С любовью к Чечне

Гумер Каримов

С любовью к Чечне

Дорожный дневник Юфима Сании

Моему другу Мусе Ибрагимову посвящается

Часть первая. Первая поездка на Кавказ

1

В наше время не особенно разъездишься по стране, однако мне повезло. Первый вояж начался с того, что в конце апреля друг мой, однокашник по альма-матер, чеченец Муса Ибрагимов позвал на свой юбилей. И я видел не только полуразрушенный и восстанавливающийся Грозный, но и весь Северный Кавказ от Минеральных Вод до вод Терека. Что примечательно: сейчас, после кровавых разборок на Кавказе южном, за Цхинвалским перевалом и Кадарским ущельем, та поездка и «политические» разговоры, что мы вели с представителями чеченской интеллигенции, воспринимаются почти пророчески…

Потом совесть позвала меня в родные места, в Уфу, на мою малую родину, где «блудный сын» не был почти 20 лет…

«Я вернулся в мой город,знакомый до слёз…»

После того, как я, наконец, поклонился могилам матери и отца, своих родных, будто камень с души свалился. Побродил в старом дворе, куда меня в сорок седьмом привезли из роддома с проспекта Пушкина, где, между прочим, за шесть лет до меня, в сорок первом, родился Сергей Довлатов. В родном дворе встретил сидящего на скамеечке Толика по прозвищу «Шаляпин», одного из героев моего романа «Девять жизней». Он остался сидящим там, как и пятьдесят лет назад, будто время совсем не властно над ним…

И третий вояж в дорогую моему сердцу Вологодчину, где живет другой однокашник по философскому факультету, Володя Асташов. Он много лет рулит гуманитарным факультетом Вологодского технологического… Вологда, где могила Николая Рубцова, и воспоминания, потому как с Вологдой меня многое связывает…

Но подробнее об этих поездках в Уфу и на Вологодчину я рассказал в другом месте. Здесь же вернусь к своей первой поездке в Чечню на юбилей моего друга Мусы Ибрагимова, с которой и началась моя любовь к этой удивительной земле и ее людям, оставившим в моей душе неизгладимый «чеченский след»…

2

Юбилей – дело отнюдь не серьёзное и не повод для размышления о жизни, раньше надо было размышлять, юбилей нужен для того, чтобы вас всех собрать, и не тех, кто зачем-то нужен, а только тех, кто необходим…

Даниил Гранин

Муса Ибрагимов прислал письмо по электронной почте из Грозного, пригласил на свой юбилей. В конце апреля моему другу юности исполнилось 60. Дело в том, что в начале декабря прошлого года он приезжал на такой же юбилей, но мой, ко мне в Павловск. Так что с меня причитался ответный визит…

Ещё одну цитату от Даниила Александровича я мог бы не брать в кавычки, ведь это обо мне написано:

«Когда я сидел на чужих юбилеях, я ждал, что скажут сами юбиляры, это было самое интересное, потому что я надеялся узнать, как надо жить правильно, как живут красиво, деятельно, ибо все, кому отмечают юбилеи, конечно, достойны восхищения. То есть достойны или не достойны, я не знаю, но говорят о них обязательно с восхищением. Однако юбиляры своих секретов почему-то не открывают.

И вот так, ничего не узнав, я добрался наконец до своего юбилея».

Но речь сейчас не о себе веду, а о своём друге…

Для человека любознательного, а тем более, для человека пишущего, любая поездка в радость. Сменить обстановку, уйти от обыденности и, самое главное, набраться новых впечатлений – это ли не притягивает? Да и не куда-нибудь, а в Чечню! Знакомые звонят, спрашивают: «Как ты на это решился?» Люди все еще воспринимают сей Кавказский регион как зону повышенного риска. Но разве я об этом думал?

Стартанули в 11–05 на стареньком ТУ-134. На таких я летал тридцать-сорок лет назад. Сидим в салоне эконом-класса, в самом хвосте самолёта. Лёту до Минеральных Вод три часа. Там нас встретят и повезут в Грозный.

Женька забыл приглашение от Мусы (красивую бумагу с парламентскими печатями и подписями официальных лиц), и Юрка его за это беззлобно ругал.

Мужики уткнулись в газеты. Чудаки, будто газеты нельзя почитать на земле. А она сверху – загадочна и неисчерпаема. Меня дочка просила снимать её с высоты полета, и я добросовестно пытаюсь выполнить ответственное задание. Реки причудливо змеятся, непредсказуемые, как и всё у искусителей, а дороги – грубо прямолинейны.

