bannerbannerbanner
Проклятый граф. Том III. Тайна баронета
Проклятый граф. Том III. Тайна баронета

Полная версия

Проклятый граф. Том III. Тайна баронета

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 8

Татьяна Бердникова

Проклятый граф. Том III. Тайна баронета

Огромный средневековый замок высился на склоне холма. Древний, как сама жизнь, прекрасный и исполненный тяжеловесного великолепия, он стоял на этом месте много веков и, казалось, готов был простоять еще вечность. Высокие, стройные башни его вздымались к небесам, солнце, весело играя на прекрасных, могущих поразить даже самое смелое воображение витражах, отблескивало сотней разноцветных бликов – замок казался сошедшим со страниц сказки, какой-нибудь волшебной истории о принцах и принцессах, колдунах и колдуньях, о неизведанных и удивительных событиях, для которых это место могло бы стать подходящей ареной.

Трудно было поверить, что еще совсем недавно по меркам истории, – всего лишь чуть больше года назад, – этот замок пугал одним своим видом, казался местом самого страшного запустения, декорацией к фильму ужасов. Тогда при взгляде на осыпавшуюся кладку, при виде тех же витражей, разбитых и запыленных изнутри, у невольного зрителя могли возникнуть лишь мысли о духах, бродящих по пыльным и пустым коридорам замка, об узниках, томящихся где-нибудь в подвале и о прочих, более материальных, но не менее страшных созданиях, населяющих его.

Теперь же все изменилось. Кладка, когда-то кажущаяся такой ветхой, осыпающаяся едва ли не при каждом дуновении ветерка, была возвращена на место, витражи и стекла на окнах восстановлены, и даже старые двери, некогда потрескавшиеся и радующие слух неприятным скрипом при попытке открыть их, теперь сияли новизной.

Да и сам замок, прежде кажущийся пустым и заброшенным, более не был таковым. За стеклами высоких окон то и дело мелькали человеческие силуэты, прислушавшись, можно было услышать голоса, веселый смех, шутки и возгласы – все атрибуты человеческой жизни, вернувшейся в эти края. Когда-то жуткий, ныне замок стал украшением этой местности, теперь уже он высился над древними деревьями не устрашающе, а величественно, горделиво неся бремя славы забытого рода, возвращая ее ему.

Над дверями его теперь красовался герб, некоторое время назад обнаруженный одним из обитателей где-то в недрах своей обители, где на бледно-красном фоне ярко-желтый геральдический лев побеждал черного волка. Под изображением на гербе вилась надпись: «Sanguinem pro lacrimis1*», подчеркивающая готовность благородного семейства защитить обиженных и обездоленных.

Да, теперь это место по праву могло называться обителью дворянства, родовым поместьем графского рода, каковым оно, собственно, и являлось.

Пожалуй, единственное осталось неизменным, сохраняясь на протяжении долгих лет, как странная традиция – ни один зверь из обитавших в лесу, ни одно животное из водившихся здесь в удивительном изобилии, не рисковало приближаться к дверям этого замка. Впрочем, теперь для этого у них была более веская причина.

Внизу, у подножия холма, на котором возвышался замок, там, где начинался густой старый лес, неожиданно мелькнула светлая, высокая тень. Неизвестный мужчина, высокий, стройный, бледный, как смерть, аккуратно отвел рукой загораживающую ему обзор ветку и, слегка сузив светло-зеленые, прозрачные глаза, вгляделся в одно из окон замка. Там, как ему было хорошо известно, находилась гостиная, где по обыкновению собирались обитатели древнего строения.

На протяжении нескольких минут присутствия в замке хоть кого-нибудь из его жителей заметно не было, и наблюдатель, желая убедиться в этом, предпочел сделать небольшой шаг вперед, вглядываясь внимательнее.

Острый взгляд его, привыкший подмечать детали, выхватил легкое шевеление портьеры внутри – небольшая тень слабой волной накрыла окно, а затем и мелькнувший человеческий силуэт.

