Единственный

Эвелина Пиженко

Единственный

…Он не достал для неё ни одной звезды.

Он не построил ей мост, не возвёл дворец…

Глава 1

– Мама, не смей этого делать, слышишь?! – молодая женщина лет тридцати тщетно пыталась схватить за руку свою мать.

Скорбно сдвинув брови на моложавом, всё ещё красивом лице, та металась по комнате в поисках то ли одежды, то ли сумочки – в нахлынувшем на неё отчаянии она никак не могла сообразить, что является предметом её поисков… По виду женщины можно было предположить, что ей просто необходимо сейчас куда-то бежать… бежать, несмотря на протесты дочери. Её можно было бы посчитать крайне взволнованной, но печать настоящего горя, отразившаяся на лице, никак не соответствовала даже очень крайнему волнению.

– Я должна!.. – резким жестом руки отметая все возможные предостережения, пятидесятидвухлетняя женщина выбежала в прихожую и схватила с вешалки воздушный бледно-розовый шарф. – Я должна, Эля, понимаешь?… Я просто обязана это видеть!..

– Мама… – выйдя следом, Элина мягко попыталась забрать шарфик из рук матери, – тебе не нужно туда идти… Слышишь?… Не-нуж-но!

– Нет, ты меня не понимаешь!.. – та резко обернулась к дочери. – Я хочу посмотреть ему в глаза!.. Нет!.. Пусть он посмотрит мне в глаза!.. Пусть он посмотрит, и скажет!..

– Ну, что он тебе скажет?… – молодая женщина устало смотрела на мать. – Ничего хорошего он тебе сейчас не скажет…

– Нет… пусть он скажет… – подбородок задрожал, и давно просившиеся слёзы градом покатились из уголка подкрашенных чёрным карандашом век по слегка нарумяненным щекам. – Пусть он скажет, за что он так со мной?…

– Мамочка… – сама едва сдерживая слёзы, дочь крепко обняла мать. – Ну, успокойся… Не рви сердце… Ну, мамочка…

– Тридцать пять лет… – уткнувшись дочери в плечо, женщина зашлась в рыданиях. – Перечеркнуть все наши тридцать пять лет… ради какой-то…

– Мамочка… – шмыгая носом, Элина гладила мать по голове. – Не надо…

– А я не представляю!.. – неожиданно отстранившись, та лихорадочно ловила взгляд дочери. – Эля, я не представляю, как он сейчас объяснит всё нашим друзьям?! Он же не мог не пригласить на свой юбилей наших старых друзей!.. И Аркадий с Инной… и Егор со Светланой… А Володя?! Вот придут они сейчас в ресторан… И – что?! Что он им скажет?! Как он будет представлять эту… эту потаскушку… Ну, как?! Да они сразу развернутся и уйдут!.. Эля, как ты думаешь? Уйдут ведь?…

– Не знаю, мам… – Элина медленно покачала головой. – Не знаю… Единственное, что я знаю, это то, что тебе не нужно сейчас туда идти.

Кое-как уговорив мать вернуться в комнату, Элина усадила ту на диван и заботливо укрыла мягким, пушистым пледом. Порыв угас, и женщину начал трясти мелкий нервный озноб. Выйдя на кухню, Элина открыла боковой навесной шкафчик, где хранились лекарства и, выбрав нужный пузырёк, накапала в чистый стакан двадцать капель валокордина. Разбавив капли водой, вернулась к матери и заставила выпить.

– Знаешь, я вот сейчас подумала… – подняв на дочь покрасневшие от слёз глаза, мать заговорила уже более спокойным голосом. – Он ведь не ушёл бы!.. Папа бы не ушёл… Это всё она!..

– Какая теперь разница? – присев на корточки, Элина положила руки на колени матери – локти приятно утонули в мягком, шелковистом ворсе пледа. – Ты, главное, успокойся…

– Нет-нет!.. – кивая в подтверждение своих слов, женщина смотрела куда-то вперёд. – Это – она!.. Она ему сказала, что его юбилей и её день рождения они должны отмечать вместе, в этом проклятом ресторане… Я уверена, что так и было! Она настояла, а он… он всегда был слишком уступчивым… Иначе бы он не ушёл. Да!.. Это – она. И он ушёл только поэтому!.. Но он потом всё переосмыслит… да-да… Он переосмыслит, и поймёт…

– Мама… – Элина провела рукой по крашеным в тёмно-каштановый цвет волосам матери. – Не нужно придумывать сценариев… Я хочу, чтоб ты знала… Я – с тобой. И Антошка с тобой… И Игорь…

– Да уж… – женщина в ответ горько усмехнулась и прикрыла глаза. – Даже твой Игорь, и тот…

Понимая, в каком состоянии сейчас находится её мать, Элина не стала ничего говорить в ответ на явный намёк. Ирина Германовна не любила своего зятя, и не скрывала этого никогда, вызывая у дочери волны протеста, но сейчас молодая женщина только крепче сжала материнскую ладонь.