На многие километры тянутся огромные леса, они кучерявятся вокруг водоёмов, а пашни выглядят залысинами на черепе земного шара.

Безоблачно, солнечно и синева тут наверху – до рези в глазах.

Из-за шума двигателей, а мы сидим с ними рядом, они встроены в корпус, как уши у Чебурашки, всё звучит приглушенней, и поэтому надо постоянно сглатывать, чтобы что-то услышать.

С парнями, что сидят за мной, мы учились на философском факультете. Жизнь разбросала нас по свету. Муса в Чечне из-за войны хлебнул всякого. А те парни, что сидят в креслах позади меня, далеко не «дураки». Юра Бойцов, самый младший из нас, преподает философию в Академии живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина в Санкт-Петербурге, он доцент, кандидат наук. Готовится к защите докторской. У него, между прочим, одиннадцать детей. И только двое из них – его собственные. Однако это другая история.

А Женя Елизаров вообще умница! Он защитился как экономист, работает в солидном институте, руководит лабораторией. А те две книги, что издал, вообще никто написать не смог бы. Одна из них – «Философия кошки», другая – «Античный город», и я даже написал к ней короткое послесловие, чем неимоверно горжусь.

В отличие от моих друзей, не изменивших основной профессии, я стал человеком «что-то там пишущим», может быть, поэтому они как нормальные люди спокойно читают газеты, а мне положено терзать прихваченную из дома общую тетрадку (хотел взять ноутбук, но жена подняла на смех, сказав, что это выпендрёж).

Тут, в небе, я вновь вспомнил Гамзата Цадасу: «Не говори сто, если знаешь одно. Скажи одно, когда знаешь сто».

Жена будет ругаться, что повторяюсь, но почему не повторить лишний раз мудрые мысли? Как там дальше-то? «Обо всём могут рассказать только все. А ты расскажи о своём, тогда и получится всё. Каждый построил только свой дом, а в результате получился аул. Каждый вспахал только свое поле, а в результате вспаханной оказалась вся земля».

Летел и мысленно упражнялся в придумывании афоризмов: «Обо всём может знать только Аллах, да и то, если периодически скачивает информацию по Интернету». (Муса рассмеётся, когда я ему это скажу).

Я тоже мог бы говорить о Мусе сто, но сейчас скажу одно: я потерял его 30 лет назад. Последний раз виделся с ним в Башкирии у себя на Родине. И вновь обрёл своего друга в декабре прошлого года, когда мне исполнилось 60…

Муса, его народ, его земля хлебнули горя. Здесь на небесах, по соседству с Аллахом, я попросил его, чтобы он не позволил повториться такому никогда.

Итак, мы потихонечку летели на юбилей нашего друга и знали, что в эти минуты где-то в небе летит самолёт из Вологды с нашим однокашником Володей Асташовым. И его я потерял тридцать лет назад, а он с Мусой на моей родине, в Башкирии много лет проработал в Уфимском нефтяном институте. Они-то никогда не теряли друг друга.

Из самолёта хорошо видно землю, правда, попадаются кучевые облака, отбрасывающие на неё довольно внушительные тени.

Когда внизу появилось широкое водное пространство, Женька сказал, что это устье Дона.

И вот обозначились разбросанные там и тут, хорошо просматриваемые сверху знаменитые пять гор-лакколитов – Бештау (Пятиглавая гора), «лермонтовский» Машук, Железная…

Смотрел в иллюминатор, а в памяти вставал образ 26-летнего юноши, отчаянного сорвиголовы, гениального от Бога и, как говорят некоторые его современники, довольно «несносного» по характеру. Здесь, на Кавказе, он просто «достал» своего сослуживца, и выстрел, прозвучавший у подножья горы Машук 15(27) июля 1841 года, оборвал жизнь гениального поэта…

Я счастлив был с вами, ущелия гор,Пять лет пронеслось: всё тоскую по вас,Там видел я пару божественных глаз;И сердце лепечет, воспомня тот взор:Люблю я Кавказ!..