Он поморщился и, продолжая одной рукой удерживать отведенную ветку, второй задумчиво провел по неестественно светлым, практически белым волосам. Ему надо было попасть в замок, забрать то, что принадлежало ему, принадлежало по праву и было отобрано безо всякого на то дозволения, но сделать это надлежало тайно. Присутствие же в замке людей, хоть одного человека делало тайну невозможной, а убийство кого-нибудь из них лишь привлекло бы излишнее внимание к его персоне. Нет уж, пусть они пока полагают, что он забыл про них…

С расслабившимся врагом всегда проще справиться, надо усыпить их бдительность! Тем более, что сейчас, увлеченные новыми, довольно радостными событиями в их жизни, обитатели старого строения, похоже, даже не вспоминали о том, что довелось им пережить совсем недавно.

Мужчина снова поморщился и слегка покачал головой. Глупцы. Наивные дети. Они спрятались в своем замке, заперли двери, ведут спокойную, размеренную жизнь, практически не покидая обители и полагают, что этого довольно, чтобы их более никто не трогал, верят, что забыты теми, кому они как кость в горле.

Но мастер помнит о них. Он ни на мгновение не забывает о том, что́ они заставили пережить его, как поступили с ним, он помнит, вынашивая планы мести. И скоро приведет их в исполнение.

А он, его верный помощник, его соратник, поможет этому человеку, поможет хотя бы потому, что победа мастера будет полезна и ему.

Где-то сбоку зашуршали кусты, хрустнула ветка и послышался чей-то негромкий кашель. Наблюдатель, рывком обернувшись, настороженно вгляделся в сторону, с которой донесся шум. Нельзя быть замеченным, нельзя! Особенно сейчас, когда предсказания мастера начали сбываться, сейчас, сегодня, когда намерения его должны осуществиться… По крайней мере, отчасти.

По губам белокожего, беловолосого мужчины скользнула легкая улыбка. Неизвестный подходил все ближе, уже можно было различить темный силуэт, уверенно мелькающий среди деревьев, и ему, наблюдателю, пора было уходить.

Мужчина чуть повел головой, приподнимая подбородок и прочерчивая им в воздухе горизонтальную линию. В следующее мгновение фигура его неожиданно ярко высветилась, буквально вспыхнув среди полутемного леса, будто озаренная случайно упавшим на нее лучом солнца, и странный человек исчез. Лишь по земле торопливо побежал, спеша взобраться на ближайшее дерево, дабы случайно не попасться на глаза пришельцу, белый, как снег, паук.


***

Стройный, загорелый мужчина, немного утомленный после долгой дороги, поправив закинутый на плечо рюкзак, отбросил назад каштановые, чуть вьющиеся волосы и, на миг сжав их в кулаке, словно пытаясь собрать в хвост, улыбнулся закрытым дверям старинного замка. Он знал, что его ждут тут, верил, что не забыт, однако, вламываться вот так, безо всякого стеснения, не пожелал и, глубоко вздохнув, от чего-то немного нервничая, хмыкнул, поднимая руку и трижды ударяя кулаком по деревянной створке.

Голоса, смутно доносившееся до его довольно острого слуха со стороны окна гостиной, настороженно смолкли. Мужчина, замерший возле входной двери, быстро облизал губы. Он знал, какие мысли сейчас возникли в головах обитателей старинного строения, буквально кожей чувствовал охватившее их напряжение и, прекрасно сознавая, до какой степени коварной и даже, возможно, где-то подлой была его провокация, тем не менее, не пытался ничего исправить.

Иногда у него бывало такое настроение, ему нравилось пугать ничего не подозревающих людей, особенно, если впоследствии их ждала радость. Он любил создавать эти контрасты впечатлений и, услышав сейчас за дверью уверенные, четкие шаги, немного отступил, догадываясь, что дверь сейчас будет распахнута резко.