Неделю назад, накануне своего пятидесятипятилетия, отец Элины, Сергей Николаевич Вересень ушёл от жены. Его уход был не просто неожиданным – он буквально шокировал всех, кто знал и его, и его супругу. Их брак, длившийся вот уже тридцать пять лет, считался счастливым, и совершенно справедливо. Поженившись ещё будучи студентами медицинского института, супруги прожили жизнь в искренней любви и согласии. Их старший сын Виктор вместе с семьёй жил сейчас в Москве, а дочь Элина осталась в родном городе, рядом с родителями.

Сергей Николаевич давно ушёл из медицины как таковой, но, занимаясь собственным бизнесом, имел к ней далеко не косвенное отношение – его фирма занималась поставками медицинского оборудования. Ирина Германовна же осталась верна своей профессии, и всю жизнь проработала врачом-терапевтом, а затем и заведующей отделением районной больницы их родного Дубровска.

Супруги Вересень были довольно известной в городе парой – их часто приглашали на городские мероприятия, у них было много друзей и знакомых среди бизнесменов, а так же местной городской элиты, поэтому новость, разлетевшаяся по стопятидесятитысячному городу со скоростью звука, не миновала ничьих ушей. Связь Сергея Николаевича с более молодой женщиной, которую он тщательно скрывал в последние полгода, стала предметом обсуждения во всех городских кругах.

Женщина, в которую влюбился Сергей Николаевич, была моложе его на целых девятнадцать лет. Близко они познакомились ровно год назад – на дне его рождения. Ольга – так звали новую хозяйку недавно выкупленного ею ресторана, в котором проходило мероприятие, принимала активное участие в подготовке торжества: Элина знала её и раньше, и сама предложила отцу именно этот ресторан, как один из лучших. Знакомство с Ольгой не было близким, оно было, скорее, деловым: будучи методистом городского Дворца молодёжи, Элина кроме основной работы занималась организацией праздничных мероприятий, и была на связи со всеми администраторами и владельцами ресторанов и ночных клубов. Узнав, какого уровня будут гости на предстоящем банкете, новоиспечённая хозяйка «Золотого руна» лично следила за тем, как идёт убранство зала, а затем осталась, чтобы поздравить подъехавшего к назначенному часу именинника. Несмотря на знакомство с дочерью, Ольга до этого всего несколько раз видела её отца, и знала его имя лишь потому, что оно было в их городе на слуху.

Известный в городе бизнесмен совершенно не выглядел на свои пятьдесят четыре года: выше среднего роста, худощавый, с густой шевелюрой почти не тронутых сединой волос, он так посмотрел на неё своим проницательным карим взглядом, что в первое мгновение женщина даже растерялась. Довольно привлекательной внешности, с изящной, почти девичьей фигуркой, Ольга не имела недостатка в мужском внимании, но нынешний именинник сразу же запал ей в душу.

В следующий раз они встретились совершенно случайно: Сергею Николаевичу срочно понадобилось приехать в налоговую инспекцию лично, и, взяв в терминале талон на приём, он в ожидании своей очереди присел на стул в холле.

«Добрый день!..» – радостно-удивлённо раздалось откуда-то сбоку.

«Добрый…» – повернувшись, он сразу же узнал в сероглазой соседке молодую хозяйку «Золотого руна». Он боялся признаться в этом сам себе, но с момента их встречи Ольга то и дело всплывала в его памяти… Такое было с ним впервые, ведь за все годы семейной жизни он ни разу не опорочил звание верного мужа и отца… Женившись когда-то на своей Иришке по взаимной и огромной любви, он пронёс эту любовь через все годы… После тридцати четырёх лет их брака Сергей Николаевич мог бы с гордостью сказать, что ни разу не посмотрел в сторону других, даже более очаровательных представительниц прекрасного пола… И – вдруг…

