Полная версия
Ключ для хранителя
– Здравствуйте, – поздоровалась «в никуда» по деревенской традиции.
Тут же в меня уперлись две пары глаз: сухонькой старушки в простеганном жилете, по-видимому, хозяйки козы, и продавщицы, ярко-выраженной блондинки в кокетливом фартуке и с замазанным бланшем на скуле. Я подошла к прилавку и встала «в конец очереди». Продавщица, игнорируя старушку, протягивающую ей денежную купюру, проследила за мной взглядом.
– Ветка?! Точно, Ветка! Ужас, как ты изменилась!
– Таня?.. – удивилась и я в свою очередь. Опознанная бывшая приятельница же радостно заулыбалась. – Привет, дорогая! Так ты теперь здесь? А я слышала, ты в Сургут уезжала на заработки.
– Знаешь, везде хорошо, где нас нет, – философски изрекла девушка. – Я год назад вернулась… с сыном. Никитка зовут. Классный парень, на меня похож, просто ужас. А ты нашла свои «заоблачные дали»?
– Это, в каком смысле? – не поняла я.
– Ой, ну помнишь, лет 15 назад у нас под деревней цыганский табор стоял?
– В 99-м это было, – встряла в разговор козья хозяйка. – У меня в ту весну как раз внук, Костик из армии пришел.
– Не-ет, не помню.
– Странно… – на миг задумалась Таня. – Ну, так вот, мы с девчонками: я, ты, Светка Зубова и ее старшая сестра, Олька бегали к ним по руке гадать. Была там такая старая цыганка с трубкой. Мне она нагадала два замужества и трех сыновей, Светке много денег, Ольке… не помню что, а тебе она сначала ничего говорить не хотела. Ты разозлилась, а мы ее уговаривать стали…А потом… – Таня скосила глаза в сторону, пытаясь припомнить. – А потом она взяла твою руку и сказала, что будешь ты жить не в нашей стране и не заграницей и будет у тебя муж ни русский и не иностранец. Светка тогда еще засмеялась, что это тебе как раз подходит, потому что ты и так все время витаешь в заоблачных далях… А потом пришла твоя бабушка и закатила ужас какой скандал, к нам весь их табор еще сбежался…
Я внимательно слушала Таню, не понимая, как такое событие могло совершенно исчезнуть из памяти:
– И много сбылось из цыганских пророчеств, конечно, кроме моих… далей.
– Конечно! Я уже один раз была замужем и сын у меня один есть. Осталось совсем немножко, – заулыбалась уверенно девушка. – А Светка, ты сама знаешь, третий год со своим Жаком во Франции в еврах купается.
– Н-да, – скептически выдала я. – Процент попаданий оставляет желать лучшего.
– Это не все…Ты еще кое-что забыла, – Таня как то сразу стала серьезной. – Она еще твоей бабушке вслед сказала, когда та тебя за руку домой потащила.
– Что сказала?
– Она твоей бабушке сказала, что умрет она страшной смертью и не у себя в постели… Ужас, правда?
– Прости Господи грехи наши тяжкие, – мелко перекрестилась забытая Таней покупательница.
