Трофей императора

Каждое утро младшей принцессы начиналось с борьбы с волосами. И каждое утро победа была не на ее стороне. Она знала, что влага на волосах скоро высохнет, и непослушные пряди снова будут торчать, придавая фривольный вид, недопустимый в ее положении.

Закончив, девушка придирчиво осмотрела себя. Потом постаралась придать лицу нужное выражение, показывающее всю степень ее покаяния, мысленно прочитала молитву Эльхе Пресветлой и тихонько приоткрыла дверь в гостиную.

Ее накрыло новым взрывом смеха, ворвавшимся в образовавшуюся щель.

– Любая принцесса спит и видит себя королевой! – она услышала резкий голос Лидии и осторожно выглянула в гостиную.

– Или императрицей, – выкрикнул кто-то из сестер. – Чего уж мелочиться в желаниях?

– А хоть и императрицей! Отец сказал, что брачный договор уже составлен. И он здесь, в этом замке. Его привез с собой королевский поверенный за день до нашего появления. Осталось только вписать имя невесты. И та, что сможет заинтересовать императора, сама станет императрицей. Вы только вдумайтесь, как это звучит, – ее голос внезапно сменил тональность, плечи расправились, острый подбородок дернулся вверх. – Императрица Лидия Мудрая!

И снова принцессы покатились со смеху.

Они расположились на двух низких софах, окружавших кофейный столик, и наслаждались цветочным чаем из изящных фарфоровых чашечек, таких маленьких, что они легко уместились бы в девичьем кулачке. На столике высился серебряный чайный набор, украшенный гравировкой: пузатый чайничек, вазочка с ароматным вареньем и широкая тарелка с воздушными пирожными.

Ленси невольно сглотнула, втягивая запах угощения. До обеда еще три часа, вот они и лакомятся полуденным чаем, как предписывает придворный этикет Этрурии.

В этот момент Лидия строго взглянула на сестер поверх тонкой золотой оправы очков. Она всегда носила эти очки, уверенная, что они придают ей вес в глазах окружающих. Хотя все знали, что со зрением у нее все в порядке.

– Не вижу ничего смешного! – произнесла она назидательным тоном. – Особенно в нашем положении. Этот Бал наш единственный шанс спасти королевство, и я не преувеличиваю! Нам вообще повезло, что император решил жениться. Если хотя бы одна из нас сможет заинтересовать императора, то мы все будем спасены. Или хотите, чтобы дядя Феликс занял трон Этрурии, а нас сослал в монастырь?

Лидия осмелилась высказать то, о чем думали все. Девушки больше не смеялись. Стыдливо опустив глаза, они тщательно делали вид, будто нашли что-то интересное на дне своих чашек.

Первой шевельнулась Валенсия. Открыла дверь шире, привлекая к себе внимание, и замерла на пороге.

Пять пар глаз, как по команде, обратились в ее сторону.

– А вот и наша спящая красавица, – хмыкнула Лидия, оглядывая младшую с ног до головы и обратно. – Слышала я, что ночные прогулки способствуют крепкому сну. Но не думала, что настолько, чтобы спать до полудня!

В ее словах звучали и насмешка, и превосходство.

– Ли… – Ленси не смела перечить старшей сестре. Тем более сейчас, когда действительно ощущала себя виноватой. – Прости. Я совершила глупость, но обещаю…

– Мне не нужны твои обещания, – отрезала Лидия. Поставив недопитую чашку на столик, она глянула на Валенсию с неприкрытым презрением. – Ты нас только позоришь. Я умоляла отца оставить тебя во дворце, но он не внял моим просьбам. Утром я доложила ему о твоем неподобающем поведении. И уже получила ответ.

Валенсия сжала руки, ожидая свой приговор. Она видела, как в серых глазах старшей принцессы сверкнуло удовлетворение, когда та громко и четко произнесла:

– Ты не идешь на Бал, сестричка. Ты сегодня же возвращаешься домой!

***

Это всегда было так. С самого детства. Лидия ее недолюбливала. Не говорила прямо, но вскользь, намеками, взглядами, жестами давала понять, что считает младшую сестру виновной в смерти матери.

А Валенсия не могла взять в толк почему.

Разве она виновата, что родилась? Виновата, что выжила? Что отец, безумно хотевший сына, заставлял супругу рожать каждый год, невзирая на предупреждения лекарей и целителей?

Пока однажды не услышала разговор двух служанок.

