспадающие на плечи темные волосы, легкий плащик, под ним короткий балахон, сверху рюкзак. На ногах сандалии с ремнями выше щиколоток. Все хорошо просматривалось, ничто не представляло опасности. Перед Извозчиком – слабая безоружная женщина, другого толкования быть не может.

Когда взгляды вновь встретились, донеслось:

– Что в рюкзаке?

– Подарок небесным людям.

Нора стояла прямо, рюкзак ничуть не оттягивал плечи. Взрывчатку принести в таком, конечно, можно, но немного, иначе пришлось бы согнуться в три погибели. Извозчик видел, что это не так. Кроме умения обходить стражу другой опасности Нора не представляла, Извозчик помедлил и, видимо, пришел к тому же выводу: взрываться ночная посетительница не собиралась.

Стальной скрип двери показался Норе райской музыкой.

– Заходи в тамбур, – Извозчик говорил из внутреннего отсека Колесницы, – про карантин что-нибудь слышала? Нужна дезинфекция. На Небесах лечат любую хворь, но не любят, когда им несут блох или вшей.

С сумкой в руках Нора шагнула внутрь, и дверь за ней затворилась. Правильнее назвать это люком – массивным, сделанным из светлого металла. Внутри Колесница не поражала воображение, в фантазиях все выглядело намного круче. Открывшееся помещение разделялось перегородками на три отсека. В одном находился пульт управления – с темными экранами над столом, полностью утыканным кнопками и рубильниками. Двигатель и прочая механика, должно быть, располагались в верхней части аппарата. Второй отсек под завязку набит тюками и коробками. Скорее всего, это дары Извозчику, оставленные прежними пассажирами. Понятно, что за его место другие полжизни бы отдали, включая одну-две не слишком нужных в быту конечности. Это же мечта обывателя – непыльная и баснословно оплачиваемая работенка. Примерно раз в год, как узнала Нора, сюда прибывал купец-караванщик, досматривать которого пограничники не имели права по договору с небесными людьми. Он скупал у Извозчика излишки и передаваемые сверху артефакты, а привозил то, что интересно небесным людям или необходимо для обеспечения пути на Небеса. Но не всему стоило верить, что рассказывали о Колеснице и Извозчике. Знания о небесных людях Нора собирала по крупицам, отсевала явные небылицы, и оставшееся вполне походило на правду. Увиденное собственными глазами это подтверждало.

Последний из отсеков от входа не просматривался, там и оставался Извозчик, пока Нора стояла в тамбуре. От салона с отсеками тамбур отделяла перегородка со стеклянной дверцей, нижняя половинка стекла открывалась отдельно, ее предназначение тут же выяснилось.

– Сумку и рюкзак просунь в люк снизу, затем сними одежду с обувью и отправь туда же. Все это я продезинфицирую здесь другим способом. Чем-нибудь больна?

– Нет. Ничем заразным.

– Любопытный ответ. Впрочем, все так говорят, а потом выясняется, что от небесных людей требуется именно излечение от смертельного недуга. Что же привело сюда тебя?

– Желание помочь миру встать с колен и подружиться с природой. С моей помощью небесные люди сделают мир лучше. Неизмеримо лучше. Заблудившаяся в тупиках цивилизация не наступит на прежние грабли, и у всех нас появится будущее.

– Похвальное желание. Обычно ищут личной выгоды, безопасности или, как уже сказал, выздоровления. Кто-то просто поверил в сказки, что неожиданно оказались правдой, а кто-то знал, куда и зачем пришел. Кто-то жертвовал собой, чтобы спасти умирающего любимого. Но всегда имелся личный мотив. Не верю, что ничего не хочешь лично для себя.

Правильно не верит, просто это «для себя» каждый понимает по-своему. Одним нужны богатство и удовольствия, другим – видимый результат усилий, от которого всем станет лучше. Удовольствие от последнего выше, чем от корыстных хотелок. Жаль, большинству не понять этого и, что еще более обидно, им даже не объяснить. Но постараться надо, от Норы ждут ответа, и слова должны быть такими, чтобы максимально прояснить ее намерения и мотивы.

– Мир дал мне многое, – сказала она. – Это мягко сказано, точнее будет – у меня было все. Хочу вернуть долг.

– Идеалистка, значит?

– Как небесные люди встречают посланцев снизу?

– Оправданное опасение. – Извозчик помолчал. – На этот счет можешь не беспокоиться. Расскажи, как попала сюда.

– Это самое интересное в моей истории. Если раскрою сейчас, дальнейший рассказ потеряет интригу, получится плоским и тоскливым. Мне сказали, что вы любите умелых рассказчиков.

– Что же, давай растянем удовольствие. Можешь приступать, процедура дезинфекции будет долгой.