А ещё вспомнил, что перед самым отъездом, работая над повестью о Пушкине и Натали, читал одно из его писем к брату Льву: «… жалею, что не всходил со мною на острый верх пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной…»

И чувствовал, что Пушкина в этих краях ещё не раз вспомню…

Во дни печальные разлукиМои задумчивые звукиНапоминали мне Кавказ,Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,Аулов и полей властитель пятиглавый…

Потом, по возвращении, я перечту «Путевые заметки» Александра Грибоедова: «…Верхи снежных гор иногда просвечивают из-за туч; цвет их светло-облачный, перемешанный с лазурью. Быстрина Терека, переправа, караван ждёт долго. Кусты. Убитый в виду главнокомандующего (конечно – А. П. Ермолова – Г.К.)… Приближаемся к ландшафту: верхи в снегу, но ещё не снежные горы, которые скрыты; слои, кустарники, вышины…». Заметка датирована 13 октября 1818. А я лечу в 2008-м. Двести десять лет спустя…

А еще припомнилось «С берегов Куры» Константина Паустовского: «Сегодня – воскресенье, и я ушёл из нового Тифлиса в старый, на гору Давида, на могилу Грибоедова, заросшую чёрным плющом. Внизу лежало море плоских крыш, вилась Кура, а за ней синим льдом уже горели вершины Главного хребта. И глядя на бронзовый барельеф Грибоедова, слушая в тишине и пустынности плеск воды в церковном фонтане, читая стёртые строки о том, что Грибоедов «убит в Тегеране генваря 30 дня 1829 года», я вспомнил, какая это древняя земля, покрытая тысячелетней пылью».

В Тбилиси, по ту сторону Кавказского хребта я был в начале перестройки по приглашению своих друзей-предпринимателей. Увы, сейчас не лучшие времена в наших отношениях с Грузией. Вот и с Чечнёй были еще совсем недавно отношения… Да какие могли быть отношения?! Война! А вот теперь я лечу на эту истерзанную двумя войнами землю и заранее люблю её, потому что люблю своего друга. Мне плевать на политиков, прикрывающихся «великими государственными интересами». Нет у меня никаких интересов, кроме одного: скорее прилететь и обнять Мусу.

Посадка. Аэропорт принял нас радушно – теплом и солнцем, а еще встретили сын Мусы тридцатишестилетний Аслан, его я помнил еще маленьким ребёнком, и друг Мусы Султан, закончивший факультет на год позже нас, мы хорошо знали друг друга.

От Минвод до Грозного по Федеральной трассе «Кавказ» километров триста, а точнее – 276 км. Мы сели в служебную «Волгу» Мусы. Наш маршрут пролегал через Пятигорск – Нальчик – Эльхотово – Беслан – Назрань – Грозный.

Нам предстояло не просто пересечь весь Северный Кавказ. Впереди нас ждало нелегкое испытание знаменитым кавказским гостеприимством.

Дорога заняла весь остаток дня, мелькающие названия населённых пунктов, либо ничего не говорили, либо, напротив, будоражили воображение, заставляя вспоминать то школьный учебник по литературе или истории, то страницу из классика, то газетные и телевизионные репортажи недавних кровавых событий на Кавказе…

Время от времени в машине раздавался звонок мобильного телефона Султана. Это нетерпеливый Муса интересовался: где мы едем сейчас?

А мы докладывали:

– в Минводах, куда заезжали «затариваться», я видел, что в этом старом городе, отмечающем юбилей, такие же дома, оставшиеся в наследство от Советов – пятиэтажки, хрущовки и брежневки. Встречается и новодел, так же безвкусно кричащий и аляповатый, как везде, как в Москве и в Питере;

– стоим в пробке на подъезде к крупнейшему на Кавказе оптово-розничному вещевому рынку – наследию дикого капитализма, на многие километры растянувшемуся вдоль Федеральной трассы;

– сидим в уютном отдельном кабинете придорожного кафе за обильным столом, и на наших тарелках дымятся шампуры с горячими «настоящими» шашлыками…

Потом мы снова ехали по замечательной асфальтовой трассе, обсаженной то пирамидальными тополями, то цветущими в эту пору вишней или сливой, то грецким орехом или каштанами. И было ли это на земле Ставрополья, в Карачаево-Черкесии, в Кабардино-Балкарии или в Северной Осетии-Алании… Либо под Карабулаком, на подъезде к Грозному, в душе жило ещё до конца не осмысленное, но полнокровное ощущение мирной жизни и жажда только одного – чтобы эта жизнь продолжалась на этой многострадальной земле.

…Когда подъехали к Грозному, быстро стемнело, как везде на юге.