Он перевернул все ее представление об этом мире, об окружающих людях, и о ней самой в первую очередь.

Тогда она поняла, что дело не в матери. И не в Лидии. Дело в ней. В том, что она не такая, как ее сестры. Иная.

Испуганная и ошеломленная, она побежала к няне в поисках защиты и объяснений. Но та лишь прикрикнула на нее, чтобы не смела подобное даже думать, не то что вслух говорить. И в тот же день служанки, чей разговор Ленси подслушала, бесследно исчезли из дворца. Со временем тот случай стерся из памяти, но привычная тревога охватывала девушку каждый раз, стоило ей глянуть в зеркало.

– Горничная уже собрала твои вещи, так что задерживаться не придется, – голос старшей сестры вывел ее из оцепенения. – А имперским ньордам приказано сообщить, что ты захворала.

– Я могу пообедать? – спросила, тихо ломая пальцы.

– Разумеется, – Лидия величественно кивнула, как заправская королева. – Пообедаешь – и вперед. А то еще отцу нажалуешься, что мы его любимицу голодом морили.

Ленси закусила губу, но смолчала. Хотя очень хотелось выкрикнуть, что ни разу не жаловалась. Ни тогда, ни сейчас…

Валенсия бросила беглый взгляд на сестер, пытаясь понять, что они думают. Но те сидели как на поминках, избегая встречаться глазами.

Так было всегда.

Наконец, одна из них примирительно произнесла:

– Чай будешь? – и немного подвинулась, освобождая место рядом с собой.

– Спасибо, Фло, – Ленси послала ей смущенную улыбку и поспешила воспользоваться предложением.

Сидевшая напротив Дельфина, под неодобрительным взглядом старшей сестры, тут же протянула ей свободную чашку.

– Попробуй пирожные. Местный повар просто волшебник!

И тут же остальные сестры загалдели, пытаясь загладить неловкость, возникшую после слов Лидии.

Валенсия старательно улыбалась, слушая их милые шутки, но руки предательски подрагивали, когда она подносила чашку к губам.

Как всегда, ее сестры сидели по старшинству, инстинктивно заняв тот порядок, в котором появились на свет.

Лидии, самой старшей из них, к этому времени уже исполнилось двадцать три. В таком возрасте девушки Этрурии давно уже нянчат детей и ведут хозяйство в доме супруга. Но старшей принцессе не повезло. Жених, за которого ее сосватали еще в детстве, умер, не дожив до пятнадцати лет. Свадьба не состоялась, но кронпринцесса, по каким-то ей одной известным причинам, продолжала носить траур и отказывать другим женихам.

Впрочем, их было не так уж и много, учитывая, что женитьба на принцессе Этрурии не давала права на трон.

Сильвия – вторая по старшинству – обладательница роскошной гривы, которую ее камеристка каждое утро укладывала в немыслимую прическу и украшала живыми цветами.

За ней шла Дельфина – худощавая, с выступающими ключицами и узкими плечами. Единственная, кому очки действительно были нужны, но она принципиально отказывалась их носить.

Дальше следовали двадцатилетние двойняшки Даная и Флора. Кудрявые, быстроглазые и смешливые.

И все сестры были очень похожими друг на друга.

Все, кроме младшей.

Постепенно разговор снова вернулся к брачному договору.

– Странно все как-то, – пробормотала Сильвия. – Зачем императору вообще этот брак? Он ведь уже был женат!

– Он овдовел пять лет назад, – сухо напомнила Лидия. – Видимо, Владыка уже оправился от потери.

– Или хочет наследника.

– Его жена умерла от родовой горячки. Но был ли младенец – никто не знает. Дарги не любят делиться личными тайнами.

– А я слышала, что ее отравили! – добавила Флора заговорщицким шепотом, делая огромные глаза.

– И кто говорит?

– Мне Ирма сказала, – Флора пожала плечами, упоминая личную горничную. – Говорит, в Ирригене все об этом шепчутся по углам, да вслух сказать боятся. Мол, Владыка тогда всех ньордов, всю личную гвардию на ноги поднял. Перевернули столицу с ног на голову, но виновных так и не нашли. Но с тех пор он обитает здесь, в Ирригене, а в императорский дворец ни ногой.

Девушки переглянулись.

– Да, что-то такое и я слышала… – подала голос Даная, задумчиво хмуря лоб.

– Меньше слушай сплетни служанок! – одернула Лидия. – Дельфина, а ты чего молчишь? Или тебе не интересно, почему император Роннар надумал снова жениться?

