Привилегия выживания. Часть 1

В курилках стало оживленнее. Версии выдвигались самые разнообразные. Учитывая то, как в армии на самом деле эффективно работает сарафанное радио, можно было уверенно предполагать, что реальной информацией обладало только высшее командование части, если обладало вообще. Даже самому ебанутому параноику не могло тогда прийти в голову связать разглагольствования о террористах с раздуваемой уже пару недель СМИ по ящику очередной историей про помесь атипичного гриппа с какой-то там птичьей пневмонией.

Еще через несколько дней в городах началась паника, о которой мы много позже узнали только из новостей по ящику.

На узле связи работал брат командира взвода, который после долгих уговоров согласился открыть нам канал для пары звонков, перед выездом на полигон ни я, ни Смоукер, не удосужились связаться с семьями.

Но до родителей, как и до пары друзей из института, я так и не дозвонился, связаться удалось только со своей теперь уже бывшей девушкой. Она ревела в трубку, сказала, что из города проход только через карантинный контроль, на котором ее пропустить отказались. В ответ на просьбы связаться с моими родителями я был истерически послан нахуй, как бесчувственное говно.

Смоукеру не удалось поговорить вообще ни с кем из своих, от чего у него, спокойного как танк, абсолютно ничем не прошибаемого человека, теперь постоянно было такое выражение лица, как будто он на гвоздь наступил.

На следующий день нашу роту повезли на окраину города, рядом с которым была дислоцирована часть, дежурить на карантинном КПП.

По телевизору все происходящее в мире казалось чем-то далеким, нереальным: много громких слов, ни о чем не говорящие цифры, кадры хроники с трясущейся камерой – такие выпуски новостей можно было наблюдать и в любое другое время, разве что слегка пореже.

Мы высыпали из машин на разбитую дорогу, привычно построились, и пока ротный, прохаживаясь вдоль первой шеренги, напоминал нам, псам сутулым, задачу, я рассматривал своими глазами то, что до этого удавалось увидеть только через объективы видеокамер новостных каналов. Впрочем, мир не стал от этого выглядеть реальнее. Скорее наоборот, стало казаться, что я сплю и вижу какой-то отвратительный сон, который никак не желает заканчиваться.

Город был полностью обнесен сетчатым забором, расположенным по внутренней стороне окружной дороги с колючей проволокой поверху и понизу с каждой стороны, который местами в спешке доделывали. Через каждые полсотни метров рядом с забором стоял боец с автоматом. Кое-где с колючки свисали зацепившиеся за нее трупы, метрах в пятидесяти от КПП стоял протаранивший изнутри забор внедорожник. Два столба были вырваны с корнем, видимо, кто-то хотел покинуть город по эксклюзивному маршруту. У авто были прострелены колеса и лобовое стекло в нескольких местах, но тонировка боковых не позволяла увидеть, что стало с водителем и пассажирами. Неподалеку от внедорожника курили три автоматчика.

Сам КПП состоял из системы рентгеновского досмотра грузов, просвечивающей автомобили вплоть до тридцатитонников, и стоявших рядом нескольких больших палаток, связанных между собой гофрированными тоннелями-переходами. Поодаль расположились четыре огромные фуры передвижных лабораторий.

Справа от дороги внутри периметра на обочине стояло в очереди на выезд не меньше сотни частных автомобилей, слева – не меньше тысячи человек на своих двоих. Рядом с очередью по обеим сторонам прогуливался целый взвод автоматчиков в химзащите. Примерно раз в три-четыре минуты из ближней к нам палатки выходил кто-то из беженцев и грузился в один из припаркованных рядом автобусов. Из транспорта через КПП за пределы города за те десять минут, что мы слушали командира роты, проехал только военный грузовик, и то без очереди.

Надо всем этим через установленные в нескольких местах динамики разносилось с частотой раз в две минуты одно и то же объявление: «Граждане, внимание! Для прохода через контрольно-пропускной пункт вам необходимо иметь при себе удостоверение личности, пластиковую медицинскую карту и заполненную форму номер 017–1/у, которую вы можете получить в районной поликлинике по месту жительства или в центральной районной больнице №7. При проходе через контрольно-пропускной пункт сохраняйте спокойствие, детей держите за руку или на руках, выполняйте все команды медицинского и военного персонала, в противном случае огонь на поражение открывается без предупреждения!»