Из здания налоговой инспекции они ушли тогда вместе, и с тех пор Вересень потерял покой. Он гнал от себя все мысли об Ольге, пытаясь с головой уйти и работу, и в семейные дела… но у него ничего не получалось. Вторая по счёту в его жизни любовь никак не отпускала… Она оказалась сильнее всех моральных и семейных устоев, и через несколько дней после их неожиданной встречи Сергей по какому-то пустяковому, на ходу придуманному поводу, приехал в Ольгин ресторан…

Настоящими любовниками они стали не сразу… Несмотря на видимое количество бывших поклонников, Ольга оказалась совсем не «лёгкой» добычей, и Сергею Николаевичу пришлось какое-то время доказывать ей серьёзность своих чувств, одновременно сохраняя лицо порядочного семьянина за дверью своей квартиры… Сама обуреваемая взаимным влечением, молодая женщина, наконец, сдалась… Чем дольше была её «оборона», тем сильнее оказался взрыв их обоюдной страсти… взрыв, напрочь разрушивший всё, что было до этой встречи, начисто стёрший из памяти все прошлые радости…

Вопреки всему, страсть оказалась, отнюдь, не кратковременной – под разлившейся лавой обнажилось настоящее чувство, в простонародье именуемое «поздняя любовь», и Сергей Николаевич понял, что прежняя жизнь закончилась для него навсегда…

Решение уйти от жены он принял незадолго до своего очередного, пятьдесят пятого дня рождения, которое по дате лишь на один день не совпадало с днём рождения Ольги…

Услышав его признание, Ирина Германовна в первый момент подумала, что супруг её разыгрывает… Она даже подумать не могла, что такое возможно!.. Всегда заботливый и внимательный, Сергей совершенно не давал ей повода усомниться в своей верности… Она совершенно не почувствовала тех перемен, которые, оказывается, происходили с ним в последнее время… Он, как и раньше, вовремя приходил домой, они проводили вместе выходные, ну, разве за исключением тех дней, когда он отдыхал со своими старыми друзьями, в чисто мужской компании…

Или… или это была уже не мужская компания?…

Ирина вдруг вспомнила, как пару месяцев назад им на городской телефон позвонил старинный приятель Сергея – Аркадий, и сказал, что не может до того дозвониться – мобильник друга был всё время вне зоны доступа…

«Аркаша, ну, ты что, забыл?! – со смехом ответила тогда ему Ирина Германовна. – Вы же ещё на прошлой неделе договорились поехать на озёра, на рыбалку… забыл ведь?!»

«Ну, да… – как-то растерянно произнёс Аркадий в трубку. – Забыл, наверное… Неужели склероз?…»

«Так езжай немедленно!.. – всё так же весело скомандовала Ирина. – Он тебя ждёт, наверное!.. А телефон там не ловит, всё правильно…»

…Ей бы тогда ещё, по тону Аркадия, догадаться, что тот ни сном ни духом не знает о рыбалке, на которую уехал Сергей… Но ведь она даже предположить не могла, что…

…«На рыбалку» в последнее время супруг уезжал довольно часто. Горько усмехнувшись, Ирина Германовна вспомнила, как внимательно слушала свою собственную мать, когда та предупреждала её много лет назад о «критическом» мужском возрасте.

«С тридцати пяти и лет до сорока – почти все начинают гулять! – учила дочь пожилая женщина. – Так что, как только ему тридцать пять стукнет, начинай следить! И за ним, и за собой!»

«Пронесло… и в тридцать пять, и в сорок… Кто бы мог подумать, что у него этот «критический возраст» наступит только после пятидесяти? Дети взрослые… внуки уже большие… Кто бы мог подумать?!»

* * *

…Услышав сейчас из уст матери имя своего мужа, Элина не стала, как обычно, спорить. Ирина Германовна не любила зятя, и на это у неё были свои, материнские причины. Сама же Элина буквально жила Игорем, растворившись в нём до последней капельки… Вся её жизнь была подчинена ему, но она совершенно не испытывала по этому поводу никаких неудобств – ей, действительно, было легко и приятно жить его интересами, разделять его вкусы, подчиняться его желаниям…

«Да шёл бы он у меня лесом!.. – часто говорила её школьная подруга Марина, когда Элина отказывалась от «девичьих» посиделок вместе с ней и их третьей закадычной подружкой Людмилой, спеша домой к любимому мужу. – Приучила ты его!.. Только что на цепи не сидишь!..»