Я на негнущихся ногах вышла из магазина…
Деревенское кладбище было ровесником Качелино, впервые письменно упомянутого в конце позапрошлого века. Кто стал его основателем и по какой причине искал между этими холмами и болотами свое пристанище, я, к своему профессиональному стыду, сейчас и не вспомню. Мы с бабушкой впервые здесь появились 22 года назад, и я тогда была еще лысым 3-х летним карапузом. Уже позже, в течение многих лет, я, как мелкие бусинки на ниточку, нанизывала все, что бабушка нехотя рассказывала мне о моих родителях, откуда мы появились в этих краях и вообще о том, что могло хоть как то объяснить мне причину бабушкиного «сибирского паломничества». В итоге сведений собралось не много, но и они не радовали. Получалось, что все мы были родом из Рязани. Этим фактом Катерина Ивановна объясняла бабушкин «окающий» диалект, особенно заметный в первое время. Выросла бабушка в детдоме, что опять же объяснялось военной и послевоенной обстановкой в стране. Там же, в Рязани, встретила своего мужа, моего деда, который работал тогда в Рязанском горисполкоме и был намного ее старше. И пока она, будучи уже «тяжело беременной» моим отцом, тряслась по колхозам активной участницей студенческой агитбригады, деда безвозвратно загребли на одну из «бесплатных» строек страны. Что касалось моих родителей, то здесь все было еще печальнее. Получив диплом преподавателя биологии, из чувства долга бабушка решила вернуться в родной детдом. Там же, на его территории, ей выделили небольшую комнатку, в которой они с моим папой и прожили много лет. Естественным исходом стал тот факт, что мама моя, как невеста, была выбрана, как говорится, не «отходя от места». Бабушка не протестовала, хотя претензии у нее к «молодой жене сына» все же были (по крайней мере, именно эта часть ее скудных воспоминаний была наиболее эмоционально окрашена). Как бы там ни было, спустя пять лет вполне счастливого брака, мои родители решили отметить свой свадебный юбилей сплавлением на байдарке по уральской реке Чусовая, где и трагически погибли. Причем, их даже не нашли, хотя долго искали. Бабушка же, гонимая довлеющим над ней роком, собрала пожитки и, прихватив меня, решила полностью изменить свою жизнь, ну и мою заодно. В общем, из всей этой грустной истории напрашивался один вывод: кроме нее близких родственников у меня больше нет, так что и искать некого… А теперь я и вовсе осталась одна. И единственное, что связывает меня сейчас со всеми этими ушедшими давно и недавно людьми, так это только память: размытые скудные факты и яркие эмоциональные воспоминания… Да еще родовая фамилия «Полунич», в сочетании с вычурным именем «Ветвяна», больше подходящие какой-нибудь припадочной дамской писательнице, чем историку, а тем более очень серьезному редактору…
На покрытом лаком деревянном кресте, над высокой бабушкиной могилой фотографии не было. От нее вообще почти не осталось фотографий. Не любила Неонила Марковна это делать, говоря, что сущность человеческая через вспышку не передается, а приличных живописцев в нашей глуши нет. Только металлическая табличка с ФИО и двумя датами: 27/VI-1944 – 16/Х-2010. Да что там фотография, меня вообще сильно удивлял сам факт присутствия креста. Ведь в Бога бабушка никогда не верила, в церковь не ходила и мне не разрешала. Я, правда, ее все равно один раз ослушалась, уже в студенческие годы. Но, то ли молодой, но надменный священник меня не впечатлил, то ли испугало внезапное головокружение с покалыванием кончиков пальцев…. В общем, больше я судьбу не искушала…
– Наверное, мне пора, бабушка, – сообщила я, почему то табличке. Зябко передернула плечами, все-таки на кладбищенском бугре ветер был гораздо сильнее, еще раз поправила ирисы в стакане под крестом и встала с лавочки. Телефонные часы показывали 13.34. – Сколько ж я здесь?.. Полтора часа…
Уже у подножия холма я еще раз оглянулась назад и уверенно двинула в обратный путь. От быстрой ходьбы тело постепенно согрелось, руки «оттаяли», но, вот мелкая дрожь, подступающая волнами… Я прислушалась к себе и вдруг ощутила, что она не от холода. Ко мне снова вернулось то состояние тревоги, с каким я заезжала в деревню утром. Поддавшись внезапному порыву, я остановилась и трусливо огляделась по сторонам… Тишина и покой, какие бывают только в природе, царили вокруг. И лишь одно нарушало эту идиллию – выглядящая маленькой точкой, но постепенно приближающаяся по пыльной дороге машина. Объехав меня, все также стоящую на обочине, потрепанная белая «шестерка» со знаком на лобовом стекле «Инвалид за рулем», остановилась, и из нее, крехтя вылез худощавый мужчина в выцветшей бейсболке. Мужчина улыбнулся, собрав на загорелом лице глубокие морщины, и я облегченно выдохнула.