С каждой секундой этого зрелища мне все сильнее хотелось выйти из строя, порвать на хрен контракт и поехать домой, только вот оказаться сейчас по ту сторону колючки и прицела автомата мне хотелось еще меньше.

Те «небоевые», кто не дежурил на КПП, шли в караул, количество объектов, бравшихся под охрану, выросло раза в два. Караул был гораздо спокойнее, можно было дрыхнуть целый день, никаких тебе буйных в очереди или попыток несанкционированного пересечения периметра.

Однако нашему взводу, и наверняка в числе прочего благодаря отделению Смоукера, отличника хренова, чрезвычайно «везло», каждые вторые сутки мы неизменно отправлялись на КПП.

Впрочем, кто знает, были бы мы готовы ко всему последовавшему, если бы распределение по постам сложилось иначе.

К тому времени, как наше подразделение погнали на КПП, просто перелезать через забор уже никто не пытался. Очень уж красноречиво висели на нем трупы. Их не то чтобы специально не снимали, просто времени и людских ресурсов не хватало. Тем не менее, в мою смену, все время почти почему-то приходившуюся на ночные часы, дважды пытались проехать забор насквозь на автомобилях, один раз это была целая колонна из трех машин. Причем люди были с оружием, пальбу открыли по солдатам, охранявшим периметр, еще на подъезде.

Как только головная машина, взревывая движком, повалила один из столбов ограждения, стандартное объявление в динамиках прервалось резкой командой «Ложись!», и через секунду с находящегося в паре сотен метров снаружи периметра холма шарахнули два РПГ. Первый выстрел попал точно в головную машину, со взрывом превратив ее в огромный факел. Второй прошел рядом, срикошетив от земли, влетел в окно первого этажа жилого дома. Внутри раздался взрыв, и из разбитого окна повалил густой дым.

Потом заорал командир взвода, потребовав стрелять на поражение. Все, кто был относительно поблизости, включая часть взвода, находившуюся на КПП, принялись поливать свинцом оставшиеся две машины. Последняя в колонне с визгом покрышек крутанулась почти на месте и умчалась обратно куда-то в центр города, вторая так и осталась стоять. Видимо, водитель был уже мертв. Открылась одна из дверей, и из машины с истерическим воем выскочила женщина. Впрочем, крик почти сразу оборвался, под плотным огнем она и трех метров не успела пробежать. Пальба продолжалась еще полминуты. Взводный пытался докричаться до солдат, чтобы прекратили огонь, но куда там. И не слышно, и нервы у многих сдавали. Как с цепи сорвались, обстреливали машину, пока она в решето не превратилась, некоторые успели все три выдававшихся магазина извести.

На участке, где из города пыталась прорваться колонна, той ночью в оцеплении стояло мое отделение, один был убит, второй тяжело ранен, и через два дня скончался в госпитале.

Всего через три часа после этой попытки прорыва кто-то из очереди беженцев решил попиздеть «за жизнь» с одним из солдат, слово за слово, дело дошло до фразы: «Тебе там за забором охерительно живется, да, а мы тут в говне полном, так ты мне еще указывать будешь!» Этот хрен бросился на солдата с ножом, тот замешкался, боясь задеть кого-то еще в очереди, и получил колотое в живот. Смоукер, оказавшийся рядом, вскинул автомат и без колебаний отправил на тот свет мужика с ножом, после чего, вместо того, чтобы броситься к раненому сослуживцу, просто заорал: «Медик!», не сводя глаз с людей в очереди. Если кому и хотелось рыпнуться в тот момент, под взглядом Смоукера это желание пропало само собой.

– Первый раз человека убил, – сказал он мне после дежурства. – Это нормально, что мне похер?

– Не знаю, – честно ответил я. – Мне пока убивать не приходилось.

Впрочем, я с первым в жизни убийством отстал от своего друга всего на два дня. В следующую смену я вместе с отделением под руководством командира взвода лично, психолог в штабе решил, мол, у меня может быть психологическая травма после произошедшего, дежурил внутри основной палатки, через которую проходили эвакуируемые.