Он не ошибся. Деревянная створка, взвизгнув скорее от силы, с которой была распахнута, нежели из-за несмазанных петель, рывком открылась и перед неожиданным визитером оказалось напряженное, настороженное молодое лицо в обрамлении черных волос.

На несколько секунд повисло молчание. Человек, распахнувший двери замка, молча созерцал вновь прибывшего, разглядывал его с весьма странным выражением лица, казалось, прикидывая, убить его или обнять.

Наконец, приняв по здравом размышлении соломоново решение, он гневно выдохнул и, отбросив назад копну длинных, черных, как смоль волос, завивающихся легкими кольцами, упер одну руку в бок. В этот момент молодой человек – а пришедший знал, с кем намеревается разговаривать – был до крайности похож на девушку: серо-зеленые глаза его, в обрамлении темных густых ресниц были широко распахнуты, пухлые губы немного приоткрылись от возмущения, и даже на бледном, фарфоровом личике проступил нежный румянец самого искреннего негодования. Поза его лишь подчеркивала сходство с особой женского пола и разве что одежда, плотно облегающая худощавое, хотя и не худое, а довольно сильное и подтянутое тело, выдавала принадлежность этого человека к мужскому полу.

– Ты сюда из палаты сумасшедших пожаловал? – негодование в его хриплом, басовитом голосе, категорически не соответствующем общему облику, услышать можно было бы за километр, а собеседник находился рядом. Закусив губу, он невинно пожал не занятым плечом и, изо всех сил стараясь изобразить самую, что ни на есть, искреннюю наивность, захлопал глазами.

– Я просто постучался, прежде, чем войти. Разве моя вежливость – признак безумия?

– Признак безумия – косить под Альберта, стучась также, как и он! – отрезал парень и, отойдя в сторону, с тяжелым вздохом пропустил мужчину в холл, – Выходи, Татьяна, это не твой папа. Это всего лишь наш ненормальный кот вернулся из своего долгого и нудного похода.

Из-за балюстрад, отгораживающих в дальней части холла небольшой коридорчик, осторожно выглянула темноволосая, сероглазая девушка в старинном платье. Увидев вошедшего, она расплылась в широкой, счастливой улыбке и, едва не взвизгнув от восторга, бросилась ему на шею.

– Винсент!

Мужчина, сам заулыбавшись и даже негромко, счастливо рассмеявшись, крепко обнял ее одной рукой, прижимая к себе. Второй он все еще придерживал на плече рюкзак, искренне опасаясь отпускать его, ибо ввиду резких движений вкупе с собственной тяжестью, тот мог упасть, повредив свое содержимое.

Девушка, названная Татьяной, крепко обняв вернувшегося из долгого путешествия человека, неожиданно отстранилась, давая ему легкий подзатыльник.

– Ты решил в честь своего возвращения нам массовый инфаркт устроить? Мы уже думали, что это Альберт опять явился по наши души, а мы одинокие, беззащитные…

– Говори за себя! – мгновенно выступил молодой человек, гордо выпячивая грудь, – Я-то очень даже защитный! Еще и тебя защитить могу, если придется, даже от дяди!

– В прошлый раз это оказалось для тебя весьма чревато, – отметил названный Винсентом мужчина и, аккуратно обойдя девушку, подошел к стулу, сиротливо стоящему посреди огромного холла, снимая с плеча рюкзак и, водрузив его на сиденье, с облегчением вздохнул, – Наконец-то дом…

– Да уж, загулял ты конкретно, – отметил его юный собеседник и, разведя руки в стороны, вежливо осведомился, – Скажи, тебя в школе здороваться так и не научили? Мы тут все волнуемся, значит, за него, беспокоимся, а ну как наш котик там голодает, в дальних странах пакостью всякой питается, а он пришел, испугал – и все?