– Что это ты замерла, как суслик в поле? – спросил насмешливо прокуренным голосом.
– Тебя встречаю, часа три тут стою, – ответила я ему в тон.
– Да ну?.. Смеешься, а я поверил. Ну, здравствуй, птичка залетная. Раз встретила, садись, поехали, – мужчина приглашающе взмахнул рукой над своей машиной.
– Привет, Валерыч! С превеликим нашим удовольствием, – шагнула я в его сторону, но вдруг остановилась. – Погоди, что-то в тебе не так… А ну-ка, пройдись!
– Я тебе тюлень, что ли, в цирке, чтобы прохаживаться… – пробубнил Валерыч, но, затем, с явным удовольствием сделал несколько шагов туда-сюда.
– Ну, точно! И ведь почти не хромаешь теперь… Покажи новый протез!
– Вета, прекрати издеваться над контуженным! Садись лучше в машину. У меня в багажнике рыба из фитилей киснет, – взмолился мужчина и первым показал пример…
Глава 5
Валерыч…
Валерыча я знала много лет. Как раз в первый год нашей с бабушкой качелинской жизни, он, афганским дембелем с ампутированной до колена левой ногой вернулся в родную деревню. И как то не заладилось у него с самого начала. Девушка не дождалась, укатила в Тюмень с заезжим бизнесменом. Потом, через полгода умерла его старенькая мать, оставив парня полным сиротой. Ситуацию эту усугубляло еще и то обстоятельство, что Валерыч никак не хотел считать себя калекой: от пенсии категорически отказался, хотя работу достойную найти так и не смог, зато, будто специально, каждый день искал себе «по пьянке приключений». Сердобольные деревенские бабки вздыхали, глядя вслед шатко хромающему на костыле парню в тельняшке, и прятали, от греха по дальше, своих сыновей и внуков.
Как то мы с бабушкой выходили из магазина, под стеной которого Валерыч как раз вольготно храпел в лопухах. В дверях ее окликнула тетя Вера, оба беспутных сына которой почему то особенно не нравились десантнику и, тыча пальцем в торчащий из зарослей костыль, прошептала: «Неужели тебе, Марковна, его не жалко? Ведь ты же можешь его вылечить». Бабушка тогда посмотрела на вдруг открывшего мутные глаза Валерыча, и передернула плечами: «А может быть, у него судьба такая, водку пить да дураков бить» и, взяв меня за руку, спустилась с крыльца. Но, судьба в моем лице приготовила для десантника иное предназначение, о чем, я уверена, он неоднократно вначале сожалел…
Мне тогда едва исполнилось тринадцать лет, а выглядела я уже на все шестнадцать. К нам в деревню в то лето с этнографической экспедицией приехали студенты – второкурсники из какого то уральского института культуры. «Экспедиция», это для пятнадцати дорвавшихся до свободы вчерашних мальчишек и девчонок, было сказано громко. На самом деле они, разбив за Качелино палаточный лагерь, около месяца сильно пили, громко пели, дрались с местными и лишали их подруг шанса на «целомудренное замужество». Вся эта «этнографическая вакханалия» продолжалась до тех пор, пока однажды не настала моя «счастливая» очередь. Причем, совершенно неожиданно для меня… Парень был коренастый и лопоухий. Он мне даже запомнился, когда я пару раз до этого видела его на улицах деревни. Но запомнился так, как запоминаются хорошим девочкам сказки про принцев или фотографии белозубых звезд в глянцевых журналах. То есть, просто девическое восхищенное «Ах!» и все, без надежд и последствий. Когда же я увидела его, наглухо перегородившего собой узкую тропинку, ведущую с местного пляжа, то всем своим маленьким 13-ти летним мозгом ощутила: последствия наступили.