Для того чтобы снизить нагрузку на КПП по диагностике, желающие эвакуироваться должны были получить в своей поликлинике, где организовывались мобильные медпункты, заключение врача по форме 017–1/у, только потом проходить повторный анализ на КПП, просто чтобы можно было удостовериться, что по дороге от поликлиники он не успел прихватить с собой заразу. У кого бы я ни спрашивал, никто, толком не мог объяснить, что именно эскулапы искали на тестах, только знал, что это были следы от пребывания в мозгу каких–то личинок паразитов, как объяснил один из медиков, то ли бычьего, то ли свиного цепня.

В палатку зашла молодая семья: папа, мама и годовалая дочка у папы на руках. Уселись за второй стол, пошла регистрация. Доктор забил все данные в ноутбук, сверил номера карт и потянулся к ламинатам форм. «Аа где…» – начал он. Отец семейства, бойкий парень, тут же передал дочурку жене, наклонился к доктору: «Да-да, конечно, можно вас буквально на пару слов? Тут такое дело, понимаете…» – тихо и с нажимом начал он, заводя доктора за ширму.

Я сделал пару аккуратных шагов по направлению к ширме и прислушался. Это заметила девушка и тут же, обняв дочурку, окликнула меня: «Молодой человек, извините, пожалуйста, а вы не покажете нам, где тут у вас туалет?» Фокус я понял, и жестом показал одному из моих бойцов заняться проблемой, а сам снова обратился в слух. Девушка смотрела на меня со смесью растерянности и отчаяния.

За ширмой вполголоса, но ожесточенно спорили.

– Да поймите вы, у нас вегетарианская семья, какое к чертям мясо…

– Я вам еще раз говорю, дело не только в мясе, мне в любом случае нужен документ.

– Ну нету у меня его. Ваш хренов тест не работает нормально при повышенной температуре, а Оксанка простудилась три дня назад, понимаешь ты или нет?!

– Тогда лечитесь, приходите, когда выздоро…

– Доктор, у тебя дети есть? Ей год и три месяца, я ее в этом аду лечить должен? Ты хоть в городе был, знаешь, что там творится?

– Это меня не касается, – с этими словами доктор вышел из-за ширмы.

– Теперь, сука, коснется! – прошипел парень, догнав его, крепко поймав в захват левой рукой того за шею, прикрывшись им, как щитом, а правой приставил неизвестно откуда взявшийся карандаш ему к глазу.

«Вовремя взводный пожрать пошел», – только и успел подумать я, снимая автомат с предохранителя. Все отделение заученно взяло парня на прицел.

Визор костюма химзащиты на докторе был из тонкого пластика и вряд ли смог бы оказать достойное сопротивление проникающей способности остро заточенного карандаша.

– Саша… Не надо… – пролепетала девушка уже явно в полуобморочном состоянии. Единственное, что ее сейчас удерживало от потери сознания, была сидящая у нее на коленях дочурка, которая, не мигая, совершенно круглыми глазами смотрела на папу.

– Лена, помолчи, – оборвал ее муж, оскалившись, – бери Оксанку, мы сейчас уходим. – Он явно чувствовал себя хозяином ситуации. – Все слышали?! Мы сейчас все вчетвером уходим, и никто из вас, падлы, не двигается с места, ясно?!

– Слушай меня внимательно, гондон, – к собственному удивлению спокойно обратился я к новоиспеченному террористу. – У тебя ровно десять секунд, чтобы перестать выебываться, взять жену, ребенка, и бодрой трусцой вернуться в город. Врача можешь с собой забрать, мне на него плевать, зато тебе наверняка не плевать на свою семью. Осталось пять секунд.

Парень не был профессионалом. Он на какую-то секунду ослабил хватку, отвел от меня глаза и посмотрел на дочку. Этого мне вполне хватило. Выстрелом в голову уложил на месте. Жена его все-таки упала в обморок. Дочка захныкала, но вряд ли поняла ситуацию, скорее просто от громкого звука выстрела.

Медик, поняв, что реальная угроза миновала, перестал изображать статую и набросился на меня чуть ли не с кулаками, обещая пиздюлей от начальства вплоть до расстрела за наплевательское отношение к его безопасности. У лежащего с дыркой в башке террориста-неудачника подергивались пальцы, как будто он все еще тянулся к валяющемуся рядом карандашу.