– Нет, не интересно, – пожала плечами Дельфина. – И замуж я не спешу, даже ради титула императрицы.

– Это почему же, позволь узнать?

– Вряд ли императрицам позволено заниматься науками и преподавать.

– Все еще мечтаешь вернуться в Академию?

– Да, все еще надеюсь получить от папеньки разрешение. А брак поставит крест на моей мечте.

Она замолчала, давая понять, что вопрос исчерпан.

Валенсия знала, что Дельфина никогда не стремилась к замужеству ни в каком его виде. Как и остальные принцессы, она закончила Высшую Академию Этрурии, но, в отличие от сестер, не желала вести праздную жизнь, занимаясь благотворительностью в ожидании мужа. Ей хотелось вернуться назад, в Академию, на кафедру Небесной механики, только на этот раз в качестве преподавателя.

– А ты, Ленси? – неожиданный вопрос Сильвии заставил ее оторваться от мыслей и поднять затуманенный взгляд на сестру. – Что скажешь? Хочешь стать императрицей?

– Теперь это уже не важно, – она уткнулась в чашку, избегая пронзительного взгляда Лидии. Ее щеки окатило знакомым огнем. Все это время мысли Валенсии были о ночном незнакомце, и сейчас она вспыхнула, будто пойманная на месте преступления. – Да и вряд ли Владыка выбрал бы меня. По сравнению с вами, я просто моль. Даже папенька говорит, что я немного не удалась…

Ее голос затих, перейдя в легкий вздох.

Все принцессы, начиная от Лидии и заканчивая Данаей, были высокими, стройными девушками с вьющимися золотисто-каштановыми волосами и яркими чертами лица. Темные брови, алые губы, карие глаза в обрамлении черных, как смоль, ресниц…

А что же она? Слишком маленькая, слишком бледная, слишком хрупкая. Тонкая, прозрачная кожа, которая по любому поводу вспыхивает жаром румянца. Почти бесцветные волосы, а вместе с ними и брови, и ресницы. И при этом настолько светлая радужка, что мало кто осмеливается заглянуть ей в глаза.

На фоне своих ярких сестре она казалась голубкой, случайно залетевшей в стаю райских птиц. Или тенью, бледным подобием.

– Ну, это же он любя, – улыбнулась Дельфина. – К тому же, как говорят, «с лица не воду пить»! И вообще, у тебя красивые глаза. Странные, но красивые. Если бы ты послушалась Сил и научилась пользоваться косметикой…

– Ты же знаешь, что я не могу, – тихо перебила Валенсия. – У меня аллергия.

– Ох, ну точно, не удалась.

– Хватит, – оборвала Лидия, поднимаясь. – Я хочу прогуляться перед обедом. Говорят, в Ирригене прекраснейший сад и фонтаны.

И снова Ленси почувствовала, как ее щеки пылают.

Да, в Ирригене прекрасны не только сад и фонтаны. В нем есть еще кое-что…

Глава 5

Звонкие голоса неслись в раскрытое окно, переплетались с журчанием фонтанов, отвлекали, не давали сосредоточиться. Заставляли Владыку хмуриться, недовольно покусывать кончик пера, которым он уже несколько минут выводил на гербовой бумаге бессмысленные вензеля.

Но дело было не в девичьем смехе, долетавшем с улицы, и не в навязчиво-сладком аромате жасмина, принесенном ветром из сада.

Дело было в другом.

Мысли, занимавшие его целую ночь, и сейчас не давали покоя.

Альхайра.

Во мнимом спокойствии и безмятежности этого слова таилась угроза. Алмазный дракон чувствовал в воздухе ее отголоски так же, как дикие звери чувствуют приближение стихийного лиха.

Бросив перо, Роннар поднялся. Решительно пересек кабинет, с намерением захлопнуть окно, и застыл, едва положив руку на створку. Немигающий взгляд дарга впился в стайку юных дев, облюбовавших открытую террасу рядом с фонтанами. Отсюда он видел только их узкие спины да затылки, прикрытые шляпками. У всех, кроме одной.

Она стояла отдельно, возле фонтана, задумчиво глядя, как солнце играет в серебряных струях. Яркие лучи освещали ее легкую, воздушную фигурку, делая похожей на сказочную фею. Они наполняли сиянием выбившиеся из гладкой прически пряди волос, и от этого казалось, будто лицо девы окружено ореолом.

– Владыка?

Голос Фаэрна привел его в чувство.