Сейчас, вспоминая этот красочный эпизод моего детства, я, конечно, осознаю, что мне тогда крупно повезло. Во-первых, парень сам был не настолько опытен или испорчен, чтобы сразу перейти к решительным действиям. Вначале он захотел договориться со мной «по-хорошему». Во-вторых, эффектом неожиданности для него стала первая же произнесенная мной испуганная фраза: «Дяденька, вы чего?». Шестнадцатилетние, даже деревенские барышни изъяснялись гораздо увереннее. В-третьих, в правой руке за длинные ремешки я несла грозное оружие против насильников – бабушкины раритетные босоножки с каблуками, которыми я на спор забивала небольшой гвоздь. В итоге, парень пострадал больше меня. Я отделалась лишь синяками на запястьях, а он – почти квадратной шишкой на лбу и двумя сломанными ребрами. Откуда ж было знать неместному студенту, что сразу за тропинкой, прикрытый буйной крапивой, начинался крутой обрыв. Вот туда я его, почти контуженного и толкнула… Уже потом, глядя на его распростертое внизу тело, меня охватил ужас. Мне показалось, что он окончательно и бесповоротно мертв и это сделала я! Сломя голову, я рванула домой и с порога начала блажить: «Бабушка! Я его убила! Я убила человека!». Испуганная бабушка, в это время мирно пившая чай с Катериной Ивановной, кое-как дозналась у меня, что же такое произошло. В результате, уже через несколько минут, женщины, несвойственным их возрасту галопом, неслись на «место преступления»… За одним из поворотов они нос к носу столкнулись с матерящимся «убиенным»…
Тем же вечером бабушка повела меня в жаркую, пропахшую травами баньку и часа два «снимала стресс» тяжелым березовым веником. На мой осторожный вопрос: «А, это поможет?», спокойно улыбнулась и поцеловала в нос:
– Теперь ты под моей двойной защитой, но… кое-что сделать все-таки следует.
А через два дня деревню с большим скандалом, устроенным с легкой руки Катерины Ивановны, наконец-то покинули понурые студенты. Правда, как раз перед тем, как за ними пришла бортовая машина, к нам в дверь робко постучали… Бабушка открыла и демонстративно громко произнесла:
– Ветвяна, это к тебе!
Я выглянула из комнаты, где с самого дня «боевого крещения» сидела под домашним арестом и увидела своего недавнего обидчика. Парень застыл в дверном проеме, отсвечивая густо смазанным лбом, и смотрел в пол. Затем выдавил:
– Я пришел извиниться перед тобой. И, если ты… вы с твоей бабушкой, – боязливо скосил в ее сторону глаза. – захотите заявить на меня в милицию, то я готов понести полную ответственность. Вот…
К горлу подкатил ком запоздалой злости, злости за то, что пришлось испытать ужас убийства, что наивное детство мое закончилось, что оказалась такой трусихой:
– Бабушка, скажи ему, пусть он уйдет. Нам от него ничего не надо! – и хлопнула комнатной дверью.
Села за стол, подперев горящие щеки руками, и в распахнутое окно увидела, как студент вышел из калитки, где его поджидала коротко стриженная брюнетка в красной майке. Он что-то тихо сказал ей, после чего девушка бросила быстрый взгляд в нашу сторону:
– Это ты еще легко отделался, придурок. Своих тебе телок мало, связался с внучкой деревенской ведьмы.
Парочка поплелась прочь, а я ненавидяще уперлась взглядом в спину незнакомке. «Да как она могла сказать такое про мою бабушку?» – молотом билось в голове. Я уже дернулась вперед, чтобы крикнуть им вслед что-нибудь обидное, но в этот момент девушка вскрикнула и кулем рухнула в пыль:
– Мить, я, кажется, ногу подвернула, – донеслось до моих пылающих ушей.