Нет, я бы хотел, наверное, его отпустить, уверен был, что в той ситуации можно было договориться, если бы у меня был вагон времени. Впрочем, даже это было не так важно, во время службы у меня на все случаи жизни имелась четкая инструкция, и она не предусматривала ведение переговоров.

Вбежавший в палатку старлей, увидев, что ситуация уже не требует экстренных мер, успокоился, наорал на медика, да так, что тот извиняться ко мне пришел потом, посмотрел запись с камер наблюдения, после чего снял меня с дежурства и отправил в санчасть писать объяснительную. После чего я имел трехчасовую беседу с психологом, из которой я так и не понял, должен ли я ощущать себя виноватым, потому что чувство вины – это нормально в такой ситуации, или думать, что я был втянут в последствия чужих решений, и мой выбор не имел дилеммы с морально-этической стороны в силу установленной для меня социальной роли.

«Да все ты правильно сделал», – сказал Смоукер после смены в курилке, протягивая мне сигарету. «Все вещи в этой жизни делятся на приоритетные и неприоритетные. Ты вот приоритеты расставил верно. Он – нет. А своим самокопанием можешь подтереться, реально в ситуации уже ничего не изменишь».

Я закурил и промолчал. Перед глазами еще стояло лицо маленькой девочки, потерявшей отца, которой вряд ли уже суждено было повзрослеть. Ее с матерью ближайшим транспортом переправили в седьмую больницу, которая еще какое-то время должна была охраняться, пока не закончится эвакуация.

Я совершенно не думал об этом в момент, когда стрелял, да и до момента тоже. Этот день врезался в память потому, что в первый и последний раз меня поразило собственное поведение, насколько я был спокоен, и как легко мне далось решение выстрелить.

Сильно сомневаюсь, что за это стоило благодарить армейских психологов, наверняка нас по-тихому кормили какой-нибудь дрянью, но даже при этом многие из моих сослуживцев стали медленно съезжать с катушек. Причем депрессия, неадекватное поведение и драки без повода – это были только цветочки. Я слышал как минимум о двух случаях, когда бойцы во время дежурства открывали огонь по своим, причем один из случаев произошел на КПП, где, помимо двух солдат, были застрелены еще пятеро гражданских.

Тогда я списывал все на стресс и слабую психику.

Спустя несколько дней в часть пришел ответ на мой запрос о родителях, моей девушке и паре приятелей, можно было указывать до пяти человек в списке. Один из друзей числился среди мертвых, остальных не было ни там, ни в списке эвакуированных. Впрочем, мне еще повезло получить хоть какую-то информацию, примерно половина запросов оставалась вообще без ответа.

Почти в это же время КПП окончательно заблокировали, прекратив эвакуацию, из города выезжали только по особому распоряжению, безо всяких дополнительных проверок. Мобильная лаборатория уехала вместе со всем оборудованием, на месте остались только пустые палатки.

В первые же сутки очередь выросла раза в четыре, люди требовали пропустить всех, потом умоляли пожалеть хотя бы детей, в конце концов, попытались пройти силой. Ценой нескольких убитых и раненых с обеих сторон очередь удалось разогнать.

Зима сменила, наконец, осень, ударили морозы и выпал снег, который лег практически с первого раза. По ящику уже давно работал только один государственный канал, вся программа которого состояла исключительно из выпусков новостей, в которых, в общем-то, говорилось одно и то же. Никаких подробностей, изредка сухая статистика и инструкции по действиям при ЧС. Чаще рассказывали о положении дел за рубежом, но эти репортажи также не сильно отличались деталями.

За все время не было сказано ни одного слова о причинах, и ни слова о том, с чем нам в конечном итоге предстояло иметь дело. Об оживших мертвых говорили только на уровне слухов, что вместе с другими не менее идиотскими версиями про инопланетян, бактериологическое оружие и кару господню нормальными людьми всерьез не воспринималось.

После закрытия КПП наш взвод, разумеется, не остался без дела, мы почти сразу попали в караул, охранять склады с боеприпасами.

Территория была не очень большая. На наши отделения пришлось по четыре вышки в периметре. Погода стояла отвратная, вроде снег выпал только пару недель назад, а метель завывала чистой воды февральская. Сильный ветер, мороз и херовая видимость, человеческую фигуру перестаешь различать на расстоянии всего в пару десятков метров. Из-за погоды начались перебои со связью с частью, и когда в положенные восемь вечера наша смена на объекте не появилась, всерьез мы занервничали далеко не сразу.