Роннар моргнул, сбрасывая наваждение. И вдруг понял, что все это время не мог дышать от того, что какая-то неизвестная сила сжала его сердце в железных тисках.

– Это она, – хрипло выдохну он, не сводя глаз с фигурки у фонтана. – Альхайра.

Драконий инстинкт подсказал это еще до того, как осознал человеческий разум.

Рубиновый подошел и тихо встал рядом.

– Узнать, как ее зовут? – предложил, незаметно разглядывая императорских невест.

– Не стоит. Всему свое время.

Он сам узнает ее имя. Вечером, на Балу. Пусть это пока останется тайной, так будет проще и для него, и для нее. Ведь она, глупая, даже не ведает, что происходит.

Фаэрн легонько откашлялся, привлекая его внимание.

– Я сделал, как ты сказал. Кларенс ничего не заподозрил, но я связал его обетом и отдал в распоряжении Западного полка. Сегодня вечером они выступают.

– Отлично, – обронил Роннар, не отрывая взгляда от той, что отныне была его самой ценной наградой и наказанием.

– И еще. – Рубиновый замешкался, собираясь сообщить нечто малоприятное. – Рейна. Ты ее видел?

– Приходила. Просила, чтобы я позволил остаться, – Владыка в упор глянул на друга. – Но ей лучше уехать.

– Она остановила меня в приемной, буквально бросилась в ноги, умоляя поговорить с тобой. Сказала, что уедет и не станет тревожить, если ты ей позволишь остаться на Бал.

– Нет. Я не меняю своих решений.

Фаэрн склонил голову, услышав в тоне брата железные нотки.

– В столицу уже прибывают первые невесты.

– Это хорошо. Надеюсь, их будет достаточно.

Бросив последний взгляд на фонтан, Роннар решительно захлопнул окно.

– Ты должен сделать еще кое-что, – произнес сухо, почти без эмоций, глядя прямо перед собой. Но от Фаэрна не скрылось, как лицо Владыки подернулось болезненной судорогой. – Ты знаешь, о чем я. Сейчас самое время, пока большинство моих подданных будут заняты поиском пары.

– Да, мой император. Но сколько еще…

Тот жестом заставил его замолчать.

– Пока не найду тех, кто посмел.

Фаэрн покачал головой:

– Столько лет прошло. Вряд ли мы их найдем.

– Найдем, – губы Алмазного раздвинула улыбка, от которой Рубиновый похолодел. – Я чувствую, они где-то близко. Трусливо прячутся по углам, выжидают. Но я не хочу, чтобы мой… – он резко оборвал себя на полуслове. В потемневших глазах вспыхнуло пламя. – Не хочу, чтобы хоть кто-то, кто дорог мне, снова стал мишенью. Я поклялся над гробом Присциллы, что не допущу этого. Даже ценой собственной жизни.

– Я знаю, – почти прошептал Фаэрн, глядя, как на застывшем лице императора выступает алмазная чешуя – признак сильных эмоций, которые тот пытался сдержать за внешним спокойствием. – Я тоже там был. Можешь рассчитывать на меня.

– Только на тебя, – сделав внезапный шаг, Роннар сжал плечо брата, и тот, поддаваясь порыву, сделал ответный жест. – Не подведи!

Они оба знали, о чем идет речь. Но есть вещи, о которых нельзя говорить вслух даже в пустой комнате. Даже если ты точно уверен, что рядом нет никого, кто может подслушать. Потому что слова причиняют боль. Бьют по самому слабому. По тому, что хочется спрятать от всех, сохранить в тайне даже от себя самого.

Есть слова, что лежат в душе мертвым грузом.

Есть вещи, о которых лучше молчать. И помнить. Потому что пока помнишь, продолжаешь жить дальше.

Опустив руку, Роннар глянул на стол. Будто вслед за его взглядом солнечный луч скользнул по голубому сукну, заиграл на золотых вензелях, украшавших гербовую бумагу, и замер на запечатанном тубусе, лежавшем чуть в стороне от остальных документов.

– Возьми его, – Владыка указал взглядом на тубус. – Там все, что потребуется.

– Послание будет? – тут же деловито осведомился Фаэрн, пряча тубус в поясную сумку.

– Нет. Никаких посланий. Ты сам знаешь, что передать.

Они обменялись красноречивыми взглядами, прекрасно понимая друг друга без слов.

Фаэрн покинул императорское крыло в приподнятом настроении. По крайней мере, в этом были уверены все, кто встретился у него на пути.