– Так тебе и надо, дура! – все-таки крикнула я в окно…
А еще через день состоялось наше с Валерычем знакомство. Я на тот момент наивно полагала, что бабушкино «кое-что сделать все-таки следует» относилось к вынужденным извинениям студента Мити, но, не тут-то было. Она привела меня на пустынный школьный стадион и торжественно представила сидящему под деревом хмурому, но трезвому десантнику:
– Вот, Юрий Валерьевич, моя внучка, Ветвяна. Если наша договоренность в силе, через месяц жду от вас результатов. Вы должны научить ее защищаться от разных… моральных уродов. Признаю, будет нелегко, – эти слова были произнесены уже лично мне. – Но, согласитесь, оно того стоит. Или нет?
– Неонила Марковна, – напыщенно привстал мужчина. – Сделаю, все, что смогу. Но и вы, пожалуйста, слово свое сдержите.
Бабушка внимательно на него посмотрела и неожиданно рассмеялась:
– Фирма гарантирует!.. Ну, не стану вам мешать. Ветвяна, будь умницей!
И, довольная собой, удалилась, бросив пакет с прихваченным из дома старым одеялом на траву. Я же, проводив бабушку взглядом, недоуменно уставилась на Валерыча:
– Что это вы со мной собираетесь делать?.. Пытать?
Мужчина страдальчески вздохнул, но на мой «умный» вопрос ответил:
– С сегодняшнего дня я буду заниматься твоей физической подготовкой. Ты будешь бегать, отжиматься, подтягиваться, растягивать мышцы и учиться основным приемам самообороны.
– А, может, не надо так много? – спросила я обреченно.
– Нет, без этого никак, – с такой же интонацией вздохнул он.
Я, конечно, понимала, что крупно влипла, но, ослушаться бабушку не посмела бы все равно. К тому же очень хотелось действительно прибавить себе уверенности, заметно упавшей в последние дни:
– Ну, х-хорошо. Только уговор, зовите меня Ветой.
– Договорились, только я тогда, просто Валерыч, и на «ты», так привычнее, – зарделся мужчина…
И началось мое мытарство: для начала я пробежала четыре круга по стадиону, потом честно попробовала отжаться и подтянуться, затем были упражнения на растяжку мышц. А, спустя часа два, «ватной куклой» раскинувшись на одеяле, я, откуда то сверху, услышала фальшиво радостный голос Валерыча:
– Ну, а теперь перейдем к основной части!
Тут я поняла, что ко второму своему убийству подойду с большей тщательностью: кое-как встала, подняла лежащую неподалеку штакетину и пошла на десантника. То, что это не «творческая» инициатива, мужчина понял только тогда, когда штакетина весело щелкнула по его деревянному костылю. Он дернулся и удивленно уставился на мое «холодное оружие».
– А теперь, Валерыч, мы будем быстро бегать.
– Послушай, Ве-ета! Я, вообще женщин и детей не бью, но у меня натренированные инстинкты. Брось палку! – выговорил мой наставник, тактически отступая в кусты.
– А у меня… стресс! – делая шаг вперед, вставила я умное бабушкино слово.
– Я тебя в последний раз прошу, брось палку!
– А я тебе говорю, беги! – честно предупредила я, снова замахиваясь на костыль.
Тут Валерыч не выдержал… и мы сорвались с места. Он летел впереди, по козлинному подпрыгивая на поворотах, я неумолимо преследовала, но так увлеклась, что слишком поздно поняла, какую подлость задумал десантник. Мы стремительно приближались к нашему дому… Стоящая на крыльце бабушка, заметила нас издали. И, когда, запыхавшийся Валерыч, рухнул за ее спасительной спиной, уже смогла хоть что-то сказать:
– Та-ак, по-моему, планировалось не совсем это.
– Бабушка! Он надо мной издевался! – отчаянно крикнула я, пряча палку за спину.