«Пойду, – виновато улыбалась Элина, – у меня все кастрюли пустые, и Антоху от родителей забрать нужно».

«Сам не дойдёт твой Антоха? – Марина делала удивлённые глаза. – Двенадцать лет парню! Ты что, мать?! Совсем своих мужиков разбаловала! У меня бы они строем ходили!»

«Это ты любишь, чтобы – строем, – улыбалась Элина, – а я так не умею, да и не хочу. Я хочу, чтобы они меня домой не со страхом ждали – к чему я прицеплюсь, а с любовью…»

«С ложками они тебя ждут, да с открытыми ртами, – Маринка, как обычно, перебивала подругу, – чтобы пришла, да в рот чего-нибудь положила, да ещё и пожевала за них!»

«Ну, и что… А мне нравится».

Людмила обычно молчала во время таких разговоров, лишь загадочно улыбаясь уголком губ. Не в пример своим подругам, молодая женщина меняла мужчин довольно часто – не реже одного раза в год. Её страстные хвалебные монологи об очередном избраннике, которые она произносила при встрече со своими школьными подругами, как правило, звучали в первые два-три месяца, пока очередной «принц» строил свои с ней отношения по всем правилам «конфетно-букетного» периода. Но вскоре текст монологов менялся – он становился менее оптимистичным, и через какое-то время превращался в довольно грубую прокурорскую речь, в конце концов заканчивающуюся одним и тем же вердиктом: «Козёл. Такой же, как и все».

Своих подружек Элина любила искренне, заранее прощая им и довольно резкие выражения насчёт её семейной жизни, которые девчонки время от времени произносили ей в глаза, и обсуждения за спиной, которых она не слышала, но догадывалась, зная характеры Маринки и Людки. По сравнению с ней, Элиной, обе считали себя успешными в семейных делах: одна потому, что сумела взять под каблук своего супруга, а вторая – потому, что безжалостно умела прощаться с теми, кто не соответствовал её представлениям об идеальном мужчине.

Сама же Элина не могла похвастаться такими качествами… Мягкая от природы, она, на первый взгляд, могла показаться обречённо-покорной, совершенно «бесхребетной», как называл её иногда муж. Ей, и в самом деле, были чужды любые проявления агрессии, что могло бы служить надёжным залогом покоя в её семье. Чего нельзя было сказать о самом Игоре. Довольно вспыльчивый, во многом деспотичный, он был готов на ссору в любое время дня и ночи, и Элине стоило огромных трудов сохранять в семье этот самый покой, при чём, далеко не всегда. Правда, муж обладал исключительной отходчивостью – если его вина была очевидна, а оправдания ничтожны. Буквально через полчаса после совершенно несправедливых обвинений, сказанных в запале в адрес жены он, успокоившись, как ни в чём не бывало шёл к ней и, обхватив сзади руками, наклонялся и целовал её то в висок, то в шею, абсолютно искренне считая, что этого достаточно для примирения.

«Что тут мой толстячок делает?… – мурлыкал он Элине в ухо, глядя, как она раскатывает тесто. – Чебуречки?… Это я люблю-у-у-у…»

Зная его характер, она с облегчением вздыхала и незаметно смахивала со щеки последнюю слезинку. Теперь можно было жить спокойно – очередная, «дежурная» истерика прошла, и на ближайшую неделю в их семье ожидались мир и покой.

Такие приступы непонятной агрессии случались с Игорем время от времени, с регулярностью в семь – десять дней. В первые годы их семейной жизни Элина не могла понять, в чём её вина, и изо всех сил старалась угодить мужу. Однако, несмотря на её старания, он неизменно находил поводы для очередной ссоры – будь то не пришитая пуговица, о которой Элина даже не знала, или просто веник, который она «не так» поставила в туалете. Эти надуманные Игорем ссоры носили характер самых настоящих взрывов – всё происходило почти моментально, сопровождалось ругательствами и оскорблениями… Любой её ответ воспринимался им как угроза, и вызывал новую вспышку гнева, ещё более сильную, поэтому она старалась молча сносить все несправедливые слова, не показывая слёз – её слёзы были для него как красная тряпка для быка, и только усугубляли ситуацию. Его выходки страшно выматывали, и она не раз подумывала о разводе, но… мысль о том, что она расстанется с ним навсегда, была ещё страшнее, чем его истерики.