Он заглянул на кухню, где вовсю шла подготовка к предстоящему балу. Позубоскалил с молоденькими служанками, пощупал за бока дородную Грейту – главную кухарку, чем вызвал негодование этой достойной дамы. Получил от нее мокрой тряпкой по шее и под шумок стащил из кадушки пару моченых яблок.

А потом, насвистывая незатейливый мотивчик, направился к загонам ездовых инкардов – бескрылых ящеров, которых разводили только в Ламаррии.

Там он собственноручно оседлал одного из них и вывел под уздцы.

– Далеко ли собрались, милостивый льер? – прикрываясь рукой от солнца, пробасил старый смотритель императорских «конюшен».

– Через три дня вернусь, – важно бросил Фаэрн, забираясь в седло. – Хочу родственников проведать.

– А что же это вы, никак Бал пропустить решили? Али не готовы жениться?

– Рановато еще. Я и пятидесяти годков-то не отгулял. А вот ты, отец, женат ли?

– Ну, я-то в ваши годы уже дедом был, внуков нянчил, – поскреб старик полысевший затылок.

– Сколько ж тебе сейчас?

– Шестьдесят.

Фаэрн не сдержался, присвистнул, покачав головой. Мало, мало люди живут. От того и дарги стараются не привязываться к своим человеческим женам. Зачем? Разве чтоб больнее было смотреть, как та угасает, больнее терять. На одну драконью жизнь приходится три человеческих.

Потом бросил блестящую монетку в морщинистую ладонь:

– Держи, на гостинцы внукам.

Он уже выезжал в распахнутые ворота, оставляя за собой клубы поднятой пыли, а старый слуга так и стоял, бормоча ему вслед молитву, охраняющую в пути.

***

Оставшись один, Роннар вернулся к документам. Но сосредоточиться на делах не давали тревожные мысли. Они продолжали крутиться вокруг разговора с Фаэрном.

Рубиновый прав. Сколько еще он будет кормить старых призраков? Сколько еще будет винить себя в том, что случилось?

И тут же сам себе ответил: пока не найдет виновных.

А виновные есть, он в этом уверен.

Пусть придворные маги и лекари пытаются доказать, что смерть Присциллы была случайной, он в это не верил тогда, не верит сейчас и никогда не поверит.

Его жена была молодой, цветущей и жизнерадостной. Дочерью одного из князей, чьи владения располагались на границе с Ламаррией. Да, он не испытывал к ней каких-то особенных чувств, но всегда держался предельно вежливо и обходительно. Не обижал. Он выбрал ее в матери будущему наследнику, взял на себя ответственность за ее жизнь и здоровье.

И не справился.

Резкий хруст заставил его очнуться.

Роннар перевел взгляд на руки. Пальцы покрыла алмазная чешуя, на кончиках заострились острые когти, и эти когти легко, словно соломинку, переломили золотое перо.

Помянув гхарра, он отбросил остатки.

Хватит. Пора с этим кончать. Лучше подумать о внезапно обретенной альхайре.

Да и обретенной ли?

Ведь дева ни сном, ни духом не ведает, кто она для него. Больше того! Она так и не поняла, кто он.

Эта мысль вызвала у Владыки ироничный смешок.

Надо же, приняла его за обычного парня. Но испугалась до дрожи в коленках, едва поняла, что он дарг.

Кресло жалобно скрипнуло, когда он поднялся. Дракона тянуло к окну, и Роннар не стал сопротивляться. Ему хотелось еще раз увидеть девушку, дать глазам насытиться ее видом, вдохнуть ее запах, услышать голос. Почувствовать кожей ее кожу, прижаться телом к ее хрупкому телу…

Он не успел продолжить эту мысль, охваченный удивлением и внезапной тревогой.

Его альхайра стояла у фонтана с поникшим видом, опустив плечи, как провинившийся ребенок. Другие девушки по очереди подходили к ней, быстро, будто чего-то боясь, целовали в обе щеки, слегка касаясь губами кожи, и отходили. Одна из них, самая высокая и, по виду, самая старшая, стояла отдельно, сложив руки на плоской груди, которой не смогли придать объем даже рюши. И наблюдала за этой картиной, выразительно приподняв темную бровь.

Только теперь Роннар заметил, что все девушки, кроме самой альхайры – шатенки. Кто-то немного темнее, кто-то – светлее других, но лишь та, которую выбрал его дракон, оказалась блондинкой. Такой светлой, что ресницы и брови напоминали мазки серебристой краски на ее фарфоровом личике. Да и кожа у остальных была другого оттенка – оливковой, впрочем, как и у большинства уроженцев Этрурии.