– Неонила Марковна, я на такой беспредел не подписывался. Это была стандартная программа для десанта, я ничего от себя не добавил, – выкрикнул свое мнение Валерыч, не покидая укрытия.
Бабушка же нехорошо прищурилась и всем корпусом развернулась к нему:
– Для кого, вы говорите, была стандартная программа?
– Для десанта, – уже не так уверенно повторил замерший мужчина.
– А Ветвяна у нас кто?
– … Девочка.
Возникла минутная пауза…
– Ну что ж, раз мы выяснили эту существенную разницу, то даю вам обоим еще один шанс стать лучше. Конечно, с корректировкой… Кстати, Веточка, дай-ка мне эту палочку, – я робко протянула штакетину, бабушка взвесила ее на руке и показала мужчине. – Почему бы не попробовать вот с этим? У девочки явный талант.
Валерыч потер лоб и обреченно вздохнул…
На следующей тренировке я познакомилась с «бузой», русским рукопашным боем, точнее, его разновидностью – боем палочным. Проверенная в деле штакетина была заменена на более удобный вариант – круглую в диаметре, качественно ошкуренную сосновую палку длиной до моего солнечного сплетения. Валерыч пояснил, что в идеале «тростка», так она теперь называлась, должна быть из бука, но, за неимением лучшего сойдет и сосна. Мне за месяц сошли целых три. Занятия наши со временем сместились на просторный, почти заросший высоким бурьяном двор десантника, где на столб было торжественно водружено «фуфаечное» чучело. Я ласково назвала его «Митей» и с увлечением колотила по несколько часов в день. Периодически «Митя» штопался толстой капроновой ниткой, но терпеливо сносил за свой прототип все мои издевательства. Постепенно я втянулась, привыкнув к неизбежным синякам, ссадинам и кровавым мозолям. Валерыч же оказался неплохим педагогом, чередуя наши с ним парные поединки, рассказами про свою службу в Афганистане. Я таскала ему бабушкины пирожки со щавелем, а он, громко чавкая и живо жестикулируя, комментировал мои «пляски»:
– Спину держи!.. Не открывай корпус! Та-ак, теперь меняй хват!.. Уходи с ближнего! Бей!.. Да, чтоб тебя… опять «Митя» накрылся…
Однажды вечером, сидя на завалинке рядом с десантником и вытаскивая из ладошки очередную занозу, я спросила мужчину:
– Скажи, Валерыч, а почему ты согласился со мной заниматься?
– Потому что у нас с твоей бабушкой был уговор, – ответил он, пуская в сторону папиросный дым.
– И на что вы уговаривались? На деньги?
– Нет, – засмеялся мужчина. – На лучшую жизнь.
– А разве такое возможно?
– Понимаешь… Ну, как я живу? – выразительно мотнул он головой в сторону горы пустых бутылок у крыльца. – Разве так мне хотелось, когда я валялся в госпитале и мечтал о том, как вернусь домой, женюсь, детей наделаю… А Неонила Марковна, она сможет мне помочь, даст второй шанс. Мне и Марина про нее говорила, только я боялся сам подойти, попросить ее. А тут так все вышло, само собой…
– Марина? – вспомнилась мне приятная невысокая женщина с родинкой на щеке, которая часто, как будто бы по делу, прохаживалась мимо нас во время занятий. – Она красивая… Да ты влюбился, Валерыч!
– А что с того? – с вызовом спросил мужчина и покраснел до ушей…
Ровно через месяц с начала наших занятий, мы устроили перед бабушкой «показательное выступление». Сначала я, после нескольких пробных тычек, колющим ударом в корпус, окончательно развалила многострадального «Митю», потом наступила очередь спарринга[1]. Валерыч волновался больше меня, но выступили мы на славу. У меня даже один раз получилось выбить из рук своего наставника тростку, причем, по его удивленному мату я поняла, что это были не «поддавки». Закончили мы с честным счетом 5:1, но зрительница осталась довольна.