– Ты на меня сам первый наехал, – удивился Винсент и, поправив рюкзак, убедившись, что тот точно не упадет, шагнул обратно к собеседнику, протягивая ему руку и церемонно провозглашая, – Здравствуйте, господин виконт! Я весьма польщен приятностию нашей встречи, и безмерно счастлив и рад… – он завис на несколько мгновений, затем махнул протянутой рукой, так и не дождавшись ответного пожатия и, шевельнув плечом, небрежно закончил, – Короче, привет, Роман.

Молодой человек, известный как виконт Роман, склонил голову набок, с самым, что ни на есть, искренним интересом оглядывая собеседника. С его точки зрения, тот проявлял неслыханную наглость, дерзость, за которую в былые времена он бы, возможно, даже потрудился вызвать на дуэль, но сейчас, настроенный несколько более миролюбиво, предпочитал оставить безнаказанной.

– Ты оценила? – поинтересовался он, мельком взирая на стоящую с ним рядом девушку, – Вот оно – тлетворное влияние путешествий! Обычаи родной страны забываются напрочь, способен обнять разве что девушку! Бессовестный кошак, а ничего, что у тебя тут еще друг имеется, который тоже не против крепких объятий в знак приветствия? Рукопожатие отдает некоторой холодностью, или может… – виконт замер, осененный внезапной мыслью и почти в ужасе взглянул на Винсента, – Ты на меня за что-то обижен? О, горе мне, позор моим несуществующим сединам! Друг мой, клянусь тебе, я…

Закончить он не успел. Мужчина, все же несколько уставший с дороги, не желая дольше выслушивать воплей юноши, которые тот, надо сказать, ухитрялся провозглашать довольно искренне, с искрой патетики, будто бы и в самом деле переживая, сгреб его в объятия и крепко сжал. Роман, не ожидавший такого, сдавленно пискнул и, не желая оставаться в стороне, сам обнял вернувшегося друга, сжимая его, заметим, не менее сильно.

Винсент крякнул и, полагая обмен мужскими приветствиями завершенным, выпустил парня из объятий.

– Что ж, по крайней мере, я теперь убежден, что не забыт здесь, – констатировал он, довольно ухмыляясь и, оглядевшись, осведомился, – А где Эрик? Ричард? Или что, страшный стук был услышан только вами двумя?

– Сколько беспокойства я слышу в твоем голосе! – восхитился Роман, – Да, преданность хранителей памяти воистину достойна восхищения – даже прекратив служить Эрику, ты все еще продолжаешь беспокоиться за него!

Татьяна, на сей раз сама решительно прерывая восторги постепенно входящего в раж виконта, негромко кашлянула.

– Эрик отправился в банк, – пояснила она, – На Владе. В смысле, на его мотоцикле, то есть, конечно, мотоциклом управляет сам Влад… И Ричард с ними.

– А Ричард-то им зачем? – хранитель памяти непонимающе нахмурился, переводя вопросительный взгляд с девушки на молодого человека, будто бы надеясь получить от него ответ более понятный и пространный.

– Видимо, затем, чтобы бросаться им в елки с мотоцикла! – раздался от входных дверей чей-то злой раздраженный голос, и молодые люди, обернувшись, с удивлением воззрились на входящего в замок высокого черноволосого мужчину, лохматого, с царапинами на щеке и длинным порезом, спускающимся по шее вниз и теряющимся где-то под воротом испачканной, местами порванной рубашки. Винсент, выглянув из-за их спин, немного приподнял брови.

– Здравствуй, Ричард…

– О, – мужчина, лишь сейчас разглядевший вернувшегося из долгого путешествия приятеля, приветственно махнул рукой, – Какие люди в нашем Голливуде. Здоро́во, бродяга, давно не виделись.