– Посты центральному, доложить о несении службы, – радейка на столе ожила голосом командира взвода.

– Второй пост без происшествий.

– Шестой пост без происшествий.

– Первый пост без происшествий.

Я повторил установленную формулировку, отчитавшись за пятый пост, и продолжил свое занятие, требовавшее недюжинного терпения, координации и самообладания, а именно – пытался найти положение равновесия, сидя на стуле с опорой только на две его ножки.

– Четвертый пост центральному. Четвертый пост, центральному ответь.

Заснули они там что ли? Я попытался рассмотреть соседнюю вышку через окна своей, но не увидел ничего, кроме мельтешения снега снаружи.

Наконец старлею надоело надрывать глотку.

– Пятый центральному.

Я дотянулся до тангетки.

– Пятый на связи.

– Пробегись до четвертого, разрешаю применение пыток насильственным лишением анальной девственности, если через три минуты я не услышу от них доклада.

– Понял, принял, – ответил я и, отпустив кнопку передачи, оглянулся на мирно посапывающего на соседнем стуле солдата, – Рязанцев, подъем!

– А? Что? – рядовой Рязанцев дернулся, оторвав голову от сложенных на столе рук, чуть с места не подскочил.

Его способность засыпать меня поражала. Мы с ним говорили минут шесть назад, сна у него не было ни в одном глазу.

– За старшего, на четверке, похоже, то ли от тебя заразились, морды плющат, то ли в проеб ушли, взводный командный голос уже сорвал.

Я поднялся, надел куртку, подхватил со стойки автомат и вышел на улицу. Метель снаружи поприветствовала меня пронизывающим порывом ледяного ветра, от которого на секунду перехватило дыхание. Я не успел пройти и половины лестницы, ведущей к земле, как вдруг где-то над деревьями снаружи периметра, как раз в районе четвертой вышки, вспыхнул огонек сигнальной ракеты. Затем раздался выстрел. Еще один. Дальше пошла настоящая пальба. Короткие очереди, пара штатных АК, таких же, какой был у меня в руках. Я замер, прислушиваясь. Ответных выстрелов не было. Но четвертая вышка продолжала поливать огнем неизвестного противника. Я взлетел по лестнице обратно, распахнув дверь, ворвался внутрь вышки и подскочил к радиостанции.

– Центральный пятому.

Замер. Молчание. Снаружи продолжали стрекотать автоматы.

– Центральный, ответь пятому!

Грохнул взрыв. Где-то там, откуда доносились выстрелы. И тут же, как отголосок, будто эхом донеслась стрельба со стороны КПП. Твою мать, да что происходит-то?!

КПП объекта, где находились главные ворота и, собственно, караулка, по радейке не отвечал.

Сигнала тревоги взводный не передавал, сирена молчала, но с такой пальбой вариант с заблудившимся грибником отпадал. Так. Перестраховаться. Еще пару секунд промедлил, формулируя в голове фразу, затем поднес ко рту микрофон.

– Внимание постам! Боевая тревога! Внимание постам! Боевая тревога! Первый, второй и седьмой, резерв к центральному, старший второй. Шестой и третий, резерв к четвертому.

Тем временем Рязанцев выполнял команду «в ружье»: опускал стальные шторки с бойницами и врубал освещение. Теперь три мощных прожектора били светом в близлежащий лес. После этого он снял оружие с предохранителя, взвел затвор и с немым вопросом в глазах уставился на меня.

– По обстановке, – выдохнул я и выскочил на улицу.

До четвертой вышки было метров сто пятьдесят, но по такой погоде у меня ушло больше минуты, чтобы добраться до нее. Часовой стоял у подножья вышки с одним из солдат отдыхавшей до боевой тревоги смены третьего поста. Он не стал со мной играть в уставные реверансы. Так что я, не останавливаясь, добежал до вышки, периодически утопая по колено в снегу, и рванул наверх по лестнице.

– Вы че, воины, слабанули?! Круговую, живо! – прикрикнул я на солдат внизу между вдохами.