Тем же вечером, сопровождаемый бабушкой, Валерыч гордо прошествовал в нашу «лечебную» баньку…
Глава 6
Цацка…
Открыв переднюю пассажирскую дверцу «шестерки», я с облегчением плюхнулась на жесткое сиденье. Машина тут же тронулась и, по-стариковски скрепя, начала маневр вокруг глубокой дорожной выбоины. С пыльной панели, со мной, отраженным лучиком солнца, приветливо «поздоровался» традиционный водительский атрибут: три маленькие иконки на «золотой» пластиковой основе.
– И давно ты, Валерыч, в Бога стал верить? – спросила я с интересом.
– Ты знаешь, – ответил мужчина, не раздумывая, – сразу после знакомства с твоей бабушкой, – и тут же добавил, увидев мой удивленный взгляд, – Я, Вета, точно знаю, сила, которая у нее была, никак не от дьявола. «Светлая» она была, Неонила Марковна, хоть и строгая… А ты у нее переняла что-нибудь?
– Ну-у, умею немного. В травах местных разбираюсь, могу сделать сбор или настой от разных… неприятностей, заговоры, самые простые и так, по мелочи кое-что.
– Жаль, – искренне сказал Валерыч. – А, хотя, меньше знаешь, лучше спишь.
– Это точно, – невесело подтвердила я, вспомнив свои последние, почти бессонные ночи с какими-то мутными снами.
– Расскажи хоть, как твои дела, – решил сменить тему мужчина. – А то, на похоронах так и не пришлось поговорить. Замуж-то не вышла?
– Валерыч, где же я найду такого, как ты? В Тюмени такие не водятся. «Исчезающий вид» смущенно хмыкнул и вытянул из верхнего кармана рубашки надорванную пачку «Беломора»:
– Все смеешься… А в остальном, как? Работаешь там же?
– Все в моей жизни стабильно до безобразия. Так и тянет, иногда, или послать кого-нибудь или самой туда податься. Я, в общем-то, поэтому сюда и приехала… – и замолчала, наконец, удивленно осознав, зачем на самом деле, как сомнамбула, стремилась в Качелино в течение последних недель, почему нахожусь сейчас здесь, в этой машине, на этой дороге. – Знаешь, Валерыч… я хочу, чтобы ты меня сводил на ЭТО место, там, где бабушка… где бабушку… Сводишь?
Машина резко затормозила и я едва успела упереться ногами. Валерыч, глядя на руль, потер ладонью лоб. «Так и осталась у него эта старая привычка», – подумалось, почему то…
– А тебе очень надо?
– Да.
– И когда?
– Сейчас… Это далеко?
Мужчина, наконец, закурил, открыл свое окошко и посмотрел на меня:
– Нет, не далеко. Давай, только заскочим ко мне по дороге. Я рыбу выгружу, и сапоги возьмем, там трава высокая и мокрая. Хорошо?
– Спасибо, Валерыч…
Я, конечно, знала, что бабушку нашел на следующее утро лесник, шедший по следу одинокого волка. Еще знала, что погибла она около Дальних Болот, западнее нашей деревни. Но, в местах этих никогда раньше не бывала, потому что нехорошие это места, как говорила бабушка, «нечистые». И историю эту, где шепотом, где в полный голос много раз пересказанную в Качелино, конечно, знала. Причем, из первых уст, то есть от самого лесника, несшего, на похоронах, в числе прочих, бабушкин гроб…16-го октября прошлого года, с утра по раньше, пошла она на эти самые болота неизвестно зачем, потому что сумку при ней нашли почти пустую, только с комьями земли и без собранных трав или корневищ. Однако точно установлено, что убил ее волк. Лесник сказал, что зверь вел себя странно – обошел стороной лесную кормушку, у которой в это время находился «охромевший» лось, но, как бы там ни было, шансов ей никаких не оставил. Вот и вся история.