…Вне истерик Игорь был вполне нормальным молодым мужчиной. Элина не могла понять – как в нём могут уживаться два совершенно разных человека? Один – умный, порядочный, искренне любящий и её, и их двенадцатилетнего сына, много читающий, интересующийся историей и музыкой, никогда не проходящий мимо бездомного животного, чтобы не дать тому заранее припасённый кусок хлеба… Он – такой близкий и родной, вдруг в одночасье превращался в какое-то страшное чудовище, изрыгающее проклятья и оскорбления на её голову…

«Это – проклятье. Похоже, что материнское, – гадалка, к которой Элина обратилась несколько лет назад по рекомендации коллеги по работе, поставила неутешительный «диагноз». – Его мать проклинала?»

«Да… – вспомнив о давнем разговоре с мужем, кивнула Элина. – Он как-то говорил, что в детстве мать бросила ему сгоряча: «Будь ты проклят». Но он говорил, что она не со зла… язык у неё был такой…»

«А неважно, со зла или нет… – усмехнулась женщина. – Материнское слово силу имеет необыкновенную. И от смерти может спасти… И погубить навеки».

«Помогите!.. – взмолилась тогда Элина. – Пожалуйста! Ведь он не только меня… Он и себя изводит!»

«Не-е-е-т… – увидев фото молодого, красивого парня, женщина категорично махнула рукой. – Я ему не помогу. И никто не поможет, только сама мать».

«Почему?!»

«Материнское проклятье. Его ни свечкой не снять, ни водой не смыть. Только сама мать может вымолить у Бога прощение за свои слова».

«Его матери уже нет в живых… – обречённо прошептала Элина. – Она умерла…»

«Тем хуже для него… – гадалка с сожалением качнула головой. – Он же и спиться может, и заболеть неизлечимо. Да что угодно произойдёт».

«А я?… Может, я смогу отмолить его?…»

«Сможешь, если в душе не останется обиды. Обида есть на мужа?»

«Есть, конечно… – кивнула Элина. – Но ведь я его люблю… Мне его жалко…»

«Жалость тут не поможет. Простить надо… А у тебя обида не остывает, он же как дрова в топку тебе её подкидывает… Тебе его не отмолить».

Слова гадалки оказались пророческими. Вскоре Игорь, действительно, запил, и в течение пары лет превратился в настоящего алкоголика. Это произошло так стремительно, что Элина не успела опомниться… К регулярным истерикам прибавились ещё и пьяные скандалы – в хмельном состоянии муж был особенно агрессивен, и единственное, что удерживало Элину от развода, была всё та же жалость… а ещё – страх перемен. Она настолько была привязана к своему дому, что не могла уйти даже к родителям.

Однажды, всё же решившись сбежать от пьяного мужа, она ночью заявилась к ним домой, но так и не смогла уснуть – их огромная квартира теперь казалась ей чужой. И даже её собственная комната была теперь лишь временным пристанищем – представив, что она вернётся сюда навсегда, Элина впала в уныние.

Нет… её нестерпимо тянуло д о м о й… Домой – к с е б е… Даже несмотря на то, что там – пьяный и дурной супруг… А ещё – сын…

«Я папку одного не оставлю», – упрямо твердил тогда десятилетний Антошка на её уговоры уйти к бабушке с дедушкой. Несмотря ни на что, он очень любил отца, и всегда защищал его перед ними. Элина так и ушла к ним тогда – одна, со щемящим сердцем.

«Я же говорила!.. – причитала Ирина Германовна, глядя на зарёванное лицо дочери. – Я чувствовала!.. Почему ты скрывала, что он пьёт?!»

«Не вздумай возвращаться! – хмурый отец восседал на кухонной табуретке, наблюдая, как Элина дрожащими руками наливает себе чай. – Если вернёшься, больше сюда не показывайся! Тут у меня не гостиница. Или – насовсем, или назад, к этому подонку! А Антошку я завтра сам заберу…»

…Она ушла рано утром, когда отец с матерью ещё спали. Встретив её дома, Игорь угрюмо смотрел вниз, на свои тапки.

«Элька… прости меня… Последний раз… Больше в рот не возьму…»

«Игорь… – она смотрела на него с отчаянием. – Тебе только двадцать восемь… А ты уже алкоголик!»

«Я не алкоголик. Я смогу бросить пить…»

Эти слова она слышала от него ещё почти целый год… Каждое обещание бросить пить неизменно заканчивалось новым запоем. Он потерял работу технолога на мебельной фабрике, где трудился вот уже восемь лет – всё по той же причине, и Элине приходилось одной тянуть их нелёгкий во всех отношениях семейный воз.