Аслан вёл машину по улицам одноэтажной части города с заброшенными или разрушенными частными домами. Безрадостные, печальные картины… На одной из таких улиц, у дома с высоким кирпичным забором и массивными стальными воротами с барельефом головы льва машина остановилась.

Ворота широко открылись, и перед въездом образовался широкий полукруг встречающих. Выскочив из машины, я шёл к людям, ища глазами своего друга. И оказался в объятьях большого и сильного человека.

– Привет, Муса! – стискивал я его.

– Я не Муса, – обнимая меня, тихо засмеялся человек, – я Бека.

Беку, как звали Мусалипа – второго по старшинству после Мусы брата, я хорошо знал ещё в Питере, он учился в Лесотехнической академии. Он и раньше был поразительно похож на Мусу, поэтому нет ничего удивительного в том, что я их перепутал. Обнял Дети – жену друга… Годы изменили нас: где та жгучая, стройная горянка, которую я впервые увидел в 1971 году?

– А где твоя чёрная шевелюра, Юфим? – в свой черед улыбается она.

– Что поделать, Дети. Время не очень-то нас щадит.

…«Возвращение» Мусы через 30 лет для меня первоначально началось заочно: с телефонных звонков, статьи, что он прислал в журнал, фотографии, посланной по Интернету. Глядя на фото, я понял, как мы изменились… Впрочем, разве мы внутри себя это чувствуем? Только взглянув в зеркало или, как в зеркало, друг на друга… А так мы не ощущаем ни морщин, ни седин, оставаясь по-прежнему молодыми…

А потом я вздрагиваю от неожиданности и чуть не падаю на землю, втянув голову в плечи от пистолетных выстрелов и автоматных очередей салюта в честь «высоких гостей». Традиция, появившаяся в послевоенной Чечне. Ничего не попишешь – оружия здесь сейчас навалом…

Наконец обнимаю Мусу, невольно вспомнив при этом Козьму Пруткова: «Нельзя объять необъятное» и, растроганный встречей и памятью о некогда высоком и стройном, как кипарис юноше, которого знал много лет назад, был по настоящему счастлив сейчас…

Позже, в Приэльбрусье, куда Муса увезёт нас после юбилейных торжеств, в сауне отеля мы взвесимся: у Мусы – 120 кг – против моих 67… Но высокий рост друга скрадывал его вес.

Володя Асташов прилетел через Москву из Вологды прямо в аэропорт Грозного, пока принимающего самолёты только из нашей столицы. Володя тоже уладил как-то свои дела на работе и вырвался на юбилей. И вот он стоит у Мусы во дворе дома, и я обнимаю давнего друга с такой знакомой застенчивой улыбкой. Идут годы, мы стареем, толстеем, умнеем, а может, наоборот – глупеем, обрастаем детьми, внуками, условностями, а вот Володя ничуть не меняется, у него с юности осталась эта обаятельная улыбка, и от малости этой так хорошо на душе.

Но не только своей улыбкой знатен мой друг. О Володе рассказать подробно у меня еще повод будет, ибо юбилей его не за горами.

Как написал Женька Елизаров, «Свобода общения, издревле присущая выпускникам одной alma mater, свойственная гуманитариям толерантность, эйфория встречи давно не видевшихся друзей – все это вместе рождает какую-то особую атмосферу, когда разные по вере, обычаям, политическим убеждениям люди могут говорить друг другу все, что взбредет в голову. Это не проходит не замеченным: вспоминается былая (вовсе не мифическая) «дружба народов», светлая ностальгия».

Выпитые количества порождают взаимные подначки. Кто-то бросает пафосную мысль о возрождении былого единства, кто-то из русских, на лету подхватывая идею, ехидно замечает, что всякое единение требует залога, а что взять со старого татарина и чеченцев? Впрочем, не теряемся и мы: ведь жертвенность должна быть взаимной.

– Может быть, омусульманить вас, ребята, – говорю Женьке, Юрке и Володьке.

– Вы не волнуйтесь, – подыгрывает мне Муса, – больно не будет, все под наркозом сделаем.

– Пустяковая операция! – солидно добавляет Султан…

Мы устали с дороги, да и водка, какой бы вкусной она ни была, не зря плескалась в наших желудках.