– Рик… –Татьяна, пораженная и ошарашенная видом столь неожиданно появившегося человека, неуверенно сглотнула и как бы невзначай провела рукой по животу, – Ты в порядке?.. Что вообще…

– Да ничего! – огрызнулся Ричард и, оглядевшись, с претензией воззрился на занятый рюкзаком Винсента стул, после чего, сделав шаг назад, устало привалился спиной к створке входной двери, запрокидывая голову и опираясь на нее затылком, – Вылетел из коляски мотоцикла. Хотя вернее будет сказать – вылетел вместе с коляской. Цепеш, придурок, гоняет, как ненормальный, забывая о том, что байк и байк с коляской – это две совершенно разные конструкции! Он не заметил кочку, мотоцикл подпрыгнул, коляска вместе со мной отлетела и с размаху треснулась о ближайшую елку, а эти герои умчались куда-то в даль. Коляска, кстати, вдребезги, – последние его слова прозвучали с откровенной гордостью, чувствовалось, что упомянутую коляску незадачливый путешественник расколотил сам.

– Так это ты с елкой подрался? – заинтересованно уточнил Роман, – Или это Влад был возмущен невежливым обращением с запчастями его драндулета?

Мужчина медленно опустил на виконта весьма и весьма скептический взгляд.

– Влад? Меня? Роман, ты что, шутить разучился? Когда бы это бессмертному мальчишке достало сил справиться с оборотнем?

– Ну, Луи-то он однажды поцарапал, – юноша, невинно улыбнувшись, развел руки в стороны, – А Луи, помнится, поцарапал тебя.

Оборотень, услышав напоминание о сломанном некогда носе, негодующе сморщил последний. Удовольствия эти воспоминания ему решительно не доставляли.

– Твой младший братишка – маг, – напомнил он, – Глупый и спесивый, самовлюбленный и самоуверенный маг. И если бы ты почаще мыл уши, то услышал бы, как я сказал еще тогда, что я опаснее, чем он. Мне кто-нибудь скажет, чей багаж занял единственный свободный стул? – последние слова, столь не вписывающиеся в тему беседы, заставили самого Романа, да и Татьяну, мгновенно отвлекшись, завертеть головами, словно бы выискивая виновника. Виновник же, между тем, абсолютно спокойно стоящий, привалившись к столу, тоже имевшемуся в холле, опершись на него руками, равнодушно пожал плечами.

– Мой, пожалуй. Но ты можешь присесть с краешка, он не обидится.

– Безмерно счастлив, – недовольно буркнул Ричард и, отлепившись от двери, направился к стулу. Стало заметно, что он, ко всему прочему, еще и хромает. Татьяна, обеспокоенно нахмурившись, неуверенно глянула на стоящего рядом Романа, затем перевела взгляд на хранителя памяти, равнодушного, как скала и смущенно осведомилась, обращаясь все-таки к оборотню:

– Может… Чарли позвать?

– Из-за пары царапин? – мужчина, как раз опустившийся на стул, изумленно вскинул брови, – Татьяна, не смеши меня, будь так любезна. Чарли опять будет вопить, что лечение оборотней не входит в его компетенцию, а я бы не хотел случайно убить нашего доброго доктора. Нос у меня тогда прошел за несколько дней, хотя сломан был старательно, а тут всего-то легкий ушиб. Да, кстати, Эрик с Владом будут чуть позже – полагаю, они все-таки добрались до банка, даже не взирая на то, что остались без юриста в моем лице.

– И как же они будут?..

– Что им вообще нужно в банке?

Два вопроса прозвучали как один, смешиваясь в непонятную какофонию звуков. Ричард, моргнув, перевел взгляд с девушки на хранителя памяти, затем обратно и вежливо кашлянул.

– Будьте добры, соблюдайте очередь. Я не знаю, кому отвечать.

– Всем, – не преминул подсказать Роман, – Как же они вообще будут в банке и что им нужно без юриста?