Она больше не жаловалась родителям, раз и навсегда осознав, что оставить мужа совершенно не в её силах, и на все расспросы отвечала неизменно: «Всё нормально».

Настоящей отдушиной для неё оставалась собственная работа – Элина была человеком творческим, и по-настоящему забывала о своих проблемах, оказываясь в водовороте праздников, мероприятий, а так же банкетов и застолий, после которых возвращаться домой было уже не так страшно… Да и истеричные припадки у Игоря со временем почти сошли на нет: полностью заменив их пьяным угаром, он с удовольствием принял в свою компанию собственную жену. Их семейные хмельные «посиделки» проходили теперь довольно мирно – на удивление, супруг больше не цеплялся к Элине, абсолютно довольный её новым статусом своего собутыльника…

…К счастью, опомнилась она довольно быстро… Проснувшись однажды с жуткого похмелья, Элина по привычке заглянула в комнату сына: свернувшись калачиком, Антошка спал на своей кровати, поверх покрывала, даже не раздевшись. Коробка из-под нового телефона, подаренного накануне дедом, валялась возле кровати, а сам телефон лежал рядом с ребёнком, вместе с наполовину съеденным яблоком…

Безудержная жалость к сыну, навалившаяся на неё, отозвалась потоком слёз и резкой болью под левой лопаткой… В глазах потемнело, и, рухнув на пол, Элина очнулась только спустя какое-то время.

…Открыв глаза, она с удивлением наблюдала, как один за другим над ней проносятся светильники… И только почувствовав, как её тело подрагивает и накреняется, поняла, что её куда-то везут на каталке.

Вернувшись, спустя месяц, из кардиологического отделения, она застала дома жуткую картину: видимо, не прекращая пить всё это время, Игорь вынес из квартиры все ценные вещи, включая телефон и компьютер. Несмотря на то, что забравшие к себе Антона родители рассказывали, чем занимается её супруг, Элина тогда испытала настоящее потрясение.

«Элечка, я тебя никуда не отпущу! – мать загородила своим телом дверь их с отцом квартиры, куда Элина приехала вечером, чтобы забрать сына. – С твоим диагнозом тебе нельзя возвращаться к этому уроду!.. Плевать на всё – на квартиру, на вещи… Жизнь дороже!»

Она и сама так подумала сначала… Она уже была готова остаться у родителей, которые, не стесняясь в выражениях, крыли зятя, припоминая ему все его пороки… Ирина Германовна даже позвала Маринку с Людкой на домашний «суд», чтобы те окончательно убедили свою подругу в необходимости развода… Элина согласно кивала головой, приговаривая: «Я знаю… знаю…»

Но, удивительное дело: чем больше ругали Игоря её подруги, тем сильнее ей хотелось – туда… к нему… Почему-то она вспоминала его таким, каким он был раньше, ещё до пристрастия к алкоголю… Истерики?… Да ерунда… Это всё не он – не настоящий… У них были не только ссоры по его инициативе… У них было и хорошие дни…

…Элина вспоминала, как впервые увидела его в девятом классе – «новенький» был на голову выше всех их мальчишек, а ещё он был таким красивым… В их школе ещё никогда не было таких парней… Все девчонки тут же влюбились в новенького девятиклассника, но он почему-то выбрал именно её – Эльку, совсем не красавицу… Нет, она, конечно, всегда была миловидной, а ещё очень стройной… Но до настоящей красавицы явно не дотягивала. Во всяком случае, ей самой всегда казалось именно так. И – вдруг!.. Она долго не могла поверить своему счастью… Хотя, Игорь почти сразу стал проявлять свой совершенно не лёгкий характер. Многие девчонки тогда быстро отступились от него… и даже не стали делать ей «тёмную», хотя и грозились некоторые…

Нет, Игорь её всегда любил. Она знала это точно. Он любил её так, как умел… И узнав, что она беременна, не бросил… Едва отплясав на выпускном, они отправились в ЗАГС. Родители, которым будущий зять никогда не нравился, тогда не стали противиться, видимо, по старой привычке рассудив, что пусть «ребёнок родится в полной семье», а уж там – как Бог даст…

Им столько пришлось вынести… И даже эта её внезапная сердечная болезнь – сейчас она показалась Элине знаком судьбы. Да, она должна сама бросить всё возрастающее пристрастие к алкоголю… Бросить, чтобы вытащить из этой ямы и Игоря…