Они подбежали ближе к забору и засели за металлическими бортами с амбразурами, примыкавшими к вышке с каждой стороны. По дороге со стороны шестого поста, периодически поскальзываясь на ледяной корке неглубокой колеи, бежал еще один боец.

Я почти взлетел по последнему пролету на вышку и распахнул дверь. Темно. Вентиляция то ли не работала, то ли ее забыли включить, клубы порохового дыма витали по помещению.

– Да ебать же, так не бывает! Магазин еще дай, ща я из них решето сделаю!

Оба солдата стояли у бойниц, практически не отрывая от них взгляда, и перезаряжали автоматы.

– Отставить! – прикрикнул я на них с порога, – вы совсем тут ебанулись? Фитиль, что за херня происходит?

Они, наконец, обратили на меня внимание. Фитиль, огненно–рыжий, похожий на ирландца парень, старший четвертого поста, нервно почесал затылок и сбивчиво начал пытаться объяснить ситуацию.

– Сержант, это не люди, отвечаю. Не-не, мы все по правилам сделали, орали, чтобы остановились, долго орали, потом в воздух предупредительный, а они прут и прут. Ну мы это, ебанули по ним. Попали, точно попали, а им похер, как бессмертные, бля. Гранату закинули, а они…

– Так, разряжай, оружие на стол! Почему на связь не вышли? – спросил я, хотя с первого взгляда на радейку все было понятно. Основной и запасной аккумуляторы лежали на столе отдельно от радиостанции.

– Да она как раз разрядилась, а… – начал второй боец, Крапивин, кажется.

– А сменить аккумулятор или пешком до моей вышки сбегать мозгов не хватило, – закончил я за него. – Показывайте, в кого стреляли.

Вроде не пьяные, и дурью на вышке не пахнет, только порохом. Я прильнул к бойнице и посмотрел туда, куда указывал Фитиль. У крайнего ряда деревьев действительно маячили две человеческие фигуры, медленно, но верно продвигаясь все ближе. Наверняка этого вольные стрелки херовы не заметили, но одеты нарушители были в камуфляж.

– Дайте направленный на них, – сказал я и достал складной бинокль.

Бойцы метнулись к ручкам, управлявшим прожекторами, направляя лучи на двоих у леса.

Изрешеченные таким количеством пуль, что точно не имеющие никакого отношения к живым, к периметру медленно шли помощник начальника караула и один из солдат следующего наряда, того, который уже больше полутора часов назад должен был нас сменить.

– Е-мое, что ж происходит-то, а? – выдавил из себя Фитиль, яростно почесав затылок.

Я промолчал. Несмотря на то, что, глядя на бредущих к нам мертвецов, мне хотелось орать и сверкать пятками в безопасную сторону, мир в мой голове не перевернулся, происходящее не показалось чем-то сверхъестественным. Скорее наоборот, последние недели вдруг обрели какой-то смысл, ебанутую на всю голову, но все же логику.

– Вы че тут, в уши долбитесь?! – с этими словами в помещение ворвался Смоукер, вызвав у меня дежавю. – Радейку вообще не слышите, охламоны.

– Сдохла радейка, – мрачно ответил я за охламонов.

– Ну, вам охерительно повезло, что вход на склад со стороны вашей вышки. Эти твари прошли ворота, их до хрена, и через пару минут они будут здесь. Да, кстати, если кто еще не в курсе, разговаривать с ними бесполезно, мы их больше в качестве обеда интересуем. Попробуем закрыться на складе, хотя бы до утра. Если есть идеи получше – выкладывайте, нет – выдвигаемся.

– Какие твари, какого к херам обеда, что ты несешь? – спросил я.

Смоукер будто ждал этого вопроса и ответил без паузы.

– Обеда, еды, короче, я был рядом с КПП, когда открыли ворота. Они бросаются, сбивают с ног и жрут заживо.

Бред. Это какой-то полнейший бред. Эпидемия бешенства или нечто подобное могла бы как-то объяснить поведение, но не способность игнорировать огнестрельные ранения в таких количествах.

Смоукер молча сверлил меня взглядом. Если он прав, сейчас нет времени искать объяснение происходящему, в эту минуту можно лишь принять правила игры в том виде, в котором они были изложены.

Диалог невозможен, единственный выход с территории перекрыт, забор под током, отключить его отсюда не удастся, связи нет, и ко всему прочему…