Нора задумалась. Момент встречи и последующего повествования о ее жизни много раз представлялся в мечтах, и часто казалось, что он никогда не наступит. Сколько пришлось пережить…

Теперь все в прошлом, ожидание подошло к концу. А чтобы Извозчик понял, почему произошло то, что произошло, начать надо с самого детства. Даже с рождения.

Нора на миг закусила губу. Итак…

Глава 2

Мама Риена не оправилась после родов. Она выжила, но разве это жизнь – с неправильно сросшимися внутренностями? Все силы уходили на то, чтобы поставить на ноги единственного ребенка, и если бы не жившая неподалеку бабушка, почти поселившаяся у них после рождения Норы, и не посильная помощь папы Ноджа… Папа не бросил маму, как, по слухам, произошло бы в любом соседнем племени. Он знал, что ни другой жены, ни, тем более, детей у него больше не будет, и редкое свободное время посвящал «своим девочкам». Нора любила папу и безмерно жалела маму, а те ее просто боготворили. Счастливая семья – сказали бы многие, кто не знал, какими трудами ковалось это счастье. Впрочем, судя по брани и постоянным крикам из соседних контейнеров, более облагодетельствованные судьбой люди похвастаться счастьем тоже не могли. Может, оно не в отсутствии проблем?

О присутствии счастья человек узнает, только когда его потеряет – Нора осознала это со смертью мамы. Чуть раньше из жизни ушла бабушка. Счастье кончилось. То есть, до этого момента оно, оказывается, было, а теперь…

Все изменилось. В жизнь пришла пустота – тягостная, жуткая, невыносимая.

Папа был солдатом, следил за пустыми землями. Ночевать дома ему удавалось не чаще, чем позволял график – сутки отдыха через пять рабочих. И даже это не всегда получалось: или нужно было подменять заболевшего, или просто не оставалось сил часами идти через пустыню, чтобы побыть немного в родных стенах. А когда добирался, он падал на тюфяк и отключался. Можно было по стальным стенам молотком стучать – папа не проснулся бы.

Пусть мама, пока была жива, почти не вставала с постели, но за Норой следила и каким-никаким воспитанием занималась. После ее смерти приглядывать за жаждавшей познавать мир непоседливой девочкой стало некому.

Выходить из дома Норе категорически запрещалось. То, что ее годами держали взаперти, не было чем-то особенным, так поступали со всеми девочками. Обычная женская доля. Папа объяснил почему. Во времена большого беспредела, что случился после катастрофы, племя едва не погибло в бою с бандитами. Ныне такого произойти не могло, беспредел закончился примыканием большинства племен к договору о Дорогах. Тех, кто отказался, игнорировали или совместно уничтожали. После подписания договора больших банд в округе не осталось, они захватили земли в более богатых краях, где и осели, или были перебиты. Но это произошло чуть позже, и одна жившая разбоем лихая компания успела разграбить поселок, забрала все ценное и ушла дальше. Они увели почти всех девушек племени. Многих жителей убили. Чтобы избежать нового нападения, нужна сила, нужны люди. В те времена правил молодой король-неумеха, позже прозванный так из-за неспособности организовать оборону. Прозвища у него были и похуже, но с этим согласился даже сам бывший король, которого, в конце концов, посадили на кол. Место неумехи занял нынешний король-колдун, тогда еще просто король Джав – активный, жесткий, умный. Хитрый. С тех пор никто не погиб из-за нелепых действий правителя. Погибали по другим поводам, оттого и странное прозвище прибавилось к титулу нового владыки.

Наладить жизнь новый король сумел. Для увеличения численности в племени стали давать приют шатунам. Пришлось делать выбор, и король предпочел риск. Если человек обязывался жить по местным законам, он становился своим. Первое время за новенькими следили, потом это стало ненужным – нарушать правила не было смысла, любой проступок грозил смертью, а смерть – именно то, от чего люди бежали из других мест. Причины у всех были разные, здесь о них знал только король, остальные в подробности не вдавались и принимали новых соплеменников как равных.

Главной проблемой стала нехватка женщин. За каждую между холостыми мужчинами шла нешуточная борьба с интригами и мордобоем. Для женщин это в конце концов обернулось затворничеством. Теперь каждый выход без сопровождения родственника давал окрестным мужчинам намек, что женщина ищет приключений либо недовольна своим мужчиной, если таковой имелся. Это приводило к дракам, а те – к членовредительству вплоть до смертоубийства. Терпеть беспредел местного масштаба король не намеревался. В племени каждый боец наперечет. А как запретить драки? С тем же успехом можно заставить солнце сесть на востоке. Умный правитель не издает законов, которые не будут выполняться, тогда он перестанет быть правителем. И король-колдун избрал другой путь.