– В банке будут без юриста, – меланхолично отозвался оборотень, – Наследственное право вообще не относится к сфере моей компетенции, хотя я в нем и разбираюсь, так что, полагаю, как-нибудь справятся. А в банке…

– Эрик хочет восстановить счета отца, – виконт, не желая уступать пальму первенства кому-то другому, вновь поспешил, выскочив, как черт из табакерки, объяснить все самостоятельно, – Тут недавно была высказана умная мысль, не помню точно, кем, быть может, даже мной, что, коль скоро мы прежде были достаточно обеспечены, средства должны храниться в банке и мы, как наследники, имеем на них право.

– Разумно, – кивнул, внимательно выслушав это, Винсент. Ричард, вздохнув и устроившись на краешке стула поудобнее, предпочел продолжить.

– Да, и поэтому он попросил меня, так сказать, поучаствовать. Хотя я говорил, что без моего участия вполне можно обойтись… – он примолк, затем недовольно фыркнул, – Видимо, поэтому они и решили, потеряв меня, не останавливаться.

– Действительно, юристом больше, юристом меньше… – виконт, невинно моргнув, равнодушно пожал плечами, – Чего бы им ловить Рика? У нас вон тут полный замок законников, выбирай, кого хочешь! Даже я мог бы, в случае чего, все подтвердить.

– Вот и надо было ехать с ними, – огрызнулся оборотень и, потерев нос, прибавил, – И хватит меня так называть!

– Вот никогда не понимал, чем тебе не нравится сокращение твоего имени, – хранитель памяти, пожав плечами, отвел одну руку в сторону, – Меня-то они Винсом называют и ничего.

– Винс – это еще ничего, – согласился мужчина, – А у меня есть имя, хорошее, красивое, мужественное имя, а вы все повадились меня звать, как комнатную собачонку!..

Роман вежливо, негромко, но весьма различимо кашлянул. По губам его расплылась откровенно ехидная, несколько издевательская улыбка.

– Собственно говоря, Рикки… В каком-то смысле ты и есть комнатная собачонка, ведь не дворовый же пес!

Ричард, чье имя было изменено образом еще худшим, временно лишился дара речи.

– Ребят, ребят… – Татьяна, решив, что в некоторых ситуациях в мужских спорах без женского вмешательства не обойтись, категорически вклинилась в беседу, – Может, мы продолжим наше увлекательное общение в гостиной? Там побольше стульев, да и вообще… Чего сидеть напротив выхода?

– Ну, это кто сидит, а кто нет, – моментально отозвался виконт, – Бедный песик вон едва-едва примостился на стуле, а он, между прочим, ранен, он дрался с елкой! – серо-зеленые глаза весело блеснули, и юноша продолжил, ловко сменяя объект своего острословия, – А у нас все как всегда – единственный свободный стул занимает что-нибудь наглое и хвостатое! Мне кажется, с этим что-то надо делать.

– Идти в гостиную, – согласилась девушка, – Там кроме одного единственного свободного стула, найдется еще с десяток не менее единственных.

– Полностью поддерживаю поступившее предложение, – хранитель памяти, воодушевленно кивнув, уверенно приблизился к стулу, на котором Ричард успел устроиться довольно удобно, несколько навалившись на стоящий за спиной рюкзак и, не мудрствуя лукаво, одним движением выдернул последний. Оборотень, не успев от неожиданности удержаться, непроизвольно откинулся назад и, больно стукнувшись лопатками о спинку, яростно зарычал.

– Сегодня что, день избиения Ричарда? Хватит уже надо мной измываться! Не смешно, честное слово.

Винсент, сдержав улыбку, виновато поднял свободную руку.

– Извини, извини. Я не думал, что ты уже так плотно устроился на моем рюкзаке, обещаю, что в гостиной его выдергивать из-под тебя не буду.

– На том спасибо, – последовал хмурый ответ, и мужчина, поднявшись, первым направился в сторону двери, ведущей к упомянутому, несколько более удобному помещению.