Вот так незаметно прошёл этот длинный и суетный день и, расставаясь на сегодня с Мусой и его добрым окружением, немного грущу: на один день убавилась наша встреча. Читаю у Сенеки: «Только время, ускользающее и текучее, дала нам во владение природа, но и его кто хочет, тот и отнимает». Впрочем, мы сами тратим его неразумно и расточительно. То на дурное потратимся, то не на те дела, что нужны, а чаще – просто так, на лень да безделье. Как жаль, что «все проходит – пройдет и это», – печально вздохну, вспомнив Соломона…

…Уже вернувшись, читая в журнале «Звезда» прозу Даниила Гранина «Листопад», находил там отклики на состояние своей души. Петербургский писатель старшего поколения в этой своей вещи афористичен как нигде. Поэтому и хочется его здесь цитировать: «Мое правило: сегодняшний день – мой самый счастливый день в жизни. Потому что большую часть жизни мы живём или вспоминая хорошее, или надеясь на хорошее».

3

На следующий день, всю его первую половину, младший брат Мусы Мовсур знакомил нас со столицей Чеченской Республики, так теперь она официально называется. Погрузив всех нас в джип, медленно повёз по невесёлым улицам города. Действительно, повсюду видны следы недавней разрушительной войны, но все-таки город оживает, восстанавливается.

Сразу за бурной и быстрой Сунжей, второй после Терека реки в республике, в самом центре столицы возводится огромная мечеть на 10 тысяч прихожан, точная, хотя и уменьшенная копия стамбульской мечети, перестроенной когда-то из знаменитого византийского Софийского собора. Напротив строящегося культового сооружения разбит сквер, главной доминантой которого является памятник Ахмаду Кадырову – первому президенту новой Чени. У памятника два часовых с автоматами. Здесь мы сфотографировались.

Масштабы восстановления города поражают своим размахом. Но всё-таки многое предстоит еще сделать. Катастрофически не хватает средств, хотя Федеральный центр старается республику не обижать, но что поделать, если Грозному и всей республике нанесён такой разрушительный урон.

Многие микрорайоны города практически стёрты с лица земли. В сотне метров от дома моего друга – знаменитая площадь Минутка: здесь не сохранилось ни одного здания, в памяти оживают жуткие кадры телевизионных репортажей… Несколько раз проехали под мостом, и вновь смертоносные кадры телевизионной хроники встают перед глазами: «теракт против генерала Романова…». Того самого, который хотел остановить войну…

На километры растянулся Старопромысловский район столицы, зрелище не совсем приятное. Вдоль дороги выстроились пятиэтажки, многие из них разрушены, другие – стоят, зияя огромными пробоинами от снарядов, диаметром 5-10 метров. Но и в них живут люди. Удивительно: вместо оконных стекол – полиэтиленовая плёнка или наспех заделанные, заштукатуренные стены и проёмы…

В центре города многие разрушенные дома разобраны строителями. В том числе уничтожено и знаменитое здание бывшего Обкома КПСС, при генерале Дудаеве – Президентский дворец.

Разумеется, короткая поездка не может претендовать на объективность, да мне это и не нужно. Меня волнует другое. Стало общим местом говорить о том, что история не имеет сослагательного наклонения. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь: так оно и есть…

Утверждается также, что богиня Клио ничему не учит. А вот худо, коли так. Ведь если чудовищная война на территории нашего государства в конце двадцатого, начале двадцать первого века, унесшая столько жизней, превратившая в опустошенное, безжизненное пространство некогда цветущий и богатый край, ничему нас не научит, то что же мы за люди такие, что за граждане Великой страны? Никогда не смогу понять ни нравственную, ни политическую сторону ее мотивов.

Тридцать восемь лет назад двадцатидвухлетним парнем приехал я из далекой Башкирии в Ленинград учиться. В тот же год из далёкой Чечено-Ингушетии в Ленинград приехал еще один провинциал – Муса Ибрагимов. Нам повезло, мы стали студентами философского факультета одного из престижнейших вузов страны – ЛГУ имени Жданова. Годы учебы сдружили нас. Мы, как и тогда, и сейчас не очень задумываемся над тем, кто из нас кто по национальности: все скопом представляли одну страну, единую историческую общность, во всех общественно-политических монографиях самонадеянно и громко называемых советский народ. Как бы иронично сегодня это ни звучало, потому что нет такой нации, но скажи нам тогда, что из-за национальной розни, религиозных предрассудков или еще почему-то огромная многонациональная страна развалится на куски, и часто развал будет сопровождаться кровавыми событиями, мы бы восприняли это как бред сумасшедшего.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.