Он невольно припомнил короля Фабиана, с которым однажды виделся лично. Еще семь лет назад, на собственной свадьбе. Тогда на пышное пиршество в Кортарен – столицу Ламаррии – съехались сюзерены двадцати государств.

Король Этрурии представлял собой истинный образец мужчины-южанина: смуглая кожа, ореховые глаза, узкий, орлиный нос. Его темные, коротко стриженые волосы сильно курчавились, завивались в барашки. И кто-то шепнул, что в Этрурии подобная внешность – обычное дело, а вот блондины там очень редки. Более того, блондинов в Этрурии недолюбливают, считают, что это лесные кельфи меняют детей…

Но вот с поцелуями было покончено. Блондинка нехотя развернулась и побрела в сторону башни, той самой, где выделили покои императорским невестам. Вслед за ней ковыляла пухленькая смуглянка в чепчике горничной.

И только тогда Роннар наконец осознал. Сцена под окном была ничем иным, как прощанием.

***

В гостиной никого не было.

Ленси и не ждала, что кто-то останется ее провожать. Знала, что Лидия всех сестер увела смотреть на фонтаны. Она сама была с ними, пока не прибежала камеристка и не сообщила, что весь багаж упакован на совесть, а дорожное платье поджидает хозяйку. Там, в саду, девушки коротко попрощались. Под недовольным взглядом старшей сестры подошли по очереди, легко клюнули младшую в обе щеки. Не принято у принцесс выражать свои чувства.

Лидия тоже подошла. Надменная, чопорная, величавая – ну истинная императрица! С высоты своего роста благословила поцелуем, едва заметно коснувшись губами макушки. И все. Ленси побрела назад в башню, собираться в дорогу.

Экипаж, запряженный парой гнедых, прибыл в назначенное время. Она увидела его из окна комнаты, которая всего на одну ночь стала ей спальней.

На дверцах кареты сиял герб Ламаррии – дракон, вставший на дыбы и расправивший крылья. За его спиной сходились десять мечей – символы десяти кланов.

На запятках сидел холеный лакей в ливрее болотного цвета с серебряным позументом. Гладко выбритый, напомаженный, с темными волосами, зачесанными в низкий хвост.

Он спрыгнул с запяток, едва карета остановилась, и важно прошествовал к крыльцу, на котором скучала молоденькая краснощекая камеристка в окружении саквояжей и баулов.

Теребя пальцами кружевные манжеты дорожного платья, Валенсия глубоко вздохнула.

Вот и все. Каникулы закончились. Хотя, конечно, вряд ли можно назвать каникулами эти три дня, из которых два ушло на дорогу.

Для всех живущих за границами империи, Ламаррия всегда была загадочной страной, неизведанной, полной тайн. И Ленси страстно хотелось узнать эти тайны, хотя бы немного приоткрыть завесу над ними. Ей хотелось увидеть инкардов, о которых она столько читала – ездовых ящеров, которые водились только в Драконьей империи. Увидеть полет анкров – тех самых инкардов, только крылатых, и подчиняющихся лишь ментальным приказам своих владельцев. А может, и самой оседлать крылатого исполина…

Ей хотелось увидеть имперский монорельс, прокатиться на пароплаве по Иллиниоре – главной судоходной реке страны и, конечно же, еще не раз подняться в воздух на дирижабле.

Впрочем, последнее она сможет совершить уже сегодня. Жаль только, в прошлый раз она так ничего и не смогла рассмотреть из его застекленных окошек, кроме пелены облаков. Но того, что успела увидеть, оказалось вполне достаточно, чтобы наполнить ее душу восторгом и благоговением.

Она видела, как расступаются облака, открывая огромную, простирающуюся во все стороны Сумеречную Гряду, как на глазах вырастает Ирригенский замок – вотчина Алмазных драконов, родовое гнездо императора. Сверху он напоминал драгоценную каплю, застывшую на уступе скалы. В каждом шпиле его, в каждой стене, в каждой башне, как в гранях бриллианта, играло солнце.

Она видела, как приближается посадочная площадка – чистая, выложенная серыми плитами. Как по ней к дирижаблю бегут незнакомые люди, такие крошечные с высоты, ловят канаты-якоря, сброшенные им сверху, швартуют воздушный корабль.

Это было прекрасно.