…Разместиться в гостиной удалось действительно без особых проблем. Помещение, прямо предназначенное для проведения важных совещаний, или, на крайний случай, просто для общения старых друзей, легко вместило четырех человек, оставляя довольно места еще для нескольких.

Ричард, в качестве протеста, уселся несколько поодаль ото всех и, недовольный сверх всякой меры, свято оберегая свое раздражение, скрестил руки на груди, откидываясь на спинку стула. Винсент равнодушно занял первое попавшееся место, Роман, не изменяя своей очень благородной привычке, уселся прямо на стол, а вот Татьяна, ввиду отсутствия человека, которому принадлежало право сидеть во главе стола в большом и глубоком кресле, уверенно уселась на его место сама и, по-видимому, испытывая от собственной наглости небольшое смущение, скромно улыбнулась.

– Итак, о чем мы продолжим беседу? – виконт, который по причине отсутствия графа, да и в его присутствии издавна привык брать на себя ведущую роль, свысока оглядел всех собравшихся, – Рикки просил больше над ним не издеваться, значит, придется поиздеваться над кем-нибудь другим… Винсент! – на лице его отразилось самое, что ни на есть, неподдельное счастье, – Как насчет тебя?

– Насчет меня надо покормить и дать немного отдохнуть, – отозвался хранитель памяти, подпирая щеку кулаком. На пальце его сверкнуло, мгновенно привлекая всеобщее внимание, крупное кольцо с молочно-белым опалом, венчающим его.

– Не поняла… – Татьяна, даже немного подавшись вперед, недоверчиво вгляделась в перстень, затем неуверенно подняла взгляд на Романа, глянула на Ричарда и нахмурилась, – Разве ты не был против идеи надевать его?

– А? – Винсент, судя по всему, решительно забывший о своем украшении, с удивлением перевел на него взгляд и тотчас же равнодушно махнул рукой, – Ааа… Да нет, в нем нет ничего страшного, – он снял кольцо и, повертев его в руках, слегка вздохнул, – Марко считает, что это перстень Рейнира. У него, говорят, имелось кольцо с опалом, и он…

– Какой еще Марко? – виконт, сам нахмурившись, немного склонил голову набок, – Винс, давай-ка все по порядку, идет? Если даже я ничего не понимаю, ты только подумай, каково остальным!

Мужчина негромко фыркнул и, вновь надев перстень, сцепил руки в замок, складывая их перед собой на столе.

– Марко – это хранитель памяти, которого я встретил в Италии. Он чем-то напомнил мне меня самого, хотя, в отличии от меня, живет не в доме хозяина, а рядом с магом, который создал его…

– В каком смысле создал? – Ричард, решив все-таки поучаствовать в беседе, облокотился одной рукой на стол, с нескрываемым изумлением взирая на рассказчика, – Это разве не врожденное?

Винсент усмехнулся и как-то очень терпеливо вздохнул.

– Хранителей памяти создают маги, Ричард, дают силу самым обычным людям, хотя чаще всего тем, кому необходимо скрыться. Я слышал, некоторые из них порой даже обучают обращенных магии, но сам не сталкивался с такими, пока не познакомился с Марко. Его друг – маг, Паоло, – много рассказывал ему о Рейнире, говорил, что вроде бы кто-то из его предков был знаком со стариком. Так вот, у Рейнира было кольцо с опалом, очень похожее на это, вот только… – он снова снял перстень и, бросив взгляд на гравировку внутри, покачал головой, – Слова остались для него загадкой. Semel hic sol lucebunt – однажды здесь засияет солнце – он понятия не имеет, что это может означать и какое солнце должно засиять. И где, кстати, тоже. Он просил показать перстень Паоло, но я торопился и до этого дело не дошло. В любом случае, он сказал, что кольцо определенно не кажется опасным, скорее это просто побрякушка, так что можно носить, с гордостью думая, что таскаешь то, что некогда украшало руку великого мага.

На страницу:
1 из 8